Сергей Савинов
Главред: Назад в СССР. Книга 3

Пролог

Город шумел. Я бы даже сказал – бурлил. И причиной тому был репортаж Зои Шабановой с открытия второго блока АЭС в Удомле. Люди спорили на остановках, жадно выхватывая друг у друга газету, кто-то вслух зачитывал материал в автобусе… Я и не думал, что такое возможно!

Получилось как в будущем с популярными интервью на Ютьюбе, когда каждый спрашивал у друзей и знакомых, смотрел ли и что по этому поводу думает. Как потом станут говорить – хайп. Вот и у нас в газете получился хайп по-советски.

Я не пожалел и отдал теме целый разворот, благо там было не только о чем писать, но и что показывать. Леня подтвердил свое звание фотографа-профессионала, и с газетных полос на читателя смотрели не «говорящие головы», режущие красную ленточку, а сосредоточенно всматривающиеся в приборы атомщики в белых халатах и колпаках. А еще – величественные агрегаты, названия которых я никогда раньше не слышал и выговорить мог разве что со второго раза.

– Ну что, Евгений Семенович? – Краюхин отхлебнул ароматного кофе из дымящейся кружки, которую принесла вечно холодная секретарша Альбина. – Ты чувствуешь, какой ажиотаж накрутил?

– Чувствую, – улыбнулся я, потянувшись за ириской «Кис-кис». – И чертовски этому рад.

– Я вижу, – первый секретарь нахмурился. – Еще бы ты не радовался – весь тираж газеты раскуплен, люди друг у друга номер выпрашивают, как лишние билетики на концерт Пугачевой. Вот только я, дорогой ты мой товарищ, опасаюсь…

– Чего опасаетесь, Анатолий Петрович? – я по-прежнему держался уверенно и доброжелательно. Разумеется, такую реакцию я предвидел.

– Что народ перевозбудится! – Краюхин сжал кулаки и слегка постучал по столу, выпуская пар. – Мне сегодня уже докладывали, – он покосился на сидящего напротив меня Поликарпова, – что люди чуть ли не дискуссионные клубы прямо в автобусах устраивают!

– И не только, – добавил чекист.

– А мне расскажете, Евсей Анварович? – я посмотрел на этого скромного неприметного мужика в роговых очках и вновь убедился, что случайно опознать в нем конторского практически невозможно. Да и если стараться – тоже.

– Разумеется, Евгений Семенович, – он кивнул, слегка улыбнувшись и блеснув толстыми линзами. – С вашей подачи это все началось, так что вы… соучастник процесса.

Не нравится мне это слово. Всего-то слог лишний прибавили к «участнику», а уже полное ощущение какого-то предубеждения со стороны Поликарпова.

– Так вот, – продолжил чекист. – Люди спорят на производстве, на ЗКЗ сегодня вообще смена началась позже – все вашу газету обсуждали. А на цементном заводе даже драка случилась между одним из бывших ликвидаторов и его коллегой… К счастью, стороны быстро помирились. Но конфликт, попрошу заметить, начался именно из-за статьи.

– Ты понимаешь, Кашеваров? – Краюхин даже вспотевший лоб промокнул платочком. – И это может быть только началом!.. А вдруг народ на улицы выйдет, что прикажешь делать?

– Зачем ему выходить? – возразил я. – У людей желание подискутировать, поспорить… Тема болезненная, горожане хотят безопасности, понимания происходящего. Одним оказалось достаточно статьи Зои, другие еще не удовлетворены до конца, им мало. Но четкий процент, кто за и кто против, пока не понятен – помните про опросные листы в газете? Давайте дождемся, пока читатели пришлют в редакцию хотя бы половину из всего тиража.

– Разумно, – кивнул Анатолий Петрович, немного успокоившись. – Документальное подтверждение… Так сказать, глас народа. Срез мнений.

