Сергей Коротков
Снег над барханами

– Товарищ капитан, автомат бы мне. Сколько прошу уже прислать «ППШ». Да и человечка бы в напарники. Совсем один я там. А? – Синцов сделал умоляющую гримасу, хотя и понимал, что эта просьба пуста.

– Какой человечек, Николай?! Какой автомат? – капитан встал, подошел к чану с водой, зачерпнул. – Мне родить тебе, что ли, людей и оружие? У самого полтора вояки в охранении да «ППШ» с одним диском. Думаешь, я не делал запросы наверх? Прошу и людей, и нормальные стволы. Пытаюсь всячески обосновать, дескать, чем мы отбиваться будем в случае нападения банды? Кизяком да песком кидаться? Сам знаешь, все для фронта, все для победы. Ладно, хоть почту почти своевременно доставляют да сильно не дергают нас тут. А то, глядишь, еще заставят на бахчу и плантации выходить, помогать хлопок убирать да каналы оросительные рыть. Нету, Коля, автомата. И бойца лишнего нету. И разрешения на вооружение краснопалочников^[15] тоже не могу дать. Им сейчас дай оружие, завтра ночью они пулю тебе в спину всадят. От краснопалочников к палочникам один шаг. Дехкане – они и в Африке дехкане. Дикари, мать их за ногу! Безграмотные, толстокожие, отсталые аборигены. Некоторые с Гражданской войны до сих пор еще озлобленные на Советскую власть. Да что мне тебя учить! Сам прекрасно понимаешь обстановку. Курить будешь?

– Не курю, товарищ капитан.

– А-а, да… Забыл я. Сам бросить никак не могу. В такую жару курить – себе могилу рыть. Все силы воли не хватает. Чай будешь?

– Спасибо, я позже. Хочу умыться, сменить форму да Гитлера накормить, напоить. С дороги парень совсем выдохся.

– О-о, да! Гитлера покормить нужно обязательно, – Делягин улыбнулся, обнажив желтые от курева зубы. – Юморист ты, Николай. Но это нормально. В наше время шутить опасно, но полезно. Как надо назвал свой надежный транспорт, как надо…

Капитан задумался, даже горящую спичку держал, пока палец не обжег. Встрепенулся, бросил в окно косой взгляд, равнодушно посмотрел на одногорбого верблюда, привязанного к деревцу. И так же отрешенно сделал замечание:

– Ты на черта своего Гитлера к чинару привязал, он же его объест, последнюю зелень слопает?!

– Он чинар не ест. Саксаул любит, дыни обожает, а чинар – не-е.

Делягин повернулся к подчиненному, выпустил облачко дыма, нервно теребя папиросу между пальцами. Внимательно вгляделся в лейтенанта. «Стройный, крепкий, загорелый мужик. Лет на десять моложе меня. Опытный чекист, инициативный, исполнительный офицер. В прошлом отличник оперативной службы, призер Москвы по стрельбе из «нагана». Ему бы вверх по лестнице карьерной взлетать с его данными, биографией и неимоверной тягой к подвигам. А он тут прозябает, мозги парит себе! Но все же тот его поступок… Герой, мать его!.. А как бы я поступил в той ситуации? Так же, как этот молодой горячий орел, или спасовал, струсил, сдался? М-да уж».

Делягин еще раз окинул Синцова оценивающим взглядом. Зеленые глаза, чуть пухловатые губы, покатые плечи, жилистые смуглые руки, горделивая осанка еще не уставшего от жизни и службы в пустыне чекиста. «Пожалуй, один из лучших моих оперативников в этой дыре! Жаль парня, засыхает без настоящего дела, без простора и связей».

– Николай, твоя пишет тебе? – вдруг спросил капитан, щурясь от табачного дыма.

– Вы же знаете, товарищ капитан, – Синцов сглотнул, опустил взгляд, сжал кулаки, – без права переписки. Зачем нарушать установленные руководством комиссариата требования, зачем навлекать новые проблемы? Я еще потерплю. Надеюсь, и она ждет и верит!

