Сергей Савинов
Главред: Назад в СССР. Книга 3

Глава 4

Честно говоря, у меня самого мелькали мысли, что кто-то из наших причастен, но я гнал их от себя. Спасибо нашей парторгше – сама того не подозревая, прочистила мне мозги. В конце концов, зачем бежать от очевидного? Город у нас маленький, пишущих не так много. Я имею в виду, конечно же, профессионалов. Так что шанс обнаружить подпольщика в редакции «Андроповских известий» очень даже высок.

– Согласен, Клара Викентьевна, – я кивнул. – Спасибо, что не стали об этом говорить на планерке. И у меня просьба: даже если мы вдруг кого-то на этом поймаем… не будем действовать необдуманно. А пока наблюдаем, фиксируем и – самое главное – боремся с дезинформацией.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – покачала головой Громыхина. – То есть я понимаю, конечно, что все это согласовано. Но не открываем ли мы тем самым ящик Пандоры?

– Не думаю, – уверенно ответил я. – Наоборот, если мы будем давить и преследовать инакомыслие, сделаем только хуже. А так – не отрицаем очевидное и аргументированно опровергаем очевидную ложь. Это если коротко…

– А если подробно?

– Mea culpa^[6], Клара Викентьевна, – я улыбнулся. – Надо было заранее вас поставить в известность…

– Не помешало бы, – кивнув, сухо сказала Громыхина. – Я понимаю, конечно, что вы напрямую общаетесь с Анатолием Петровичем без моего посредничества… Однако я думала, что у нас с вами более доверительные отношения. Профессиональные, разумеется.

Мне стало по-настоящему стыдно. Или как минимум неловко. Клара Викентьевна, за которой ухлестывал мой предшественник, не забыла об этом, а даже наоборот – пристегнула сюда мою рассеянность. Мол, я ей не доверяю из-за не сложившейся личной жизни. А я-то просто закрутился и забыл, что она вообще-то парторг и еще главлит, то есть отвечает за идеологию в нашем издании. Да уж, теперь выкручиваться придется.

– Вы уж меня простите, – я не стал городить огород, а просто признался в собственной невнимательности. – Столько всего произошло, голова просто пухнет. Мы с вами настолько сработались, что мне уже казалось, будто и так на одной волне. Расслабился, извините.

– Понимаю, Евгений Семенович, – строгая парторгша растаяла. – Вы уж будьте собранным… Время сейчас непростое, нельзя распускаться.

– И не говорите, – серьезно кивнул я. – Так, давайте вернемся к «Правдорубу» и вашим соображениям.

– Конкретных соображений пока нет, – пожала плечами Громыхина. – Есть только предположения. В частности, я бы на вашем месте присмотрелась к Никите Добрынину. Его дед был местным священником. Служил в Успенском соборе, который уничтожили в тридцатые годы.

– И что? – удивился я. – У нас, конечно, светское государство, но иметь родственника-священнослужителя не преступление. Разве это аргумент?

– Это еще не все, Евгений Семенович, – снисходительно улыбнулась Громыхина. – Деда Никиты арестовали за антисоветскую деятельность – как раз из-за ситуации с храмом. Звали его Амвросий, в миру Кирилл Голянтов…

Знакомая фамилия, вот прямо сегодня ее слышал. Точно!

– Отец Вадима Голянтова, действующего священника, который считается неблагонадежным, – закончила Громыхина. – А это родной дядя Никиты по матери. Вы не знали?

– Как-то вот не довелось… – от неожиданности у меня язык начал заплетаться. – Наверное, забыл. Но ведь Никита, насколько я знаю, комсомолец?

– Совершенно верно, – кивнула парторгша. – Причем характеристики у него хорошие. Но в связи с открывшимися обстоятельствами… Вы понимаете, – Громыхина выразительно показала глазами на экземпляр «Правдоруба». – Всякое могло случиться в молодой горячей голове. Комсомол комсомолом, знаете ли, но тут семейная память.

– Я учту, Клара Викентьевна, спасибо, – сосредоточенно нахмурился я. – И если еще что-то узнаете… Сообщите, пожалуйста, мне. Разумеется, неофициально.

