Стивен Рансимен
Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле

Глава 2
Акра

Вот, Я обращу назад воинские орудия, которые в руках ваших, которыми вы сражаетесь с царем Вавилонским и с Халдеями, осаждающими вас вне стены.

Книга пророка Иеремии, 21: 4

В момент триумфа Саладин допустил одну серьезную ошибку, позволив себе устрашиться перед мощными укреплениями Тира. Если бы он пошел на Тир сразу же после взятия Акры в 1187 году, то город пал бы в его руки. Но Саладин думал, что его капитуляция уже обговорена, и задержался на несколько дней. Когда он прибыл под стены Тира, Конрад Монферратский уже находился там и не желал даже слышать о сдаче. В тот момент Саладин еще не был готов вести планомерную осаду города и отправился завоевывать что-нибудь полегче. Только после падения Иерусалима в октябре он второй раз подступил к Тиру уже с большей армией и всеми своими осадными машинами. Но Конрад, который потратил все привезенные из Константинополя деньги на укрепление оборонных сооружений, уже успел усилить стены напротив узкого перешейка. После того как орудия Саладина ничего не добились, а корабли погибли, сражаясь у входа в гавань, султан снова снял осаду и распустил большую часть войск. И прежде чем он опять явился завершить завоевание побережья, к Тиру прибыла помощь из-за моря.

Силы, отправленные Вильгельмом II с Сицилии в конце весны 1188 года, были не так уж велики, но состояли из хорошо оснащенного флота под командованием адмирала Маргарита и двухсот опытных рыцарей. Присутствие этих подкреплений заставило Саладина снять осаду с Крак-де-Шевалье в июле 1188 года и помешало ему напасть на Триполи. Теперь он был бы рад начать мирные переговоры. Некий рыцарь из Испании прибыл в Тир как раз вовремя, чтобы успеть поучаствовать в его обороне. Имя его неизвестно, но по цвету доспехов его прозвали Зеленым рыцарем. Его удаль и отвага произвели большое впечатление на Саладина, который пожелал побеседовать с ним у Триполи летом 1188 года, надеясь убедить его договориться насчет перемирия и перейти на службу к сарацинам. Но Зеленый рыцарь отвечал, что все мысли франков только о том, как возвратить свою страну, и больше их ничто не волнует, тем более что с Запада уже идет помощь. Пусть Саладин уходит из Палестины, и тогда он найдет в лице франков самых верных союзников.

Хотя Саладину не удалось добиться мира, он все же выказал свои дружеские намерения – выпустил нескольких высокопоставленных узников. У него было такое обыкновение: принуждать пленных франкских сеньоров ради получения свободы к тому, чтобы они приказывали своим гарнизонам сдать ему замки. Это был дешевый и легкий способ захватывать крепости. Но его великодушие шло еще дальше. Когда Стефания, сеньора Трансиордании, не смогла уговорить свои гарнизоны в Кераке и Монреале сдаться, чтобы Саладин отпустил ее сына Онфруа де Торона, Саладин вернул его матери еще до того, как упрямые замки пали под его штурмом. Ценой за освобождение короля Ги должен был стать Аскалон. Но тамошние горожане, пристыженные эгоизмом собственного короля, отказались выполнить заключенное им соглашение. Аскалон пал, и потому королева Сибилла раз за разом писала Саладину, умоляя вернуть ей мужа. В июле 1188 года Саладин выполнил ее просьбу. Король Ги^[6] принес торжественную клятву, что вернется за море и никогда больше не поднимет оружия против мусульман, и вместе с десятью знатными соратниками, включая коннетабля Амальрика, был отпущен к королеве в Триполи. В то же время пожилой маркиз Монферратский получил позволение отправиться к своему сыну в Тир.

