Станислав Владимирович Далецкий
Жизнь в эпоху перемен. Книга первая
С сожалением сняв нарядное платье и повесив его в шкаф, Надя занялась наведением порядка в квартире.
В очередной воскресный сеанс любви Надя, преисполненная благодарности к любовнику за его заботы, страстными ласками и своим телом совершенно изнурила потасканного жуира, так что он свалился на диван и даже не смог встать, чтобы проводить девушку до двери.
Потом, в середине недели, художник навестил вечерком Надю в её квартире, – она как раз готовилась к весенним испытаниям по учебным предметам в семинарии: с этой любовью она зимой совершенно запустила занятия и теперь приходилось навёрстывать упущенное, чтобы не отчислили за неуспеваемость. Открыв дверь своим ключом, Дмитрий застал девушку, лежащей на кровати с учебником русского языка в руках. Увидев гостя, она радостно вскочила, обняла его и стала показывать, как обустроилась. Показав хозяйство, Надя достала парадное платье из шкафа и вновь примерила его уже в присутствии зрителя.
– Ну как я тебе в этом платье: правда, хорошенькая? – похвалилась девушка, оглядываясь в зеркало, – настоящая дама из общества, вот бы вместе пройтись на бал, думаю многие мужчины позавидовали бы моему спутнику, а ты всё прячешь меня и никогда не водишь в свет. Мне так хочется показаться в обществе, повеселиться, и, чтобы ты, Димчик, представил меня своей невестой, – размечталась Надя.
– Будут ещё в нашей жизни и балы, и встречи, нужно лишь подождать немного, пока я управлюсь с делами и можно будет ехать в Петербург, – отвечал Дмитрий, соблазнённый изящностью Нади в новом платье и начавший раздеваться для сеанса любви.
Надя, полюбовавшись на себя ещё немного, тоже принялась снимать узкое платье через голову и наклонилась от усердия, чем немедленно воспользовался художник, который подскочил к девушке сзади и неожиданно овладел ею, крепко обхватив за упругие бёдра.
– Ну тебя, баловник, – шутливо возмутилась девушка, – осторожно, платье помнёшь. Она наконец освободилась от платья и, бросив его на стол, изогнулась, как кошка, чтобы мужчине было удобнее. Возбудившись от примерки платья и мужских ласк, она вывернулась из его объятий и бросилась навзничь на свою узкую кровать, подманивая любовника движением пальцев.
Дмитрий, не мешкая, подмял девушку под себя, они слились воедино, и после коротких нервных движений любовники одновременно издав стоны страсти и удовлетворения, содрогнулись на встречном порыве и замерли в неподвижном слиянии тел, отрешившись от всех важных дел и забот.
Спустя какое-то время Надя с трудом пошевелила словно парализованными ногами, высвободилась из-под любовника, продолжавшего лежать неподвижно, встала, одела халатик и, напевая какую-то мелодию, принялась разогревать самовар, чтобы напоить гостя чаем.
Когда самовар закипел, Дмитрий тоже вышел из состояния любовного транса, встал, и как был, нагишом, вышел на кухню испить чаю.
– Что же ты за стол садишься в таком неприличном виде, – тоном назидательной учительницы сказала Надя. – Оденься, охальник, а то чаю не дам.
– Извините, гражданка, халатик-то я забыл дома, вот и приходится ходить нагишом, хорошо, что в доме тепло, а то, не дай Бог, схвачу лихоманку и поминай, как звали, – отшутился Дмитрий. – А срам я прикрою, – он посадил девушку себе на колени и действительно прикрыл свою наготу.
Веселясь и дурачась, они попили чаю со снедью, что принёс Дмитрий, зная по опыту, что девушки не любят обременять себя заботами о пропитании и довольствуются малым: чайком с бубликом и конфеткой, кусочком колбасы с хлебом или ложкой овсяной каши, которую ещё надо сварить. Он же принёс бутылку вина, круг копчёной колбасы, кусок сыра, ломтик буженины и каравай свежего хлеба. Проголодавшиеся любовники с аппетитом поели, подкладывая кусочки друг другу и всякий раз целуясь.
