Сонг Парк
8 Основ обретения жизненной силы. Как выиграть в кальмара с Киай Цигун

12. Восстановление

Я вернулся домой в Калифорнию воодушевленный успехом и победой над собой, но в тяжелом физическом состоянии. Предстоял еще долгий путь к восстановлению. Он получился не таким быстрым, как хотелось. Были и необратимые потери: я так и не смог вернуться к прежнему уровню практики Янтра-йоги.

Я начинал каждое утро с «8 Основ», после чего переходил к другим практикам, все более сложным по мере восстановления. Так, по крупицам, я снова наполнял сосуд моего здоровья. Внешне я вернулся к нормальной жизни, включая поездки и ведение семинаров, но внутренне по-прежнему осознавал ту пропасть, которая возникла между текущим состоянием и прежней силой и мощью. Меня угнетала постоянная утомленность в сочетании с потерянной функциональностью тела, необходимость долго и непрерывно вытаскивать себя из ямы, только чтобы не скатиться обратно в немощность и безысходность. Это сказывалось и на общем настроении, вызывая внутреннюю подавленность и тоску по былому. Я стал молчалив, необщителен, был не только стеснен физически, но и ограничен финансово, что лишало меня возможности свободно путешествовать и видеть своего Учителя так часто, как это было раньше. Поездки на природу и посещения излюбленных ресторанов стали недоступными. Статические медитации, которые занимали важное место в моих ежедневных рутинах, стали на какое-то время некомфортными и утомительными. Пришло время перестраивать свою жизнь в соответствии с новыми реалиями.

Поездка показала мне, что не все потеряно, я еще способен бороться. Но не было уверенности, что смогу преодолеть все навалившиеся напасти, выйти из внутренней разрухи и вернуть себя в состояние человека, способного на любые подвиги, как было до краха. Я шел напролом без всякой веры, без оснований рассчитывать на успех, без надежд и сожалений. Я двигался, потому что не было особого выбора: остановка означала если не смерть, то быстрое падение в ту бездну, из которой, случись это снова, мне было точно уже не выбраться. Отчаяние и отсутствие выбора порой заменяют надежду и уверенность.

Когда я останавливал занятия, то быстро ослабевал, тело незамедлительно теряло гибкость, а ум – ясность. Я еще не достиг стабильности и не закрепил успехи в выздоровлении и восстановлении. Я продолжал карабкаться вверх из глубокой пропасти, периодически срываясь вниз, откатываясь назад, но снова и снова, стиснув зубы и собрав остатки воли в кулак, вытаскивал себя за волосы, как Мюнхгаузен. Пожалуй, это было труднее того героического рывка, который я совершил перед поездкой и во время путешествия в Нидерланды и Бельгию. Сконцентрироваться и выплеснуть энергию, мобилизоваться и проявить силу легче на короткой дистанции. Но сохранять фокус и непрерывно продвигаться к цели в течение многих лет в условиях физического дискомфорта и дисбаланса, в полной неопределенности и в отсутствие гарантий успеха требует настоящей стойкости и иной силы.

Продолжение истории моего восстановления вы найдете здесь. Чтобы глубже понять, как строился путь Воина через страх, а путь Мистика – через первые опыты, откройте следующую страницу.

Часть вторая. Истоки

1. Знание из ниоткуда

Пробуждение памяти у меня всегда происходило спонтанно, как ответ на острую жизненную необходимость, когда возникали ситуации, требующие решений за пределами имеющихся знаний и возможностей. Душа воспламенялась всеохватывающим запросом и устремлялась к достижению понимания. Иногда это не было связано с внешними стимулами, я терял покой и сон, если вопрос будоражил меня до глубины души, но не было никаких возможностей получить нужную информацию.

Обстоятельства получения ответов, прозрений и видений часто были необычными, они приходили в сновидениях, иногда – в бодрствующем состоянии. Эти видения порой заставали меня врасплох. Я не знал, как к ним относиться, равно как и не мог быть уверен в достоверности получаемых сведений. Потребовались десятилетия исследований и проверок, чтобы убедить хотя бы себя самого в их точности и полезности. Позднее многие сведения, полученные в видениях, совпали с информацией, добытой из источников, ставших доступными.

Сегодня можно утонуть в океанах информации на любую интересующую тему. Книги, видео, аудио, курсы, тренинги, семинары предлагаются в большом количестве и разнообразии. Так было не всегда. Начало моего пути выпало на 70-е – 80-е годы прошлого века, когда вокруг простиралась информационная пустыня. Знания об энергетической стороне жизни и энергетическом устройстве организма, о боевых и целительных искусствах были тайной за семью тройными печатями. Не было ни мастеров, ни книг, ни видео, ни школ. Но появилось много энтузиастов, ищущих, мечтающих познать. Многие из них сегодня стали известными мастерами, но подавляющее большинство так и осталось никому не известными.