Великодушие Саладина беспокоило его соотечественников. Он не только позволял франкам во всех сдавшихся ему городам уезжать к соотечественникам в Тир или Триполи, но и еще больше усиливал гарнизоны этих последних христианских оплотов тем, что отпускал на волю многих пленных сеньоров. Но Саладин знал, что делает. Дипломатическое искусство Балиана Ибелина сумело залечить междоусобные распри, раздиравшие в последние годы Иерусалимское королевство, всего за несколько недель до битвы при Хаттине, но в самый канун сражения они разгорелись вновь. А разгром их только ожесточил. Сторонники Лузиньяна и Куртене обвиняли в крахе Раймунда Триполийского, а друзья Раймунда, семейства Ибелинов и Гарнье и большинство местной знати не без оснований винили во всем слабость короля Ги и влияние тамплиеров и Рено де Шатийона. Раймунд и Рено уже поплатились смертью, но раздоры продолжались. У баронов, столпившихся за стенами Тира, оставшихся без своих владений и имущества, не было других занятий, кроме как осыпать друг друга упреками. Балиан и его друзья, избежавшие плена, признали вождем Конрада Монферратского. Они понимали, что только благодаря ему Тир спасен. Но сторонники Ги, который вышел на волю уже после того, как самый страшный кризис миновал, видели в Конраде не более чем самозванца и потенциального соперника их короля. Освобождение Ги отнюдь не сплотило франков, а, напротив, вконец обострило их разногласия.

Королева Сибилла, вероятно чтобы сбежать из враждебной ее мужу обстановки, вернулась в Триполи. После смерти Раймунда осенью 1187 года Триполи перешел к молодому сыну его кузена Боэмунду Антиохийскому; и Боэмунд, человек добродушный и беспечный и, может быть, довольный тем, что гарнизон в Триполи получил подкрепление, не возражал, когда вокруг Сибиллы собрались сторонники Лузиньяна. Ги присоединился к ней, как только оказался на свободе, после чего ему сразу же нашли святого отца, который и освободил его от данной Саладину клятвы. Ведь он принес ее под принуждением, да еще и какому-то нехристю. Поэтому клятва не имеет силы, постановила церковь. Узнав об этом, Саладин разгневался, но едва ли сильно удивился. Ги побывал в Антиохии, где Боэмунд расплывчато обещал ему помощь, и затем со сторонниками отправился из Триполи в Тир, намереваясь взять в свои руки управление тем, что еще оставалось от его прежнего королевства. Но Конрад закрыл ворота перед его носом. По мнению сторонников Конрада, Ги потерял свое королевство при Хаттине и когда попал в плен. Ги оставил его без правительства, и все было бы потеряно, если бы не вмешался Конрад. На требование Ги о том, чтобы его приняли как короля, Конрад ответил, что он держит Тир от лица монархов-крестоносцев, которые явятся спасать Святую землю. Император Фридрих и короли Франции и Англии должны решить, кому отдать бразды правления. Это было справедливое решение, и оно играло на руку Конраду. Английский король Ричард, будучи сюзереном Лузиньянов в Гиени, возможно, и склонялся в сторону Ги, но император и французский король Филипп были кузенами и друзьями Конрада. Ги вместе со своими сторонниками безутешно вернулся в Триполи. Франкам повезло, что в тот момент Саладин, распустив армию, занимался тем, что покорял замки на севере Сирии и что в январе 1189 года он отправил по домам еще часть своих войск. Сам он, проведя первые месяцы года в Иерусалиме и Акре за реорганизацией управления Палестиной, в марте вернулся к себе в столицу – Дамаск.

В апреле Ги вместе с Сибиллой снова прибыл в Тир и снова потребовал отдать им власть над городом. Конрад по-прежнему не хотел уступать, и Ги встал лагерем под стенами Тира. Примерно в то же время с Запада прибыли ценные подкрепления. В момент падения Иерусалима пизанцы и генуэзцы, как обычно, находились в состоянии войны друг с другом, но среди свершений папы Григория VIII, достигнутых им за короткий понтификат, было перемирие между ними и обещание пизанцев предоставить флот для крестового похода. Пизанцы отправились в путь еще до конца года, но остановились на зимовку в Мессине. Пятьдесят два их корабля прибыли к Тиру 6 апреля 1189 года под командованием пизанского архиепископа Убальдо. Вскоре после этого Убальдо, по всей видимости, поссорился с Конрадом, и, когда объявился Ги, пизанцы примкнули к нему. Он также заручился поддержкой сицилийских подкреплений. В первые недели лета франки и мусульмане обменивались мелкими ударами. Но Саладин все еще хотел дать отдых своим армиям, а христиане поджидали новую помощь с Запада. В конце августа король Ги внезапно снялся с лагеря и вместе с соратниками отправился в поход на юг по приморской дороге, чтобы атаковать Акру, и его сопровождали пизанские и сицилийские корабли.