Импровизированный ужин закончился, и Дмитрий заторопился домой, объяснив, что у него важная встреча с заказчиком картины – семейного портрета.
– Как ты ловко подобрал мне красивое платье, я в нём чувствую себя принцессой. Где ты его купил? – спросила Надя, развешивая платье на плечики в шкафу.
– Понимаешь, Надя, я его ещё не купил, а взял у знакомого торговца, держащего модный салон, чтобы написать с тебя картину в этом платье, и эту картину торговец повесит в зале для привлечения покупателей.
– Значит это платье не будет моим никогда? – обиделась Надя и поджала губки.
– Платье будет твоим, после картины я его выкуплю, если оно к тому времени тебе не наскучит, – обнадёжил девушку старый ловелас, одеваясь и направляясь к двери.
– Постой, Димчик, у меня же нет туфелек для бала, – и она указала на поношенные ботинки и грубые туфли, стоявшие у двери. В таком платье и в этих ботах я буду нехорошо смотреться!
– Действительно, как-то не подумал об этом, – смутился Дмитрий, – ладно, я тороплюсь, вот тебе три рубля, и ты сможешь купить вполне приличные туфли по своему вкусу к этому платью, – и он сунул девушке в руку смятую ассигнацию и ушёл. Это были первые деньги, которые любовник давал Наде с момента их первой встречи. Он совсем не интересовался её житейскими обстоятельствами и заботами, добиваясь лишь её тела, а добившись желаемого, он только этим телом и интересовался, ни разу не спросив Надю ни про учёбу в семинарии, ни как и на что она живёт в пансионе, хотя по одежде девушки было видно, что она не купается в роскоши, и даже платья приличного у неё не было, кроме семинаристской формы.
XX
Наступил желанный день бала, который так ждала Надежда, представляя, что на балу её заметят вместе с Дмитрием, а он объявит знакомым, что это его невеста, и все удивятся её юности и красоте. Но этим мечтам не суждено было сбыться. В последнюю встречу в мастерской, когда после любовного удовлетворения жаждущей плоти, они обессиленно лежали рядом совершенно нагие, прикрыв глаза в сладостной неге, Димчик вдруг сам начал разговор о предстоящем балу.
– Скоро будет бал, и я хочу, Надюшенька, обговорить наши отношения на балу. Мы должны сказаться незнакомыми, и держаться будем врозь: ты с подружками из семинарии, а я со своими друзьями и знакомыми. Если кто-то догадается о наших отношениях, то у меня не будет заказов на картины из-за разговоров, что ты такая юная, я соблазнил тебя, а местное общество не терпит прелюбодеяний.
У тебя в семинарии тоже могут быть неприятности вплоть до исключения, ибо по их ханжеским понятиям девушка, открыто живущая с мужчиной вне брака, не может быть учительницей для детей, которые живут по божьим заповедям. Ты не огорчайся, – продолжал Дмитрий, заметив, как напряглась и снова обмякла Надя, услышав его слова, – осталось немного потерпеть и мы будем вместе навсегда. На балу я пару раз станцую с тобой – этого будет довольно и не вызовет подозрений. А после бала ты вернёшься сюда, попозже приду и я, и мы проведём всю ночь вместе, впервые в наших отношениях.
Делать было нечего, как согласиться с доводами Дмитрия Ильича, и Надя сговорилась с подружками в группе пойти вместе на этот бал. Впереди у них был выпускной год обучения и старшая дама пансиона благожелательно относилась к подобным развлечениям своих девочек, полагая, что именно к окончанию семинарии девушки могут и должны искать себе спутника жизни, чтобы не коротать век в глухом селе, где выйти замуж образованной девушке можно лишь за поповича или сына лавочника.
Из офицерского собрания уже пришли пригласительные билеты, которые старшая дама и раздала выпускницам, желающим посетить бал. Приглашение досталось и Надежде, хотя Дмитрий и обещал, в случае неудачи, снабдить её приглашением получше, чем через семинарию.