– Именно, – подтвердил я. – Мы запустили механизм общественной дискуссии, это уже свершившийся факт. И нам осталось только его контролировать. Узнаем, что еще беспокоит наших людей – сможем грамотно выстроить дальнейшую работу. Подобрать аргументы, усилить позиции… Информация работает на тех, кто ею владеет. И это мы.

– Значит, делай как планировал, – строго сказал Краюхин. – Узнавай, подбирай… Задачу ты знаешь, что я тебе объясняю… И смотри, чтобы все по плану пошло! Головой отвечаешь! И я вместе с тобой…

– Знаю, Анатолий Петрович, – серьезно кивнул я. – Все риски мне известны. Можете на меня положиться.

– Что ж, должен вам сказать, я не жалею о своем решении, – Евсей Анварович, все это время молча наблюдавший за нашей беседой со стороны, улыбнулся.

– Простите? – я вопросительно посмотрел на него.

– Рискнул, доверившись вам, и не прогадал, – пояснил чекист и легко рассмеялся. – Да расслабьтесь вы, товарищ Кашеваров. В области за вашим экспериментом с интересом следят, в Москве тоже. Из типографии сегодня утром спецрейсом отвезли… Подумать только, андроповскую районку на Краснопресненской набережной^[1] читают. Так и до Кремля дойдет.

– Ой, не мути воду, Евсей Анварыч, – поморщился Краюхин. – Наверняка уже и там все увидели. Глядишь, будут к нам столичных журналистов на обучение присылать, если дело не завалим, конечно… А, Кашеваров? Готов опыт передавать?

– Кстати об этом, – оживился я. – Мне для вечерки новые люди нужны, мы уже говорили. Как раз и будет с кем опытом делиться…

– Дадим тебе пополнение, Евгений Семеныч, – первый секретарь благодушно махнул рукой. – Чуть-чуть подожди, прошу тебя. Новый год на носу, не до этого сейчас.

– Значит, как район прославлять – это пожалуйста, – я добавил в голос легкой иронии, но не отступил. – А как людей новых, так подожди, Кашеваров, у нас мандарины на праздничный стол не начищены.

– Да ну тебя, – немного нервно засмеялся Краюхин. Поликарпов же лишь задумчиво улыбался. – Так, ладно. Вопросы есть у тебя еще?

– Только пополнение кадров… – вновь ввернул я больную тему.

– Тогда пока свободен, – первый секретарь легонько хлопнул рукой по столу, словно ставя жирную точку в нашем разговоре.

Зато теперь точно мою просьбу не забудет. А то я иногда как бультерьер, своего упускать не собираюсь.

Я попрощался с обоими и вышел из кабинета. Планерку с утра я уже провел, сотрудники заняты в поте лица, а я после такого напряженного разговора, пожалуй, заслужил небольшую прогулку по морозному воздуху. Доберусь до редакции пешком. Жаль, Аглаю с собой не вытащить, у нее сегодня не только напряженный прием из-за сезонного роста простуд, но и дежурство на «скорой». Кстати, надо будет договориться о репортаже. Давно мечтал покататься с бригадой, а тут еще двойное удовольствие – любимую женщину сопровождаешь и работаешь.

У стенда с газетой, расположенного неподалеку от здания райкома, все еще толпился народ. Пенсионеры, отпускники, рабочие вечерних смен – дома людям не сиделось, а тут такой инфоповод. Казалось, совсем недавно гремел скандал с интервью Павла Садыкова, и вот продолжение темы. Но есть нюанс: слишком уж шумно дискутируют, даже спорят! Не как сегодня утром в автобусе, а гораздо жестче. Кто-то даже вдруг перешел на крик. Теперь точно надо бы остановиться, послушать. Не дошло бы до драки!

– Говорю же я, вранье это все! – вновь запальчиво выкрикнул паренек в необъятной меховой шапке и с усиками щеточкой. – Готовят нас к новой атомной станции, вот и пишут, что все безопасно…

Он увидел меня и тут же осекся. Разговоры в толпе тоже быстро прекратились – народ уже узнавал редактора газеты в лицо.

