Степан Вышнеградский
Падший
–что это было? А впрочем – полная чепуха. Скоро меня запрут в темницу на долгие часы, дни, года, где я и сгнию как тухлая рыба. Что ж, за всё приходит расплата. Заслужил.
Постепенно, разговаривая сам с собой, Фёдор постепенно начинал засыпать и через пару минут рассуждений наконец уснул крепким непрерывным детским сном.
Ему приснилось как его поместили на эшафот посреди города. На казнь пришло посмотреть половина населения культурной столицы. В толпе были видны лица всех друзей, бывшей девушки, знакомых, и каждый, смотря на него призрительно с укорительным взглядом, говорил про себя про отвращение к Фёдору, про его ужасный характер и сожаление того, что они познакомились с ним вовсе. Но тут сон резко обрывается и Фёдор просыпается в холодном поту, дыша как после долгого кросса, смиренно лежа в своей койке, смотря в обветшалый потолок. На улице уже было светло, утреннее солнце билось в запотевшее окно обшарпанной старенькой больницы, пробивая стекло и освещая всю палату. Фёдор, начав крутить медленно голову из стороны в сторону, смотря по всем направлениям, которым возможно, разглядывая каждый лучик солнца, каждую пылинку, играющую на нём. Думы в эту секунду не окутывали Фёдора; он как будто больше ничего не знал прежде и ни о чём не думал. Никакая плохая мысль не смогла пробиться в его мозг. Его настроение обуяла невиданная прежде радость, а активность охватывала каждый член Фёдора: его ноги фактически буквально хотели в пляс, а руки помогать тому. Но тут в палату зашёл врач. Он смотрел на Фёдора с некоторым равнодушием и прохладой, приопустив веки чуть вниз.
–проснулись? Замечательно. Как вы себя чувствуете? – сказал громким, но монотонным голосом, будто произносивший заученный текст.
–довольно неплохо, -ответил Фёдор.
–вот и хорошо. Сейчас мне нужно вас немного обследовать. Вы лежите, а я сделаю всё необходимое.
Доктор приснял с Фёдора одеяло до бедра и приподнял футболку, прикладывая попеременно стетоскоп к груди Фёдора. Далее врач приступил к съёму капельницы, так как по его мнению она больному уже не требовалась. Закончив, доктор разрешил ему вновь одеть футболку как положено и укутаться одеялом.
–ну, что ж, всё, что мне сейчас нужно было, я сделал. Я к вам загляну ещё через часа два, – сказал доктор, развернувшись и уже готовившись уйти, но вдруг остановился и продолжил речь, – ах, да, вскоре вам принесут завтрак.
Договорив, врач ушёл. Фёдор вновь остался один на один сам с собой. Но ему было очень скучно лежать одному в палате, а с собой у него ничего не было, даже какой-нибудь книжонки, а мысли в голову лезть не желали, будто опасаясь Фёдора, покинув его голову ради того, чтобы спустя годы долгих скитаний, найти пристанище в чужой.
Время шло с необычной быстротой, её безостановочный темп был удивителен, что создавалось впечатление, что секунды поменялись местами с минутами, минуты с часами и так далее. Потому уже через минут десять(что по ощущениям Фёдора было минута, а то и меньше) вошла повариха с тележкой, нагруженной довольно старенькими тарелками и железной большой кастрюлей, из которой выглядывала ручка от поварёшки.
Она, подвезя тележку поближе к тумбе рядом с Фёдором, открыла крышку кастрюли, из которой мигом взлетел пар, а запах свежих щей заполонил всё окружение. Она резво взяла тарелку, зачерпнула супа из кастрюли и профессионально налила его в тарелку, поставив её на тумбу. Затем она закрыла кастрюлю, развернулась и ушла вместе с тележкой обратно в ту же дверь, что и заходила в палату.
Вокруг воцарила тишина. Иногда только доносились дальние звуки из других палат или от обуви мимопроходящего врача, однако подавляемые по большей части дверью палаты. Но вдали неожиданное начал слышаться громкий стук ботинок, с каждой секундой всё увеличивающийся, проникающий через малые щёлочки в двери и дающий понять всю грозность их владельца. Наконец эти звуки, подходя к двери палаты Фёдора, всё утихали, окончательно остановившись перед ней. В дверь раздались два быстрых стука. Дверь открылась. В неё вошёл поддянутый мужчина в гражданской форме.
–здравствуйте, вы же Фёдор Иванович?
–я, -непонятливо ответил Фёдор.
–я как раз к вам.
–ко мне?
–да-да, к вам. Я из полиции, -мужчина достал из внутреннего кармана удостоверение, – У нас тут такое дело… Мы нашли действительного преступника, точно выяснили, кто совершил это мерзкое и беспощадное преступление, убив бедного студента.
