Сергей Васильевич Ковальчук
От и До. Книга 2. Свидетельства бывших атеистов
А я тогда работал веб-дизайнером и 3D-визуализатором, много трудился на этом поприще, и достаточно неплохую зарплату имел. И, конечно, такой «кульбит» он был шоком для моей все еще тогда неверующей родни. Когда я бросаю весьма достойную работу, и иду сторожем в Храм. Я тоже иронично над собой подтрунивал, что, дескать, пик моей церковной карьеры – церковный сторож (смеется). Вот.
Но, действительно, прошел этот год, и на таком собрании, консилиуме нашего духовенства тамошнего Маросейского Храма ныне покойным тогдашним настоятелем, отцом Георгием Поляковым, было вынесено решение, что да, пусть идет в семинарию, хорошо.
Но духовник мой не благословил идти в Лавру, а на собрании владыки Арсения, где распределение происходит, на этом самом епархиальном собрании для распределения меня отправили в Перерву. Перервинскую семинарию…
То, что меня изначально привело в католичество – это любовь к традиции. Именно отсутствие уважения к существующей традиции меня сильно покоробило в католичестве, и стало тем поводом, который подтолкнул меня к выходу из католической церкви.
И, конечно, при Папе Бенедикте Шестнадцатом, он уже после моего католичества на престол взошел, но тем не менее, при Папе Бенедикте Шестнадцатом действительно наметился какой-то курс возвращения к традиции, к истокам. Но при Папе Иоанне Павле Втором, а, собственно говоря, мой период католичества совпал с его понтификатом, тоже были какие-то потуги к сохранению традиции, к утверждению традиции.
Но, как я тогда для себя вынес, как я это понял, даже этот уважительный реверанс к традиции совершался исключительно из модернистских побуждений. То есть, такой абсолютной всеядности. Что вот такие у нас «крокодилы» есть, ну вот, пусть они тоже будут. Ну, а что ж такого? Вот.
А так мы и на там-тамах побарабаним на мессе. Собственно говоря, я лично был этому свидетель в том же самом Непорочного Зачатия на мессе какой-то там местной африканской общины. Кружок сидел вокруг престола, и играл на там-тамах. «священнодействовал». Вот.
Просто вот эта всеядность, она меня еще больше покоробила. То есть, я не увидел в католичестве, в современном католичестве, действительно серьезного движения к традиции, как бы, в обратную сторону. И даже то движение, которое есть, оно принимается именно в силу модернистских воззрений, а вовсе не уважения подлинного к традиции как таковой.
И именно это я нашел в Православии. И именно это в Православии и по сию пору остается неизменным. Здесь не идет речь о каких-то частных или личных недостоинствах конкретных персонажей. Ни в католичестве, хотя там очень много своеобразных личностей, ни в Православии. То есть, здесь вообще нет персонализации. Это вопрос более глобальный, более широкий. И именно вопрос Церкви Христовой, по сути.
Вот то, что двадцать веков было нормально, почему-то вдруг у католичества современного оказалось ненормальным в двадцать первом веке. Вот. Это все нужно сломать, все нужно переделать. Мы сейчас будем все по-другому делать. Может быть, к нам тогда больше народу будет ходить. Вот.
Нет, я совершенно искренне считаю, что к Богу приходят одинокие, ищущие странники, а не пионерские отряды под патриотические песни…
Нужно отметить, что мы сейчас говорим про путь человека ко Христу. К Православию, в данном случае. И говоря про этот путь, не нужно ожидать, что с самого начала этого пути человек обладает всеми знаниями, всем пониманием. Я отлично понимаю, что действительно, самое начало моего церковного пути было весьма… эмоционально (смеется).
Многие решения я принимал под влиянием именно эмоций, а вовсе не разума, и вовсе не понимания как такового. Конечно, знания пришли немножечко позже. И естественно, сейчас уже, с той позиции, на которой я стою, уже могу оценивать те или иные какие-то свои метания душевные, и говорить, что это было незрело, а вот это было действительно правильным шагом.