– Евгений Семенович, здравствуйте!

– Доброго дня, товарищ Кашеваров!

– Привет пишущим!

Компания оказалась в основном мужской, и немногочисленные женские голоса потонули в стройном рявке сильных глоток. Что-то было не так…

– Здравствуйте, товарищи, – я улыбнулся, подходя к стенду, люди расступились.

– Не иначе как вражеские голоса, – предположил кто-то.

– Да наши это, – еле слышно поправил другой.

Читатели еще о чем-то переговаривались, но я не слушал. Все мое внимание оказалось приковано к стенду: прямо на передовицу моей газеты кто-то прилепил испещренный машинописными строчками листок. Клея не пожалели, щедро полили. Судя по всему, недавно, так как бумага еще отходила с уголков, если потянуть.

– Самиздат, – густым басом сообщил грузный мужчина с типичным кавказским профилем.

Выглядела листовка убого по меркам моей прошлой жизни, но здесь она смотрелась нахально и смело. Неизвестный автор словно бросал мне в лицо свои домыслы, нещадно громя материал Зои о безопасности атомных станций.

…пропагандисты.

Наглая ложь…

…только мы скажем правду.

Весь мир отказывается от атома, но только в «совке»…

Распечатанный на машинке текст хлестал по глазам, пугая страшными сценариями повторения чернобыльской катастрофы. А внизу подпись: Смелый.

«Не такой уж смелый, – усмехнулся я про себя. – Что же свое имя настоящее не указал?»

Я повторил эту мысль уже вслух, стараясь рассуждать максимально спокойно. Уж мне ли, человеку из будущего, не знать методы таких вот диванных аналитиков?

– Сплошные громкие слова, – добавил я. – Но ни одного факта. Страшилки, оскорбления, обвинения. Сравните со статьей в «Андроповских известиях». Наши сотрудники были там, все описали, отсняли, привели экспертные комментарии. А тут человек пишет, основываясь исключительно на своих домыслах.

– А может, того… – несмело проговорил кто-то. – Наврали эксперты ваши?

Голос неизвестного скептика потонул в возмущенном гомоне, и тот поспешил уйти в себя, затаиться. Однако напряжение по-прежнему чувствовалось – народ все же начал сомневаться. Такое случается: кажется, что слова правильные, позиция твердая, и тут одна-единственная реплика все меняет.

– Что ж, – я внимательно оглядел присутствующих. – Вы подали мне хорошую идею. Как вы смотрите, товарищи, если в одном из следующих номеров мы новую статью опубликуем? Разберем несколько экстренных ситуаций на атомной станции и объясним, как они будут решаться. Привлечем физиков, наших опытных ликвидаторов… Распишем возможные сценарии.

– А не боитесь? – спросил кто-то из задних рядов.

– А чего бояться? – улыбнулся я. – Городские вон гусей в деревне поначалу пугаются, потому что не знают, как себя с ними вести. А мы-то готовы. Чернобыль нас много чему научил. А самое главное, распишем все подробно, чтобы понятно было.

– Что, и формулы будут? – вперед аккуратно вырвался мужик лет пятидесяти в круглых очках и с типичной профессорской бородкой. Кажется, я его видел на выставке в нашем НИИ мелиорации. Или в статье про андроповскую химическую лабораторию, уже точно не вспомнить.

– Будут, – уверенно ответил я. – Естественно, те, о которых можно писать, не секретные. Так что желающие сами все смогут проверить.

– Я бы такое точно почитал, – одобрительно закивал «профессор». – Так сказать, наглядности ради…

– Можно, чего уж тут…

– Напишите, пожалуйста!

– Да, Евгений Семенович, побольше узнать не помешало бы!

– Значит, так и сделаем, – резюмировал я. – Спасибо, товарищи! Спасибо за критику!