Это был шаг отчаянного безрассудства, решение храброго, но очень неразумного человека. Его расчет править в Тире не оправдался, и Ги срочно требовался город, откуда он мог бы приступить к восстановлению своего королевства. Конрад в то время слег с тяжелой болезнью, и Ги представилось, что это удачный момент показать, что именно он является действенным вождем франков. Однако он шел на чудовищный риск. Численность мусульманского гарнизона в Акре более чем вдвое превышала величину всей армии Ги, да и регулярные силы Саладина стояли неподалеку. Никто не мог предвидеть, что авантюра окажется успешной. Но порой история устраивает сюрпризы. Если безжалостная энергия Конрада спасла остатки Палестины для христианства, то лихое безумство Ги обратило волну вспять и положило начало эпохе отвоевания.

Когда до Саладина дошли известия о походе Ги, он находился в горах за Сидоном, где осаждал замок Бофор. Замок, гнездившийся на высоком утесе над рекою Литани, принадлежал Рено Сидонскому и до той поры избегал опасностей благодаря хитрости своего сеньора. Рено поехал к Саладину и покорил султана и его свиту глубоким пониманием арабской литературы и интересом к исламу. Он намекнул, что со временем даже примет мусульманскую веру и переселится в Дамаск. Но шли месяцы, и ничего не происходило, кроме разве того, что фортификации в Бофоре постоянно укреплялись. Наконец в начале августа Саладин сказал, что пришло время Рено доказать серьезность своих намерений и сдать ему Бофор. Рено под конвоем привели к воротам замка, и там он по-арабски приказал командиру гарнизона сдаться, а по-французски – сопротивляться. Арабы раскусили уловку, но не сумели взять замок приступом. Пока Саладин сводил свои силы, намереваясь взять его в кольцо, Рено бросили в дамасскую тюрьму. Сначала Саладин решил, что поход Ги имеет целью отвлечь сарацинскую армию от Бофора, но шпионы вскоре донесли ему, что целью Ги была Акра. Тогда он решил атаковать франков в тот момент, когда они будут подниматься по Тирской лестнице или мысу Эн-Накура. Но советники не согласились с ним. Лучше, сказали они, дать им дойти до Акры и поймать в западню между тамошним гарнизоном и основной армией султана. Саладин, которому в то время нездоровилось, проявил слабость и поддался на уговоры.

Ги подошел к Акре 28 августа и разбил лагерь на горе Турон, современной Тель-эль-Фуххар, в миле восточнее города у речушки Нааман (Белос), которая снабжала его армию водой. Его первая попытка взять город штурмом три дня спустя провалилась, и тогда он устроился там в ожидании подкреплений. Акра стояла на небольшом полуострове, который выдавался в Хайфский залив. С юга и запада ее защищало море и мощный волнолом. Разрушенная дамба шла на юго-восток к скале, увенчанной фортом, который назывался Мушиной башней. За дамбой располагалась гавань, укрытая от всего, кроме ветра с берега. Север и восток города защищали мощные стены, которые встречались под прямым углом у форта, называвшегося Проклятой башней, на северо-восточном углу. С обоих концов стены у берега находилось двое наземных ворот. Крупные морские ворота открывались в гавань, а вторые – на якорную стоянку, открытую для преобладающего западного ветра. При франкских королях Акра была богатейшим городом королевства и их любимой резиденцией. Саладин часто приезжал туда в последние месяцы и тщательно позаботился о том, чтобы исправить весь ущерб, нанесенный его войсками при взятии города. Теперь это была мощная крепость с хорошим гарнизоном и запасами всего необходимого, готовая к долгому сопротивлению.