– Все будет хорошо, Николай! Уверен, скоро тебя реабилитируют и вернут прежние место и должность. Все, ступай. У меня завтра митинг трудящихся района, куча дел и приезд первого секретаря райкома. Иди, лейтенант Синцов, и пусть на твоем участке все будет спокойно и тихо. Удачи!

– Есть! Спасибо, Андрей Михайлович.

Синцов поднял с пола тяжелый вещмешок, быстрым заученным движением накинул фуражку, козырнул и вышел из кабинета. Капитан постоял еще минуту, докуривая папиросу и размышляя о своем сотруднике, скользнул взглядом по висящему на гвозде автомату, вздохнул и снова уселся писать план мероприятий на Первомай.

Четверть часа ушло у Синцова на получение продуктов и комбикорма для верблюда у старшины Щербича. Оставив прессованный тюк саксаула и ржавое ведро с мутной водой возле животного, грустными глазами рассматривающего пыльную улицу и сиротливо сидевшего на завалинке аксакала с клюкой, Николай с двумя сидорами прошествовал вокруг дувала^[16] и проник под виноградный навес в тень амбара. Там обычно ютилась бочка с водой, не всегда свежей, но все равно драгоценной для путника, прибывающего раз в месяц издалека. Кто пополнял тару и ухаживал за лежаком под навесом, местная женщина или старик, ребенок или старшина Щербич, Синцову было невдомек, но он с радостью заметил полную бочку почти прозрачной воды, подушку с толстым ватным одеялом на топчане и скудную еду. На коробке из-под тушенки, набитой для устойчивости песком, его ждали полусухая лепешка, суп из фасоли, очищенная репа, а «на десерт» компот из урюка в граненом стакане. Синцов потер ладони и стал раздеваться, предвкушая кайф от долгожданной помывки и халявного обеда. А уже через десять минут он сопел на лежаке, до половины тела закрывшись рваным одеялом, и видел во сне свое прошлое…

* * *

В тот день Синцов, капитан ГБ^[17] Особого отдела НКВД, впервые в жизни одетый в штатское, вышел с любимой девушкой в город. До этого он носил только служебную форму: китель или гимнастерку защитного цвета, галифе и фуражку синего, скрипящие кожей поясной ремень и портупею, до февральского указа сорок третьего года на вороте отливающие блеском прямоугольники и нарукавные шевроны, а с недавних пор погоны. Красавец офицер, подтянутый, коренастый, всегда чисто выбритый, с аккуратными усиками, он нравился женщинам. Но с некоторых пор они перестали его интересовать… Потому что у Синцова появилась Даша!

Милое кроткое создание, скрипачка Ленинградской академической филармонии, недавно эвакуированная по Ладоге, она не захотела ехать на Урал, а перебралась к бабушке в Москву. Здесь вступила в комсомольский отряд самообороны. Как и ее молодые товарищи, дежурила на крышах высотных зданий и в культурных центрах, с расчетами пожарников тушила очаги возгорания после бомбежек зажигательными зарядами. Патрулировала с народными дружинниками вечерние улицы, оказывала помощь двум детским домам. В один из поздних вечеров Даша и познакомилась с бравым шустрым капитаном, с проверкой объезжающим патрули и посты своих подчиненных. Поначалу Синцов показался девушке настырным и чересчур бойким, но после часа знакомства он уже казался ей истинным кавалером и вполне приемлемым ухажером. А геройский поступок капитана, совершенный им тут же, вообще намного приблизил его к сердцу Даши.

Воздушную тревогу объявили внезапно, в ночном небе замелькали лучи прожекторов, заблестели вспышки разрывов, трассеры испещрили тьму. Сирена, огласившая столицу, вмиг смела с улиц редкий люд. Бросились к бомбоубежищу и те, кто патрулировал сейчас Тверскую.