Удивительное дело. Общество в этом времени хорошо образованно и в то же время ждет какого-то чуда. Вот почему его так легко толкнуть в объятия шарлатанов, что и произойдет уже очень скоро. Но если подпитывать думающую жилку, то в будущем этих людей обмануть станет гораздо сложнее…

Больше мне тут находиться не имело смысла, пора в редакцию, особенно если я все еще хочу прогуляться пешком. Обратная связь по статье еще только набирается, это же не лайки и репосты в интернете, тут людям дать время нужно, чтобы бланки заполнили и на почту отнесли. А вот новая статья по горячим следам народного интереса – это вещь выигрышная. Надеюсь, наверху меня и в этом плане поддержат. Все же в наших общих интересах, в конце концов.

– Громко выстрелили, Кашеваров, – едва я сделал всего пару шагов, рядом раздался знакомый гнусавый и нудный голос. – Должен признать, с такой пропагандой сложно сражаться.

Напротив меня остановился, зажав в руках свежий номер «Андроповских известий», диссидент Алексей Котенок, будущий лидер городской оппозиции. Неприятный человек, но чего не отнять – говорить о своей точке зрения он не стеснялся. По крайней мере, со мной.

– Из ваших уст это комплимент, – усмехнулся я.

– Нельзя недооценивать противника, – Котенок смотрел на меня сквозь затемненные стекла очков.

– Ваших рук дело? – я указал большим пальцем себе за спину, примерно туда, где на свежем номере был приклеен подпольный листок.

– О чем вы? – диссидент оскалился, словно строптивая лошадь перед тем, как укусить незадачливого ездока.

– Я о самопальном воззвании.

– А я ничего не палил…

Нашей намечающейся перебранке помешал скрип тормозов милицейского «лунохода». Из машины, хлопая дверцами, вышли патрульные в длинных зимних шинелях и меховых ушанках. Форма неудобная, но все еще вызывающая уважение перед органами.

– Котенок, пройдемте, – угрожающим тоном произнес старшина.

– Что? – диссидент растерянно повернулся к нему. – Уже прямо так? Просто? Даже ничего не предъявите?

Котенок, похоже, снова ломал комедию, привлекая всеобщее внимание. Главное, чтобы милиционеры не сорвались на нем, потому что тогда они потерпят фиаско. Задержать-то его задержат, вот только со стороны это будет казаться произволом.

– Вы подозреваетесь в незаконной агитации против советского строя, – в голосе старшины сквозило раздражение, но он держался. – К нам поступил сигнал, мы обязаны отреагировать…

– Чего? – взгляд Котенка упал на газету в собственных руках, потом он близоруко прищурился, глядя на стенд позади меня.

– Пройдемте, пожалуйста, добровольно, – милиционеры встали по бокам диссидента. – Давайте не будем усложнять.

– Дайте мне посмотреть! – от голоса Котенка заложило уши, словно кто-то скребнул металлом по стеклу.

Он рванулся к стенду, патрульные от неожиданности выпустили его. Вот только худощавый диссидент и не думал удирать. Уткнулся носом в машинописную листовку, пробежался по тексту, развернулся с перекошенным лицом.

– Это не я! – проскрипел он, глядя попеременно то на меня, то на милиционеров.

– Разберемся, – уже более благодушно сказал старшина. – Пройдемте.

Двое рослых патрульных аккуратно, но уверенно схватили Котенка под руки и повели к «луноходу». Диссидент не сопротивлялся, лишь задержал на мне взгляд и отрывисто проговорил, задыхаясь от возмущения:

– Кашеваров, это не я! Я за честную борьбу! Ты мне веришь, Кашеваров?

– Бодрее идем, Котенок! – старшина чуть повысил голос, и диссидент понуро побрел к машине.

Я смотрел ему вслед, борясь с неожиданным ураганом в душе.

* * *

На столе стояла белая кружка с масляно-черным кофе. Уже третья за этот день или даже четвертая, надо бы остановиться. Но у меня не получалось. Я сидел за макетом следующего номера основной газеты и все никак не мог перейти к располосовке вечерки.

