София Михайловна Смирнова
Записки бедного студента
– Да. Говорил.
– Меня очень просил вам помочь ваш спутник. Говорил, что ваша речь очень хороша. Предполагает, что мысли излагаете на бумаге так же. Я готов вам помочь. Начните писать. Когда будет, что показать – приезжайте.
– Очень вам благодарен!
– Вы знали, что Сергей Владимирович пишет статьи?
– Нет.
– Он пишет неплохие статьи. Попросите как-нибудь почитать.
Жестом меня пригласили выйти. Мы вышли вместе. Нас проводили Аннушка и хозяин дома. Сергей Владимирович улыбался и посматривал на меня довольными глазами.
Да, события дня явно соответствуют дате.
15 июля. Воскресенье.
Проспал два дня.
19 июля. Четверг.
Начал писать. Пишу на кухонном столе. Дунька лежит около тетради и урчит.
22 июля. Воскресенье.
Написал четыре главы. Пятую закончу завтра. Во вторник решил ехать к Альтеру. Пишется легко. Что получается, мне нравится.
24 июля. Вторник.
Я в ярости!
Был вечер. В доме меня встретила всё та же Аннушка. Альтер сидел в кабинете. Я подал ему свою рукопись. Сидел как на иголках в ожидании, когда же он прочтёт. Через двадцать минут профессор поднял на меня глаза. Они были серьёзные и с оттенком злобы. Он начал говорить тихо:
– Вы понимаете, что это очень плохо? – я промолчал. – Я не знаю, как вам помочь. Тема у вас абсолютно никчёмная. Наверно, я ошибся в вас. Можете идти. Я вам помочь с этим ничем не могу.
Всю дорогу домой я прокручивал в голове его слова. Даже не заметил, как пришёл домой. Я в ужасной ярости и расстроенности.
28 июля. Суббота.
Я не выходил три дня. Всю среду проспал. В четверг утром я железно решил, что напишу роман, и никто мне не помешает. Я сел писать дальше. Писалось плохо. Ничего не получалось. А от того я стал ходить по комнате взад-вперёд до самого вечера. Только ночью, ближе к полуночи, у меня хоть что-то стало выходить.
В пятницу продолжал писать. Честно сказать, я даже не вспоминал о существовании работы. Для меня существовал только стол в узкой кухоньке, лист бумаги и ручка.
Под вечер стал играть с Дуней.
Сегодня утром меня разбудил звонок в дверь. Последние три дня я чувствовал себя просто ужасно. Настроение ни к чёрту, да и голова болит. Итак, дверь. Когда я её открыл, я немного удивился. На пороге стоял Сергей Владимирович с глазами, полными тревоги. В руках он держал сетку с апельсинами. Он молча вошёл. Я поставил чайник, и мы сели за стол, пристально и с неким удивлением смотря друг на друга.
– Что случилось? – спросил я.
– Вас не было три дня на работе. Вы не брали трубки. Мы уже не знали, что и думать.
– Всё относительно в порядке. Я ездил во вторник к профессору…
– Я знаю, что он вам сказал.
– Я намерен дописать роман! – неожиданно бойко вскрикнул я.
– Конечно, конечно. Можно взглянуть?
Я подал тетрадь. Спустя пятнадцать минут молчания мой гость сказал, что ему нравится то, что я написал.
Мы допили чай. Сергей Владимирович сказал, что будет заходить иногда.
29 июля. Воскресенье.
Опять меня разбудил дверной звонок. На этот раз в дверях стояла Настенька с тревогой в глазах похлеще, чем у Сергея Владимировича. Она больше не улыбалась. Как только я открыл ей дверь, она стала носиться по моей маленькой квартире и открывать окна где только можно. Я так и стоял у двери. После этой странной процедуры она подбежала и схватила меня за щёки. Она стала вертеть мою голову и говорить, что я сильно побледнел. Настенька приказала мне одеваться, мы идём гулять.
Поначалу я чувствовал себя собачкой, которую выгуливает хозяйка. Это ощущение ушло, когда мы вышли на Невский. На улице было тепло и многолюдно. С Настей мы гуляли до вечера. Это была лучшая прогулка в моей жизни. Я впервые за много месяцев смеялся. Понимаете?! Смеялся!
Настя отвела меня домой и почему-то решила что-то для меня приготовить. Что ж, я был не против. Дуне Настя понравилась. А мне понравилось, как она готовит.