Но тогда еще я это не мог для себя сформулировать. Я даже не обладал теми инструментами, с помощью которых можно было бы действительно оценивать, и правильные решения принимать в тех или иных ситуациях. Поэтому, конечно, тогда для меня вопрос Догматики не стоял как таковой. То есть, он был для меня каким-то фоном определенным, я о нем знал естественно. О филиокве и многих иных нюансах католичества я знал естественно, но принимал как данность. И не больше. Меня это не интересовало, чтобы в это глубоко вникать.
И уже, собственно говоря, перейдя в Православие, и начиная «раскапывать» вот эту традицию, которую я так люблю, которая мне так интересна, я с удовольствием начал погружаться в нее. По кирпичикам ее разбирать и дальше все углубляться в нее, уходить. Здесь, как раз-таки, конечно, да, уже встали вопросы догматического характера. И в них я тут уже, обладая большими знаниями и большим опытом, разобрался.
Действительно, сам для себя уже абсолютно однозначно отметил правильность Православия, православной точки зрения. Опять же, потому что оно неизменно зиждется на первых семи Вселенских Соборах, то, что оно зиждется на учениях святых отцов и самих Апостолов, апостольских мужей, и прочих святых отцов, которые были в первые тысячелетия, что у католиков сейчас, увы, отсутствует. То есть, оно как таковое, как данность, у них есть, но для них гораздо важнее то развитие, которое они получили уже в расколе, уже начиная со второго тысячелетия и далее».
Рассказ второй
Алексий, 42 года
(Россия, г. Москва). Православный священник
«Я хочу на своем примере немножко рассказать. У меня уровень «мохнатого» атеизма был в школе, наверное, где-то лет до десяти. Но тоже не всегда. Меня крестили лет в семь, наверное, или в восемь, я уже не помню. В восемь, по-моему. Нам уже про Ленина рассказывали, про партию, но про религию мы ничего не знали.
Нас отвезли в другой город, потому что в нашем городе, я родом из Балашова Саратовской области, в Церкви заставляли паспорт показывать тех, кто приводил крестить детей. Была очень строгая слежка, и было преследование тех, кто ходит в Церковь. Внушения по партийной линии… ну, это вы все знаете.
И когда меня покрестили, я вот просто явственно помню вот это чувство чистоты, радости и благодати, которая меня посетила после крещения. Я вот это детское чувство явственно помню. Потом это все, конечно, забылось, потому что это было все неосознанно, никто это не подкрепил знаниями. Никто мне не рассказал о Боге, о Христе. Я ничего об этом не знал. Вот дали крестик: «Спаси и Сохрани!» Боженька. Кто Такой Боженька? А Он должен меня спасти и сохранить. Чувствую: да, радость на сердце, а что это, объяснить я не могу.
А потом, когда пошел уже в школу, там уже, соответственно, пропаганда советская, марксизм-ленинизм, сказки вот эти вот всякие в книжках. Поп – толоконный лоб, высмеивание по телевизору. Тогда в Театре имени Образцова кукольном очень часто крутили эту комедию божественную, где такой смешной Боженька лепит из глины Адама и Еву. И все вот это высмеивается, все эти вещи.
И, конечно, ребенок видит: Бог на Облаках – это как? Ну это же глупость. Я вот своим критическим разумом атеиста маленького понимал: «ну, это невозможно». Когда меня отец привел в Церковь первый раз, просто чтобы я посмотрел, я увидел: вот да, Старец на Облаках. Как такое возможно? Наверное, Бога нет.
И я с этим сознанием где-то жил, наверное, года три или четыре. Но время было такое непростое, началась перестройка, стали у нас пропагандироваться различные теософские течения. Везде печатались в журналах всякие веяния: Блаватской, Рериха, вот это все. Экстрасенсорика пропагандировалась. И я начал этим делом, ради шутки, баловаться. И знаете, я почувствовал духовный мир. То есть, уровень вот этой теософии у меня где-то в двенадцать лет. Это я вам как теорию эволюции, да, где это может случиться. Атеист там лет десяти, теософ с десяти до двенадцати, дальше-дальше уже…
И когда я понял, что существует невидимый мир духовный, который я почувствовал, и с котором я вошел в контакт, то почему не может быть Бог? Только не такой Бог, в Которого церковники верят, на Небесах, а альтернативный бог – некая субстанция, высший разум, о котором там все это проповедовалось, в теософских трактатах, во всех журналах, и по телевизору тоже. Кашпировский, Чумаки появились всякие.