С одной стороны, Котенок был мне абсолютно несимпатичен. Особенно после выходки во время демонстрации седьмого ноября, когда он ради пиара собирался испортить людям праздник. А с другой… Обдумывая его слова, я понял, что он не кривил душой – действовать диссидент предпочитал и вправду открыто, словно нарочно испытывая судьбу. Я ведь давно предположил, что Котенка опекает контора, иначе трудно объяснить его непотопляемость. И тут вдруг уверенного в себе почти системного оппозиционера задерживают – как там сказал старшина? – из-за поступившего сигнала. Кому-то наш Котенок перешел дорогу? Или вдруг надоел КГБ, после чего от него решили избавиться самым топорным образом?

Кем бы ни был на самом деле этот загадочный Смелый, подписавшийся так в листовке, он не мог не учитывать, что Котенок автоматически подпадет под подозрение. Значит, его подставили? Вероятно. Теперь нужно решить, праздновать ли мне чужую победу над моим врагом или сделать так, чтобы восторжествовала справедливость.

– Евгений Семенович, разрешите? – в кабинет осторожно заглянула секретарша Валечка. – На крыльцо подбросили, Гаврила Михайлович передал.

Я не сразу сообразил, что речь идет о вахтере Михалыче, а потом быстро закивал девушке, чтобы несла добычу ко мне на стол.

– Спасибо, – поблагодарил я и придвинул поближе картонную папку с веревочными тесемками.

На ней через шрифтовой трафарет было жирно выведено: «Любгородский правдоруб. Журнал».

Интересные дела творятся в нашем городе!

Глава 1

На изучение второго за сегодняшний день самиздата у меня ушел час. Я буквально провалился в чтение сброшюрованных скоросшивателем листков писчей бумаги, погружаясь в теневую журналистику восьмидесятых.

В университете нам рассказывали о самопале времен цензуры, подробностей добавила старая гвардия, вспоминая, как кто-то доставал «Архипелаг ГУЛАГ», «Доктора Живаго» или «Мастера и Маргариту», а кто-то – эссе запрещенных философов. Но все это относилось к художественной литературе и публицистике. А тут прямо-таки настоящий журнал, еще и размноженный на несколько экземпляров, судя по следам от копирки. И мне зачем-то его подбросили, хотя явно понимали, что самопал и так дойдет до редактора официальной районной газеты. Планировали ускорить процесс?

Написано в «Правдорубе», к слову, было много всего шокирующего для советского человека. О действиях продотрядов и продразверстке, о периоде немецкой оккупации и наших местных коллаборационистах, о ГУЛАГе, о затоплении расположенной неподалеку от Любгорода-Андроповска Корчевы, исчезнувшего российского города. Как и Молога в Ярославской области, он погрузился в пучину рукотворного моря, после чего был предан забвению и оброс легендами. Но главное – таинственный автор (или даже целый коллектив) откровенно нападал на строительство новых АЭС в Союзе. Словно прямой вызов мне, причем уже второй за день. Я еще раз просмотрел последнюю статью.

Листы, на которых она была напечатана, немного отличались от остальных. И это давало повод предположить, что готовили ее наспех, вставляя уже в готовый «номер» самиздатовского журнала. Еще интересно, что вышла критика АЭС день в день с материалом Зои, опубликованным в официальной районке. Неужели так зацепило, что человек за несколько часов статью набарабанил? В принципе, технически это несложно, если твоя цель – исключительно удар по эмоциям. Или же кто-то знал о репортаже Шабановой… Так, ладно, что-то я глубоко начинаю копать. Мы же заранее готовились, информация могла и случайно просочиться. К тому же с момента запуска второго блока уже почти неделя прошла. Так что вовсе не обязательно, что это ответ на нашу статью. Вернусь к чтению.

