Сильвия Крэнстон
Е. П. Блаватская. История удивительной жизни

Глава 4
Второй раз вокруг света

Когда Е. П. Блаватская вернулась в Англию, между Турцией и Россией вовсю шла Крымская война. В январе 1854 г. флотилии Британии и Франции вошли в Чёрное море, а в феврале император Николай I отозвал российских послов из Лондона и Парижа. Для русских, находящихся в Англии, это было непростое время, но, по словам Веры, её сестру там удерживал контракт (по-видимому, связанный с концертной деятельностью): «Благодаря своему выдающемуся музыкальному таланту, она стала членом филармонического общества»^[169].

В июне 1854 г. Блаватская снова встретила своего Учителя. Она пишет: «Я встретила его в доме иностранца в Англии, куда он прибыл в сопровождении развенчанного индийского принца. Наше общение ограничилось двумя беседами, которые, произведя на меня сильное впечатление своей неожиданностью, странным характером и даже строгостью обращения, всё же, как и многие другие, канули в Лету»^[170]. Упомянутым ею «развенчанным индийским принцем» был, вероятно, Далип Сингх, свергнутый махараджа Лахора. Он прибыл в Саутгемптон 18 июня, а первого июля был представлен королеве Виктории^[171]. После этого Елена Петровна покинула Англию и уехала в Нью-Йорк^[172].

Там она возобновила общение с профессором Росоном. По его словам, в то время шёл 1853 г., однако, 1854-й представляется куда более вероятным. Когда, будучи молодым художником, Росон впервые повстречался с Блаватской в Каире, ей было 29 лет. Вот как она выглядела в его глазах теперь, 22 или 23 лет от роду:

У неё было круглое лицо, подобное лику луны – очертания, которые так ценят на Востоке; взгляд её ярких, ясных глаз в минуты покоя был кроток, как у газели, но в гневе или возбуждении они сверкали змеиным блеском. Вся её юная фигура, до тех пор, пока ей не исполнилось 30, была полна гибкости, силы и гармонии, достойной восхищения художников. Её небольшие изящные кисти рук и ступни ещё сильнее подчеркивали нежность и свежесть юности, оставаясь такими до конца её жизни.

В обществе она слыла почти неотразимой, поскольку могла одной лишь короткой беседой расположить к себе любого мужчину, который был достаточно умён, чтобы не считать себя центром вселенной.

Однако её мало заботило восхищение мужчин, видевших в ней лишь привлекательную женщину, говорит Росон. «Она не переставала учиться, – вспоминает он, – трудилась без устали и никогда не останавливалась на достигнутом. Больше света, больше фактов, новейших теорий, различных гипотез и предположений, вечное стремление к идеалу». [Журнал Фрэнка Лесли «Ежемесячник о популярном», февраль, 1892 г.]

* * *

Как сообщает Синнетт, из Нью-Йорка Блаватская «сначала направилась в Чикаго, в то время молодой город… а затем на дальний Запад», по пути «пересекла Скалистые горы с караванами эмигрантов, пока не оказалась в Сан-Франциско», где села на корабль, отплывающий на Восток^[173].

В классическом произведении Джона Унру «Через равнины» говорится о том, что «испытания переселенцев 1850-х гг.», – а именно в то время Блаватская направлялась на Запад – «были чрезвычайно сложными». Необходимость переправляться через бурные реки и пересекать обширные пространства раскалённых, безводных пустынь являлась лишь частью этих трудностей. Сломанное колесо телеги или павшие от изнеможения волы оборачивались для путешественников настоящей бедой. Они пересекали Скалистые горы через Южный Перевал в Вайоминге, на высоте двух тысяч метров.

После перевала через Скалистые горы многие путешественники, среди которых, по слухам, была и Е. П. Блаватская, останавливались в Солт-Лейк-Сити, чтобы отдохнуть и пополнить запасы. Известно, что Елена Петровна переночевала в доме последовательницы мормонства Эммелин Б. Уэллс (1828–1921), издательницы и редактора журнала «Образец женщины». Как рассказала миссис Уэллс внучке, Дейзи Вудс, на Блаватской были мужские ботинки, которые она надела специально для путешествия по горам и пустыням. Создавалось впечатление, что она находится на пути в Мексику^[174]. Унру отмечает, что «помимо отелей и столовых, многие переселенцы находили пристанище в домах мормонов во время остановки в Солт-Лейк-Сити»^[175]. Если Е. П. Блаватская в самом деле направилась в Мексику и, может быть, в другие страны Центральной и Южной Америки, она могла добраться до Сан-Франциско на одном из прибрежных судов, и уже оттуда пуститься в путь на Восток^[176].