И естественно, я прошел и через изучение восточных религий, но почему-то душа лежала к Евангелию. Я не знаю. Я не знал, что такое вообще Евангелие, я не знал, Кто такой Христос. Я ничего не знал и просто решил почитать Евангелие. Уже в институте, когда я поступил, я почитал Евангелие, и меня поразила нравственная красота Евангелия.
И когда я поехал за ответами по монастырям, потому что я ходил ради интереса, чем там протестанты занимаются… Но просто душа не лежала. Прыгать-скакать там. Разве так Бога славят? Это что-то не то. И возникло это недавно. На уровне юноши в восемнадцать-девятнадцать лет я это понимал. То есть, протестантизм у меня где-то так «проскользнул»: раз – и все. Потому что это совершенно нелогично. Я учился в институте и немножко мог анализировать и рассуждать. Нелогично. Представьте, как так можно?
Если Бог есть, если допустить эту мысль, что Он есть, то вера в Бога – она должна быть непрерывна в истории. Ну это же логично. Значит, надо обратиться к более древним каким-то источникам. Если в формате христианства, то надо к Православной Церкви идти, и там узнавать, где Истина. Вот я и поехал по монастырям, стал спрашивать батюшек, иеромонахов там, в церкви заходить. И вот, когда я с духовным своим отцом встречался, он мне дал книгу «Мистическое богословие» Дионисия Ареопагита.
И вот, когда я ее открыл, я понял, что Бог, это не дедушка на небесах. И что меня в детстве атеисты обманывали всей своей пропагандой. А когда я, замученный вот этой всякой темной энергией, прикоснулся к благодати Божией Церкви, то я непосредственно сердцем своим соприкоснулся с Богом.
И таким образом, такое произошло соединение. С одной стороны, искание Бога логическое, обоснованное разумом. С другой стороны, искание Его, основываясь на своем чувственном восприятии. Это привело к встрече с Богом. Потому что, когда атеист начинает доказывать, что Бога нет какими-то своими заключениями, но у него это все криво получается, он переходит просто к демагогии. Просто почитаешь, и диву даешься, что там они пишут. Оказывается, мы такие, оказывается, мы сякие. Оказывается, в Библии писали про то, а не про это. Оказывается, Бог создал весь мир за три дня, а день – это не период времени какой-то, а это сутки.
То есть, они сами придумывают, фантазируют о том, что в Библии «смешно» написали. Сами эти противоречия придумывают, и над ними насмехаются. И вот такой путь познания Бога. Потому что я в Бога не верил. Я пришел через искания. И очень многие так приходят. Очень многие находят себя в этой истории. Многие так к Богу пришли, очень многие, которые не были воспитаны в вере, которые родились в обычной советской семье, атеистической.
И это, на самом деле, не плохо. Потому что, когда человек находит Бога через долгие искания, он может рассказать об этом другим. Потому что он прошел через тысячи вопросов, он прошел через жесткую критику тех или иных вещей. Нападок, которые происходят со стороны оппонентов: протестантов, атеистов, язычников.
И он на все эти вопросы отвечал себе, он находил эти ответы. Если человек вот так вот задастся целью найти, и подключит свое чувство нравственное… Когда атеист подключит нравственное чувство, тогда он придет к Богу. Необходимое и достаточное условия для прихода к Богу. Если атеист нейтрально будет искать Бога через логику и подключит свое нравственное чувство.
Потому что об этом пишет Сам Господь. Что кто узрит Бога? Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. То есть, пока нравственность не подключена в основе искания Бога, человека никакими доводами не убелить, что Бог существует. Хотя это очень логично.
Как убедить человека, что есть разум в другом человеке? Он же не будет ему вскрывать черепную коробку, и рыться у него в мозгах, чтобы там разум найти. Он будет этот разум искать в том, что человек делает, что говорит, и в разумности его действий. Вот когда мы смотрим, допустим, какой-то анимационный фильм, созданный программистом, его создал разум, но мы смотрим на то, что происходит в этом фильме. А создателя этой анимации мы не видим. А как человеку показать, что эта анимация создана, если не показывать, как создатель сидел, программировал это все? Не поймет человек, пока сам не разберется во всей этой подноготной.