–да? И кто же? -спросил в холодном поту Фёдор.
–это оказался дворник, местный, старикашка, гулявший вечно около университета. Он и совершил это злосчастное преступление. Увёл под утро мальчугу, а потом из своего карабина его, собственно… того. Но вы теперь не переживайте, злодей пойман. Вы нас уж извините, что нам пришлось вас потревожить и возбудить ваши нервы, что аж довелось до больничной койки. Приношу извинения за такое недоразумение. Ну, раз теперь объяснились, не смею вас далее беспокоить. Удачи, выздоравливайте -сказал полицейский, покинув палату.
Фёдор был в несгладимо неясных туманных чувствах, нахлынувших на него бурей: он был доволен тем, что его более не преследуют, но тем же временем он винил себя, корил что есть мочи, что благодаря ему будут судить совсем невинного человека. Эта мысль не давала ему покоя. Он лежал, смотря в потолок, не отводя от него глаза и, казалось, не моргая. Он чувствовал своё бессилие и вновь начавшуюся войну в его голове, где перевес побед достался явно не его смирному и тихому гению, а злому и беспощадному внутреннему беспокойству, не отпускающему Фёдора на протяжений всей его осознанной жизни, постепенно нарастая и усиливая свои масштабы грозной атаки на и так слабо защищённую от психологических неприятностей голову Фёдора. Но через время, попеременно возвышаясь и уходя в подполье, беспокойство чуть утихло, замирев, отойдя в стагнацию на время, когда в комнату вошёл Хорал.
–хо-хо, мой друг. Как же я давно тебя не видел. Мы с тобой не встречались довольно продолжительное время по моим меркам. Ты уже смотрю успел побывать в не одной передряге. Да… Что ж ты так себя не ценишь, трудяга? Такой ум надо беречь, быть с собой более милосердным, а ты так с головой бросаешься в авантюры, что без неё можно и остаться. Нет, конечно, риск – благое дело, но для тебя сейчас, наверняка, покой нужен. Тогдашнему тебе нужно было беспокойство, а сейчас покой. Вот, как я вижу, ты покоишься тут хорошо. Прекрасное место для расслабления. Сколько тут лиц интересных, а? Как думаешь?
–эм… Ну… Ты как сюда пробрался – то? И зачем? -сказал, еле произнося Фёдор, как будто не чувствуя языка и того, что его рот открывается для произношения речи.
–да тут особо тужится не надо: сказал к кому путь – дорогу держишь в регистратуре – и пропустили. А к тебе я так, даже не по делу. Просто решил взглянуть на своего старого-доброго друга, как он тут поживает, как живёт и чем еду добывает. Давно ж не виделись! – сказал Хорал громким весёлым задорным голосом, садясь близ ног Фёдора на постель.
Фёдор, стараясь что-то сказать, не мог произнести ни слова. Его губы будто зашили толстой нитью, язык вынули, а челюсть заморозили. Его все попытки что-то произнести оканчивались провалом, ведь даже банальное мычание он не мог создать своим голосом, не говоря уж о словах. Он чувствовал и понимал, что его парализовало. Его вдруг охватил лютый страх и он испуганными глазами, смотря из стороны в сторону, пытался поднять хотя бы какую-либо свою конечность или что-то показать сидящему напротив него Хоралу. Страх начал заполнять каждый сантиметр тела Фёдора, ему хотелось кричать, но он не мог этого сделать, из-за чего становилось ещё ужасней. Из его глаз полились слёзы, а фигура сидящего Хорала начинала рызмываться, также размывая задний за ним фон, окончательно порабощая всё более увеличивающийся яркий свет полной мглой. И вот – темнота. Ничего нет. Только чей-то голос откуда-то возносился, чётко выговаривая каждое слово, доносясь тройным эхом: "брат мой, что ты совершил? Зачем ты всё это сделал? Теперь из-за тебя, глупца, страдают люди, а ведь эта цепь страданий, пущенная тобой, будет продолжаться, увеличивая плачущих, невинно страдющих".
Тут резко голос оборвался и от всего осталась только одна кромешная тишина и пустота. Ничего более не было: ни слова, ни звука, ни какой-либо картинки.
Но тут Фёдор резко открывает глаза и просыпается там же в больнице, где был ранее, а его будит врач, тряся за руку, из окна бьёт всё тот же солнечный свет, а из коридора доносятся звуки разговоров.
–ну наконец проснулись. У нас для вас радостная новость: вы достаточно здоровы, чтобы выписаться. Пока вы были в коме, мы вас обследовали и результаты показали, что вы в довольно в хорошем состоянии и в больнице лежать вам не требуется. Однако мы вам советуем избегать негативных и пугающих ситуаций, чтобы не случился рецидив. Желательно также принимать успокоительные, можно экстракт валерияны, раза два в день. Вас уже с завтрашнего дня выписывают. С десяти часов утра подойдите к регистратуре, там вам далее скажут. Досвидания.