Первый взгляд, брошенный на Тихий океан, часто оставляет в памяти путешественников неизгладимое впечатление. Уолт Уитмен увековечил увиденный им морской пейзаж в стихотворении «Глядя на запад с берегов Калифорнии», которое рассказывает о том, как много лет назад он пустился в странствие на Запад из древней Индии, и вот теперь:

 
Глядя на запад с берегов Калифорнии,
Вопрошаю, упорно ищу доселе неизвестное.
Я ребёнок, очень старый…
На пути к отчему дому… смотрю вдаль,
Гляжу с берегов моего западного моря,
Цикл почти завершён;
Пора отправляться на запад из Индостана,
Из долин Кашмира…
Как долго я бродил, скитался по всей земле,
Теперь, смотря в сторону дома, я рад и доволен,
(Но где то, на поиски чего я отправился давным-давно?
И почему оно до сих пор не найдено?)^[177]
 

Когда Е. П. Блаватская пересекала Тихий океан, приближаясь к Калькутте в 1855-м или 1856 г.,^[178] возможно, она задавалась этим же вопросом: «Почему оно до сих пор не найдено?»

Глава 5
Мудрецы Востока

Вы, наверное, помните о том, что в первый раз Е. П. Блаватская отправилась в Индию по указанию своего Учителя, при этом ни разу его там не встретив. В новом путешествии всё было иначе. В следующих отрывках из «Разоблачённой Изиды» оба путешествия Е. П. Блаватской, по-видимому, слились в одно:

Давным-давно, во время наших^[179] первых странствий на Востоке, когда мы исследовали его тайные, заброшенные святилища, два вопроса беспрестанно омрачали наши мысли: Где, Кто и Что есть Бог? Видел ли кто-нибудь бессмертный дух человека, чтобы быть уверенным в его бессмертии?

В то время как мы были целиком поглощены разрешением этих непостижимых вопросов, нам встретились несколько человек, наделённых такими таинственными силами и глубокими знаниями, что их можно было с полным на то основанием назвать мудрецами Востока… Они показали нам, что, сочетая науку с религией [курсив С. Крэнстон], доказать существование Бога и бессмертие человеческого духа не сложнее, чем теорему Евклида.

Мы впервые уверились в том, что в восточной философии есть место только одной вере – абсолютной, непоколебимой вере во всемогущество собственного бессмертного «Я» человека. Нам поведали, что это всемогущество происходит от родства человеческого духа с Всемирной Душой – Богом! Но Бог, сказали они, может проявиться только через человеческий дух. Дух человека доказывает существование духа Бога, как капля воды доказывает существование источника, из которого она проистекла. (ч. VI)

Посему, добавляет Блаватская, когда кто-то видит человеческое существо, как и эти мудрецы Востока, «проявляющее невероятные способности, управляющее силами природы и устанавливающее связь с миром духов, ум, склонный к размышлениям, тотчас же утверждается во мнении, что, коль скоро человеческое духовное Я может делать такие вещи, могущество Духа Отца^[180] должно быть настолько же обширнее, насколько мощь и величина океана превосходят каплю. Из ничего ничто не происходит; докажите, что у человека есть душа, явив миру её чудесные силы – и вы докажете, что есть Бог!.. Это знание бесценно; и оно скрыто только от тех, кто его игнорирует, высмеивает или отрицает само его существование»^[181].

* * *

Е. П. Блаватская писала Синнетту о своей жизни в Индии в 1856 г.: «Я переезжала с место на место, никому не говоря, что я русская, и обо мне думали лишь то, что я сама хотела… Если бы мне пришлось описать этот год, проведённый в Индии, то получилась бы целая книга»^[182].

Часть её приключений в Индии и вправду вошли в книгу «Из пещер и дебрей Индостана»^[183]. Первоначально это был цикл очерков, которые она написала с 1878 по 1886 гг. под псевдонимом Радда-Бай, и которые были опубликованы в «Московских ведомостях» под редакцией именитого русского журналиста М. Н. Каткова. Очерки вызвали живой интерес у читателей, поэтому в 1883 г. их издали повторно, включив в приложение к журналу Каткова «Русский вестник», а затем продолжили публикацию цикла. В литературном отделе этого журнала публиковались знаменитые писатели, в числе которых Толстой и Тургенев.

