Сергей Есенин
Стихотворения. Поэмы

Есенин, Пильняк и еще кто-то, Тихонов, кажется. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что надел цилиндр для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стихами, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз». (Воспоминания. С. 417–420.)

«Не сказанное, синее, нежное…» – Журн. «Красная нива». М., 1925, № 14, 5 апреля.

«Заря окликает другую…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 104, 12 мая.

«Ну, целуй меня, целуй…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 110, 19 мая.

«Неуютная жидкая лунность…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 115, 25 мая.

«Спит ковыль. Равнина дорогая…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 161, 20 июля.

«Не вернусь я в отчий дом…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 108, 17 мая.

«Над окошком месяц. Под окошком ветер…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 199, 2 сентября.

«Видно, так заведено на веки…»– Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 171, 31 июля.

С. 125…Вынул я кольцо у попугая… – А. А. Есенина вспоминает:

«Кольцо, о котором говорится в стихотворении, действительно Сергею на счастье вынул попугай незадолго до его женитьбы на Софье Андреевне <Толстой>. Шутя Сергей подарил это кольцо ей. Это было простое медное кольцо очень большого размера». (Воспоминания. С. 71.)

«Я иду долиной. Н азатылке кепи…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 174, 4 августа.

Печатается по тексту журн. «Красная нива». М., 1925, № 33, 9 августа.

«Я помню, любимая, помню…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 174, 4 августа.

Печатается по тексту журн. «Красная нива». М., 1925, № 37, 6 сентября.

«Листья падают, листья падают…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 199, 2 сентября.

«Гори, звезда моя, не падай…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 189, 21 августа.

«Жизнь – обман с чарующей тоскою…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 189, 21 августа.

«Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!..» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 230, 9 октября.

«Я красивых таких не видел…» – Журн. «Красная нива». М., 1925, № 42, 11 октября.

Это и последующие стихотворения «Ты запой мне ту песню, что прежде…», «В этом мире я только прохожий…» посвящены сестре Есенина – Александре Александровне.

«Ты запой мне ту песню, что прежде…» – Журн. «Красная нива». М., 1925, № 42, 11 октября.

«В этом мире я только прохожий…» – Журн. «Красная нива». М., 1925, № 42, 11 октября.

Персидские мотивы

«Персидские мотивы» были написаны Есениным во время трех поездок в Грузию и Азербайджан, с осени 1924 по август 1925 г. Хотя цикл и назван «Персидскими мотивами», навеян он именно этими поездками, а не Персией, где Есенин никогда не был. Близкий друг Есенина, в те годы редактор газеты «Бакинский рабочий», П. И. Чагин рассказывает:

«Поехали на дачу в Мардакянах под Баку… Есенин в присутствии Сергея Мироновича Кирова неповторимо задушевно читал новые стихи из цикла «Персидские мотивы».

Киров, человек большого эстетического вкуса, в дореволюционном прошлом блестящий литератор и незаурядный литературный критик, обратился ко мне после есенинского чтения с укоризной:

«Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку?

Смотри, как написал, как будто был в Персии. В Персию мы не пустили его, учитывая опасности, какие его могут подстеречь, и боясь за его жизнь. Но ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай! Чего не хватит – довообразит. Он же поэт, да какой!»

…Летом 1925 года я перевез Есенина к себе на дачу. Это, как он сам признавал, была доподлинная иллюзия Персии – огромный сад, фонтаны и всяческие восточные затеи. Ни дать ни взять Персия».

(Газ. «Литературная Россия». М., 1965, № 40, 1 октября.)

«Я спросил сегодня у менялы…» – Газ. «Трудовой Батум», 1924, № 280, 10 декабря.

«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 1, 1 января.

С. 136. Шаганэ – прототипом этого романтического образа персиянки послужила Шаганэ Нерсесовна Тальян, в те годы – преподавательница литературы. Есенин познакомился с ней во время своего пребывания в Батуме зимой 1924/25 г.