Бал начинался в шесть вечера, но уже к четырём часам пополудни Надежда привела себя в полный порядок, изобрела хитроумную причёску на голове, одела новое платье, туфельки, что купила на полученные деньги, надела шляпку, повесила на руку ридикюль, в котором были зеркальце, гребень, пара платочков, и рубль денег мелочью, чтобы выпить ситро в офицерском буфете и съесть пирожное, до которых она была большая охотница, но вкусить их сладость удавалось не часто.
Закончив сборы, Надежда взглянула в зеркало. Из него смотрела незнакомая прекрасная дама в сером бархатном платье, подчёркивающем её прелестные формы. Высокую грудь прикрывало кружевное жабо, оттенявшее румянец девичьего лица, внизу, из-под платья, которое было до щиколоток, выглядывали две маленькие туфельки, сочетаясь с цветом платья. Маленькая шляпка вуалеткой подчеркивала правильные черты лица с широко распахнутыми доверчивыми глазами, едва прикрывая тугой узел тёмно-каштановых, почти чёрных, волос, заколотых изящными шпильками.
Подмигнув своему отражению в зеркале, Надя вышла из дома и не спеша, как и положено светской даме, пошла по тротуару вдоль улицы, направляясь к пансиону. Редкие встречные прохожие с интересом всматривались в красивую девушку, которую видели впервые, а один мужчина, поравнявшись с Надей, даже снял шляпу и поклонился ей как знакомой. От этого внимания щёки девушки заалели сильнее, и она вошла в пансион вся пунцовая от смущения.
Девушки уже собрались и нетерпеливо ожидали времени, чтобы не прийти слишком рано в собрание, что по их понятиям будет неприлично. Две девушки были в светских платьях, остальные в семинаристской форме, но с праздничными белыми кружевными воротниками. Таких посетительниц офицеры называли синичками, и охотно знакомились именно с ними, будучи уверенными в их скромности и невинности. А вот будущие учительницы, одетые в светские платья, вызывали сомнения, но пользовались повышенным вниманием для флирта, интрижки, а если повезёт, то и для любовной связи.
Одна из девушек, по имени Бася, тоже в нарядном платье, как и Надежда, подошла к ней и восхищённо цокнув язычком, сказала:
– Наденька, душечка, ты настоящая принцесса в этом наряде, платье так идёт твоему образу, что я не удивлюсь, если сегодня тебя провозгласят королевой бала. Собственно там и выбирать, наверное, будет не из кого: сегодня балы проходят и в дворянском собрании, и в городской ратуше, так что в офицерском собрании будет публика попроще, ну и чёрт с ними: зато много офицеров-холостяков и местная интеллигенция: доктора, учителя и даже художники будут, и если нам повезёт, то подцепим женишков, или тебе, Наденька, женишок уже не нужен, судя по платью? – подколола Бася свою подружку.
– Я не думаю об этом, – снова покраснела Надежда от вынужденной лжи: именно о Дмитрии, как женихе, она только что и подумала, сожалея, что мечта не становится явью.
– Ладно врать-то, – насмешливо возразила Бася, – все мы, честные девушки, думаем о замужестве, и ждём – не дождёмся суженого, чтобы не быть учительницей в глухомани, а если нет пока суженного, то ведь можно и тайно любить, не так ли? – подмигнула Бася и отошла к другим девушкам, оставив Надю в смятении чувств.
Бася была родом из шляхетской семьи по матери, которая прижила ребёнка от заезжего офицера, но получила в наследство небольшое имение. Из-за имения и женился на ней местный шляхтич, который совратил подрастающую Басю, когда её мать уехала подлечиться на воды в Карловы Вары. По приезду мать догадалась о случившемся, но посчитав виновной во всём Басю, отправила дочь на учёбу в семинарию, выделив ей скромное содержание. Здесь, в городе, Бася быстро нашла пожилого благодетеля, который снял ей комнату и взял на содержание, навещая раз в неделю.
