Сергей Коротков
Снег над барханами

© Коротков С.А., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Памяти тех, кто стоически трудился и героически сражался в тылу Великой войны, посвящается.

 
Барханы – бархат и паренье сна,
Сияющего неба пелена,
Пейзаж однообразный, как вода,
Бежит из ниоткуда в никуда,
Чуть шелестит, ссыпается, скользит
Змеей, ужом, течет, метет, шипит,
На старый пласт наслаивает слой,
Захвачен вечно новою игрой.
Пески перемещаются, как дым,
Движением обманным и простым.
Иллюзия, мираж, безумный бред:
Вот здесь бархан… Он был? Его уж нет!
Он перешел на несколько шагов,
Перескочил на несколько бросков,
Переместился чуточку правей
И дальше: так переползает змей,
Бочком. По ветру. Тихо. Не спеша.
Так ходит шелест в шапках камыша.
Так ветер строит башни облаков —
Попутно, без усилия, легко.
Борозд и гребней призрачный узор.
Пески, пески, куда ни бросишь взор.
Хруст на зубах. Соль на губах. И жар.
И солнце в состоянье мятежа…
 

В. А. Обручев

Глава 1

Резиденция А. Гитлера «Бергхоф», Баварские Альпы, март 1944 г.

Никогда еще фюрер не приходил на совещания и военные советы вовремя. По крайней мере, на памяти Скорцени не было случая, когда Гитлер явился бы к приглашенным гостям раньше всех или вместе с ними. Отто терпеливо стоял возле бронзовой статуи ангела и ждал. Он знал, что фюрер относится к нему, главному диверсанту Третьего рейха, лояльно и почтительно, и даже ощущал это всеми фибрами своего почти двухметрового тела. Но непреодолимая дистанция между самым влиятельным и успешным человеком в мире и простым бойцом, пусть и офицером ваффен-СС, всегда разделяла их. И сокращать ее Скорцени не имел права без встречного волевого решения фюрера.

Он выжидал прихода Гитлера, чтобы по стойке смирно поприветствовать его раньше других. В отличие от рассевшихся по креслам или сновавших по залу высокопоставленных чиновников и военачальников. Отто всегда и во всем стремился быть первым, не важно, на приеме в рейхсканцелярии, на параде или в бою. Хотя в смертельную схватку он никогда не торопился лезть с головой, загодя и досконально просчитывая главный путь, прокачивая возможную ситуацию, продумывая запасные ходы. С началом Восточной кампании его, как и многих немцев и австрийцев, призвали в армию и послали арткорректировщиком дивизии «Рейх» на фронт, но хитроумный, расчетливый унтер всегда умел придумать что-то изолирующее его от опасности. Направляют на передовую – растянул связки на ноге и попал в госпиталь, нужно идти за линию фронта в артразведку – вдруг заболел дизентерией, готовится прорыв на фронте – слег с приступом воспаления желчного пузыря. Но так или иначе будущий любимец фюрера не раз избегал прямого контакта со смертью. Он не был и не хотел быть пушечным мясом. Тактика его действий была иная – в обход, хитро, продуманно, внезапно и напористо. И обязательно громко! Чтобы услышали все: его окружение, фюрер, вся Германия. Да что там Германия, чтобы весь мир знал про одиозную и героическую личность! Как говорится: «Мы не сеем, мы не жнем, мы приходим и всех рвем!»

Раз он, высокий статный шатен, еще в студенчестве перестал быть красавчиком из-за уродливого шрама на лице, полученного от шпаги дуэлянта, и теперь не мог покорять женщин лишь врожденным обаянием, завоевывать их сердца пришлось другим способом. А именно: зарекомендовав себя горячим и напористым в постели авантюристом, но, самое главное, храбрым воином Великой Империи и фаворитом самого Гитлера. И к этому оказалось прийти легче, чем ему представлялось.

После ряда неудачных отборов в люфтваффе и танковых войсках его, в силу огромного роста и запредельной энергичности, наконец-то «заметили». И рекомендовали на должность руководителя подразделения особого назначения СС^[1], недавно созданного в Третьем рейхе в противовес спецназу Британии и бригадам ОСНАЗ^[2] Советов. И вот здесь-то Отто и развернулся, с ходу поняв, какой свободой и самостоятельностью «пахнет» новая работа, насколько перспективна и уважаема эта служба.