Несмотря на откровенную чернуху, которая просто била ключом по моим мозгам, сама подача увлекала. Причем что-то мне даже показалось знакомым – я как будто бы уже читал подобное в своей прошлой жизни. Впрочем, неудивительно: наш холдинг вел сразу несколько исторических проектов о Любгороде и всей Тверской области. И… Мысль была совсем близко, но ухватить ее за хвост никак не получалось.

Трель звонка заставила вздрогнуть и вернуться в реальность.

– Евгений Семенович, на линии Анатолий Петрович Краюхин, – я схватил трубку коммутатора и услышал взволнованный голос Валечки.

– Евгений Семеныч? – я не видел первого секретаря, но хорошо представлял, что сейчас он подобен Везувию. Вот-вот взорвется и засыплет все вокруг пеплом. – Бери машину и немедленно ко мне! Ситуация безотлагательная!

Еще только собираясь, я уже знал, на какую тему будет разговор. Краюхину наверняка тоже попался на глаза номер «Правдоруба». И тоже вряд ли случайно – ощущение, будто кто-то специально разнес экземпляры едкого самиздата по всем ключевым фигурам нашего города. Интересно, уже нашли злоумышленников? А то есть у меня кое-какие мысли…

– Смотрите-ка, Евгений Семенович, в райкоме сегодня людно, – водитель Сева показал на забитую парковку возле бетонного здания.

Наверное, с десяток машин, и сплошь черные «Волги». Сомнений нет, собрание у Краюхина предстоит жарким. Едва я зашел в кабинет первого секретаря, мои подозрения тут же подтвердились. Сам Анатолий Петрович, второй секретарь Козлов, председатель исполкома Кислицын, главный комсомолец Жеребкин, полковник Смолин и еще ряд партийных деятелей рангом поменьше. Их имен я не знал или не помнил, да это и не важно. А вот чекист Евсей Поликарпов одной только своей персоной подчеркнул серьезность момента.

– Вот и Кашеваров, – Краюхин громогласно объявил мой приход. – Проходи, Евгений Семеныч, садись. Мы тут с товарищами уже немного подискутировали… Ты ведь это тоже видел?

Он швырнул на стол экземпляр «Правдоруба», и самопальный журнал со скрипом проехался по полированной поверхности. От него отделилась чуть смятая листовка – такая же, как и на стенде рядом с редакцией. Люди за столом обменялись репликами, кто-то покачал головой.

– Видел, – подтвердил я, взяв брошюру в руки и пролистывая, словно она могла как-то отличаться от той, что принесли мне. – И даже читал.

– Ну, и что скажете, товарищ Кашеваров? – спросил Кислицын, явно пытаясь развить бурную деятельность. – Как вам это… с профессиональной точки зрения?

– Если говорить откровенно, – начал я, и все моментально затихли, – написано хорошо. Я про журнал, если что, а не про этот листик.

По кабинету пронесся возмущенный ропот. Партийные деятели были недовольны.

– А что? – я обвел их взглядом. – Хотите дежурных фраз об антисоветчине? Да вы и сами все прекрасно понимаете. У меня спросили, что я думаю про журнал, и я ответил. Написано хорошо, человек явно подготовленный. А то и целый коллектив потрудился, что вернее всего.

– И вы со всем этим согласны?! – выкрикнул побагровевший Жеребкин, секретарь райкома ВЛКСМ. Нет, Вася Котиков определенно смотрелся бы лучше на его месте. Не того человека выбрали представлять интересы молодежи.

– Я сказал, что самиздат подготовлен грамотно, – вежливо и спокойно ответил я. – А признание качества формы еще не означает согласия с содержанием.

– Тихо все, – беззлобно сказал Краюхин. – Дайте Кашеварову договорить. Не маленькие тут собрались, так что будем разбираться без лозунгов, а по делу.

Жеребкин стыдливо отодвинулся назад, чтобы мне его было хуже видно, а я продолжил, собирая на себе изучающие взгляды опытных партийных бонз. Особенно внимательно смотрел Поликарпов, но он и так это по долгу службы обязан.