Громыхина кивнула в ответ, затем, довольная собой, встала, вышла и закрыла за собой дверь.

* * *

Рабочий день подходил к концу, но у меня из головы так и не шел разговор с парторгшей. Ее слова о Никите и его репрессированном дедушке… Могло ли это стать спусковым крючком и заставить парня участвовать в антисоветском самиздате? Теоретически – да. Но, если честно, причина, как любил говорить один мой друг из прошлой жизни, на тоненького. Сильно сомнительно, что юный пламенный комсомолец вдруг начнет мстить за репрессированного деда-священника.

А вот то, что Вадим Голянтов, он же отец Варсонофий, тоже родственник Никиты – это гораздо интереснее. Проще будет мосты наводить с оппозицией града сего. Правда, дядя племянника-комсомольца, скорее всего, не жалует. Да и по ту сторону, полагаю, отношение не лучше. Но все-таки уже что-то. Не удивлюсь, если Аэлита Ивановна Челубеева, она же Кандибобер, четвероюродная сестра нашего Бродова. Город-то маленький, все возможно…

Кстати, о Бродове. Интересно, почему его так завел материал «Правдоруба» о репрессиях? Тоже кто-то из предков попал в жернова государственной машины? С другой стороны, у меня вот тоже в роду были пострадавшие от советской власти. «У меня» – в смысле у Кашеварова, хотя у того, кем я был в прошлой жизни, тоже наверняка нашлись бы такие родственники. Просто я, к сожалению, этой темой, будучи Женькой Кротовым, не интересовался. А жаль. Но не обо мне сейчас речь, а о том же Бродове и, возможно, других журналистах, тайно сотрудничающих с «Правдорубом».

Как бы то ни было, я никого не собираюсь наказывать и сразу бежать в КГБ. Если, конечно, не произойдет ничего опасного или хотя бы угрожающего. Для начала мне нужно лучше узнать тех, с кем работаю и с кем буду вместе делать новую советскую прессу. Не зря говорят: предупрежден – значит вооружен.

– Евгений Семенович, можно? – в кабинет, вежливо постучав, заглянула Зоя Шабанова. – У меня возникли кое-какие вопросы, и я хотела их с вами обсудить. Или мне попозже зайти?

Скромность никуда не ушла от девушки, хоть она теперь и редактор новой вечерней газеты. Люблю таких людей – что на уме, то и на языке. А еще на лице.

– Заходите, Зоя, – я приветливо махнул рукой, предлагая сесть. – Рассказывайте.

– Я обдумала обе статьи, – девушка раскрыла блокнот, поправила очки. – Это сплошные эмоции, нам будет легко их рассеять…

– Зоя, Зоя, – я покачал головой. – Не попадайтесь в ловушку, которую нам заготовили. Помните, о чем мы говорили на планерке? Людмила Григорьевна не только рассказывает о признании продразверстки чересчур жесткой мерой, но и выбивает почву из-под ног противника. И Аркадий Былинкин со своими революционерами и героями гражданской войны… Вам нужно так же.

– Но ведь здесь совершенно глупые страшилки! – девушка возмущенно тряхнула головой, ткнув пальцем в уже изрядно помятую листовку на моем столе. – Полное бесплодие всех женщин СССР! Опасные мутации! Новые бактерии, которых не берут антибиотики! Нужно просто написать, что это антинаучно!

– А вам ответят, что вы прикрываетесь заумными формулировками, – безжалостно рубанул я. – Вот у жены друга племянника дед… – я даже весь воздух выпустил, договорив эту сумасшедшую конструкцию. – У него зять служит под Чернобылем, так вот он рассказывал, что целую роту ночью по-тихому вывезли. Те за ужином позеленели всего лишь, кто-то чихнул… А всех остальных – в карантин. И его туда же.

– Невозможно. Столь быстро развивающийся вирус моментально убил бы носителя. Если же рассматривать возможность радиационного заражения, то опять же скорость воздействия должна быть последовательной, иначе…

– А вам ответят, что сами трупы видели, – я улыбнулся, слушая, как искренне удивлялась девушка.