Успешные операции во Франции, Бельгии и Италии, особенно последняя, по вызволению из-под домашнего ареста Муссолини, прославили Скорцени в странах – союзниках Третьего рейха. О нем, Отто, заговорили даже в США и России. Многочисленные депеши, письма и периодические печатные издания только и трезвонили об уважении и признании храбрости и ума «личного диверсанта» Гитлера, о его заслугах и подвигах, перспективных планах и карьерном росте. Сам фюрер не раз отмечал достоинства своего любимчика, поощрял его и награждал. Эрнст Кальтенбруннер, обергруппенфюрер^[3] СС и начальник Главного управления имперской безопасности (РСХА), с подачи фюрера продвинул Скорцени по служебной лестнице, назначив его руководителем отдела специальных операций VI Управления РСХА «СД-Заграница». По сути, Отто стал ответственным за планирование и проведение всех секретных мероприятий Третьего рейха за рубежом. А докладывать о результатах он должен был лично вождю, великому Адольфу.

Об этом стоило мечтать!

И сейчас, после вызова главного диверсанта Германии в резиденцию фюрера, да еще вместе с толпой привилегированных лиц и крупных военных чинов, Скорцени понял: его «бог» задумал очередную тайную операцию.

Рейхсканцлер вошел в конференц-зал, звонко чеканя каждый шаг каблуками лакированных туфель. За ним беззвучно следовали личный адъютант и телохранитель – офицер СС. Приветственно вскинув руку в ответ на многоголосое «Хайль Гитлер!», фюрер проницательным взглядом обвел присутствующих.

Его субтильная фигура, зализанные темные волосы с характерной челкой, слегка одутловатое, серое лицо, усы «зубная щетка» и мелкие блестящие глазки неопределенного цвета вкупе с чуть подрагивающими ноздрями придавали ему вид крысеныша, высматривающего среди нескольких жертв самую лакомую. Но после полуминутного обозрения Гитлер двинулся по проходу, здороваясь направо и налево, пожимая руки офицерам. Но начал он – со Скорцени, потому что тот предугадал с выбором места:

– Отто!

– Хайль, мой фюрер!

– Какой же ты все-таки у меня гигант, Отто!

Дежурная улыбка, больше похожая на оскал, на мгновение задержанный взгляд на щеке, обезображенной шрамом, вялое рукопожатие худой прохладной ладони. И пошел дальше.

К нему тянули руки стоявшие справа от Скорцени офицеры высшего командного звена.

Следующим личного приветствия фюрера удостоился глава РСХА Кальтенбруннер, недавно получивший в подчинение бо́льшую часть абвера^[4] после скандальной отставки Канариса.

Расставшийся с уютным креслом возле мраморного камина толстяк Геринг, недовольный тем, что Гитлер первым поздоровался с чином много ниже его, рейхсминистра авиации Германии и группенфюрера^[5] СА, не сдержался и сам шагнул к шефу, сунув ему свою пухлую пятерню.

Учтиво поклонился и пожал руку фюреру Вальтер Шелленберг, начальник VI Управления РСХА «СД-Заграница», бригаденфюрер^[6] СС.

Далее с Гитлером тепло поздоровался руководитель отделения «Цеппелин» сектора VIc/z, оберштурмбаннфюрер^[7] СС Рудольф фон Эбсгер-Редер.

Следом начальник сектора Vic, оберштурмбаннфюрер СС и оберрегирунгсрат Хейнц Грефе, а также командир главкоманды «Россия-Юг» отделов z1, z2 и z3, штурмбаннфюрер^[8] СС Феннер.

Присутствовал в конференц-зале и посол Германии в Афганистане Ганс Пильгер, с ним фюрер тоже обменялся рукопожатиями.

Еще до прихода Гитлера, судя по должностям собравшихся и их роду деятельности, Скорцени понял – предстояло очередное спецзадание на Ближний Восток и, скорее всего, в Советский Союз. А увидев посла, он только утвердился в своей догадке: намечается рейд в глубокий тыл Советов или диверсии со стороны Афганистана бок о бок с эмирами и эмиссарами Средней Азии.