И то же самое с живым организмом. Чтобы живая клетка жила, чтобы она вообще существовала, нужны компоненты. Большая сложность компонентов. Потому что в неживой природе не встречаются вот эти вот составляющие белковые, которые в живой природе встречаются. У них другая киральность. То есть, молекулы по-другому закручены.
Но, мало того, самая простейшая живая клетка, она не просто так существует там, из этих белков, хромосом, рибосом, РНК, ДНК, – там все существует по определенному программному коду. Программный код. Очень сложный код. Он сам по себе не может никак возникнуть. Они говорят: вот, там, это в течение миллионов лет все возникло…
Какие миллионы лет? Труп разлагающийся лежит, и там все компоненты есть живой этой материи. Кто-нибудь видел, чтобы из трупа, из его компонентов, хоть одна маленькая какая-то возникла живая клетка? Нет. Хотя там все есть, все составляющие. А они: в течение миллионов лет. Покажите, чтобы из умирающей человеческой клетки, или из животной, возникла живая клетка. Нет такого, и никогда не будет. Потому что живая клетка, она запрограммирована Богом. В ней Дух Жизни живет Божий.
И искусственно никогда эту клетку не создать. Это все – очень сложная программа. Но этого атеисты не видят, они не хотят в это верить. Поэтому, как пробить? Вот пока сердце атеиста это чувство не пробьет, пока его сердце не встретится с чувством Бога, он верующим не станет. Конечно, убеждать можно и нужно. Но пока в сердце не вложится, не ударит в грудь, он верующим не станет.
Поэтому, помимо того, чтобы убеждать, надо еще и молиться. Молиться за человека, чтобы Господь его вразумил, обратил. Но, если этот человек – наш ближайший друг или родственник. За всех подряд молиться – это преподобным Серафимом мало быть. Это надо быть очень высокого уровня. Потому что, когда ты молишься за другого человека, те бесы неверия, которые в нем живут, они потом на тебя нападут, и неизвестно, кто победит. Потому что ты по гордыне своей очень много на себя взял.
И я желаю всем нам, чтобы, если возникают помыслы неверия, а они могут быть у каждого верующего человека, и человек может отпадать от Церкви, то обратитесь с молитвой к Апостолу Фоме. Чтобы Господь отогнал от нас демонов неверия, вселил в нас веру, основанную на наших просвещенных чувствах, просвещенном разуме нашем, просвещенной нашей душе. Аминь».
Рассказ третий
Армен (Аркадий), 32 года
(Россия, г. Москва). Аспирант Московской Духовной Академии
«Я верил в Бога можно сказать с детства. Было такое трепетное отношение ко всему духовному. Дело в том, что я жил в Армении, на севере Армении, рядом с монастырем, и мое детство, до семи лет, как раз проходило в том историческом месте, на севере Армении, где Санаинский монастырь. И наш дом рядом с монастырем был.
И часто я проводил время в монастыре, игрался. Он не действующий, монастырь, Средневековый, Армянской Церкви, древний. Меня это привлекало, конечно. Его красота, тишина, спокойствие, которое было на его территории. Там игрался. И часто бывало, что в жизни если что-то там не так, да, или где-то поскандалил, или с друзьями где-то поссорился, ну, или что-то не так, всегда уходил туда. Там как-то спокойно было, никто не мешал, есть о чем подумать. Быть там просто, в монастыре. Побыть с самим собой там, в монастыре, это было всегда для меня очень радостно как-то.
Но, чтобы сказать, что я осознавал, что это Дом Божий, что это монастырь, куда люди приходят молиться… Так, вот, детство, когда проходило… вот я первый класс закончил в Армении, и мы переехали в Россию. Второй класс я уже в России, в Волгоградской области учился. И близость, конечно, к этому духовному, близость к монастырю, конечно, ее как таковой не было. Просто жизнь шла своим чередом.
Потом, со временем, уже когда поступил в Сельхозакадемию, стал уже как-то задумываться об этом. Все-таки вопросы жизни: что, как, для чего я живу? Какой смысл в том, что сейчас делаю, например? Но как-то это все уходило на второй, на третий план. Все-таки дела насущные, они были как-то важнее. Учеба, и тем более в это время мы уже с ребятами задумывались зарабатывать как-то. Не только чтобы родители помогали, но и самим чтобы зарабатывать.