Бомба разрушила жилой дом прямо в ста метрах от убегавших Синцова, Даши и еще двух ее товарищей. Взрывная волна заставила присесть и потерять ориентацию, люди зачихали и закашляли от клубившейся пыли и облака дыма. Но Николай не растерялся, живо привел в себя девушку, приободрил шуткой парней. Отдал распоряжение водителю, чтобы тот подогнал машину и помог, а сам кинулся в пыльный туман. Даша поспешила за ним, придерживая на боку сумку, а на голове берет.

Оказалось, Синцов услышал детский плач. В полуразбитом авиабомбой здании горели руины, кричали раненые, поскорее старались выбраться живые. Пробегая мимо мертвых и искалеченных жильцов, капитан увидел женщину в разодранной ночной рубашке, с растрепанными волосами и окровавленным плечом. Но не она привлекла внимание офицера НКВД. Вверху, куда был устремлен ее полный сострадания и боли взор, болтался на паутине металлической сетки, ухватившись за торчавшую арматуру, ребенок лет пяти. Он плакал навзрыд, готовый сорваться с высоты третьего этажа на куски плит и кирпича. Слабые ручки скользили по железному пруту, огонь обнаженной взрывом квартиры подбирался все ближе и ближе. Грязная маечка, частично сползшие трусики, красная от крови ножка. Мальчик затих, и Синцов понял, что сейчас тот сорвется вниз, на острый край обломанной плиты или в пламя горящего комода. Кругом стонали и кричали, шуршал осыпающийся кирпич, сзади ахнула Даша, настигшая Николая и заметившая погибающего ребенка.

Синцов без промедления бросился прямо в гущу развалин, спотыкаясь и сдирая кожу рук, пачкаясь в саже и пыли. Он что-то кричал мальчику, по пути схватил плотную, начинающую тлеть с одного края портьеру, забрался на покатую плиту и, не сводя напряженного взгляда с болтавшегося ребенка, стал хлестать тряпкой горящую мебель, сбивая пламя. И уже почти погасил огонь, как парнишка сорвался с громким криком. Набросив штору на очаг пожара, Николай поднял руки и поймал падающее тело мальца. От удара они оба повалились и покатились по плите. Тут их встретила Даша.

Сколько было счастья в глазах матери, никому не понять и не описать. Как и у ребенка, Даши и самого Синцова, когда оказалось, что мальчик выжил и только вывихнул плечико при падении. Сам спаситель сломал два пальца, растянул связку и получил ушибы. Потом были слова благодарности, слезы радости, оказание медицинской помощи, эвакуация. С этого дня Даша и Николай стали встречаться…

Они вышли из ГУМа^[18] довольные и целующиеся. Вштатском Николай мог позволить себе такие вольности, ощущая себя менее скованным, чем раньше, гуляя по Москве в военной форме с девушкой в легком платьице.

Пока влюбленные ели мороженое за столиком летнего кафе, на Москву опустились сумерки. Пара покинула заведение и продолжила прогулку. Даша несла подарок Николая в оберточной бумаге с ленточкой, лукаво улыбалась, кокетничала, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Ей действительно было хорошо с ним, легко и спокойно. Как за каменной стеной. А еще интересно. Николай все время шутил, блистал знаниями по географии и военной технике, оружию, которым увлекался с детства. Любил историю своей страны, уважал прозу и поэзию, часто цитируя Чехова, Горького, Тютчева и Андрейченко. Он нежно целовался, несмотря на сильный типаж и спортивную фигуру, шептал на ушко ласковые слова и всегда приобнимал свою девушку. Что было приятно не только ему, но и ей.

Мимо них изредка проносились автомобили, пару раз встречались патрули, москвичи все реже и реже попадались на улицах с наступлением ночи. А они все шли и шли, наслаждаясь уединением и обоюдными чувствами.