– Но так ведь можно любой бред приплести, – Зоя растерянно потерла лоб. – Всего же не предусмотришь!.. Как быть тогда?

– Смотрите, Зоя Дмитриевна, – я аккуратно потрепал отчаявшуюся девушку по руке. – Сильная сторона этого Смелого в том, что он использует дремучие человеческие страхи. Они простые, понятные, а потому легче воспринимаются на веру. И вот вам первый совет: не отступайте от изначального плана, который мы с вами обсуждали. То есть привлекайте экспертов, приводите формулы… Но делайте это так, чтобы понятно было даже самому суеверному деду из глубинки. Не стесняйтесь переспрашивать, просите объяснить на пальцах… Только простой у вас должна быть исключительно подача, понимаете? Это главное. Сами факты – научно подтвержденные. И вишенка на вашем тортике – уничтожьте самого крикливого соперника. Я сейчас говорю про Смелого. Того, кто написал этот безграмотный листок. Создатели «Правдоруба» выглядят серьезнее, и мы дадим им шанс на честную дискуссию. А Смелого нужно приравнять к его тезисам – показать его таким же дремучим и глупым. Вот, например, он пишет: «только в совке до сих пор доверяют атому». Если убрать это оскорбительное словечко… Смысл в том, что СССР, мол, настолько отсталый, что пляшет на горящем реакторе, пока все остальные страны улепетывают на безопасное расстояние.

– А разве не так? Ну, если говорить его языком…

Зоя смутилась от собственной неожиданной резкости, но не стала отворачивать взгляд и сейчас смотрела мне прямо в глаза. А ведь она искренне пытается разобраться, хочет понять для себя, а не только для того, чтобы написать статью. Что ж, поможем.

– Почему несмотря на Чернобыль в Чехословакии в сентябре этого года запустили второй блок на Дукованской АЭС? – к счастью, это произошло совсем недавно, и я видел новость то ли в программе «Время», то ли в «Международной панораме».

– Но ведь это Восточный блок, наши союзники, – возразила девушка. – Хотя…

На ее лице отразился ускоренный мыслительный процесс, и вскоре она уже довольно улыбалась. Кажется, Зою осенила идея.

– «Фламанвиль» во Франции! – воскликнула она и, засмущавшись, прикрыла рот ладошкой. – В начале декабря первый блок запустили, даже перед стартом нашей КАЭС в Удомле.

– Вот видите! – улыбнулся я. – Кстати, вы об этом откуда знаете?

– Мне ваш друг Николай Осокин информацию предоставил, – пояснила Зоя. – Когда мы с экспертами общались… Мне просто не пригодилось, я же про безопасность реакторов ВВЭР писала вместо РБМК. Так, там же что-то еще было…

Она смешно наморщила лоб, затем тряхнула головой и принялась что-то судорожно искать в блокноте. Нашла, откинулась назад на стуле, заулыбалась.

– «Суперфеникс»! – протянула она. – Это тоже АЭС во Франции. В восемьдесят втором году ее даже атаковали из реактивных гранатометов! Нападавшие остались неизвестными^[7], но главное – атака не помешала запустить станцию! А после Чернобыля ее и вовсе могли закрыть, но нет!

– Может, еще что-то? – хитро прищурился я, добавляя Зое уверенности.

Она снова заглянула в блокнот.

– Брокдорф, Западная Германия, земля Шлезвиг-Гольштейн! – довольно произнесла она. – Станция называется KBR^[8]. Запущена в октябре этого года. Снова после Чернобыля!

– Теперь понимаете, Зоя? – я развел руками. – Значит не только в «совке»… Западный мир спокойно запускает реакторы, и наш Смелый ткнул пальцем в небо. Уверен, вы легко найдете и другие слабые места в его писанине. Дерзайте!

Зоя ушла, окрыленная нашим разговором, а я, посмотрев на часы, решил в оставшееся время кое с кем поговорить. Если его, конечно, не отпустили и он не стартанул куда-нибудь в направлении Западной Европы.