Освоившись в городской жизни, где можно было иметь тайную связь, и никто об этом не догадывался, Бася сменила пожилого благодетеля на вдового офицера, который продолжил её содержание, навещая девушку уже дважды в неделю, что и требовала её распутная натура. Будучи сама греховной, Бася подозревала в этом и других девушек, и обратила внимание на отлучки Надежды по воскресеньям, о чём ей сказали сокурсницы из пансиона.
Не поленившись тайно проследить за Надей по пути к художнику, Бася удостоверилась в своих подозрениях, а спросив прохожего, кто живёт в мансарде, получила ответ, что там находится мастерская какого-то живописца.
– Так вот какого ученика учит по воскресениям Надежда, – торжествующе подумала Бася. – Ещё нужно посмотреть, кто кого там учит. Бася вернулась в пансион и поболтала с девушками, а когда Надежда вернулась от любовника с умиротворённым от полученных ласк лицом и томным взором, распутница Бася захотела посмотреть и на любовника, быстро попрощалась, прошла до дома, в который заходила Надя, поднялась по лестнице и смело постучала в дверь, которую открыл пожилой мужчина в халате с бородкой клинышком.
– Извините, пожалуйста, мне сказали, что здесь находится художественная мастерская, и я хотела бы узнать, как заказать свой портрет, и сколько это будет стоить, – бойко объяснилась Бася, и, не ожидая приглашения, вошла в мастерскую.
По беспорядку на диване и смятым простыням она сразу догадалась, какой учёбой здесь занималась её подружка.
Дмитрий учтиво предложил гостье стул и подтвердил, что именно он и есть художник, а присмотревшись к красивой девушке добавил, что портрет для такой прелестницы он напишет бесплатно, но надо провести несколько сеансов, чтобы уловить образ девушки.
– Так вот как соблазнилась Наденька! На сеансах у этого петуха, готового погнаться за любой встречной курочкой, – подумала Бася. – Не успела одна девушка уйти с дивана, как он предлагает занять это место мне. Ну и прощелыга этот художник, – надо объяснить Наде, что здесь ей, кроме обмана, ничего не светит. Похоже, что и за любовь он ничего не платит, судя по одежде, что носит Надежда. Мои любовники хоть содержат меня прилично, а этот даром пользуется.
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, – ответила Бася, и если соглашусь, то навещу вас, где вы укажете: здесь или в другом месте.
– Да, пожалуйста, вот моя визитка, – призывно заворковал Дмитрий, подавая девушке карточку и учтиво поддерживая её за локоток, но мысленно уже примеряясь к Басе, как к будущей своей любовнице. – Может, выпьете чаю со мной и обсудим будущую картину? – предложил он, но Бася отказалась, сославшись на неотложные дела, и торопливо покинула мастерскую, представляя сколько женщин соблазнил здесь этот молодящийся павлин.
После раскрытия Надиной тайны, Бася хотела поговорить с ней откровенно, но всё не улучала подходящий момент, и она решила на балу прямо поговорить с Надей об этом художнике.
Семинаристки дождались урочного времени и весёлой стайкой направились в офицерское собрание, пути до которого было полчаса неспешной прогулки даже в женских туфельках.
У входа в здание уже толпились нарядно одетые пары, мелькали парадные офицерские мундиры, отдельными группками стояли женщины и мужчины с пригласительными билетами в руках, ожидая своей очереди на проход. Семинаристки, не мешкая, прошли в здание, и Надя успела заметить на себе несколько восхищённых взглядов мужчин, что обещало успех на балу. Как говорил ей Димчик, даже самой прекрасной даме приятно восхищение каждого мужчины, пусть и незначительного. Именно постоянным восхищением и настойчивостью он соблазнил и развратил Надежду, не дав ей взамен никакой надежды.
Девушки вошли в залу и восхитились его праздничным убранством: вдоль стен с потолков свисали гирлянды, над оркестром висел большой портрет императора Николая Второго, писанный известным местным художником, о котором Дмитрий отзывался с презрением и плохо скрытой завистью. Все двери в залу были открыты, вдоль стен уже толпились приглашённые, и девушки отошли к задней от оркестра стенке, где уже стояло несколько одиноких дам и девиц. Мужчины, напротив, сгрудились возле оркестра и на выходе в буфет, откуда уже доносились громкие голоса возбуждённых офицеров и их спутниц.
