Сергей Юрьевич Личис
На свободу!
«Батюшка.. я хочу узнать про службу, и все то, что происходит в православной церкви. Ведь я многое не знаю! Помогите мне. Расскажите мне, пожалуйста?»
«Да, – опять продолжил он. – жаль, что сейчас церковь мало просвещает людей. Есть катехизация. Это, можно сказать учение законам Божьим. Как и всякое обучение при желании и прилежном отношении к нему открывает двери к познанию Веры, получению Благодати. Ведь во всем этом заложен большой смысл. Сегодня, когда мы с тобой служили литургию, после Писания и проповеди, были слова :«оглашенные, изыдите, изыдите, оглашенные». Вот это как раз люди, которые узнают о Церкви и о Боге больше, чем они сами могут себе это представить. Оглашенный – это в переводе на современный русский язык, просвещаемый. На греческом языке это звучит, как катехизис. Я передам тебе один очень хороший катехизис одного священника, который в свое время проживал в Москве. Ты почитаешь, а потом будешь мне задавать вопросы. Договорились?»
«Конечно, – согласился я и добавил – когда Вы теперь, отец Арсений, придете ко мне?»
«Не знаю. Как я решу этот вопрос с твоим начальством. Молись и проси Бога, да даст Он тебе, ибо просящему дано будет! Ну, теперь все. Мне нужно идти».
Батюшка благословил меня и вышел.
***
Начальник тюрьмы дал разрешение священнику на мое причащение и передачу духовной литературы. Раз в три недели мы встречались с отцом Арсением и совершали служебную литургию. Он меня причащал, а после, мы вели вместе интересную беседу о том, что я прочитал: разговаривали о духовности, и не только. Я шаг за шагом стал разбираться в церковных книгах и понял, что на самом деле ограничений в церкви нет, что все ограничения были сделаны для того, чтобы человек не совершил плохого. Узнал, что наша русская православная церковь сейчас в большом упадке, потому что церковному просвещению людей уделяется очень мало времени. Но есть и хорошее: есть приходы и даже целые общины, делающие много, как для себя и церкви, так и для людей.
Раз в день меня выводили побывать на час на свежем воздухе. Через решетку вверху можно было видеть небо и проплывавшие по нему облака. Вечерами, в камере, я снова слышал звон колоколов, и, внутри меня, уже не было безумного стремления покинуть это узкое, страшное место: место моего пожизненного заключения. Внутри меня царила благость и спокойствие. Я продолжал записывать все то, что со мной происходит, в надежде, что все эти записи когда-нибудь попадут в руки читателя, и человек, читающий эти строки, задумался бы о смысле жизни, направил бы ее в нужное русло, не делал ошибок…
Моя камера была переполнена книгами духовной литературы. Но наряду с духовной литературой, я стал читать и классическую. По словам батюшки, вся классика по своей сути духовна, а еще, у каждого человека от рождения заложен талант, и каждый человек призван его реализовывать.
Как ни странно было для меня, но я понял, что мое призвание – написание книги, которая поможет обратить людей к Богу и к Церкви, книги, которую я сейчас пишу…
Шли дни. Мое время нахождения в тюрьме наполнялось смирением. Здешнее присутствие уже не было пустым и угрюмым, как я его чувствовал до своего настоящего прихода к Богу и Церкви. Оно приобрело смысл. Смысл в том, что мы должны задуматься и делать все возможное, чтобы этот мир преобразить, начиная с самих себя. И этому может помочь только Бог!
Я призываю всех читателей и людей безразличных к вере задуматься о своей жизни. Попросить Бога и с Его помощью начать свое собственное просвещение. Каждый, даже считающий себя совсем неисправимым человеком, может увидеть чудо, которое с ним сотворит Бог, как это стало со мной.
****
Встать! Лицом к стене!
Меня ведут в место, где разрешены встречи. За стеклом я вижу Шалтуя. Он сидит вполоборота ко мне, нервно куря сигарету. Я отодвинул стул и присел с противоположной стороны стекла. Алексей был бледный, худой и небритый.
«Привет!» – буркнул он.
«Здравствуй ! Что случилось? Почему тебя так долго не было?»– спросил я
«Чурака повесили», – его голос дрогнул.