И вот, начали подрабатывать. Тем более Сельхозакадемия, все из сел, с разных мест. У кого-то отец фермер, у кого-то отец директор совхоза. И начали спрашивать, узнавать, у кого, что, какая техника кому нужна. В Волгограде же тогда много было фирм, организаций. У меня были знакомые люди, которые занимались техникой. И вот, так пошло, что по ходу учебы начали заниматься вот этой деятельностью такой, предпринимательской, можно сказать. Технику продавали, трактора, бэушные трактора. Потом даже уже после капитального ремонта, такие, уже можно сказать, они чуть ли не как новые могли продаваться.
Но вот, как раз в то время, у меня возникли первые конфликты с совестью, наверное, можно сказать. Дело в том, что было такое время, что можно было заработать очень много, но немножко обманывая. К примеру, трактор после капремонта можно было как заводской продавать. Тем более документы у этих «цеховиков», которые собирают трактора, были документы как на новый трактор. Но сам-то я понимал, что после капремонта.
И вот, один раз, два раза так продали, третий раз. Но потом чувствую, что что-то не так делаю. И вот один раз я продал бэушный трактор фермеру, который в моем селе, можно сказать. У нас село, поселок. И в этом поселке несколько отделений. Вот, как раз в одном из отделений, центральном, жил знакомый фермер, Александр Генералов.
Как-то он попросил подобрать ему трактор хороший. Я подобрал ему вроде хороший трактор, бэушный, как мне казалось. Но все-таки сказал, что:
– Дядь Саш, попробуйте сами. – Он как фермер опытный, он завел, посмотрел, понравилось.
– Все, берем.
А дальнее расстояние было, за Волгоград аж ездили. Мы живем в Волгоградской области. Наше село, можно сказать, где мои родители живут. И мы с ним ездили, да, и далеко за Волгоград за трактором. Привезли, и буквально несколько дней прошло, потекло масло с этой «каретки» (смеется). Получается, что продал трактор, а не кому-то, вот знаете, когда продаешь трактора и потом не знаешь, куда это делось, да, и судьба этих людей, что-то: возврат – не возврат. А другое дело, когда вот человек, которого ты непосредственно с детства знаешь.
И очень я как-то себя неловко чувствовал. Старался даже первые дни его избегать. Потом все-таки мы увиделись.
– Вот видишь, как, – говорит, – Армен (а Армен у меня мирское имя, Аркадий – это при крещении), масло как протекло? – Ну, я:
– Дядь Саш, виноват, конечно. Сам не знал, что трактор такой. Может, попробуем вернем?
Ну, и он сам по своей порядочности, что:
– Да нет уж, ладно. Сам буду что-то делать, ремонтировать.
Ну, одним словом, конфликты с совестью начались. Вот. И я стал себя спрашивать, а тем ли я занимаюсь, чем должен заниматься. И больше времени стал уделять все-таки… помогать отцу по фермерскому хозяйству. Семечки, зерно сеяли. У нас частная земля была, а еще я взял в аренду землю. Где-то около двухсот гектаров было. И, в основном, фермерским хозяйством занимался.
Так жизнь шла своим чередом. И вот, однажды, в один момент, так получилось, что тяжелая авария произошла. Мы ехали на машине с зятем, и что-то где-то он не урулил. И мы полетели с дороги. И когда катились с дороги, там крутой обрыв был. И как-то так получилось, что я выпал из машины. Машина по мне прокатилась. То есть, меня всего раздавило, живого места не было.
И даже когда привезли в реанимацию, врачи очень так скептически отнеслись. Что человек не выживет. И даже один из врачей потом мне рассказывал, что он через некоторое время позвонил в морг, заказал место, что скоро привезут (улыбается), одним словом. А я взял, и выжил. И чувство вот такое возникло присутствия какой-то восстанавливающей силы. Ну, одним словом, попал в аварию.