Отсутствие внешних источников знаний в сочетании с огромным желанием найти ответы на возникавшие вопросы создавало колоссальное напряжение, которое не решалось ни умом, ни чувствами. Эти вопросы не касались никого, кроме меня. Но я и сам не мог понять, откуда они возникали. Мало кто даже догадывался в то время, что именно захватывало все мое существо и сжигало изнутри. Сегодня я понимаю, что знание – это вспоминание. И любой внешний триггер может запустить в человеке запрос на то знание, которым он уже обладал когда-то, особенно если он практически овладел им. Каждое воплощение мы начинаем заново, включая и физическое тело, и умственное развитие. В каждом воплощении нам приходится восстанавливать все, чего мы достигали в прошлом. Наши интересы и способности не случайны – они являются результатом наших прошлых трудов и достижений.

Далеко не всегда мы попадаем в благоприятные обстоятельства, где можно легко все вспомнить. Особенно это касается нашей эпохи. Бо́льшая часть нашей памяти, наших знаний и способностей остается для нас скрытой до лучших времен. Мы вынуждены обходиться тем, что могут предоставить цивилизация и общество. Знания не теряются, но доступ к ним может быть закрыт или затруднен. Впрочем, в определенных обстоятельствах они сами могут постучаться в сознание.

2. Испытание тьмой. 1975

В детстве я был неуклюжим и нескладным мальчиком, живущим больше в голове, чем в теле. Я отличался острым и сильным умом, но слабым и некоординированным телом. Самый маленький, самый физически слабый в классе – так было почти все школьные годы. Поэтому мне и в голову не приходила мысль стать чемпионом или атлетом, а уж тем более сделаться кем-то выдающимся в боевых искусствах. Я отставал, мои друзья были быстрее в обучении и лучше в применении полученных навыков.

До шестого класса я жил в небольшом лесозаготовительном поселке в тайге на Сахалине. Поселок был во многих отношениях замечательным. Прозрачная вода, горы, леса, чистейший воздух. Нулевая загазованность ввиду отсутствия личных транспортных средств, удаленность от железной дороги. Телевидения нет. Газеты и продукты доставлялись дважды в неделю. Люди добросердечные и приветливые, незамысловатый уклад жизни. Зато в школе подобрались совершенно замечательные учителя, которые заложили хорошие основы знаний и любовь к учебе.

В поселке жило примерно 200 семей, и все друг друга знали, поэтому в целом все были дружелюбными и мирными. Я не помню никакого насилия, которое возникало бы между людьми, не видел ни одной драки. Возможно, отчасти потому, что в поселке была восьмилетка, после окончания которой все школьники уезжали в школу-интернат в ближайшем городе, увозя с собой и все гормональные эксцессы, сопутствующие возрасту. Поэтому проблема самозащиты не была актуальной. Я пользовался уважением за свой ум и отличную учебу и не нуждался в защите. Я не знал иных реалий мира, не подозревал об опасностях, несправедливости и уровне насилия, которые существовали в нем.

Все радикально поменялось, когда в седьмом классе мы переехали в другой поселок. В новой школе меня встретили не очень дружелюбно, а один местный хулиган и драчун, которого побаивались все ученики до шестого класса и половина седьмого, стал «докапываться» до меня, ища повода подчинить и запугать. Его оставили на второй год в шестом классе, так что он был старше меня и значительно мощнее, хотя и одного со мной роста. Кроме того, после многочисленных драк со сверстниками он уже был довольно опытным бойцом. Мой же опыт был равен нулю.

Я не понимал, почему мне надо его бояться и почему кто-то может проявлять ко мне агрессию, готовую совершенно без причины перейти в насилие. Я не сталкивался с этим раньше. Как не сталкивался раньше и со страхом перед унижением от возможного поражения. Но я видел, как боялись хулигана младшие школьники и некоторые мои одноклассники. Он издевался словесно, мог ни за что ударить по голове или толкнуть, проходя мимо. Все жертвы только сжимались от страха и безропотно сносили его деспотические выходки. Это происходило на глазах у окружающих. Никто не вмешивался, либо проходя мимо, либо наблюдая издалека.