В книге «Из пещер и дебрей Индостана» в художественной форме описывается часть путешествий Блаватской с её Учителем, который появляется там под вымышленным именем Гулаб Сингх^[184]. «Я пишу о реальных событиях и персонажах, – признаётся она Синнетту, – всего лишь сократив временной промежуток до трёх-четырёх месяцев, хотя в реальности все факты, явления и некоторые феномены моего Учителя происходили на протяжении нескольких лет»^[185]. По её словам, многие из них случились во время её второго путешествия в Индию. Зинаида Венгерова рассматривает этот цикл очерков в своей статье, посвящённой жизни Е. П. Блаватской, вошедшей в «Критико-биографический словарь русских писателей и учёных» (1892).

В целом критически настроенная по отношению к некоторым этапам карьеры Блаватской, Венгерова тем не менее не скупилась на похвалы, оценивая эту книгу:

Произведение «Из пещер и дебрей Индостана» нельзя ставить в один ряд с обыкновенными красочными описаниями заморских стран. Здесь автор выступает не в качестве любознательной путешественницы, описывающей увиденные ею чудеса. Скорее она предстаёт в роли члена научной экспедиции, изучающей основы истории человечества по застывшей цивилизации Индии. Эта цель неизменно присутствует в повествовании Радды-Бай, что придаёт ему особый шарм. Автор подчёркивает каждую деталь, которая указывает на великое прошлое этой ныне закрепощённой нации. Она так просто и в то же время образно описывает величественные здания, разбросанные по Индии с незапамятных времен и нетронутые прошедшими веками… Но куда больше, чем всевозможные произведения искусства, демонстрирующие величие индийской цивилизации, или живописные пейзажи, в описании которых реальность многократно превосходит самое живое воображение, её внимание привлекает образ жизни местного населения… ведь, куда бы она ни направлялась, она жила не в европейских кварталах, а в индийских бунгало, среди коренных жителей…

Читая её книгу, не следует ни на минуту забывать о том, что Радда-Бай в первую очередь является теософом, что она отправилась в Индию на поиски тайных знаний востока, поэтому её внимание прежде всего направлено на учения индийских мудрецов… Особенно её интересует мистическая школа раджа-йогов, божественных мудрецов, развивших в себе духовные способности до такой степени, что научились творить абсолютно чудесные вещи. Один из раджа-йогов, Гулаб Сингх, которого она знала лично… отвечал на её невысказанные вопросы; исчезал и появлялся, когда этого меньше всего ожидали; открывал путешественникам тайные ходы в горах, ведущие к подземным святилищам, и делал многое другое. И он делал всё это без особых усилий, попутно весьма правдоподобно объясняя свои действия. Многие из феноменов Гулаба Сингха, описанные Блаватской, напоминают те, которые она сама впоследствии совершала. Возможно ли, что именно от таинственного Гулаба Сингха она научилась «создавать» и дезинтегрировать предметы?^[186].

Книга «Из пещер и дебрей Индостана» была впервые частично переведена на английский язык в 1892 г. племянницей Е. П. Блаватской, Верой Джонстон. Сегодня существует ещё один перевод, объёмом более 700 страниц, доступный в цикле Собрание сочинений Блаватской. В настоящий момент готовится к публикации второй том русских сочинений, который станет продолжением цикла.

* * *

Потерпев неудачу в попытке проникнуть в Тибет через Непал во время первого путешествия в Индию, Блаватская снова попробовала попасть туда через Кашмир. В своём отчёте о встрече с генерал-майором Мюрреем, который сорвал первую попытку, полковник Олькотт добавляет:

В одной из официальных поездок по северу Индии я напал на след её очередной попытки посетить Тибет в лице индийского господина, живущего в Барейлли. Как только Е. П. Блаватская прибыла на станцию по приезде в Индию (1879), этот господин узнал в ней ту европейскую даму, которая много лет назад оказалась у него в гостях, когда направлялась на север, чтобы через Кашмир добраться до Тибета. Они приятно побеседовали о былых временах^[187].