Плавно притормозившую машину, тяжелый бронированный «ЗИМ», Синцов узнал. Неприятная дрожь пробежала по спине, он крепко сжал локоток Даши, успел шепнуть ей, что им нужно скорее уходить. Лучше вон в ту подворотню. Но было поздно…

Передняя дверца распахнулась, из нее шустро выскочил офицер в кителе НКВД с погонами полковника и тотчас направился к парочке влюбленных. Николай узнал в нем начальника личной охраны Берии. А в глубине черного обширного салона авто зловеще блеснуло знакомое пенсне.

– Девушка, прошу вас пройти в машину. С вами хотят пообщаться, – строго проговорил высокий, крепкий офицер с безжизненным, пустым взглядом.

– Что это значит?.. Нет. Я никуда не пойду. Коля… – испуганно залепетала Даша, прижимаясь к любимому.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться…

– Молчать! – рявкнул начохраны и попытался схватить девушку за руку. – Мужчина, вам лучше отойти и сделать вид, что ничего не видите.

– Это моя невеста! – гаркнул в ответ Синцов и встрял между Дашей и полковником. – Прочь свои руки от нее!

– Да ты-ы… Ты… – офицер опешил, быстро оглянулся, бросив настороженный взгляд на машину, и впился глазами в Николая. – Ты знаешь, сука, кто там сидит?! Ты понимаешь, что…

– Я все понимаю и отдаю отчет своим действиям. Это моя женщина! Еще раз повторить, товарищ полковник? – ядовито прошипел Николай и, задыхаясь от негодования, решительно добавил: – Я капитан ГБ Особого отдела НКВД Синцов. Не стоит посягать наркому на невесту своего подчиненного, офицера Советской страны.

Начохраны отступил на шаг под напором тела капитана и его слов, схватился за кобуру, ловко выдернул «ТТ», взвел курок и направил в лицо Синцову. Даша вскрикнула и съежилась, сам Николай чуть вздрогнул и остался стоять, ноги на ширине плеч, прикрывая любимую, из рук которой выпала упаковка с подарком. Случайный прохожий, заметив сцену, шарахнулся в сторону и побежал на другую улицу.

– Ты на кого тянешь, Синцов?! Ты кому сейчас отказку лепишь, герой, твою мать?! А ну пшел вон, сволочь! Иначе башку прострелю. Тварь.

– Товарищ полковник, вы забываетесь! – постарался спокойно сказать Синцов, хотя после такой тирады порывался снести обидчика, словно взбешенный бык. – Уберите оружие, не позорьте мундир советского чекиста. Я не отступлю… Это моя женщина!

С этими словами капитан, обняв полуобморочную Дарью, повел ее прочь. Полковник стал грязно ругаться и угрожать им вслед, но чувствовалось, что его отрезвили слова и приверженность мужчины к ведомству НКВД, в котором он и сам состоял. Начохраны спрятал пистолет, быстро сел в машину.

– Ишь, каков подлец! Защитник хренов! Простите, Лаврентий Павлович, дальше едем-ищем?

Он сжался в пружину, ожидая ругани шефа и наказания, мгновенно вспотел и боялся взглянуть даже в зеркало заднего вида. Но на удивление нарком, известный сексуальной необузданностью и маниакальной тягой к женщинам, спокойно промолвил:

– Жаль, цыпочка неплохая была! Парень ее герой, таких уважать нужно. Он что, у меня служит?

– Так точно, товарищ нарком, это некто Синцов, капитан из «особняка». Что прикажете, навести справки, принять меры?

– Хм… – Берия волосатыми пальцами вытер толстые губы, ехидно улыбнулся. – Ну, кончать его за дерзость такую я не буду, но и нрав поубавить, думаю, стоит. На твое усмотрение, полковник. Гони на Смоленскую. К Надежде заскочу.

– Слушаюсь, товарищ нарком.

Полковник незаметно выдохнул и вытер влажные ладони о галифе. Он уже решил, как накажет ретивого сотрудника.

И наказал.

Капитана Синцова на следующий день уволили из Особого отдела, понизили в звании и отправили участковым линейного отдела в Узбекскую ССР, к черту на кулички, подальше с глаз долой.