Впрочем, нет. Я сам недавно отмечал твердость позиции этого человека, так что и самому нужно быть последовательным. Начну с него, потом выйду на остальных интересующих меня личностей.

– Добрый вечер, Евсей Анварович, – поприветствовал я чекиста, когда меня переключили на его кабинет. – У меня к вам дело.

– Рассказывайте, Евгений Семенович, – добродушно предложил Поликарпов. – Очередная идея пришла в вашу светлую голову?

– Пока идея все та же, – ответил я. – Разрешите мне неофициально поговорить с Алексеем Котенком? Думаю, я смогу найти с ним общий язык. Но мне нужны от вас гарантии.

– Я внимательно слушаю, – сосредоточенно сказал чекист.

Теперь главное все правильно объяснить.

Глава 5

Рабочий день уже завершился, и я не стал заставлять водителя ждать меня. Попросил высадить у отделения милиции и спокойно ехать домой. А я уж потом сам доберусь на автобусе. Разрешение на разговор от Поликарпова у меня было, примерный план тоже. Непонятной оставалась только возможная реакция Котенка, но я твердо решил добиться своего.

– О, Евгений Семеныч! – в коридоре мне попался Апшилава. – Какими судьбами к нам?

– Да знакомого проведать пришел, – я улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия. – Сидит тут один, скучает.

– Понятно, – ухмыльнулся Эдик. – А я уж думал, Величук пошутил… Говорит, Котенка нужно в отдельную комнату для допросов, какой-то важный тип приедет из КГБ. Сам полковник Смолин лично звонил, инструктировал. Так это ты, что ли, получается?

– Нет, товарищ следователь, полковник имел в виду меня, – послышался знакомый голос, и мы с Апшилавой, синхронно обернувшись, увидели Поликарпова. – Где задержанный Котенок?

Чекист предъявил Эдику развернутое удостоверение, чтобы не было вопросов, и следак вытянулся в струнку.

– Пойдемте, – кивнул он. – Дежурный его уже привел из КПЗ, так что сидит, дожидается.

– Постойте, Евсей Анварович, – я недоуменно смотрел на Поликарпова. – Мы же договорились?..

– И все по-прежнему в силе, – сдержанно улыбнулся чекист. – Пообщаемся с Котенком вместе, вы же понимаете, что речь идет о государственной безопасности…

– Евсей Анварович! – я начал раздражаться, и Поликарпов, недовольно взглянув на меня, повернулся к растерянному Апшилаве.

– Товарищ, оставьте нас, пожалуйста.

Эдик понимающе кивнул и, объяснив, как нам найти комнату с Котенком, спешно удалился. А я, едва Апшилава скрылся за углом, тихо обратился к чекисту.

– Евсей Анварович, разговора не будет, если мы пойдем вместе. Нашему подопечному не нужен еще один допрос, неужели вы не понимаете?

– Кашеваров, – устало вздохнул Поликарпов. – Вы всерьез думаете, что вам разрешили бы разговор с Котенком без присутствия кого-то из комитета? Скажите спасибо, что это я, а не кто-то, кому плевать на вас и на Котенка.

– Он не будет говорить с вами, – я упрямо помотал головой. – Или будет, но вряд ли откровенно. Разрешите мне пообщаться с ним один на один под мою личную ответственность. Ну, не знаю, хотите, я нашу беседу на диктофон запишу?

– Давайте так, – чекист подумал и, по всей видимости, решил предложить мне компромиссный вариант. – Мы беседуем втроем, и если он не идет на контакт, я буду говорить с моим руководством насчет вашей с ним встречи уже тет-а-тет. Согласны?

– Евсей Анварович, – я посмотрел Поликарпову прямо в глаза, искаженные толстыми линзами очков. – Зачем эти сложности? Все равно бы Котенка скоро выпустили, и тогда никто бы нам с ним не помешал встретиться просто так…

– А вот это вряд ли, – оборвал меня чекист и жестом предложил проследовать к комнате для допросов. – В связи с известными нам обоим обстоятельствами все активные диссиденты находятся под негласным наблюдением. Вы же понимаете, что эксперимент экспериментом, но без контроля комитет это все равно не оставит?