Наконец зал заполнился, голоса стихли, и начальствующий офицер объявил, что бал в честь дня рождения государя-императора Николая Второго начинается. Оркестр грянул «Боже, царя храни!», офицеры вытянулись по стойке «смирно», и когда гимн закончился, они грянули троекратное «ура!». Служки из буфета стали разносить всем приглашённым бокалы с шампанским, семинаристки от вина отказались, посчитав это нескромным, но Бася взяла бокал и выпила одним духом так, что стоявший неподалёку молодой офицер крикнул Басе «ура!» и тут же пригласил девушку на танец, которым открывался бал.
Надежда вглядывалась в публику, ища взглядом Дмитрия, и, наконец, нашла его в окружении нескольких мужчин такого же возраста и вида – наверное, его знакомых и друзей, о которых он, впрочем, никогда с ней не разговаривал.
Дмитрий тоже увидел Надю, помахал рукой и направился к ней, но не дойдя двух шагов, пригласил на танец стоявшую рядом девушку из семинарии. Надя прикусила губу, но тут её пригласил на танец бравый и статный молодой офицер с двумя звездами на погонах и закружил её в вальсе, успевая сказать, что она самая прелестная из присутствующих здесь дам, и он будет предлагать её кандидатуру на звание царицы бала. Надя зарделась от похвалы и стала ещё прекраснее. После танца офицер поцеловал ей руку и провёл на прежнее место, сам оставаясь неподалёку.
Объявили следующий танец – медленный гавот, офицер снова направился к Наде, но его опередил Дмитрий и, подхватив девушку под руку, ввёл в круг танцевальных пар.
– Что, Надюша, тот офицерик тебе нравится? – ревниво спросил Дмитрий, медленно кружа вокруг девушки. – Конечно, нравится, – поддела любовника Надежда. – По крайней мере, он подходит ко мне открыто, и не скрывает, что я ему понравилась, не то что ты – всего боишься.
– Потерпи немного, дорогая, всё устроится, и я тогда не позволю никакому офицеру прикасаться к тебе, даже в танце. А сейчас я снова уйду к своим, чтобы не было подозрений о нашей связи, – сказал Дмитрий, когда танец закончился, отвёл Надю на её место и пошёл к своим друзьям.
На следующий танец к Наде подошли два офицера, и она, назло Дмитрию, согласилась на предложение своего первого партнёра. Офицер представился подпоручиком Дмитрием Нащёкиным, дворянином, Надя назвала своё имя, и подпоручик тут же попросился проводить Надю до дома, на что девушка ответила отказом, сославшись обязательством вернуться вместе с подругами. Офицер разочарованно проводил Надю к стайке семинаристок, которая образовывалась после танца и тут же исчезала с объявлением нового: молоденькие и симпатичные учительницы пользовались большим успехом у мужчин, которые не давали девушкам застояться у стенки.
Через пару танцев с офицером Надю снова успел пригласить художник, который уже заметно ревновал её к молодому офицеру и был мрачен. Рядом танцевала Бася со своим покровителем, и, увидев Надю с художником, она подмигнула подруге, показав, что всё знает об их отношениях. Надя смутилась, а когда танец закончился, Бася взяла её под руку, и они вместе пошли в свой девичий уголок.
– Я знаю, что это твой любовник, – нагло сказала Бася смущённой Надежде. – А вот тот майор – это мой любовник, и ничего плохого в этом нет: главное не дать им распоряжаться как своей собственностью и не прятать от других мужчин на съёмных квартирах. Твой-то ещё тот хлыщ: он и мне предлагал позировать для картины. Брось ты этого жеребца старого, вон какой офицер на тебя загляделся, ответь ему призывным взглядом, и слово даю, уже через полгода будешь его женой или любовницей, на выбор, как тебе захочется.