Окрестности Акры в 1189 году

Подкрепления начали прибывать с Запада в начале сентября. Сначала подошел большой флот данов и фризов, недисциплинированных вояк, но превосходных моряков, чьи галеры были неоценимы с точки зрения блокирования города с моря, особенно после того, как в ноябре в связи со смертью Вильгельма II ушла его сицилийская эскадра. Через несколько дней корабли из Италии доставили контингент фламандцев и французов под началом доблестного рыцаря Жака д’Авена, графов Бара, Бриенна и Дре, а также бовезского епископа Филиппа. Еще до конца месяца прибыла партия германцев под командованием Людвига, маркграфа Тюрингского, который предпочел отправиться со своими людьми по морю, а не сопровождать императора. С ним были граф Гелдерна и группа итальянцев во главе с Герардом, архиепископом Равеннским, и епископом Веронским.

Новоприбывшие встревожили Саладина, который снова начал собирать вассалов и пришел с частью армии от Бофора, оставив там небольшой отряд закончить начатое и взять замок. Он атаковал лагерь Ги де Лузиньяна, но безуспешно, однако его племяннику Таки удалось прорваться в обход франкских рядов и установить связь гарнизоном у северных ворот города. Сам он поставил лагерь чуть восточнее христианского. Вскоре франки решили, что у них достаточно сил для наступления. Людвиг Тюрингский, проходя через Тир, сумел уговорить Конрада Монферратского присоединиться к армии франков, при условии что ему не придется служить под началом Ги. 4 октября, укрепив свой лагерь, оставленный под командованием Готфрида, брата Ги, франки пошли в мощное наступление на ряды Саладина. Состоялась ожесточенная битва. Таки на правом фланге сарацин отступил, чтобы заманить противостоявших ему тамплиеров, но сам Саладин был обманут его маневром и ослабил центр, чтобы прийти на помощь к племяннику. В итоге правый фланг и центр арабов были обращены в бегство с тяжелыми потерями, некоторые из конных воинов не выпускали из рук поводьев до тех пор, пока не доскакали до Тивериады. Граф Бриеннский даже ворвался в палатку самого султана. Но левый фланг сарацин остался невредим, и, когда христиане нарушили боевой порядок, преследуя бегущих врагов, Саладин послал его в атаку и в беспорядке отбросил франков к их лагерю, на который в то же время обрушился гарнизон Акры, сделавший вылазку. Готфрид де Лузиньян стоял твердо, и вскоре большая часть христианской армии благополучно скрылась за укреплениями, где Саладин не рискнул их атаковать. Многие франкские рыцари пали на поле боя, включая и Андре Бриеннского. Германские войска запаниковали и понесли тяжелые потери, также велико было число погибших среди тамплиеров. Их Великий магистр Жерар де Ридфор – злой гений Ги де Лузиньяна перед Хаттином – был схвачен и заплатил за свое безрассудство жизнью. Сам Конрад едва избежал плена благодаря отважному вмешательству его соперника короля Ги.

Победу одержали мусульмане, но она была не полной. Они не выбили христиан с их позиций, а осенью с Запада пришла новая помощь. В ноябре прибыл лондонский флот, ободренный своим успехом в Португалии^[7]. Летописцы рассказывают и о множестве других крестоносцев из числа французской, фламандской, итальянской и даже венгерской и датской знати. Многие западные рыцари не пожелали дожидаться своих нерасторопных сюзеренов. Благодаря этой поддержке франки смогли завершить блокаду Акры с суши. Но к Саладину тоже подходили подкрепления. Новости о походе императора Фридриха, вдохновившие христиан, заставили султана призвать вассалов со всей Азии, и он даже написал мусульманам в Марокко и Испанию, что если западное христианство посылает своих рыцарей сражаться за Святую землю, то и западный ислам должен последовать их примеру. В ответах ему посочувствовали, но почти не прислали никакой реальной помощи. Тем не менее армия Саладина вскоре уже была достаточно велика, чтобы и он, в свою очередь, смог практически полностью взять крестоносцев в кольцо. Осаждающие сами оказались в осаде. 31 октября пятьдесят галер Саладина пробились сквозь заслон франкского флота и, хотя и лишились нескольких кораблей, доставили провиант и боеприпасы в Акру, а 26 декабря еще более крупная армада из Египта восстановила сообщение с гаванью.