– Понимаю, – сухо ответил я, останавливаясь перед неприметной дверью, которую стерег рослый сержант.

– Вот и давайте не пороть горячку, играя в Штирлица, – Поликарпов смерил меня взглядом, – а будем работать сообща, как и договаривались. Откройте, пожалуйста.

Чекист показал караульному красную книжечку, и тот, отдав честь, пропустил нас в небольшую комнатенку со столом и привинченными к полу стульями. Вон оно как, значит.

– Тогда просто отдайте мне инициативу в разговоре и не вмешивайтесь, – быстро и тихо, чтобы меня услышал только Евсей Анварович, сказал я. – И подыграйте…

За дальним концом стола сидел нахохлившийся диссидент, с интересом рассматривающий меня и с подозрением – Поликарпова.

– Здравствуйте, Котенок, – вежливо произнес чекист. – С вами хочет поговорить товарищ Кашеваров. Вы же не против?

– С идеологическим противником? – скрипнул узник, сверкнув очками и зубами. – Что ж, дебаты в тюремной камере – это любопытно…

– Не ерничайте, Алексей, – сказал я, усаживаясь на жесткий стул. Черт, как неудобно! Хотел его придвинуть поближе и чуть равновесие не потерял, забыв, что тот привинчен к полу.

– Осторожнее, Евгений Семенович, – ухмыльнулся Котенок. – Моя милиция меня бережет – сперва посадит, потом стережет.

И он, довольный собой, засмеялся, откинувшись на своем стуле и брызнув слюной.

– Смешно, – улыбнулся я. – Но я не шутить пришел, товарищ Котенок…

– Гусь свинье не товарищ, – перебил меня диссидент. – Давайте без этих ваших обращений…

– Да я такой гусь, – я прищурился, – что с любой свиньей сойдусь. Дальше будем в остроумии упражняться или к делу перейдем? Меня, вообще-то, дома ждут.

– Так и шли бы, – Котенок отвернулся.

– И пошел бы. Вот только сначала с вами поговорю, – я гнул свою линию. Мы все же не в детском саду, чтобы на слова обижаться. – Итак, Алексей, для начала – я верю, что «Любгородского правдоруба» создали не вы.

– Да ну? – Котенок продолжал буравить взглядом стену. – И чем же я заслужил доверие редактора районной газеты?

– Тем, что вы идейный, – ответил я. – С вашими взглядами можно не соглашаться, но стоит признать, что вы отстаиваете их последовательно.

– И что? – диссидент все еще не повернул голову.

Я украдкой посмотрел на Поликарпова: он прислушался ко мне и не стал встревать в диалог. Просто сидел рядом и наблюдал за нашим противостоянием.

– А то, – улыбнулся я, отвечая Котенку, – что авторы «Правдоруба» могут действовать исключительно ради денег. Или из собственных политических амбиций. Еще и вас подставили, чтобы убрать конкурента.

Теперь Алексей с интересом повернулся ко мне. В глазах мелькало недоверие, но необходимое зерно уже было посеяно.

– За деньги? – наконец, переспросил он. – За чьи?

– Это выясняется, – я выразительно посмотрел на Поликарпова, и тот серьезно кивнул, как будто бы подтверждая мои слова.

У меня с души камень свалился. Честно говоря, я не предусмотрел того, что чекист пойдет со мной и будет участвовать в беседе. Поэтому план «Б» у меня родился буквально на ходу – я хотел использовать те же аргументы, что задумал для разговора наедине, а участие конторского добавляло моим словам правдивости.

– Ну, тут вариантов немного, – Котенок беспечно махнул рукой. – Или американцы, или британцы. Англичанка гадит, как говорится… Иного в нашей конторе не предусмотрено.

– Ошибаетесь, Алексей, – я покачал головой. – На самом деле и внутри страны могут быть силы, пытающиеся раскачать лодку и ждущие удобного момента, чтобы включиться в большую игру. Вы же умный человек, понимаете, что даже в такой однопартийной стране, как наша, есть люди с разными интересами. Даже среди тех, кто каждый день гуляет по площади из красного кирпича. И некоторые готовы ради них на любые жертвы.