Закончив приветствия, Гитлер уселся в самое дальнее, у противоположной от входа стены, кресло за круглым столом и пригласил жестом всех присутствующих занять свои места.

– Почему здесь так темно? – осведомился он, нахмурив лоб и взглянув на застывшего в дверях помощника.

– Мой фюрер, в целях безопасности и противоснайперских мероприятий… – начал было адъютант, но его прервал хозяин:

– К чертям собачьим ваши мероприятия! У меня в штате охраны «Бергхофа» почти две тысячи сотрудников СС! О каких снайперах может идти речь? Сейчас же откройте эти чертовы ставни! Я достаточно насиделся в бункерах и в данный момент хочу любоваться Альпами!

– Так точно, мой фюрер. Будет исполнено!

Адъютант щелкнул каблуками и побежал к огромному панорамному окну во всю стену конференц-зала. Пока он возился с электроприводом, поднимающим пуленепробиваемые металлические жалюзи, по едва уловимому сигналу из помещения выпорхнул другой помощник с приказом службе внешнего наблюдения повысить контроль.

– Как ваша подагра, Ганс? – вдруг поинтересовался Гитлер у посла. – Все еще мешает жить и работать?

– Никак нет, мой фюрер! Подлечился, готов к выезду на Восток! – отрапортовал Пильгер, привстав с кресла, и, после одобрительного кивка хозяина, опустил свой откормленный зад на место.

– А вы, мой дорогой Отто, больше не жалуетесь на желчный пузырь, так обострившийся в последнее время?

Скорцени с трудом проглотил ком в горле, вскочил из-за стола, вытянулся в струнку и, ощущая тик щеки со шрамом, ответил:

– Все в порядке, мой фюрер! Здоров как никогда и готов выполнить любое ваше поручение!

– Хорошо, Отто. Это очень хорошо, что вы снова в форме и готовы на новые подвиги!

Гитлер довольно причмокнул тонкими губами, пригладил челку и, заложив руку за отворот мундира, стал обходить огромный круглый стол с сидящими за ним офицерами.

Он экспрессивно, размахивая руками и срываясь на фальцет, освещал свежие сведения с фронта, перемешивая их с политическими новостями, как будто никто из присутствующих не был в курсе текущих событий. Но все сидели смиренно и слушали картавую речь хозяина. Только Геринг, официальный преемник фюрера, с надменной ухмылкой раскуривал бразильскую сигару, отодвинувшись в кресле от стола и закинув ногу на ногу, рассматривая сосредоточенные лица эсэсовцев.

Затем Гитлер перешел непосредственно к обстановке на восточном направлении. Дескать, вот, благодаря недальновидности некоторых фельдмаршалов, распылению внимания вермахта на все стороны четко по розе ветров и морозам в России, германские войска терпят фиаско и отступают к той линии, с которой в 1941 году и начали свой поход на восток.

– Советы уже начали освобождение Белоруссии, оттесняют наши дивизии к бывшей границе с Польшей и Румынией, форсируют укрепрайоны вермахта на Украине и в Прибалтике. Крым под угрозой! Балтийское море, Ленинград! Мы еще не оправились от их смертельных уколов на Днепре и орловско-курском рубеже, а они уже в Правобережной Украине. Что, черт возьми, происходит?! Или Бог отвернулся от нашей Великой Империи? Я не позволю варварской толпе славян войти в Европу, топтать грязными лаптями чужие им земли! Но…

Гитлер замолчал, пригубил воды из бокала, поданного помощником, и продолжил уже более мягким тоном:

– Но я знаю, как ответить русским на их строптивое геройство, как уколоть их в самое больное место…

– Москва?! Ликвидация Сталина? – перебил фюрера Геринг, смакуя толстую сигару и прищуривая от дыма глаз.

– Нет. Пока не этот вариант, – Гитлер недовольно взглянул на преемника, резко подошел к карте мира на стене, схватил указку и ткнул ею куда-то в середину Евразии. Скорцени сразу определил синее пятно слева от точки, указанной фюрером, – Каспийское море. «Точно, Восток! Я так и знал,» – подумал Отто, поежившись.