На протяжении всей зимы армии стояли друг против друга, не осмеливаясь дать противнику решительный бой. Бывали отдельные стычки и поединки, но в то же время все чаще случалось и братание. Рыцари с обеих сторон мало-помалу узнавали и начали уважать друг друга. Бывало, что бой прерывался из-за того, что между его главными участниками завязывалась дружеская беседа. Вражеские армии приглашали друг друга на праздники и развлечения, которые устраивались в обоих лагерях. Как-то раз мальчишки из сарацинского лагеря вызвали христианских мальчиков на потешный поединок. Сам Саладин был известен добротой, которую выказывал к пленным христианам, а также тем, что посылал христианским правителям любезные послания и дары. Фанатики из числа его сторонников задумывались, что же сталось со священной войной, которую он умолял объявить халифа; да и новоприбывшим с Запада рыцарям трудно было разобраться в том, что происходит. На первый взгляд, вражда между противными сторонами иссякла. Но обе они были твердо намерены победить!

Несмотря на все приятности, жить в христианском лагере в ту зиму было нелегко. Еды не хватало, особенно когда франки перестали контролировать море. С приближением весны появились проблемы с водой, и в лагере воцарилась антисанитария. По войскам ползли болезни. Отрезвленные тяготами, которые пали на их людей, Ги и Конрад сумели прийти к согласию. Конраду останется Тир с Бейрутом и Сидоном, когда их удастся освободить, а взамен он признает Ги иерусалимским королем. После заключения этого мира Конрад в марте покинул лагерь и в конце месяца вернулся из Тира с кораблями, нагруженными едой и боеприпасами. Флотилия Саладина вышла из акрской гавани на перехват, но в ходе ожесточенного боя, в котором сарацинские корабли использовали греческий огонь, они все же были отброшены, и Конрад смог доставить груз. Из привезенных им материалов франки соорудили деревянные осадные башни, с помощью которых 5 мая попытались взять город приступом. Но защитники сожгли башни. Вскоре голод и болезни опять стали косить солдат в христианском лагере, и их не особенно утешало сознание того, что в Акре тоже голодают, хотя время от времени сарацинским кораблям удавалось пробиться в гавань с продовольствием. Всю весну мусульманские контингенты пополняли армию Саладина. 19 мая, в субботу после Троицы, он предпринял атаку на лагерь, которую удалось отразить только через восемь дней непрерывных сражений. Следующая масштабная битва состоялась в День святого Иакова, когда франкские солдаты под предводительством своих сержантов и против воли главных вождей храбро атаковали лагерь Таки на правом фланге Саладиновой армии. Они понесли сокрушительный разгром, и многие расстались с жизнью. Известный английский крестоносец Ральф из Альта-Рипы, архидиакон Колчестера, пошел к ним на помощь и тоже погиб.

За лето в лагерь прибыли и другие высокородные крестоносцы и были встречены с радостью, хотя каждый новый солдат означал новый рот, который нужно кормить. Среди них было немало именитейших французских и бургундских дворян, которые поспешили на Восток вперед своего короля. Там был Тибо, граф Блуаский, и его брат Этьен Сансеррский, когда-то невольный кандидат в супруги королевы Сибиллы, Рауль, граф Клермонский, Жан, граф Фонтиньи, и Ален де Сен-Валери, а также архиепископ Безансонский и епископы Блуаский и Тульский и другие видные сановники церкви. Их предводителем был Генрих из Труа, граф Шампанский, молодой человек выдающегося происхождения, ибо его мать, дочь Алиеноры Аквитанской от ее французского брака, приходилась единокровной сестрой королю Франции и единоутробной – королю Англии; и оба его дяди были о нем высокого мнения. Он сразу же занял особое положение представителя и предвестника обоих королей. Фактически он принял командование осадными действиями, которыми до той поры руководили Жак д’Авен и ландграф Тюрингский^[8]. Ландграф, который уже некоторое время был болен, вероятно малярией, воспользовался его приездом как предлогом для возвращения в Европу^[9]. Фридрих Швабский с остатками армии Барбароссы прибыл под Акру в начале октября. Несколько дней спустя в Тире высадился английский контингент и подошел к Акре. Его возглавлял Балдуин, архиепископ Кентерберийский.