Глава 3

Рейхсканцелярия, Берлин, апрель 1944 г.

После долгой муторной поездки и уличной прохлады тепло конференц-зала казалось волшебным. Сейчас в этом помещении, любезно предоставленном фюрером для совещания руководству VI Управления РСХА, собрались всего трое офицеров высшего звена СС: Вальтер Шелленберг, Рудольф фон Эбсгер-Редер и Отто Скорцени. Сам хозяин рейхсканцелярии Гитлер (который сам еще ни разу не бывал в новом здании) не смог приехать из-за срочных дел. Как и Гиммлер, приглашенный фюрером для ознакомления с планом операции «Скорпион», задержавшийся в Магдебурге из-за бомбежки советской дальней авиации.

– Ну, что, господа офицеры, – Шелленберг, узнав от секретаря новости о неприезде обоих боссов, поправил галстук и уселся за стол, – придется нам самим доложить друг другу о деталях операции. Гельмут, – обратился он к адъютанту, – попрошу тебя стенографировать с обязательной записью на пленку. Нашему уважаемому фюреру мы направим подробный отчет сразу же после совещания. Уверен, что он оценит наши старания по достоинству!

Адъютант кивнул и занялся настройкой аппаратуры аудиозаписи, водруженной на журнальный столик у окна. Скорцени с позволения шефа присел и налил себе шотландского виски. Захотелось курить, но пока не закончится совещание, он не мог себе позволить держать во рту что-то кроме языка. А вот пятьдесят капель алкоголя для большей самоуверенности не помешают. Разработанный им совместно с доктором Эбсгер-Редером и ранее озвученный в мельчайших подробностях Шелленбергу план операции «Скорпион» прочно засел в голове. Самому участвовать в этой явно смертельной авантюре ему уже не хотелось, как тогда, месяц назад, на приеме у Гитлера. Возобладал здравый смысл, и сказывался инстинкт самосохранения, который еще ни разу не подводил главного диверсанта Третьего рейха.

Скорцени одним махом выпил виски, промокнул губы носовым платком и уставился на шефа в ожидании сигнала. После утвердительного кивка адъютанта о готовности аппарата бригаденфюрер СС Шелленберг причмокнул тонкими губами, снова поправил галстук (босс, почему-то игнорируя военную форму СС, часто носил штатский костюм) и начал:

– Мой фюрер! Господа офицеры. По праву организатора операции «Скорпион» и с волевого решения ее идейного вдохновителя, рейхсканцлера Великой Германии, спешу сообщить о подготовленном плане. Десантная диверсионно-террористическая операция «Скорпион», имеющая основной целью нанесение точечных ударов по коммуникациям и стратегическим объектам РККА^[19] в глубоком тылу их третьего эшелона, назначена на тридцатое апреля сего года. Ответственный разработчик плана – оберштурмбаннфюрер ваффен-СС Отто Скорцени, ответственный исполнитель – командир подразделения особого назначения гауптштурмфюрер^[20] Ваффен-СС Карл Мютц. Попрошу оберштурмбаннфюрера Скорцени доложить подробности подготовленной операции, но лаконично и по существу. Отто, пожалуйста!

Скорцени крякнул, встал из-за стола, но по знаку Шелленберга опустился на место, придвинул микрофон ближе, нажал кнопку на его подставке и, нещадно теребя провод, стал говорить:

– Уважаемый фюрер! Операция «Скорпион»… Кхе-кхе… – Отто кашлянул и поймал укоризненный взгляд шефа. – Прошу прощения. Операция продолжительностью семь суток. Стратегический удар определен на первое мая, затем рейд по тылам противника с ежедневными диверсиями по мере продвижения спецгруппы от объекта к объекту. Как уже было сказано до меня, целью разработанной операции является нанесение морального, материального и физического урона Советам в их праздник, уничтожение коммуникаций, военных и гражданских объектов, устранение партийных и руководящих деятелей.