Не находя прямого повода для нападения, он иногда поджидал меня вместе со своими дружками возле школы и преграждал мне путь. Приходилось обходить его, прошмыгивая мимо, не отвечая задире. Но так не могло продолжаться вечно. Меня распирали обида, злость и страх одновременно. Хотелось дать отпор, но я не был уверен, что это получится. Я и драки-то видел только в кино. Кроме того, в новой школе я должен был как-то утвердить себя. Я не мог вынести мысли о том, что буду выглядеть в глазах своих новых одноклассников слабаком или трусом. И раньше я не сталкивался с насилием и унижением только из-за того, что я новичок в школе и не в силах постоять за себя.

В школе мне удавалось избегать драк – там это не могло пройти безнаказанно для моего недоброжелателя. Но я не мог предотвратить нападение за пределами школьного двора. Я не мог больше переносить его обидных выпадов и потребовал прекратить и заткнуться. В ответ он пригрозил избить меня. Я решил – будь что будет, попробую дать отпор. Стычка произошла в Доме культуры, куда мы оба пришли смотреть кино. На улице устроить драку нам не дали бы, так что мы решили драться на сцене позади киноэкрана. Мы пробрались за экран – я со своим новым другом, а он со своим. Я представлял себе, что мы разойдемся, затем подтвердим готовность и медленно сойдемся, после чего начнется бой, который будет длиться с переменным успехом. Бой без правил, но все же с достоинством и без хитростей. Но все обернулось совершенно иначе.

Дело было зимой, мы были в зимних куртках. Противник стал ходить передо мной, бросая недобрые взгляды и угрозы. Он в красках описывал, что со мной сделает, как изобьет, а потом еще и добьет. Он говорил все громче и энергичнее, распаляя и разгоняя себя. Это сработало: я слушал его и представлял все, о чем он говорил, и это было ужасно: много крови, выбитые зубы, переломанные кости и даже реальная возможность стать инвалидом, калекой, а то и вовсе не выжить. Слова избивали меня жестоко и беспощадно, лишая желания защищаться. Я чувствовал, как страх сковывает меня, слабеют ноги, опускаются руки, тает воля к борьбе. Это был первый опыт запугивания, и я поддался. Я даже не мог сбежать – так меня парализовали обрисованная перспектива, осознание безнадежности ситуации и своей неспособности противостоять такой ненависти и злонамеренности.

Запугав и парализовав меня убедительной вступительной речью, противник еще раз спросил, буду ли я драться теперь, зная, что меня ждет. Несмотря на полную подавленность и утонувшее в пучинах страха состояние, на то, что горло перехватило так, что я не мог выдавить из себя ни одного слова, я все же кивнул – да, я буду драться. Я пожалел о своем сопротивлении, но был загнан в угол, из которого не мог выбраться иначе, чем испытав судьбу в неравном бою, к которому не был готов ни физически, ни психологически.

Он стоял прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки. «Ну, тогда сейчас сброшу куртку, и начнем», – сказал он. Я кивнул, но сам куртку не снял – так был испуган и дезориентирован, что у меня не возникло даже мысли о том, чтобы подготовиться к бою. И тут произошло непредвиденное: мой мучитель сделал шаг, как бы поворачиваясь в сторону, и движение, как будто он хочет снять куртку, но затем резко натянул ее обратно, быстро шагнул в мою сторону и с разворота со всего маха ударил меня кулаком по носу. Неожиданно, больно и ужасно обидно. И тут я понял, что мой противник – настоящий трус. Жестокий и умелый драчун, набравшийся опыта, но при этом подлый и бесчестный. Зачем бить перепуганного насмерть и явно более слабого противника исподтишка?

Меня будто прорвало. Страх куда-то девался, вытесненный гневом от обиды за предательский удар. Кровь хлынула из носа рекой, заливая мне одежду, но я не замечал ее и орал на негодяя, обличая его в трусости и подлости. Он не ожидал такого поворота и напора с моей стороны и засуетился, засмущался. Он не знал, что сказать в ответ, – я был прав, рядом стояли два свидетеля. Но тогда он снова подступил ко мне с угрозами и вопросом, буду ли я теперь отстаивать свою правоту кулаками. Я ответил – разве не видно, что я не могу сейчас драться? Надо остановить кровь и посмотреть, не сломан ли нос. Но я обязательно отомщу, мы еще сойдемся в драке.

Кое-как уняв кровь и оттерев ее снегом, я вернулся домой. Наступившая ночь прошла без сна. Я заново проживал ужас и обиду, обещание отомстить. Я знал, что мне нечего противопоставить своему противнику. Я не умел ни нападать, ни защищаться. Но и подчиниться столь подлому врагу ни за что не мог. К счастью, после того случая он оставил меня в покое. Больше не задирал меня и не преграждал мне путь. Он понял, что не сломил меня и что меня не удастся ни запугать, ни подчинить. Он ждал, когда я вызову его на обещанный в горячке поединок.