Но вот эта восстанавливающая сила была как-то очень близка мне. Показательно было, что я как-то иногда начал чувствовать. И даже где-то, может быть, месяц-два я лежал в больнице. Пять месяцев, в общей сложности, я пролежал в больнице. А потом еще пять месяцев дома. У меня гипс был. Я все время лежал, потому что везде был гипс, и нога была поломана. Спица стола, вокруг которой кость собиралась, одним словом.
То есть, я только лежал. И вот, как раз в то время, когда я уже в более спокойное положение пришел, до этого все время суета была: то туда, то там, то какие-то дела, то семечки продать, то за запчастями, то за трактором… одним словом, была суета, а здесь спокойные дни наступили, когда я размышлял. Господь вырвал из суеты. И вот, эти месяцы я лежал как раз и все время размышлял. И это присутствие Божие стало еще ближе как-то.
И когда я задавал себе вопрос: «почему так?», вдруг эти ответы начали приходить. «А вот помнишь, ты то-то сделал? А помнишь, вот то-то и то-то сделал? Это к тому привело». И я действительно размышлял и начал вспоминать очень много того из жизни, что вот мои шаги… как-то даже мне эти последствия открывались этих неправильных шагов. Вот конфликты с совестью. Вот почему я даже и прежде заговорил.
Передо мной стоял такой выбор. Продолжить эту жизнь. Там можно было да, много денег заработать, можно сказать, в удовольствие жить. И я однозначно для себя принимаю решение: вот все, сейчас я встаю, когда уже из больницы выпишут, все, когда встану на ноги, однозначно буду только порядочную жизнь вести. Одним словом, помогать там, что-то делать, пользу приносить людям. Не то, что для себя там что-то делать, да, для себя что-то там собирать, как говорится, а именно какую-то пользу приносить. Потому что столько прожил, тут попал в аварию, чуть не умер, можно сказать, жизнь бессмысленная какая-то была. Ничего не сделал полезного, ничего не сделал путного.
И вот, эти моменты, когда я размышлял, они были настолько близки, что реально даже присутствие почувствовал. Я сам еще пока не понимал, что это именно Господь как-то говорит. Я задавал вопрос, и тут же, сразу получал ответ. Как будто, я даже не успевал задавать вопрос, и уже ответ сразу получал. Как будто, вот эта разумная Сила, Которая меня восстанавливает, можно сказать, да, от этих ранений, Она настолько разумна, что даже со мной беседует.
То есть, такое присутствие Божие, оно было реальным. Я спрашивал, получал ответ. А потом уже, после, когда меня из больницы привезли домой, я дома лежал еще полгода. И потом уже, когда мне дали костыли, я только начал опять учиться ходить. Целый год лежал, и начал учиться ходить.
И в один момент, когда к другу в гости зашел, друг недалеко жил, а у него как раз Библия лежала. Он никогда не пользовался ею. Она просто где-то в углу там лежала, потрепанная, листы, можно сказать, отцветшие. А Библия вот эта, протестантское издание, но текст Синодальный. Я взял и начал читать. И вдруг, в этот момент друг мне говорит: «это вот то, о чем ты меня спрашивал. Вот, возьми, там все написано».
Я еще пока как-то это не осознавал. Это уже потом, после, как-то осознавал свой этот приход к Богу. Я понимал, что действительно Господь Сам как-то постепенно-постепенно приводил к Себе. И поначалу, я обратил внимание на Библию. Вот, лежит книжка, возьму. Согласился. Видимо, это полезная книжка, раз мне советуют.
Даже сам того не понимая, взял книжку, пришел домой. И вот, начал Библию листать, и как только я начал изучать Библию, вижу, что Господь мне уже ответил на эти вопросы. То есть, очень много из того, что было написано в Евангелии, очень много из того, что там написано, уже, оказывается, я это знаю.
То есть, не читая этого, спрашивая Бога, целый год лежа в горизонтальном положении, на койке. Одним словом, для меня это было такое открытие, что все это записано. Ничего не надо искать, все записано. И вот, потом уже, впоследствии, когда я уже больше начал ходить, что-то именно на меня нашло: а что дальше?