Изначально нами был разработан маршрут, который пролегал с Адриатики до Черного моря, далее через Южный Кавказ вдоль границы Советов с Ираном через Каспийское море до Ашхабада. Бомбардировка этого города с высадкой десанта, поворот на сто восемьдесят градусов и в обратном направлении – бомбардировка нефтепромыслов Красноводска, затем Баку, а далее возвращение через Закавказье домой. Но этот вариант мы посчитали не столь грандиозным и шумным, как хотелось бы и моглось. Да и возможная потеря под Ашхабадом десанта, преследуемого внутренними войсками НКВД, огорчила бы всех нас. Хотя нами и придуман коридор отхода штурмовой группы из Ашхабада в Иран через границу, но существует вероятность ее полного уничтожения русскими пограничными силами. В связи с этим нами был разработан новый маршрут, о котором я доложу чуть позже. Сейчас же о составе группы и технических возможностях операции.

Численный состав подразделения десантников 28 человек, из них два равнозначных унтер-офицерам вермахта унтерштурмфюрера^[21] СС и командир взвода, гауптштурмфюрер ваффен-СС Мютц. Карл Мютц. Это побывавший во многих передрягах волк, участник рейдов в Ливии и Италии, отличный боец и офицер. Награжден двумя Железными крестами за диверсионный рейд 1 сентября 1939 года в Польше и за операцию «Дуб» по освобождению Муссолини. Остальные десантники, в основном, из частей особого назначения ваффен-СС, дивизий «Рейх» и «Нидерланды». Одно из отделений составляют небезызвестные вам десантники дисциплинарного подразделения 500-го парашютно-десантного батальона СС. В роли проводников, знающих местности десантирования, выбраны наиболее преданные нашему делу люди. Это агенты-разведчики из Среднеазиатского легиона СС, а также 29-й гренадерской дивизии СС (1-й русской) и 30-й гренадерской (1-й белорусской). Все они прошли подготовку в школах абвера, затем проявили себя на службе в РОНА^[22]. Вооружение диверсантов легкое стрелковое, но с дополнительным боекомплектом из пластиковой и магнитной взрывчатки, средств противотанкового поражения и химического оружия. Вес боекомплекта и амуниции каждого десантника составит около сорока пяти килограммов помимо средств парашютирования и собственной экипировки.