– Вот отсюда и до… – Гитлер провел указкой от Кавказа до Балхаша через южную часть Советского Союза, удивив на этот раз и Скорцени. – Демарш наших военных сил вдоль южной границы Советов в их тыл и террор на стратегических объектах!

Он резко повернулся к собравшимся и с нескрываемым интересом разглядывал сидящих за столом офицеров, ловя на их лицах выражения удивления или скептицизма. А чины действительно обомлели, услышав заявление своего амбициозного шефа. И только смышленый диверсант пошел ва-банк, явно угадав настроение и позыв хозяина:

– Мой фюрер, это гениальная идея! Давно пора показать всему миру, как дальновидна и сильна Германия в своей стратегии, как могущественна Империя, которая не страшится даже самых опасных методов ведения войны. И уже пора нанести Советам удар в спину, как это делают они, ведя переговоры с союзниками о причинении нам вреда со всех сторон. Я только «за»! И я, Отто Скорцени, готов исполнить любую задачу, хоть в Антарктиде, хоть на Луне. А уж совершить вылазку в Азию – это раз плюнуть!

Геринг скривился в ехидной усмешке, Шелленберг закрыл глаза и состроил выразительную гримасу, явно говорящую о необдуманности выпада своего подчиненного. И только фюреру понравилась поддержка молодого диверсанта.

– Мой дорогой друг, я всегда верил в тебя! Ты неоднократно на деле подтвердил преданность Империи и лично мне. Поэтому операцией будешь командовать именно ты, Отто, – Гитлер слегка приобнял Скорцени, затем обратился к остальным: – Господа офицеры, прошу выслушать мое видение дела, сделать соответствующие выводы и до первого апреля подготовить тщательный план операции. Для этого я и созвал это внеочередное совещание и пригласил вас, специалистов по разведке, диверсиям и террору на Ближнем Востоке. Итак…

Фюрер прошелся взад-вперед по персидскому ковру, заложив руки за спину и глядя под ноги, резко развернулся, поправил челку, вечно спадающую на глаза, и опять схватил указку.

– Необходимо подготовить взвод десанта, снабдить его взрывчаткой и фаустпатронами и не позднее первого мая направить в глубокий тыл русских. В связи с чем выбрана эта дата, думаю, не стоит объяснять?! Цель рейда многофункциональная и крайне важная. Я хочу, чтобы мои верные, храбрые солдаты как можно дальше забрались за шиворот России и нанесли там ряд ударов. Колких, болезненных ударов! Что или кто станет целями этих диверсий – промышленные объекты или населенные пункты, политические или военные деятели, поддерживающее Советскую власть, – мне не важно. Это ваша прерогатива, и вы мне предоставите схему и перечень возможных субъектов и объектов поражения. Но, повторяю, мне нужен резонанс. Глобального масштаба! Молниеносный и фатальный для жертвы удар, как нападение азиатского пресмыкающегося! Поэтому и название этой операции будет «Скорпион». Думаю, напоминать присутствующим о секретности данной операции и безопасности ее участников – излишне. Максимального сбережения человеческих ресурсов я не требую, понимая уязвимость тех смельчаков, что решатся на этот рейд с билетом в один конец. Но прошу составить план, который будет гарантировать наименьшие потери с нашей стороны и максимальные со стороны противника.

«Скорпион не относится к пресмыкающимся! Уж тогда назвал бы «Кобра» или «Гюрза», – подумал Кальтенбруннер, а вслух позволил себе сказать:

– Мой фюрер, идея вполне выполнимая, но требует тщательной проработки и подбора не только нужных кадров, но и техники для доставки десанта и бомб в столь отдаленные районы Советов. Уверен, мы сможем рассчитать все необходимое для операции. Доктор Эбсгер-Редер вместе со Скорцени определятся с боевой составляющей рейда, подберут опытных диверсантов, согласуют список необходимого оборудования и амуниции. Доктор Грефе и уважаемый посол Пильгер установят контакт с местной оппозицией в Бухарском эмирате и подключат агентов тамошних эмиров и эмиссаров. Также считаю целесообразным привлечь наиболее воинствующие бандформирования Средней Азии для диверсий и террора со своей стороны в условленное время в поддержку десанта. Пускай моджахеды отрабатывают потраченные на их жизнеобеспечение деньги! Так сказать, пора уже пятой колонне всерьез проявить себя, не так ли, Вальтер?