Все лето тянулись беспорядочные военные действия, так как обе стороны ждали подкреплений, которые позволили бы ей предпринять наступление. Падение Бофора в июле освободило людей для армии Саладина, но он послал войска на север на перехват Фридриха Барбароссы, и они вернулись не раньше зимы. Между тем стычки перемежались с братанием. Христианские летописцы самодовольно отмечают несколько инцидентов, в которых по Божьей воле сарацины были разбиты и крестоносцы были вознаграждены за свой героизм, но все попытки взять штурмом стены города провалились. Фридрих Швабский вскоре после прибытия предпринял яростную атаку, а после этого архиепископ Безансонский испытал построенный недавно стенобитный таран. И то и другое не дало никаких результатов. В ноябре крестоносцам удалось выбить Саладина с его позиций у Тель-Кейсана в 5 милях (около 80 км) от города, но он укрепился еще более основательно чуть дальше, у Тель-Харрубы. Это позволило им прорваться до Хайфы в поисках продовольствия, что несколько улучшило положение с провиантом в лагере. Но и в городе, и в обоих лагерях люди недоедали и болели. Ни той ни другой стороне недоставало сил для решающего удара.

Той осенью в числе прочих поветрие не пощадило и королеву Сибиллу. Две маленькие дочери, которых она родила королю Ги, умерли за несколько дней до нее. Теперь наследницей королевства стала принцесса Изабелла, и корона на голове Ги зашаталась. Он был королем, поскольку был супругом королевы. Имеет ли он право на корону после ее смерти? Уцелевшие бароны королевства во главе с Балианом Ибелином решили, что им представляется удобная возможность избавиться от столь слабого и невезучего правителя. Своим кандидатом на престол они выдвинули Конрада Монферратского. Если бы он женился на Изабелле, его притязания на корону имели бы под собой больше оснований, чем у Ги. Но этот вариант имел свои трудности. По слухам, у Конрада была жена, которая жила в Константинополе, а может быть, еще и вторая – в Италии, притом что он никогда не забивал себе голову вопросами аннулирования брака или развода. Но Константинополь и Италия далеко, и, если там и коротают свой век какие-то брошенные дамы, о них вполне можно забыть. Более насущная проблема состояла в том, что Изабелла сама была замужем – за Онфруа де Тороном, который не просто был жив-живехонек, но и собственной персоной находился в лагере. Онфруа был очаровательный молодой человек, галантный и просвещенный; но в его красоте виделось что-то слишком женственное, чтобы он пользовался уважением окружавших грубых вояк; да и бароны не забыли о том, как он позорно бросил их в 1186 году, когда Ги заполучил корону вопреки воле Балдуина IV. Они постановили, что супругов надо развести. Уговорить самого Онфруа было нетрудно. Он не годился для семейной жизни, а политическая ответственность его страшила. Но Изабелла оказалась не столь сговорчивой. Онфруа всегда был добр к ней, и она не испытывала никакого желания менять его на угрюмого ратника не первой молодости. Да и усесться на трон она вовсе не стремилась. Бароны передали дело в умелые руки ее матери, королевы Марии Комнины, жены Балиана. Она воспользовалась своей материнской властью, чтобы заставить принцессу против воли отказаться от Онфруа. После этого перед лицом собравшихся епископов она заявила, что ее дочь принудил к браку дядя Балдуин IV и ко времени помолвки ей было всего восемь лет. Ввиду ее чрезвычайной юности и всем известного женоподобия Онфруа брак следует аннулировать. Патриарх Ираклий был слишком тяжело болен, чтобы присутствовать на этом совете, и назначил своим представителем архиепископа Кентерберийского; а архиепископ, зная, что его господин король Ричард предан Лузиньянам, отказался объявить об аннулировании брака. Он сослался на прошлый брак Конрада и заявил, что женитьба Конрада на Изабелле будет двойным прелюбодеянием. Однако на сторону Конрада удалось перетянуть архиепископа Пизанского, папского легата, обещав ему, по слухам, торговые концессии для соотечественников, и епископ Бовезский, кузен короля Филиппа, воспользовался поддержкой легата, чтобы добиться общего согласия на развод Изабеллы, и сам обвенчал ее с Конрадом 24 ноября 1190 года. Сторонники Лузиньянов пришли в ярость, узнав о браке, который лишал Ги права на трон; и эти чувства полностью разделили с ними вассалы короля Ричарда из Англии, Нормандии и Гиени. Однако архиепископ Балдуин, главный выразитель их мнения, который во гневе отлучил от церкви всех связанных с этой аферой, скоропостижно скончался 19 ноября. Английские летописцы всеми силами постарались очернить память Конрада. Сам Ги де Лузиньян дошел до того, что вызвал Конрада на поединок, но тот, зная, что теперь закон на его стороне, считал, что разговаривать тут больше не о чем. Лузиньяны могли обвинять его в трусости, но любой, кого заботило будущее королевства, понимал, что для продолжения королевской династии Изабелла должна выйти замуж и родить ребенка; и Конрад, спаситель Тира, был для нее очевидным вариантом. Новобрачные уехали в Тир, где на следующий год Изабелла родила дочь, которую назвали Марией в честь ее бабушки-византийки. Точности ради надо сказать, что Конрад не пожелал брать себе титул короля до тех пор, пока его вместе с супругой не коронуют официально, но, поскольку Ги отказывался отречься от каких-либо своих прав, он уже не вернулся из Тира в лагерь^[10].