Далее. Группа с позывным «Тролль», принятым для дальнейшей связи, погружается на самолет в акватории Адриатики, на базе ваффен-марине в Пуле. 30 апреля в 4.30 утра по местному времени транспортно-разведывательный гидросамолет люфтваффе Bv 222c «Викинг», бортовой номер 057, с пятью членами экипажа и взводом десантников вылетает по направлению к Турции. Вы спро́сите и, может быть, даже удивитесь, как один самолет, да еще и гидро-, сможет преодолеть тысячи миль и, возможно, сесть в степях Средней Азии? Отвечу. «Блом унд Фосс «Викинг» – это самый большой гидросамолет люфтваффе, любезно предоставленный для нашей операции рейхсминистром авиации Герингом из западной группировки воздушных сил. Это настоящий воздушный крейсер, летающий на высоте до семи миль и дальностью до семи тысяч миль без дозаправки. Двигатели гидросамолета оборудованы регуляторами дросселирования для снижения шума и возможностью ночных перелетов с воды на воду. Все вышеперечисленное позволит безопасно достичь пункта назначения. Маршрут будет пролегать через малонаселенные районы Советского Союза во избежание обнаружения самолета случайными свидетелями, а также на стыках зон ПВО^[23] противника. По данным нашей авиаразведки и агентов составлена карта безопасного коридора вне секторов контроля вражеской ПВО. Русские системы ВНОС^[24] и ПУАЗО^[25] работают неэффективно, они недальновидны и маломощны, на вооружении состоят слабые прожекторы и звукоуловители. Истребительные полки Закавказского военного округа, расквартированные в Баку, Красноводске и Ашхабаде, не имеют «МиГов», обладающих реактивностью и высоким динамическим потолком. Ко всему прочему нами проработан вопрос дезинформации противника касательно цели операции. Акцент будет сделан на бомбардировку и аэрофотосъемку тыловых частей Советов, а не сбрасывание парашютистов в более глубоком тылу. Для этих целей, а также для нанесения максимального ущерба русским на борт «Викинга» предполагается взять девять тонн бомб различного назначения и топливные баки вместимостью до двух тонн. Резюмируя сказанное, можно сказать, что выбор необычного типа самолета мотивирован следующими критериями: дальностью и высотой перелета, грузоподъемностью и вместимостью, бортовым оборудованием и способностью взлетать и садиться на воду. Последний фактор при допустимом обнаружении русскими воздушной цели введет их в заблуждение – ведь гидросамолет возможно посадить только в акватории моря или большого озера, а никак не в пустыне и степях Азии. В связи с этим откорректирован маршрут «Викинга» и расширена цель операции. Мой фю… – Скорцени запнулся на полуслове, ощущая волнение и сухость в горле. – Мой фюрер! Принимая во внимание грандиозность спецоперации «Скорпион», мы углубили фронт рейда на тысячи миль дальше. Теперь борт «057» совершит маневровый рейс из Адриатики через черноморский «порт подскока» в турецком Трабзоне, далее через Закавказье на каспийский залив Кара-Богаз-Гол, потом Аральское море, озеро Балхаш и прямиком до Дальнего Востока на соединение с дружественной нам Японией. Да-да, мой фюрер, вы не ослышались! Наши инженеры рассчитали максимальное расстояние, которое может преодолеть «Викинг», и доказали возможность его трансконтинентального перелета. Пополнение запасов топлива в Турции, затем на Каспии, на частном нефтепромысле сочувствующего нашей идеологии курбаши, потом дозаправка на Балхаше у одного киргизского бека, состоявшего в оппозиции к Советам, и полет до Байкала. Посадка и дозаправка на этом живописном озере невозможны, но эффект появления самолета люфтваффе будет огромным. «Викинг», свободный от груза и десанта, на запасных баках долетит и сядет на озере… – Отто почти неотрывно смотрел в записи блокнота, благо рядом находились его коллеги, но не было Гитлера и Гиммлера. – На озере Хулун-Нур. Это территория, подвластная Гоминьдану. С этими националистами также имеется договоренность через наших дипломатов и агентов в Китае. Ну, а дальше оккупационная территория Японии и острова дружественной нам Страны восходящего солнца! Тем самым экипаж и транспорт останутся невредимыми, ущерб от бомбардировок важных стратегических объектов Советов окажется ощутимым, политический резонанс велик.

Что касается РДГ^[26] «Тролль»… Мой фюрер! Вы знаете, как я ратую за их успех и живучесть. Я сам диверсант и десантник, до сих пор предлагаю себя в качестве командира группы. Но не стоит пренебрегать вариантом потери РДГ после или в ходе выполнения поставленной задачи. На десант возлагается особая задача, которую не решить одной бомбежкой или листовками, разлагающими моральный облик жителей красного тыла. РДГ будет сброшена в пустыне Кызылкум для решения ряда диверсионных задач на объектах Узбекской ССР, террора в Самарканде и Бухаре с отходом в Афганистан. Им помогут дружественные нам моджахеды местных племен и воины бухарского эмира, осевшего в Кабуле. Сейчас посол Пильгер ведет переговоры с эмиром и баями.

Как известно, у русских в тылу, в Каракалпакии, еще со времен Гражданской войны осталось много врагов. Это моджахеды, группами скрывающиеся в горах и прозванные басмачами. Предводители местного ополчения и оппозиции – баи, эмиры, беки, муллы. Это недовольные Советской властью дехкане-палочники, а также депортированные каракалпаки, репрессированные чиновники, уголовники, заключенные в тюрьмы. Все эти социальные слои разрознены и мало сплочены, но при нашей поддержке и в целях нанесения долгожданного конкретного удара способны поддержать народное волнение, которое вызовет десант «Тролля».