«Кто?» – спросил я.
«Чурака повесили, у Башила передоз, Никита вскрылся, – продолжал мой кореш обреченным тоном, не слыша вопроса. – Прикидываешь? Короче, у нас проблемы!»
«Эти проблемы так и будут, пока человек не обратится к Богу! – сказал я. – Все так и будет дальше!»
Леха молча курил и казалось совсем меня не слушал.
«Я не знаю, что теперь… – продолжал он, – завтра или меня пришьют, или я сам вздернусь». Он ненадолго замолчал, смотря вперед себя. Его взгляд был каким-то отрешенным.
«Ты читал то, что я тебя просил?» – я прервал его молчание.
Он посмотрел прямо мне в глаза и заорал так, что стены содрогнулись.
«Серега, ты чего? Совсем охренел! Ты здесь закрылся, сидишь под замком и читаешь и даже не знаешь, что там на свободе творится! Вот, так просто себе сидишь и читаешь! Что я должен был по-твоему, читать? Что? У меня много всяких дел! Я на свободе! Я делаю то, что я хочу! Зачем мне что-то читать? Это у тебя здесь кукундер съехал! А у меня есть нормальная жизнь! Без твоих нравоучений и божественных книг!!!»
«Тихо… тихо, Алексей, – успокаивал я его, – Тебя никто не трогает. Не кричи, пожалуйста!»
«Чего не кричи? Чего не кричи? Это тебе здесь делать нечего, а там!!! Там твои друзья И они умирают, – он орать. – Это ты здесь, а мы – там! Все! И у нас нормальная жизнь! На свободе, мы!»
«Разве это нормальная жизнь? – возразил я, – это ты считаешь нормальным?»
Он гневно посмотрел мне в глаза и, скрипя зубами, заорал: «Ты! Ты!… Ты знаешь?!!! Знаешь, ты!............! Тебя нет! Ты умер! Ты умер для всех! Тебя забыли! Ты мертвец! Только я ходил к тебе! Только я один у тебя был! Ты!…. Ты нищий, убогий, никому ненужный заключенный! Ты никому не нужен! Ты один из всех этих чертей, которые лохи! Ты черт! Ха, ха, ха… Ты чертило! Ха, ха, ха…. Пошел ты!!!»– Алексей стал истерически смеяться, затем он плюнул в стекло и двинулся на выход.
Вот, и закончилось мое общение с бывшими друзьями. Я лишился информации обо всех моих знакомых и обо всем своем БЫВШЕМ мире на свободе.
****
Время шло… Я писал свою книгу-откровение, и, совсем перестал интересоваться временем. Но не смотря на то, что время для меня остановилось, мысли о свободе, как бы то ни было, никогда не покидали меня. Я скучал по воле, но смирился с тем, что я буду всю оставшуюся жизнь только здесь, в этой тесной одиночной камере. Но, все же, внутри меня жила несбыточная мечта, надежда…В своих утренних и вечерних молитвах я всегда просил Бога, что если Ему будет угодно, чтобы я все-таки когда-нибудь покинул это место и обрел свободу. Тогда я смог бы увидеть не только стены и железные решетки, но и сказочный мир воли: небо, солнце, звезды, церковь и …людей… Вечерами я зажигал лампадку перед иконами, которые мне принес отец Арсений и целиком погружался в безмолвную тишину. В этой тишине я разговаривал с Богом. Так шло время. Время надежды…
***
Однажды утром, за дверью камеры раздались голоса. Что это? Странно…Сегодня я не должен никуда выходить. На пороге надзиратель. Он ведет меня в комнату для свидания. Кто там может быть? Может быть, это Шалтуй? Прошло уже очень много времени, много лет c с нашей последней встречи.
Я вошел в комнату, дождался, когда закроется за мной дверь. Вошел охранник, а после, через несколько секунд женщина, лет тридцати. Красивая. С гордой осанкой.
Сначала я подумал, что она из нотариальной конторы, может, даже адвокат. Отодвинув стул, женщина присела, повернув голову в сторону охранника, сказала, спасибо. Она какое-то время смотрела на меня, изучая, затем мягко сказала: « Здравствуйте!.. Может быть, присядете?– затем добавила,– Вы не помните меня?»