Злоключения крестоносцев не прекращались все зимние месяцы. С севера к Саладину прибыли подкрепления, и франкский лагерь был взят в плотное кольцо. По суше им не могли доставить ни крошки хлеба, да и по морю тоже – в зимние месяцы мало что можно было выгрузить на негостеприимный берег, а вот кораблям сарацин порой удавалось все же найти укрытие в акрской гавани. Среди сеньоров в христианском лагере, которых болезнь свела в гроб, были Тибо Блуаский и его брат Этьен Сансеррский. 20 января 1191 года умер Фридрих Швабский, и германские солдаты снова остались без предводителя, хотя его кузен Леопольд Австрийский, прибыв из Венеции в начале весны, все же попытался собрать их под своими знаменами^[11]. Генриха Шампанского хворь уложила в постель на долгие недели, так что уже боялись за его жизнь. Многие солдаты, особенно английские, винили Конрада в своих мучениях, потому что он бездельничал в Тире и отказывался прийти к ним на помощь. Но что бы им ни двигало, трудно понять, как он мог бы помочь, ведь в лагере хватало народу и без него! То и дело франки предпринимали попытки взобраться на стены, например 31 декабря, когда внимание гарнизона отвлекло крушение сарацинского корабля, доставившего припасы для города. Попытка провалилась, да и потом крестоносцы никак не смогли воспользоваться тем, что шесть дней спустя рухнула часть стены со стороны суши. Многие перебегали на сторону мусульман. Благодаря их помощи и превосходной системе шпионажа Саладину 13 февраля удалось отправить войско со свежим командиром и гарнизоном на помощь изможденным защитникам города и прорвать ряды крестоносцев. Но он и сам колебался, не решаясь начать наступление на христианский лагерь. Многие его воины держались из последних сил, и, когда прибывали подкрепления, он отсылал отряды отдохнуть. Казалось, мытарства христиан сделают за него все необходимое.

Однако в своем долготерпении он снова просчитался. Приближался Великий пост, и уже казалось, что франки на исходе сил. У них в лагере на серебряный пенни можно было купить тринадцать бобов или одно-единственное яйцо, а мешок зерна стоил сто золотых монет. Многие даже хорошие кони пошли на прокорм своим владельцам. Обычные солдаты жевали траву и глодали голые кости. Священники пытались организовать хоть какую-то помощь неимущим, но им мешала жадность пизанских торгашей, которые распоряжались основными запасами продовольствия. Но в марте, когда уже не осталось никаких надежд, к берегу подошел корабль, доверху нагруженный хлебом, и смог выгрузить свою поклажу; а так как погода улучшилась, за ним последовали и другие. Христиане были рады им вдвойне, ибо они доставили не только пищу, но и весть о том, что короли Франции и Англии наконец-то отправились в путь по восточным морям.