Вот, читаю Евангелие… жизнь, она, как будто, немножко оторвалась. Иногда я скрывался от друзей. Когда приходили меня навестить друзья, я стал даже скрываться. И часто начал «уходить на рыбалку». Беру удочку – я на рыбалку, а на самом деле читал Библию. Потому что все мешало. То есть, нет уединенного места даже. И вот, уединенное место, ходил к пруду. И, кстати, в один момент что-то наподобие видения. У нас не принято, конечно, о видениях говорить, но вот реально они просто присутствовали в то время. Пока я еще только, как бы, приходил к вере.
Видимо, призывающая благодать, она действовала, и я реально видел, что, если ты хочешь еще лучше понять, действительно, найди уединенное место, и сиди. И такое видение, что: «ну, как, ты привык на рыбалку ходить. Помнишь, ты рано утром на рыбалку вставал, ходил на рыбалку, чтобы карпа поймать». А я любил рыбалку. Чтобы хорошая была рыбалка надо утром рано встать, найти тихое место возле пруда, сесть. А именно карп больше всего клевал утром рано.
И, одним словом, это вот мне видение: «как ты ходил, вот так же и здесь. Чтобы понять, ты должен именно так вот и поступать». И я действительно так и изучал. И потом уже пришло осознание, что этого мало. Это сейчас не только же я один читаю. Есть же люди. И вот, до меня не доходила мысль, что есть Храм, что можно пойти в Храм. В своей жизни я, конечно же, ходил в Храм, ставил свечки. Но очень редко, очень мало. Это по ходу дела, может быть, случайно заскочу там, в Волгограде проезжаешь Вторую Продольную там.
Кстати, тот Храм, куда я заходил, ставил свечки, потом оказалось, что там находится монастырь. Свято-Духов монастырь. А я об этом даже не знал. Я просто знал, что там есть Храм. И вот, когда я спрашивал: «Господи, Господи, а дальше куда?», Он говорит: «ищи, где об этом сказано». Говорит: «ищи такой-то – такой-то университет, или такое-то – такое-то место, где учат о Боге».
И вот, я действительно начал думать, где учат об этом. И в один момент, кстати, сам того не подозревая, тоже с помощью Божией, сам бы я никогда бы не решился, потому что все равно держит меня жизнь эта прошлая, и все. Как-то оно давало все равно о себе знать. Какие-то там привычки жизненные. Очень многое держало меня.
Я приезжаю в Волгоград, и спрашиваю у всех. Никто не знает. А я в Волгограде учился в Сельхозакадемии. Я сам никогда не слышал, что где-то там есть какой-то богословский университет. Но все равно, если Господь мне сказал, что есть, значит, есть где-то здесь (смеется). И вот, я начал проходить как раз мимо того Храма, куда я заходил часто, свечки ставил. И потом сам себе как-то: «ну, ладно, зайду, спрошу, и уйду».
И вот, как раз я зашел, спросил, оказалось, что прямо на территории монастыря находится Царицынский Православный университет. И я как раз пришел в приемный день. То есть, абитуриенты приходят поступать туда. Что удивительно. Как раз я пришел, там духовное училище при университете было. И вот, я помню отца Виктора. Человек военный, полковник КГБ в запасе. Он на меня так глянул: «а ты знаешь, что еще рекомендация нужна от священника?»
А я же священников почти никого не знаю, на самом деле. Я заходил только, свечки ставил, и уходил. А он меня спросил по Новому Завету что-то, по Библейской истории. Я, конечно, знаю уже Новый Завет. Я ответил, но он сказал: «ты знаешь, этого всего мало, – говорит, – нужна еще рекомендация священника. Где ты…». Я сказал, где я живу. Одним словом, объяснил, где.
«Нет, – говорит, – все равно ты поезжай, еще как раз, заодно подготовишься. Придешь на следующий год с рекомендацией». И вот, я как раз ходил по территории и не хочу уходить. Думаю: «сейчас я пойду, потом мало ли что, вдруг что-то меня опять отвлечет, задержит и не смогу пойти».
И как раз я сижу на лавочке, и приходят в монастырь, видимо, благодетели какие-то. Ну вот, вещи принесли, пожертвовали на монастырь. И вот, прямо огромные сумки вещей. Говорят: «идите, посмотрите, кому какие вещи нравятся, кому какие вещи нужны». И у меня такая мысль. То есть, до этого я думал: «где я вещи буду брать? Надо же зарабатывать». А тут, раз, и все есть.