Шелленберг хмыкнул, но встал по стойке смирно и ответил, как подобает истинному арийцу:

– Так точно, господин обергруппенфюрер! Мы привлечем для операции все силы местного басмачества и выработаем стратегию нападения на особо важные объекты Советов. Я беззаветно верю в успех столь грандиозного дела!

Гитлера порадовали ответы подчиненных. Он довольно кивнул, но, повернувшись к Герингу, вздернул брови и, чуть склонив голову набок, будто доберман, изучающий кролика, спросил:

– А почему молчит бог авиации? Тебе что-то не нравится в моей идее, Герман?

Рейхсминистр авиации и глава люфтваффе поспешно выудил изо рта обрубок сигары, виновато взглянул на фюрера и помотал головой:

– О, нет! Мне импонирует твой амбициозный проект, Адольф, скажу больше… Гм… Это действительно особо важное предприятие, направленное на дестабилизацию тыловой работы русских, подрыв их экономики и благосостояния, внесение сумятицы в ряды сочувствующих Советской власти местных племен. В свою очередь, готов предоставить для будущих героев нации самый лучший транспорт и наиболее опытный экипаж из асов люфтваффе.

– Отлично, отлично, мой дорогой друг! Я в тебе и твоих стервятниках никогда не сомневался.

Гитлер пожал руку преемнику и обратился к собравшимся:

– Рад был услышать от всех вас одобрение моей идеи. Благодарю за искренность и надеюсь на вашу работоспособность. Нельзя допустить ни малейшей утечки информации, нужно как можно скорее разработать и водворить план в жизнь! Отто, ты готов найти смелых и сильных духом парней для столь опасной операции?

– Конечно, да, мой фюрер! Я подберу лучших десантников СС, в том числе из Восточного батальона – тех, кто знает те местности и диалект, владеет языками и предан делу Великой Германии и партии. Я готов возглавить разведывательно-диверсионную группу.

Гитлер снова подошел к Скорцени и приобнял его, держа за плечи и буравя острым взглядом снизу вверх.

– Я верю тебе, Отто. Верю и надеюсь, что ты не подведешь меня. Мне симпатизирует твоя идея о привлечении диверсантов из местных, это может пригодиться. А вот касательно лучших солдат рейха и тебя лично…

Партбосс развернулся и отошел чуть в сторону, обвел изучающим взором всех присутствующих и снова уставился на Скорцени.

– Считаю, что не нужно жертвовать самыми лучшими. Нет нужды гибнуть ветеранам, этим опытным матерым солдатам Великой Империи, как и тебе, их командиру, возглавляющему отдел диверсионной службы рейха. Ты понимаешь меня, Отто?

Скорцени посмотрел в холодные – удивительным образом меняющие цвет от черного до светло-серого – глаза шефа, сразу же поняв его замысел, но подыскивая слова для ответа. Потом кивнул так, что ткнул массивным подбородком себе в грудь.

– Так точно, мой фюрер! Я подберу в команду опытных и бесстрашных, знающих свое дело бойцов второй степени значимости. Но… Мой фюрер, я прошу вас позволить и мне…

– Насчет тебя я уже сказал. Ты будешь нужен мне здесь! Для руководства операцией выбери другого офицера. Того, кому доверяешь, кого считаешь своим вторым «я». Соображения обязательно согласуй с вышестоящим начальством, но окончательное решение о контингенте и технике я оставляю за собой. Первого апреля жду от Главного управления имперской безопасности точный план операции «Скорпион». И помните – чем значимее окажутся разработанные вами мероприятия, чем больнее и, замечу, глубже в тылу противника мои верные солдаты нанесут удар, тем громче будет резонанс. Чтобы все мировые державы поняли, с кем имеют дело и на что способен Адольф Гитлер! Мы все прекрасно помним удачи и поражения спецопераций абвера в тылу русских в сорок втором. Бомбовые налеты и заброску агентов в Астрахани, Гурьеве, Горьком и Ижевске. Но сейчас мне нужно нечто более весомое и дерзкое! Продумайте досконально все детали операции «Скорпион» и выработайте рациональный план. В который раз повторяю! Мне важен громкий болезненный удар Советам в спину. Надеюсь, я объясняю доступно? Отлично. А теперь… Теперь прошу попробовать настоящий колумбийский кофе, швейцарские сливки и бельгийский шоколад. Ева специально для вас все это приготовила. А после мы обсудим положение на Восточном фронте, и я буду рад услышать новости от ваших резидентов и планы «Цеппелина» на летнюю кампанию этого года. Надеюсь на положительные известия, господа офицеры!