Кашмир находится в северо-западной части Индии, и некоторые из его районов некогда носили название Малый Тибет. Севернее располагается западный Тибет, который Блаватская посетила во время этой поездки. Тем не менее ей не удалось побывать в сердце оккультизма, восточном Тибете, где часто проживал её Учитель с другими адептами. Там же находится и Лхаса, столица страны и резиденция Далай-ламы.

Как сообщает Синнетт, перед путешествием в западный Тибет Е. П. Блаватская встретилась в Лахоре с другом отца, бывшим лютеранским священником, немцем по фамилии Кюльвайн. Узнав о том, что он с друзьями собирается в путешествие по Востоку, полковник Ган, обеспокоенный благополучием дочери, попросил его разыскать её^[188].

Вчетвером они пересекли Кашмир в сопровождении татарского шамана, который направлялся домой в Сибирь после 20-летнего отсутствия. Шаман примкнул к Блаватской в надежде на её заступничество перед русскими властями, от которых ему нужно было получить разрешение на въезд.

Всячески маскируясь под местных жителей, они попытались попасть в Тибет. Кюльвайн заболел и был вынужден вернуться. Его друзьям не позволили пересечь границу, пропустив лишь шамана и Елену Петровну. Её монгольские черты, по-видимому, были лучшей маскировкой. О некоторых из этих своих приключений она повествует в «Изиде». Одно из них связано с талисманом, который шаман всегда носил под левой рукой:

«Зачем тебе этот талисман и в чём его ценность?» – этот вопрос мы часто задавали нашему проводнику. Он никогда не давал прямого ответа, всячески избегая разъяснений, но обещал, что, как только предоставится возможность и мы останемся наедине, он позволит камню «самому ответить». С этой весьма неопределённой надеждой нам оставалось довольствоваться лишь собственным воображением. Но вскоре наступил день, когда камень наконец «заговорил».

Это произошло в самый отчаянный период нашей жизни, в то самое время, когда натура скитальца увлекла писательницу в далёкие земли, где не было ни цивилизации, ни малейшей уверенности в собственной безопасности.

Однажды население деревни, в которой они жили, отправилось наблюдать за буддистской церемонией, что предоставило шаману возможность продемонстрировать способности камня.

Он достал из-за пазухи небольшой камень размером с грецкий орех и, бережно развернув его, как нам показалось, проглотил. Спустя несколько мгновений конечности его застыли, тело окаменело, и он упал, холодный и недвижимый, как труп. Если бы губы его не шевелились едва заметно, отвечая на заданные вопросы, зрелище было бы совсем неприятным и даже пугающим. За два с лишним часа мы получили самые живые, несомненные доказательства тому, что астральная душа шамана путешествовала где-то, исполняя наше невысказанное желание.

Е. П. Блаватская попросила душу шамана посетить её подругу, румынку из Валахии, и рассказать, о чём она думает в настоящий момент. Голос возвестил, что старушка сидит в саду, читая письмо. Е. П. Блаватская поспешно схватила бумагу и перо, чтобы записать слова, которые голос медленно произносил на валашском наречии, которым она не владела, но узнала по звучанию. Позже она написала женщине письмо, спросив о её занятиях в тот самый день. «Будучи мистиком по натуре, но убеждённым скептиком во всём, что касалось подобных оккультных феноменов», подруга ответила ей, что «в то утро она сидела в саду и варила варенье; письмо, которое отправила ей Блаватская, слово в слово повторяло письмо, которое она получила от своего брата; совершенно внезапно – как ей казалось, из-за жары – эта женщина потеряла сознание, и ей хорошо помнится, что она видела писательницу в пустынном месте, которое подробно описала; по её словам, та сидела под „цыганским шатром“». «С этого времени, – добавляет Елена Петровна, – мои сомнения развеяны!.. Время в Бухаресте в точности совпадало с тем временем, когда произошло это явление».

Е. П. Блаватская продолжает:

Но наш эксперимент оказался ещё убедительнее. Мы направили внутреннее «Я» шамана к человеку, ранее упомянутому в этой главе, качи из Лхасы, который постоянно путешествует в британскую Индию и обратно. Нам известно, что он был уведомлён о нашем критическом положении в пустыне; поскольку через несколько часов подоспела помощь, и мы были спасены двумя десятками всадников. Их предводитель указал им точное место, где нужно нас искать, чего обыкновенный человек, не наделённый сверхъестественными способностями, сделать никак не мог. Предводителем всадников был Шаберон, «адепт», с которым мы никогда не сталкивались ни до, ни после этого случая, поскольку он никогда не покидал свой сумэ (ламаистский монастырь), а нас туда не пускали. Однако он был близким другом этого качи^[189].