Мужчина обычно выбирает ту женщину, которая его уже выбрала, вот и покажи этому офицеру, что ты его выбрала, и будет он твой, только не уступай его домогательствам, а потом придумаешь ему какую-нибудь историю о потере невинности, и всё будет хорошо, – закончила Бася и помахала ручкой своему майору, который моментально оказался рядом и повёл её на танец. Подпоручик снова пригласил Надю, но та, извинившись, пошла в дамскую комнату поправить платье и причёску и успокоиться после слов подруги Баси.
Отдышавшись и приведя себя в порядок, Надя вышла в залу и встала вдали от подруг под прикрытием портьеры, скрываясь от ухажёра и от любовника. Впереди, спиной к ней, стояли двое мужчин возраста Дмитрия, и Надя, невольно услышав их разговор, застыла на месте, словно парализованная услышанным.
– Смотрите, Борис, как ваш приятель Пегов козликом крутится вокруг барышни в танце: всё ему неймётся, а уже под сорок – староват для танцев.
– Этот козёл, вовсе мне не приятель, а так, шапочное знакомство: подлецов среди моих приятелей нет, а Пегов форменный негодяй в отношениях с женщинами. Козлик этот, не один цветник испоганил, и сколько женщин совратил, наверное, и сам не знает, – возмутился Борис.
– Ну, Борис, вы не правы, он же художник, и ему нужны впечатления, вот он и ищет свою музу вдохновения, – отвечал другой.
– Поймите, никакой этот Пегов не художник, а мазила, ничего кроме вывесок и купчих по фотографии рисовать не умеет, поговаривали даже, что и выпускную картину в Художественном училище ему кто-то написал за деньги, вот он и уехал сюда, в Вильну, с глаз долой. А в чём он достиг мастерства, так это в соблазнении женщин, и так освоил это дело, что диву даёшься. Года два назад была дурная история: Пегов соблазнил и обрюхатил юную семинаристку, её исключили из семинарии, приехал отец, отставной офицер, узнал подробности, пришёл к Пегову прямо в мастерскую и жестоко избил его чуть не насмерть. Тот никуда жаловаться не стал, отлежался чуть и снова принялся за прежнее.
Сегодня на балу он похвалился мне своей новой любовницей и показал её издали: прелестная, скажу тебе, девушка, жаль, что попала в лапы негодяю.
– Может он просто хвастает, – усомнился Николай, – показал на симпатичную девушку и всё. Проверять же не будешь.
– Нет, всё верно: он одел её в платье жены, что я видел, когда был у них дома в прошлом году.
– Значит, он женат? Так как же смотрит жена на его похождения? – удивился Николай.
– Жена его ещё осенью уехала в Петербург для лечения сына и живёт там у своего отца. К лету должна вернуться сюда. Надо сказать, что Пегов и живёт-то за счёт тестя: тот крупный купец в Петербурге и содержит Пегова с семьёй, а уж как он оправдывается и лавирует с женой, мне неизвестно и неинтересно. Думаю, что кто-нибудь и скоро даст укорот этому молодящемуся парвеню, возможно очередной папаша обманутой девушки забьёт этого любителя клубнички насмерть и поделом будет.
Услышав последние слова, Надежда судорожно всхлипнула, мужчины удивлённо обернулись, а девушка, не разбирая дороги, словно слепая, кинулась прочь из залы и с этого бала, которого она так долго ждала с радостью, и который закончился для неё таким тяжёлым потрясением.
Увидев плачущую Надю, подруга Бася кинулась за ней и догнала девушку лишь на улице, обхватила за талию и повела прочь от офицерского собрания.
На вопросы подруги о случившемся, Надя лишь зарыдала в голос, и редкие прохожие с удивлением смотрели на двух прекрасных и хорошо одетых девушек, одна из которых громко рыдала и громко кричала в вечерних майских сумерках, что не хочет больше жить.
Басе удалось-таки немного успокоить Надю, рыдания сменились тяжёлыми всхлипываниями, у ближайшей водопроводной колонки Бася смочила платочек холодной водой, прыснула Наде в лицо и протёрла его мокрым платком, что привело, наконец, девушку в чувство.