Присутствующие переглянулись, заметно вздохнули и уставились на лакированное поле огромного стола. Сначала кофе и пять минут свободы, а потом… Как повернется. И только невозмутимый Геринг, развалившийся в кресле, ехидно скривился и потянулся за новой сигарой.

Глава 2

Районный центр Тамдыбулак, Узбекская ССР, апрель 1944 г.

Зной…

Изнуряющая тело, липкая духота с вездесущей песчаной пылью. Как уже надоела это адская жарища!

Прошедшая зима не принесла особой прохлады сюда, в пустынный малонаселенный Кызылкум, на короткое время лишь чуть остудив раскаленные барханы. И вот опять нагревающая все и вся весна, а за ней следом и лето, испепеляющее и без того иссушенные, безводные земли Приаралья.

Невыносимое пекло и жажда. Постоянная дикая жажда, не позволяющая нормально питаться, спать, работать…

Лейтенант НКВД^[9] Синцов застегнул обе пуговицы на воротнике гимнастерки, тем самым закупорив доступ хоть и горячего, но все-таки воздуха к телу, сплюнул песок с языка, утер пересохшие губы тыльной стороной ладони и шагнул с крыльца внутрь здания.

Прошедший мимо солдатик из охранения вяло козырнул и скрылся за углом коридора. Синцов бегло окинул взглядом холл ведомственного здания, в котором находился райотдел НКВД. Обшарпанная синяя краска на стенах, «замаскированная» агитационными плакатами и распечатанными выдержками из устава. Потрескавшийся темно-коричневый линолеум. Годами не мытые окна. Свисающий с потолка одинокий цилиндрический светильник с бегающим по заросшему пылью плафону пауком. И густая… Затхлая духота. Не столь горячая и удушливая, как снаружи, но до тошноты забивающая нос и, казалось, мозг.

Он никак не мог привыкнуть к этой палящей жаре Кызылкума, к постоянному желанию пить и вечным выискиваниям мало-мальской тени. А ведь по местным меркам уже стал старожилом – должен был адаптироваться. Ан нет. Ссылка – она и есть ссылка!

Синцов остановился перед нужным кабинетом с табличкой «РО НКВД УзбССР. Капитан Делягин А. М.». В памяти промелькнули эпизоды из недавнего прошлого. Летний, умеренно теплый московский день с его «разноликой» уличной какофонией: гудки машин, детский говор, заливистый женский смех и грохот строевого шага по булыжной мостовой… Лейтенант проглотил ком в горле, сжал губы и потянул на себя дверную ручку.

– Здравия желаю, товарищ капитан!

– А-а, Синцов… Приветствую, лейтенант. Проходи, садись, – меланхолично бросил сидевший за столом офицер. – Сейчас, обожди минуту.

– Есть!

Синцов уселся на старый скрипучий стул напротив начальника. Поправил портупею, потянулся было расстегнуть воротник, но опомнился и уже занесенной рукой поворошил выгоревшие на солнце, русые волосы с проседью на висках. Огляделся.

Особыми достопримечательностями кабинет не обладал. Прямоугольное помещение четыре на шесть метров: старая школьная мебель, две сдвинутые парты образуют стол, три стула, два шкафа без стекол, но полные книг и папок. В противоположных углах фронтальной стены: слева – серый металлический сейф, справа – древний, инкрустированный медью деревянный сундук с висящими над ним огнетушителем и ППШ-41^[10]. На столе начальника: пепельница с горкой окурков, чернильница, граненый стакан, забитый остро заточенными карандашами, папка с какими-то бумагами, фуражка. Окно с распахнутыми иссохшими ставнями и пыльными стеклами – закрыто. Оно и понятно – в полуденную жару Синцов у себя в ауле тоже закупоривал хижину, дабы не пускать знойный воздух внутрь. Это ночью можно было распахивать и двери, и окна. Но после недавнего убийства в соседнем районе парторга Коханова, которого зарубили во сне неизвестные, оставлять настежь окна и двери стало боязно.