Что конкретно ожидается? Высотная бомбардировка нефтепромыслов Красноводска, затем биохимического полигона «Бархан» в Аральском море, высадка десанта в районе Кызылкудука, бомбежка железнодорожного узла Балхаш, металлургического завода в Зайсане, жилых кварталов Кызыла, ликвидация зажигательными бомбами целлюлозной фабрики и деревообрабатывающего завода на Байкале. Везде попутно сброс листовок с пропагандой и агитацией населения против существующей власти и за мощь Великой Германии.

Касательно РДГ «Тролль». Простите… – Скорцени быстро плеснул в стакан виски, залпом осушил, подавляя нервозность, и продолжил: – Группа Мютца высадится в безлюдной пустыне, с ходу ликвидирует линию республиканской связи, уничтожит районный центр Тамдыбулак с его линейным постом НКВД, распылит химвещество типа «ZZ», навсегда заразив эту местность. Далее, предположительно без потерь, РДГ выдвинется в южном направлении, по пути уничтожая посты связи, узловые станции и мосты на железнодорожном направлении Навои – Нукус и Нукус – Ходжейли, заводы по добыче нефти и урана, фабрики хлопководства и шелководства, расстреливая местных парторгов и коммунистов. В районе Самарканда с группой «Тролль» должно соединиться кочевое племя пуштунов с хребта Гиндукуш, а к Бухаре подойдет отряд моджахедов эмира Карагабая. Там уже по обстоятельствам. Террор, диверсии, ликвидация руководителей Советской власти. И уход в Афганистан. Тем самым десант нанесет непоправимый ущерб тылам русских и отвлечет НКВД и ПВО Советов от поиска самолета. Предполагается, что русские поздно спохватятся, и, не имея весомых сил для отражения атак РДГ, ожидая и вылавливая гидросамолет на Каспии при его должном возвращении, глубоко ошибутся и потеряют фору.

Таков план операции, мой фюрер. Русские получат смертельный удар в свой тыл так, как жало скорпиона вонзается в жертву резким роковым взмахом.

Стул заскрипел, когда шеф VI Управления РСХА сел удобнее, изменил осанку и подтянул к себе микрофон. На лице Шелленберга застыла довольная гримаса, хотя и не без тени волнения.

– Благодарю вас, оберштурмбаннфюрер! Добавить к вашему докладу больше нечего. Надеюсь, фюрер оценит наш общий план и вынесет свой вердикт. И да поможет нам Бог!

Задумчивый Эбсгер-Редер тяжело вздохнул, будто это он вел долгий волнительный монолог, а не Скорцени. Потом налил из кувшина в фужер воды и стал медленно пить ее. Кадык оберштурмбаннфюрера СС ходил туда-сюда, а двое офицеров и адъютант внимательно следили за его передвижениями. Шелленберг уловил жест своего помощника, кивнул и обратился к коллегам уже без записи диктофона.

– Господа офицеры! Спасибо за участие в подготовке плана операции. Если «Скорпион» «выстрелит» удачно, то есть рейд окажется шумным и весомым, а самолет и группа доберутся до конечных пунктов назначения невредимыми… Ну, или с минимальными потерями, то… Уверен, фюрер по достоинству оценит заслуги всех участников. Повышения в званиях, награды, почести и слава будут обеспечены. Наш дорогой Отто и так уже купается в признаниях и почете, особенно после освобождения Бенито. Давайте же и теперь не посрамимся! А теперь… Все свободны. И ждем ответа фюрера.

Все четверо, включая адъютанта, одновременно поднялись со своих мест, щелкнули каблуками и кивками обозначили служебное приветствие.

А через семь часов в ведомство Кальтенбруннера с отпиской в управление Шелленберга пришел ответ от Гитлера. Его одобрение плана операции «Скорпион» и разрешение на начало осуществления проекта.