– Скажу честно, мне было интересно читать эту брошюру, пусть ее содержание и откровенно антисоветское, – говорил я. – Более того, я даже почерпнул для себя кое-что интересное в плане стилистики и подачи… Так что наш неизвестный идеологический противник силен, и недооценивать его точно не стоит.

– Да Котенок это! – раздраженно воскликнул второй секретарь Козлов. – Больше некому!

– Может, он и имеет отношение к «Правдорубу», – сказал я. – Но к листовкам – вряд ли. Я его видел перед задержанием, и он искренне негодовал, что на него хотят повесить безграмотные цидульки.

– Мало ли, что он там говорить будет! – вновь возмутился Жеребкин.

Его пышущее праведным гневом лицо было столь же красным, что и кулаки, которые явно чесались набить морду всем этим отщепенцам, вздумавшим порочить советский строй. Признаться, я думал, что во главе комсомольских райкомов должны стоять прагматичные личности вроде того же Краюхина, только моложе. Вот только у нас в Андроповске, судя по всему, думают иначе.

– Я его и не защищаю, – мой голос по-прежнему звучал уверенно и спокойно. – Но Котенок – журналист, был журналистом раньше… Если бы он и писал листовки, то точно не так топорно. Взять те же тезисы про обман с атомной станцией. Я подошел к людям, и из всей толпы они зацепили только пару человек, и это при том, что совсем недавно чуть ли ни каждый готов был наброситься на нее с критикой. И тут вдруг такое фиаско. А теперь вспомните, как слушают Котенка, если он начинает что-то рассказывать. Чушь порой городит, но не оторваться. Так что я скорее поверю, что он печатает журнал, а не расклеивает боевые листки. А во-вторых, на моей памяти он особо и не скрывал своих убеждений…

Я выразительно посмотрел на чекиста, параллельно обдумывая, что у него-то наверняка больше информации.

– То есть ты хочешь сказать, – пробурчал Краюхин, – что журнал и листовку делают разные люди?

– В этом я абсолютно уверен, – кивнул я.

– А ты что скажешь, Ефим Хрисанфович? – первый секретарь повернулся к полковнику Смолину. – Долго твоим архаровцам ловить этих… цеховиков от журналистики?

– Люди работают, – спокойно ответил главный милиционер. – Котенка допрашивают. С листовки и журнала криминалисты снимают отпечатки пальцев, ищут особенности печати, чтобы определить машинку. Опера и дознаватели опрашивают свидетелей. Ищем, Анатолий Петрович. Сроки называть не рискну, но приложу все усилия, чтобы они были минимальными.

– А что там, ты говоришь, с этим Котенком? – нахмурился Краюхин. – Он сознался?

– Свою причастность к листовкам яростно отрицает, – ответил полковник. – Про журнал говорит, что сам хотел бы такой выпускать, но кто-то его опередил.

– Понятно, – первый секретарь побарабанил пальцами по столу. – Значит, ждем новостей от милиции и КГБ. Журналы спрятать, попытки размножить – пресекать.

– А я считаю, что так делать не нужно, – сказал я, и все присутствующие в кабинете тут же воззрились на меня. Причем так, будто я в портрет Ильича плюнул. – И я объясню, почему.

– Нет, это возмутительно! – Жеребкин даже со стула вскочил. – Советскую власть поливают грязью какие-то недобитки, а редактор районной газеты собирается их покрывать? Не много ли вы о себе возомнили, товарищ Кашеваров?

– Что ж, – я усмехнулся и тоже встал, чтобы всем было хорошо меня видно. – Мы можем, конечно, все запретить. И делать вид, что никакого журнала не было, а листовки на стендах не висели. Но давайте представим, что будет дальше. Что скажут люди? А я могу подсказать – что нам нечего ответить, что правда глаза колет. Что подумают наши враги? Тоже могу подсказать… Им плевать! Но говорить они будут, что мы испугались. И будут использовать это, чтобы сделать свою брошюру модной.