Я молчал, и пытался понять, что ей нужно.
« А, Вы почти не изменились, – продолжала она. – точнее, нет, внешне Вы, конечно, поменялись, но Ваши глаза остались такими же добрыми, как и тогда… Хотя нет, они стали еще добрее».
Мне никогда таких слов не говорили.
«Вы не помните меня? – она внимательно посмотрела мне прямо в глаза, – знаете, а у нас сейчас с мужем двое детей. У моего мужа свое предприятие…. После нашей встречи… , именно, благодаря Вам я решила изменить все в своей жизни… Поступила в институт, закончила аспирантуру… У меня сейчас очень хорошая работа… Я работаю со своим мужем… Вы не поверите, но именно он настоял, чтобы я сходила к Вам. Я ведь ему призналась и рассказала о том, как и где мы с Вами виделись и при каких обстоятельствах. Он все понял, и… простил меня. А еще, мы с ним каждое воскресенье, вместе с детьми стараемся ходить в церковь и причащаться. Между прочим, сначала он не хотел ходить в храм: говорил, что это все сказки и выдумки. Но, когда мы с ним пошли на оглашение при русской православной церкви, он изменился и стал заниматься благотворительностью, помогать детям… А, Вы, правда, не помните меня?»
Я был поражен! Как быстро пролетело время. Сколько же времени прошло с тех пор? Передо мной стояла та, молоденькая девушка Лена… Теперь, она уже совсем взрослая, полностью сформировавшаяся женщина, пришла ко мне и …благодарила. Я не смог вымолвить ни слова и только смотрел на нее.
«Я зашла, – она опять продолжила, – чтобы сказать огромное человеческое спасибо за сказанные тогда слова, благодаря которым, я полностью изменила свою жизнь. Именно Вы перевернули все во мне… Спасибо Вам большое! Я всегда буду помнить об этом!».
Она опустила глаза, затем резко встала и, повернувшись ко мне спиной, отбивая каблучками шаг за шагом, пошла на выход. «Храни Вас Господь Бог!»,– промолвил я. Остановившись и услышав мои слова, Лена улыбнулась и, кивнув головой, вышла из комнаты.
На обратном пути в свою одиночную камеру, я всем сердцем благодарил Бога за то, что хоть что-то полезное сделал, не для себя, а именно для Него. Я не получил ничего материального. Но я получил духовную радость, которая превосходила все. Моя Душа парила от сознания того, что я помог измениться человеку к лучшему. Спасибо, Господи!
****
Утро следующего дня. Я в камере. Засов отодвигается. На выход! Что там опять случилось? Опять ко мне гости? Давно такого не было.
Я шел по бесконечным тюремным коридорам, и думал, что мы идем опять в комнату для свиданий. Но это было не так. Шли очень долго. Я исполнял указания конвоира, останавливаясь и поворачиваясь к стене для того, чтобы он открывал следующие двери. Мы поворачивали то налево, то направо, то спускались по ступенькам, то поднимались по ним. Наконец, открылась деревянная дверь, и я услышал слова, что заключенный доставлен.
«Здравствуйте, – сказал мне человек в погонах полковника, сидящий за столом, пожизненно заключенный Сергей Лио?»
«Да,» – ответил я.
«Отстегните заключенному наручники сзади и пристигните их спереди», – приказал он, и его приказ был немедленно выполнен.
«Присаживайтесь, – пригласил он за стол, – вы знаете, кто я? Я начальник тюрьмы. Хозяин, по – вашему. Вы знаете, что случилось с Вашими товарищами?»
Я молча покачал головой.
«Последний из вашей банды покончил жизнь самоубийством еще в 2004 году. Никого нет в живых, за исключением Алексея … Судьба же Вашего друга не известна. Он пропал после вашего последнего свидания с ним», – сказал он, глядя на меня.
Странно, неужели это было так давно?
«Теперь о главном,– продолжал тюремщик, – мы рассмотрели Ваше прошение и вызвали сюда, чтобы поговорить с Вами».
«Какое прошение?»– в горле у меня пересохло.
«Прошение, которое Вы писали еще в 1993 году: о Вашем помиловании и изменении меры пресечения наказания».