Допотопный электрический вентилятор, наверное, один из первых, созданных в РСФСР еще до войны, вяло крутил кривоватыми лопастями, не привнося даже малейшей прохлады в душный кабинет. Да и направлен он был пропеллером к хозяину. Взгляд Синцова скользнул по стене с портретом Сталина, вместо которого раньше висел Дзержинский. Жирная муха ползала по лицу вождя и нисколько не боялась его строгого, внимательного взора. И возможных последствий, им вызванных. «Да с чего тебе, муха, знать все то, что творится у нас в стране уже второй десяток лет?! Чего тебе бояться, насекомое?» Синцов утер потный лоб влажным и уже грязноватым носовым платком, провел по шее, задрав вверх подбородок с ямочкой. «Только ты – крылатая вольная букашка, а я, словно вша, привязанная к чьему-то потному, грязному телу, ползаю все, ползаю… Не убежать, не улететь, едрить тебя в дышло!»

Лейтенант проглотил скудную слюну и глянул на начальника, что-то усердно строчащего в тетрадку с кожаной обложкой. «Странно, почему карандашом, а не чернилами, стоявшими рядом?»

Капитан Делягин, не прекращая писать, проворчал:

– От этой жары даже чернила высохли. Достало уже грифелем шоркать, палец натер, как ишак мой копчик. Минуту, Николай.

Ошарашенный Синцов еле слышно хмыкнул и подумал: «Охренеть! Он что, мысли читает?» Подобрался на стуле и уставился на плакат, где к кобуре чекиста тянется корявая рука врага, а надпись гласит: «Будь бдителен – враг не дремлет!» Влажная ладонь лейтенанта непроизвольно легла на свою кобуру, ощупала привычным движением и, убедившись, что «ТТ»^[11] на месте, снова вернулась на запыленное галифе.

На улице лаяла собака, чумазые смуглые дети гоняли прутиками курицу и громко хохотали, в загоне соседнего дома голосил дурниной ишак, шумел редкой листвой чинар, да скрипел журавль с высоко висящим пустым ведром. Синцов уже в который свой приезд удивлялся, зачем в этом месте нужно было рыть колодец, да еще и наподобие славянского, если в нем пусто? Ведь в каждом третьем доме здешних кишлаков и аулов имелись свои кяризы – глубокие широкие колодцы необычной конструкции. Ничем не закрепленные, просто вырытые ходы почти в человеческий рост как вертикальной, так и горизонтальной проекции. Но в них тоже не везде и не всегда имелись источники питьевой воды. Либо сушь, либо соленые пласты. Синцов снова ощутил приступ жажды, с вожделением посмотрел на темный угол кабинета, где стоял чан с висевшей на его боку поварешкой. И опять капитан угадал его мысли.

– Не стесняйся, угощайся.

В Средней Азии вода действительно считалась угощением. Приветливые добросердечные жители, даже малоимущие дехкане, всегда старались угодить гостю, попотчевать его водой, лепешкой с медом, пригласить на чай с финиками, предоставить тень и самодельное опахало. У себя в ауле Синцов этим вовсю пользовался, местное население относилось к нему с почтением и уважением, граничащим с некоей боязнью. Сотрудников НКВД по всей стране боялись как огня, а уж забитые малограмотные азиаты и подавно.