– Пойдём потихоньку домой, – успокаивала Бася подругу, – полежишь, успокоишься, а там видно будет. Показывай дорогу.
– Понимаешь, – всхлипывая говорила Надя, – у него жена есть, и это платье жены на мне, как стыдно и противно! А он всё врал и врал мне о своей любви и о нашей будущей жизни в Петербурге.
– Что же ты не проверила его слова? – возмутилась Бася. – Если мужику под сорок лет, то он либо женат, либо вдовец, либо не годен в мужском деле. Как мужик он в состоянии – по тебе видно, значит, либо женат, либо вдовец.
– Незачем мне было его проверять, – всхлипнула Надя, – не собиралась я с ним иметь никаких отношений, он взял меня обманом, а потом пел мне сказки в уши, вот так, незаметно, я и полюбила его, и всё надеялась на обещания, а теперь всё рухнуло, жить больше не хочу, – закричала Надя на пустой улице.
– Не смей и думать об этом, – успокаивала Бася, если из-за каждого мужика женщина будет лишаться жизни, то женщин совсем не останется на этом свете.
– Вот мой дом, – устало сказала Надя, указав на калитку.
Подруги вошли в дом, Надя попила воды, что ей подала Бася. Её била мелкая дрожь, и зубы стучали о чашку, но холодная вода успокоила, и она, скинув ставшее ей ненавистным платье от жены любовника, ничком упала на кровать и заснула внезапным сном, как под наркозом.
Бася, убедившись, что Надя спит, тихо вышла из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь, и направилась обратно на бал, где веселье было в самом разгаре, и её, видимо, уже хватился майор-любовник.
Бася, как ни в чём не бывало, вошла в залу и присоединилась к семинаристкам, уже окружённым офицерами-ухажёрами. К девушке тотчас подскочил офицер, что танцевал с Надей и спросил:
– Где же ваша прелестная подруга, куда она так внезапно исчезла?
– У неё случилось недомогание, и она вынуждена была покинуть бал. Но если вы черкнёте ей записку, то я передам, – улыбнулась Бася офицеру. Тот вышел и немного погодя вернулся с запиской, сложенной в треугольничек. – Вот, пожалуйста, записка для Нади, но прошу вас, не читать – там личное. Офицер ушёл к сослуживцам, совершенно расстроенный, а к Басе тут же подошёл Пегов, спросив, как и офицер, про Надю. С ним Бася не стала церемониться и зло сказала:
– Из-за тебя, старый козёл, Надежда хотела наложить на себя руки: я всё знаю про твои развратные действия, расскажу другим, и тебя не примут нигде в здешнем обществе. Беги, извиняйся перед Надей, может опять уговоришь её доверчивую душу. Пегов изменился с лица и начал горячо шептать Басе прямо в ухо:
– Я всё улажу, и Наденьке будет хорошо, пусть подождёт немного. Только вы никому пока не говорите про наши отношения, иначе мне не удастся исполнить обещания, данные Надежде.
– Ладно, художник, иди, мирись с Надеждой и не заманивай девушек в свою мастерскую: ведь ты и меня уговаривал попозировать: знаю я все эти позы с мужиком, – грубо хохотнула Бася и ушла искать своего майора, чтобы вместе уйти с бала, который незаметно подошёл к концу и гости начали расходиться и разъезжаться: кто-то в старой компании, кто-то с новыми знакомыми, а семинаристок вызвалась провожать целая группа молодых офицеров.
Вместе с другими незаметно исчез и Пегов, поспешив на квартиру к Наде, чтобы выяснить, в чём дело: Бася знает об их отношениях, но не сказала, почему Надя ушла с бала, что её так расстроило и огорчило до мыслей о самоубийстве. Этого ему только не хватало: он ещё не забыл, каким смертным боем бил его отец совращённой девушки и не хотел повторения тех событий.