«Это происшествие, – говорит Синнетт, – положило конец странствиям госпожи Блаватской в Тибете», и «её проводили обратно до границы по дорогам и проходам, о которых она до этого не знала…» Он добавляет, что «её оккультный хранитель повелел, чтобы она покинула страну незадолго до бед, обрушившихся на Индию в 1857 г.». Имеются в виду восстания сипаев, которые вспыхнули в мае и очень быстро распространились, поставив под угрозу британское правление. По указанию Учителя Е. П. Блаватская отправилась из Мадраса на остров Ява на борту голландского судна «ради определённой задачи»^[190]. Позже она вернулась в Европу.

Часть 3
Зрелые годы

Глава 1
Возвращение в Россию

Был рождественский вечер, 1858 г. близился к концу. Полковник Ган с младшей дочерью Верой присутствовали на свадьбе в Пскове, недалеко от Санкт-Петербурга. Вера, оставшаяся к тому времени вдовой с двумя детьми, приехала к родственникам покойного мужа, Яхонтовым, чтобы провести зиму с ними. В их имении и проходило свадебное торжество.

«Все уже сидели за банкетным столом, – вспоминает Желиховская, – кареты с гостями прибывали одна за другой, и колокольчик, возвещающий об их прибытии, звенел без умолку. Когда друзья жениха поднялись с мест, держа в руках бокалы с шампанским, чтобы пожелать молодым всего наилучшего – в России это крайне торжественный момент – колокольчик вновь нетерпеливо зазвенел». Вера, «движимая неукротимым порывом, невзирая на то, что прихожая была полна слуг, вскочила с места и, ко всеобщему изумлению, помчалась сама отворять двери. Она была уверена в том, что это её сестра!». Действительно, там, на пороге, стояла госпожа Блаватская!»^[191]

Вернувшись из Индии, Е. П. Блаватская провела несколько месяцев во Франции и Германии, а затем ненадолго приехала навестить родню в Санкт Петербург. Её тётка Надежда оказалась первой родственницей, с которой она связалась, попросив не рассказывать о своём приезде остальным. Блаватская опасалась, что её муж станет требовать супружеских прав, и попросила Надю, которая на тот момент жила в Тифлисе, установить связь с Никифором. Тот ответил:

Передайте Елене Петровне, что я даю слово чести никогда не преследовать её… С того момента, как со мной приключилось это несчастье, и вследствие его, я тружусь над своим характером, чтобы ничто не могло меня ранить. Часто я даже смеюсь над глупостями, которые когда-то совершал… Человек может привыкнуть ко всему. Так и я привык к безрадостной жизни в Эривани без Елены^[192].

По приезде сестры в Псков Вера вполне естественно ожидала подробного описания её странствий, но узнала лишь, что Елена «путешествовала по Европе, Америке и Азии»^[193]. Позже, объясняя свою немногословность Синнетту, Е. П. Блаватская написала: «С 17 до 40 я прилагала все усилия для того, чтобы не оставлять следов во время путешествий… Я не хотела, чтобы люди знали, где я была и что я делала. Мои родственники, несомненно, предпочли бы, чтобы я занималась чем-то обыденным, вместо того чтобы изучать оккультизм». Для этих людей увлечение подобными науками означало, что она «продана дьяволу»^[194].

Уже после основания Теософского общества Блаватская ответила на настойчивые вопросы злопыхателей о её прошлом:

Даже самым близким друзьям я никогда не рассказывала ничего, кроме отрывочных и общих сведений о моих странствиях, и впредь я не собираюсь потакать любопытству других, меньше всего – моих врагов. Последние вольны верить во что угодно, распускать столько небылиц обо мне, сколько им вздумается, и придумывать новые истории, так как старые со временем приходят в негодность. Почему бы им не делать этого, если они не верят в теософских адептов (учителей мудрости)?^[195]

Доброжелательно настроенному собеседнику она дала другой ответ: «В истории моей жизни есть несколько страниц, о которых я никогда не говорю. Я скорее умру, чем раскрою их тайну, но не потому, что я их стыжусь, а потому что для меня они слишком священны»^[196].