Я заручился поддержкой рослого одноклассника, с которым мы проводили много времени вместе. Мой друг был выше меня на голову и плотно сложен. Он мог дать отпор даже взрослому. Тем временем я готовился: раздобыл две пары боксерских перчаток, набил сначала опилками, потом песком обычный мешок из рогожи и молотил по нему каждый день по несколько часов. Время от времени я просил друзей побоксировать со мной, и мы устраивали раунды во дворе. Я раздобыл книгу с боксерскими техниками и пытался их изучить по картинкам. Я мало чему научился, но хотя бы получил первый опыт нанесения ударов руками, что было намного больше, чем до начала этих занятий.

Всю весну я регулярно молотил по груше, отрабатывая удары, пробовал «бой с тенью» – воображаемым противником. Я готовился к битве, поэтому тренировки были для меня не только физическими, но и эмоциональными. Я вбивал в импровизированную грушу страхи, злость, обиду, неуверенность. Поначалу я быстро уставал, но постепенно что-то стало выстраиваться во мне изнутри. Я приобретал динамичность и уверенность. И перешел от одиночных ударов к серийным – когда работаешь максимально быстро, пока не выдохнешься.

Мой противник наверняка слышал о моих ежедневных занятиях, и это воздействовало на него не хуже угроз или ударов. Ведь каждый удар по груше предназначался прежде всего ему. Поначалу я часто представлял себе его лицо и со всей яростью обрушивал на него шквал ударов. Я разбил боксерские перчатки в лепешку и продолжил бить по мешку, надевая обычные варежки. Но чем дольше я бил по груше, тем меньше гнева и страха во мне оставалось. Видимо, мой противник зауважал мою упертость и целеустремленность – он вдруг стал выказывать мне свое расположение.

Окончательно ситуация разрешилась после того, как я вступился за другого одноклассника и вызвал на поединок его обидчика. Этот обидчик был на год младше, но крупный и рослый. А мой друг был даже мельче и худее, чем я. Во время драки обидчик схватил мальчика, приставил к стене и стал избивать, методично нанося удары то в живот, то в голову. Удары были медленные, но тяжелые, а мой друг ничего не мог поделать – он махал в воздухе руками, но не мог достать противника.

Драка происходила с дюжиной свидетелей с обеих сторон в заброшенной части поселка, кругом были покинутые дома, взрослых поблизости не оказалось. Когда я увидел, что мой друг ничего не может противопоставить обидчику, то остановил их и бросил обидчику вызов. Это было приемлемо в правилах поселковой этики, которую я к тому времени уже освоил. Мне же жизненно важно было проверить свои навыки, прежде чем бросать вызов давнему врагу.

Наша драка была недолгой. Он пытался схватить меня, как и моего друга, за грудки, но я был в футболке и легко вырывался, понимая, чем это может закончиться для меня, – руки у него были длиннее и сильнее моих. Как только он вцеплялся в одежду, я изо всех сил выкручивался и не давал ему возможности зафиксировать меня. Сам же носился вприпрыжку вокруг него, раздергивая выпадами и ложными ударами, затем сближался, наносил серию быстрых ударов и отскакивал обратно. В одной из атак я нанес довольно сильный и точный удар, который сломал ему коренной зуб. Это было больно и лишило моего противника воли к борьбе, так что он сдался.

Мой давний враг был в числе зрителей со стороны нашего противника, они были одноклассниками. Я спросил его – хочет ли он теперь бросить мне вызов? Я хоть и устал, но готов сразиться. Он ответил, что лучше в другой раз – я уже выложился, и он не хочет, чтобы думали, что из-за этого он меня может победить. Я согласился, что это благородно с его стороны, и не стал напоминать ему его собственный нечестный поступок в прошлый раз. Но я вдруг понял, что во мне не осталось ни обиды, ни злости, ни страха или вопроса, смогу ли я защитить себя. Я знал, что смогу. А весь страх и обиду я вбил в свою импровизированную боксерскую грушу. Кроме того, я публично обозначил свою готовность с ним сразиться, так что вопросы чести были полностью решены. И я отпустил желание мести. Я понимал, что именно эти эмоции сдвинули меня в сторону того, чтобы быть готовым защищать свою честь и свое здоровье. Это была моя первая реальная встреча с Тьмой, пробудившая меня к Пути Воина.