XXI
Надя очнулась от прикосновения чьих-то губ к своей щеке. Открыв глаза, она увидела стоявшего на коленях, рядом с кроватью, Дмитрия, который и целовал её в щёку. Всё ещё не понимая, где она находится, и что случилось, она повернулась на спину и при слабом свете лампы, что успел зажечь Дмитрий, стала осматриваться по сторонам. Это была её квартира, всё стояло на своих местах, а на соседней кровати валялось её нарядное платье. И тут она, вспомнив происшедшее, снова заплакала навзрыд, уткнувшись в подушку, сразу ставшую мокрой от горючих девичьих слёз.
– Надюша, что же случилось, почему ты плачешь, и ушла с бала, не сказав мне ни слова: ты же знаешь, как я люблю тебя и переживаю, а сейчас нахожусь в полном неведеньи.
– Что случилось страшного? – продолжал причитать Дмитрий Ильич, целуя Надю в мокрую от слёз щёку.
– Уйди прочь, ненавижу тебя, – перестав рыдать, сказала девушка, отталкивая любовника от себя. – Ты женат, есть ребёнок, значит, всё было обманом, и ты, похотливый козёл, как сказал твой знакомый, чей разговор я нечаянно услышала на балу, ещё и хвастался мною как своей любовницей. А я всему верила и ждала – вот и дождалась правды о твоих похождениях, вместо руки и сердца, что ты мне всё это время обещал.
Глазки Дмитрия забегали, он понял, что Наде стали известны случайно некоторые стороны его жизни, но пожилой сластолюбец не был бы сам собой, не находя выхода из затруднительных ситуаций.
– Наденька, дорогая, какие-то глупости ты услышала от моих недоброжелателей и сразу поверила наветам: не ожидал я такого недоверия от тебя и очень-очень огорчён этим. Да, у меня есть жена, но не настоящая, а бывшая, ибо мы давно не живём вместе, но я вынужден мириться с её существованием из-за нашего сына, который слаб здоровьем и нуждается в отцовской заботе.
Сейчас сын находится на излечении в Петербурге и жена при нём, скоро они должны приехать сюда, и если сын излечился, то мы с женой расстанемся и разведёмся официально, – так мы уговорились, как только встретил тебя. Раньше нашей встречи надобности в разводе не было: у неё своя жизнь, у меня своя доля, а ребёнка можно воспитывать и после развода.
Объясняя ситуацию в личной жизни, Дмитрий нежно поглаживал Надю по голове, утирал ей слёзы и целовал руку. От привычных ласк и тихого журчания оправдательной речи любовника Надя расслабилась, злость ушла, оставив слабость во всём теле и туман в голове.
Повернув голову набок, девушка увидела валявшееся на кровати платье и негодование вновь овладело ею:
– А платье, платье жены, которое ты принёс мне, вот оно, лежит на кровати! Боже, как стыдно было слышать, что ты одел меня в платье жены, – простонала Надя.
– Опять нет мне веры, – сделав обиженный вид, ответил Дмитрий. – Действительно, у жены есть похожее платье, но оно большего размера, на зрелую женщину, и там фасон несколько другой, просто тот, кто клеветал на меня, этого не заметил. Платье жены я принесу показать тебе завтра, чтобы ты убедилась в моей невиновности, – обиженным тоном сказал Дмитрий, решив взять у торговца похожее платье на часок, якобы для примерки, показать Наде и потом вернуть платье в магазин. Откуда Наде знать, что его жена точь-в-точь, что и Надя, по фигуре.
Оправдываясь, он продолжал говорить и говорить, обволакивая девушку словами о любви и всякими обещаниями, зная, как опытный жуир, что лучшее успокоительное средство для девушки, познавшей мужчину– это мужские объятия и ласки этого самого мужчины.
Надя постепенно успокоилась, речи и ласки Дмитрия ввели её в состояние отрешённости, и она с удивлением почувствовала вдруг, что Дмитрий осторожно овладел ею. Любовное желание ещё не проснулось в ней после таких потрясений, но мужские объятия были приятны и окончательно расслабили девушку, уняв все обиды минувшего дня.
Дмитрий долго и старательно изнурял Надю интимными ласками и, обессилев, сполз с девушки, прижался к ней сзади, и любовники после всех потрясений мгновенно уснули мёртвым сном без сновидений.