Так в обычном темпе прошёл целый день, не отличившись своей разнообразностью. И так же, меняя день на ночь, утро на вечер, приходит новый день, встречая всех заспавшихся людей и животных яркими лучиками света. Но Фёдор не был рад такому: в его груди стояла прочно и даже усиливалась тревога, а в голове начиналась ярая смута и война между сотнями мыслей. Он корил себя за то, что теперь другой человек потерпит наказание за него. Эта мысль никак не покидала его головы и была ключевой во всем этой жестокой внутренней войне.
Но Фёдор, взяв себя в руки насколько это только возможно, встал и начал одеваться. Он стал собирать всё, что у него было с собой в тот момент и пошёл к регистратуре. Дойдя до полукруглого закрытого стола, за которым стояли три упитанные женщины, он сказал своё имя со словами, что выписывается. Одна из тех женщин быстрым движение руки взяла справку, уже подписанную врачом и поставила печать, выдав Фёдору. Фёдор поблагодарил и пошёл к выходу. Отпирая стеклянную дверь, в его глаза бил солнечный свет, слепя и не давая разглядеть что творится перед ним. Фёдор начал аккуратно неторопливо спускаться по ступеньками, смотря себе под ноги. На улице было уже тепло: птички пели не в себя, начинали цвести растения и фактически уже распустились почки на деревьях. Спустившись, он уже решил для себя, что не будет никуда возвращаться, не скажет никому о своём выписывании, а пойдёт в лес. Так он и сделал. Спустя довольно долгое время хождения по городу, рассматривания улиц и людей, непринуждённо бродящих по пыльным переулкам и тропам города, он покинул город и дошёл до леса.
Глава 9
Перед ним оказался всё тот же лес, в котором он бывал уже не раз и который мог стать для него вторым домом, куда, постояв и недолго думая, он пошёл. Ни мысль об опасности или возможной встречи с кем-то не беспокоила и так опечаленный разум Фёдора. Он шёл вперёд, пробирая кусты и обходя непреступные поросли деревьев.
Но вдруг перед ним оказался Хорал.
–ого, какая встреча! А я не ждал, признаюсь. Или ждал… Ну и ну. Что ж тебя привело в эту глушь. Что молчишь? А?
Но Фёдор не ответил ни слова, даже не посмотрел на него, а просто прошёл мимо.
–хэй, куда же ты, погоди. Что такой серьёзный-то? Выписался и начал по лесу гулять? Молчишь? Ну ладно, ладно, не буду беспокоить, – сказал Хорал и развернулся, пойдя в другую сторону, противоположную Фёдору.
Фёдор шел неугомонно, как будто не уставая и не делая передышек, хотя его ноги уже болели от столь долгой ходьбы по пересечённой местности. Но вдруг он дошёл до какой-то быстрой маленькой, но полноводной речки, он решил сесть рядом с ней и всё-таки отдохнуть.
И срывая листики с кустов, мирно растущих рядом с ним, он находился в глубоких раздумиях, мысля о том, что произошло и как можно действовать дальше, пробирать свой путь. Но он резко встал, всё вокруг на миг замолчало. Начал завывать небольшой ветерок. Он постоял пару секунд, вглядываясь в поросший камышом противоположный берег, выжигая его своим взглядом. Но вдруг он начал отходить назад. Снова встал на одном месте. Бормотал что-то невнятное себе под нос и очень громко кричал, очень, очень громко. Стал бить себя и у него полились слёзы из глаз, капали, усиливая свой поток. Он не сдержался и упал на землю разрыдавшись.
–это я виноват! Я земная тварь, испортившая жизнь этому миру. Нет… Что же делать? О боже! Если бы я знал.
Но он снова так же резко встал, крича как можно громче, разрывая свою гортань до хрипоты: "Я сильный. Я силён. Вся сила во мне
Я смогу". Сжав руку в кулаке до боли, он разбежался и прыгнул в реку. Она его приняла в своё объятье как самого родного, дорого ей сыночка, скрыв стремительно людское обычное тело в своём бурном потоке.
И больше его никто не видел. Никто…
Лишь утренние густые туманы сходили по журчащей лесной реке, в которой плескалась играющая рыбёшка, хватающая зазевавшихся комариков. Ветер тепло и приятно дуя, шелестел молодые весенние листочки, а вместе с ними птицы, перелетая с одной ветки на другую, пели красивые песенки, предвкушая приход нового дня и наступающее лето. Вокруг стояло умиротворение.