Оба – и Котенок, и Поликарпов – сейчас внимательно смотрели на меня. И оба с искренним интересом. Чекист наверняка думает, что я тут сценку разыгрываю, и это отчасти так и есть. Однако мое послезнание будущего сидит в голове не просто так. Действительно же, именно сейчас, на волне перестройки, зреет раскол – уже очень скоро начнут появляться не только серые кардиналы внутри КПСС, но и общественные движения, а еще открытые политические партии вроде того же «Демократического Союза» Валерии Новодворской. А там и ЛДПСС не за горами, организация молодого Жириновского…

Только наивный может думать, что эти силы и другие, подобные им, вдруг возникнут из ниоткуда в восемьдесят восьмом. Разумеется, все это зреет годами, если не десятилетиями, и при первой же возможности протест выходит наружу.

– Это правда, Евсей Анварович? – Котенок неожиданно обратился к Поликарпову, будто к старому знакомому. Впрочем, сам же чекист говорил, что Алексей у них на крючке.

– Это вполне вероятно, – туманно, но в то же время уверенно ответил конторский.

– Та-ак… – протянул диссидент. – И вы думаете, что кто-то решил меня таким образом устранить? А не слишком ли сложно? Ради меня одного – и целый журнал выпустить! Да еще и этот… листок.

– Журнал – это не средство вашей нейтрализации, – я покачал головой. – Это попытка занять информационное поле знающими и циничными людьми. Я не исключаю даже, что они могут использовать таких же, как вы, людей с иной точкой зрения. Пока мы не знаем их конечную цель, они пока не задекларировали никаких взглядов. Но есть у меня предположение, что они просто хотят занять место руководящей роли КПСС. Вот и все.

– Заменить жабу на гадюку? – понимающе закивал Котенок, а Поликарпов заметно побагровел, но сдержался.

– Если проводить столь грубую аналогию, то да, – подтвердил я. – И им просто не нужен тот, кто будет представлять третью силу. Четвертую, пятую и так далее.

– И почему вы мне это все рассказываете? – вдруг усмехнулся Котенок. – И что за третьи-четвертые-пятые силы имеете в виду?

– Вот вы у нас кто? – я ответил ему вопросом на вопрос. – Демократ? Либерал? Анархист? Видите, у нас уже несколько вариантов. А ведь в нашем городе есть монархисты, есть «зеленые» вроде гражданки Кандибобер… то есть Челубеевой. У нас есть христианская община, мусульманская, иудейская, и у каждой группы есть свои вопросы и проблемы.

– Очевидные вещи, – поморщился Котенок. – Что дальше-то? Суть где?

– А суть – в договоренностях, – улыбнулся я. – В Андроповске создается дискуссионная площадка, где можно будет обсуждать городские проблемы. И вам мы предлагаем стать одним из ее модераторов…

– Кем? – удивился диссидент, и такой же немой вопрос я увидел в глазах Поликарпова.

– Одним из руководителей клуба, – пояснил я.

– А кто второй? Сколько всего руководителей будет? И кого вы туда еще кроме меня пригласили?

– На начальном этапе больше двух руководителей нам не нужно. И второй – это я. Остальные станут просто участниками, трансляторами идей, претензий, вопросов и критики. Мы же с вами будем это все собирать, накапливать и разруливать. Слышали про систему сдержек и противовесов?

Диссидент кивнул.

– А теперь самое интересное, – пришло время главного козыря. – Адекватным ораторам будет предоставлена печатная площадь в районной газете.

Молчание длилось как минимум минуту. А потом Котенок подался вперед, в глазах его плясали безумные огоньки.

– А что будет с «Правдорубом»? – осторожно уточнил он, едва сдерживаясь от напряжения.

– Если продолжит в том же духе, мы его уничтожим, – ответил я. – И «Правдоруба», и боевой листок.

– Мне нравится, – уже не сдерживаясь, ухмыльнулся Котенок. – Но у меня тоже свои условия.

Мы с Поликарповым переглянулись.