Шираз – город на юге Ирана. В письме к Г. Бениславской от 8 апреля 1925 г. Есенин писал: «Я хочу проехать даже в Шираз, и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики. И недаром мусульмане говорят: если он не поет, значит, он не из Шушу, если он не пишет, значит, он не из Шираза».

«Ты сказала, что Саади…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 1, 1 января.

С. 137. Саади (1184–1291) – один из крупнейших персидских поэтов. Об интересе Есенина к творчеству этого поэта и упоминаемых в следующих стихах Омара Хайяма (ок. 1048 – после 1122) и Фирдоуси (934 – ок. 1020) рассказывает журналист Н. Вержбицкий.

(Встречи с Есениным. Тбилиси, 1961. С. 50–51.)

«Никогда я не был на Босфоре…» – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1925, № 782, 18 января.

«Воздух прозрачный и синий…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 82, 13 апреля.

«Золото холодное луны…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 82, 13 апреля.

«В Хороссане есть такие двери…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 74, 3 апреля.

«Голубая родина Фирдуси…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 74, 3 апреля.

«Быть поэтом – это значит тоже…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 177, 7 августа.

«Руки милой – пара лебедей…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 179, 10 августа.

С. 144. Если перс слагает плохо песнь, // Значит, он вовек не из Шираза… – См. примеч. к стих. «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..».

«Отчего луна так светит тускло…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 183, 14 августа.

«Глупое сердце, не бейся…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 177, 7 августа.

«Голубая да веселая страна…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 179, 10 августа; с посвящ.: «Гелии Николаевне Чагиной», то есть шестилетней Розе Чагиной, дочери П. И. Чагина, которая называла себя «Гелия Николаевна», по имени какой-то актрисы.

«Эх вы, сани! А кони, кони!..» – Журн. «Новый мир». М., 1925, № 11, ноябрь.

«Снежная замять дробится и колется…» – Журн. «Новый мир». М., 1925, № 11, ноябрь.

«Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся…» – Журн. «Красная новь». М., 1925, № 9, ноябрь.

«Голубая кофта. Синие глаза…» – Журн. «Красная новь». М., 1925, № 9, ноябрь.

«Не криви улыбку, руки теребя…» – Журн. «Красная новь». М., 1926, № 2, февраль.

«Сочинитель бедный, это ты ли…» – Журн. «Красная новь». М., 1925, № 9, ноябрь.

«Синий туман. Снеговое раздолье…» – Альманах «Красная новь». М., 1925, № 2.

«Мелколесье. Степь и дали…» – Журн. «Красная нива». М., 1925, № 50, 6 декабря.

С. 155. Венка – род гармоники.

«Цветы мне говорят – прощай…» – Журн. «Красная нива». М., 1925, № 50, 6 декабря.

Написано на основе стихотворения «Цветы», созданного в конце 1924 г. (см. с. 113–116 в данном издании).

«Издатель славный! В этой книге…» – «Красная газета», вечерний выпуск. Л., 1925, № 316, 31 декабря.

Печатается по тексту «Красной газеты». Стихотворение адресовано И. И. Ионову (1887–1942), в те годы – директору Ленинградского отделения ГИЗА, где в 1924 г. предполагалось издание сборника стихов Есенина «Ржаной путь».

«Клен ты мой опавший, клен заледенелый…» – «Красная газета», вечерний выпуск. Л., 1926, № 2, 3 января.

26 ноября 1925 г. по настоянию родных и близких Есенин лег в психиатрическую клинику 1-го Московского государственного университета. «Клен ты мой опавший…» – одно из первых стихотворений, написанных поэтом в клинике.

«Какая ночь! Я немогу…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1926, № 37, 12 февраля.

«Не гляди на меня с упреком…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1926, № 37, 12 февраля.

«Ты меня не любишь, не жалеешь…» – Газ. «Бакинский рабочий», 1926, № 37, 12 февраля.

«Может, поздно, может, слишком рано…» – Памятка о Сергее Есенине. 4/X. 1895 – 28/XII 1925. М., 1926, с. 53–54; газ. «Вечерняя Москва», 1926, № 30, 6 февраля (в статье без подписи «Есенин о себе»).