– И что же? – поддержал главного комсомольца второй секретарь Козлов. – Пусть эта рвань и дальше выходит, а мы все на самотек пускаем? Даем диссидентам трибуну и тихо проглатываем?

Мужик он тоже оказался эмоциональным, хотя в целом вызывал у меня уважение. Ведь именно Козлов от райкома занимался проверками на заводе кожзамов. И такие люди нужны мне в качестве союзников. Жеребкин с его твердолобостью, кстати, тоже. Настроить его на нужный лад – и вот тебе готовый боец и глашатай твоих идей.

– С диссидентами милиция и КГБ будут действовать строго в рамках закона. Нарушили закон о печати? Получат штраф или срок, но когда это признает суд, – я пожал плечами. – Главное же, мы не будем прятать голову в песок. Враг подсказал, в какие болевые точки он бьет, обманывая людей. Так и прекрасно. Мы теперь сможем взять и проработать их, ответить на вопросы, которые раньше только на кухнях обсуждали. Напишем правду о тех событиях, расскажем, для чего были те или иные решения. А потом посмотрим, кому больше поверит народ.

– А если поверят им, а не вам? – Жеребкин буравил меня взглядом.

– Значит, я хреновый редактор и журналистов воспитал себе под стать. Если не смогу с фактами макнуть в дерьмо эти хайпожоров!

– Кого? – удивленно переспросил Жеребкин, и я поспешил продолжить. А то что-то действительно разволновался.

– Этих! – рявкнул я. – Вы сказали, что у них есть трибуна? Так у нас есть своя, а после нового года появится и вторая. Это наша война, и мы умеем сражаться, пусть и по-своему. Так что дайте мне два выпуска, и посмотрим, что будет. Тем более что с моими анкетами вы сможете в цифрах узнать, кто на самом деле победил. Так что?

Я разнервничался, возможно, наговорил лишнего, но… Как-то иначе сейчас было нельзя. А то бы меня не услышали, не поверили бы. Зато когда я поставил на кон голову, теперь, может, и взглянут по-другому. Эх, догадался бы раньше, что этот разговор будет – речь бы себе написал. Однако и так вроде бы получилось. Задумались важные головы, точно задумались!

– Так-так-так, – Анатолий Петрович снова забарабанил пальцами по столу. – Тихо, товарищи! Значит, в следующем номере твоей газеты выйдет опровержение «Правдоруба»?

– Именно, – кивнул я. – Ведь что фактически получилось? Мы написали статью в защиту АЭС, и тут же выходит материал в самиздате. Причем и в подпольном журнале, и в листовке. А это что означает?

– Что контроль ослаб, – пробурчал председатель райисполкома Кислицын. – Не досмотрели мы, не докрутили…

– А вот и нет, – я улыбнулся, все еще продолжая стоять, будто сам выступал с трибуны. – Это значит, что нас читают, нас опасаются, хотят ослабить наше влияние… А мы используем это, чтобы, наоборот, стать сильнее. Как в дореволюционные годы, когда партия не боялась спорить хоть с самим чертом.

– Ладно, – Краюхин подумал и принял решение. – Предлагаю попробовать. Что скажешь, Евсей Анварович?

Впервые за все это время первый секретарь посмотрел на чекиста, который словно бы отрешился от происходящего.

– Я доложу в управление, – ответил Поликарпов. – У товарища Кашеварова неплохое чутье, которое уже срабатывало. Уверен, получится и на этот раз.

– Тогда все свободны, – устало замахал руками Краюхин. – Продолжаем работать.

– Я это так не оставлю, – сквозь зубы процедил комсомолец Жеребкин, проходя мимо меня.

Я лишь улыбнулся ему в ответ, дождался, пока все выйдут, и негромко сказал чекисту:

– На пару слов.