Синцов выпил целую кружку теплой воды, подумал, что очень скоро захочет еще, а возможности уже не будет, снова зачерпнул из чана. Жадно глотая маленькими (как учил мираб^[12] Агинбек) порциями бесценную жидкость, лейтенант искоса поглядывал на начальника. Пожилой, более седой, чем Синцов, капитан Делягин с одутловатым красным лицом и папирусной кожей на левой щеке (результат прижигания места укуса каракурта для нейтрализации яда) молча корпел над срочной писаниной. За ним не водилось историй, связанных с выслуживанием, ухищрениями или безосновательными репрессиями. Судя по возрасту и званию, он, как и Синцов, тоже «отличился» на Большой земле и был отослан (читай «сослан») в края, не столь отдаленные. Видать, поэтому не считал необходимостью хватать звезды с неба и угождать вышестоящему начальству, кое в этих местах можно было заметить очень редко, по праздникам. Поэтому приходилось одному заниматься всеми делами – анализировать, оценивать, обосновывать, принимать решения, выполнять и отчитываться. В его ведомстве, охватывающем надзором тысячу квадратных километров степей и пустынь Южного Казахстана и Узбекистана, служивых людей насчитывалось не более взвода: участковые милиционеры, отделение пограничников, следователь, старшина-завхоз, водитель, два оперативника, врач-криминалист и отделение солдат во главе с сержантом. Такой малый штат, конечно же, был разбросан по всему району между восточным побережьем Арала, Сырдарьей и Амударьей. Собрать всех сотрудников райотдела НКВД воедино не представлялось возможным по многим причинам: отсутствие нормальной связи, транспорта, постоянно нависший дамоклов меч над подконтрольной территорией из-за враждебных элементов населения и потуг басмачей. Поэтому приходилось вызывать подчиненных поочередно, по одному, принимать отчеты, снабжать новыми инструкциями и амуницией. Дел у капитана перед Первомаем накопилось немало, нужно было раздать распоряжения офицерам младшего звена НКВД, участковым и мобильным патрулям, барражирующим вверенные им сектора.

Синцов прибыл из аула Кызылкудук, где находился линейный пост связи, проскакав на дромедаре, одногорбом верблюде, около семидесяти километров, чтобы выпить сейчас полторы кружки воды, получить предпраздничные наставления и инструкции, зарплату, запас продовольствия на месяц, скудный боекомплект и вновь убыть на свой участок. Так было двенадцать раз, вот и сейчас, уже в тринадцатый, Николай получил под роспись бесценный груз и кучу распоряжений. Капитан вытаскивал из сундука и сейфа необходимые причиндалы офицера-«линейщика» НКВД: фляжку спирта, аптечку, новую гимнастерку (наконец-то, «песчанку»), скудную канцелярию, два тюбика солнцезащитного крема производства Самарской фабрики, пачку макулатуры, состоящей из писем местным дехканам, газет и даже двух журналов, и БК^[13]. Последний включал месячный безвозвратный запас снаряжения из четырех обойм к пистолету «ТТ», четырех обойм к карабину, одной гранаты, масленки, зажигалки и индивидуального набора выживания в пустыне под местным названием «Тюрбан». Этот комплект действительно формой и размерами напоминал азиатский головной убор. Такой же округлый, приплюснутый, легкий и нужный, как спасительный от обжигающего солнца тюрбан аксакала.

– Твои рапорт и отчеты я буду смотреть позже, сейчас некогда, – сказал капитан, разворачивая к себе подписанный Синцовым журнал приемки-передачи амуниции. – Сухпайки получишь на складе у старшины, пока он не уехал. Отдохни часок, помойся, поешь, потом в дорогу. Сам знаешь, оставлять хозяйство без присмотра нельзя. Тяжелые времена еще не прошли, Николай. Это в Москве наше руководство считает, что с басмачеством в Средней Азии покончено, но недобитых гадов в районе и во всей республике хватает. В соседней Туркмении их еще больше, с гор постоянно набеги на заставы и кишлаки. У нас еще как-то поспокойнее, но расслабляться нельзя. Раз мы с тобой не там, со всеми… – Делягин запнулся, на секунду задумался, вспоминая, наверное, как семь раз за эти два года писал рапорты и просился на передовую. – Наш фронт здесь! Поэтому будем бдительны, сильны, но осторожны. Слышишь, Николай? Предельно внимательны и осторожны! Про парторга Коханова слышал? Во-от. Тут еще такая тема появилась… По сводкам оттуда и по данным агентуры, зашевелилась местная оппозиция. Баи и беки в Афганистане снова мутят арык, то ли англичане им опять деньжат подбросили и оружия, то ли немцы. Да и агентура вражеская не спит, нет-нет да и лезет из всех щелей. Нам еще лазутчиков фашистских не хватало! Директиву НКВД Узбекской ССР за номером 25633 от 23 сентября сорок второго, подписанную комгосбезом^[14] Каверзневым, никто не отменял.