В Собрании стихотворений (Стихи и проза. Т. 4. С. 431) дано следующее примечание: «Четыре последних стихотворения <как и в наст. томе> первоначально были объединены в один цикл, названный поэтом «Стихи о которой» – см. сб. «Сергей Александрович Есенин». М., 1926, с. 226 (Письмо И. В. Евдокимову). Как утверждает И. В. Евдокимов <бывший редактором Собрания стихотворений>, Есенин считал в этом цикле семь стихотворений. После смерти было напечатано родственниками только четыре. Отбросил ли сам поэт название «Стихи о которой» или оно ошибочно было пропущено при первоначальной публикации в журнале «Новый мир»; мы печатаем их без названия цикла ввиду неясности этого вопроса».

В воспоминаниях Евдокимова к словам Есенина о том, что он с сестрой послал в издательство «семь новых стихотворений – “Стихи о которой”» – и что «стихи, кажется, неплохие», сделана сноска:

«Письмо было доставлено мне Е. А. Есениной только в конце апреля 1926 года. “Стихи о которой” переданы не были, почему и не вошли в первый том, как того хотел поэт». (Воспоминания. С. 2, 299.)

По предположению С. А. Толстой-Есениной, в цикл «Стихи о которой» должны были войти «Какая ночь! Я не могу…», «Не гляди на меня с упреком…», «Ты меня не любишь, не жалеешь…», «Может, поздно, может, слишком рано…», а также «неотделанное стихотворение “Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…” и еще два стихотворения – Есенин читал их вслух, продолжал работать над ними и увез их в Ленинград». (Комментарий – ГЛМ.) Дальнейшая судьба этих двух стихотворений остается неизвестной.

«Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…» – Журн. «Новый мир». М., 1959, № 12, декабрь.

«До свиданья, друг мой, до свиданья…» – «Красная га-ета», вечерний выпуск. Л., 1925, № 314, 29 декабря.

Последнее стихотворение Есенина. 24 декабря 1925 г. Есенин из Москвы приехал в Ленинград и остановился в гостинице «Англетер».

25, 26, 27 декабря он встречался со своими друзьями, многие бывали у него в номере. Е. А. Устинова, жившая в этой же гостинице, вспоминает, что днем 27 декабря она зашла в номер к Есенину. «Сергей Александрович стал жаловаться, что в этой «паршивой» гостинице даже чернил нет, и ему пришлось писать сегодня утром кровью. Скоро пришел поэт Эрлих. Сергей Александрович подошел к столу, вырвал из блокнота написанное утром кровью стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака… Позднее мы снова сошлись все вместе». (Воспоминания. С. 470.)

В. Эрлих вспоминает: «Часам к восьми и я поднялся уходить. Простились. С Невского я вернулся вторично: забыл портфель. Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развернута папка. Простились вторично». (Воспоминания. С. 466.)

«Маленькие поэмы»

В данный раздел вошли избранные стихотворения из второго тома трехтомного Собрания стихотворений, подготовленного Есениным в 1925 г. Сам поэт называл произведения второго тома «маленькими поэмами». Он не однажды говорил об этом. Так, касаясь структуры однотомника, выпуск которого предполагался в Госиздате, поэт писал из Тифлиса Г. А. Бениславской в октябре 1924 г.: «Разделите всё на три отдела: лирика, маленькие поэмы и большие: “Пугачев”, “36”, “Страна”, “Песнь о походе”». Позднее, осенью 1925 г., обсуждая состав и композицию Собрания стихотворений с И. В. Евдокимовым, Есенин подчеркивал: «…я обдумал… В первом томе – лирика, во втором – мелкие поэмы, в третьем – крупные» (Воспоминания. С. 2, 289.)

Это авторское намерение, воплощенное в трехтомной композиции Собрания стихотворений, выражало постоянное стремление поэта, начиная с ранних публикаций и книг, так или иначе отделить произведения более крупной формы от лирических стихотворений.

Марфа Посадница. – Газ. «Дело народа». Пг., 1917, № 20, 9 апреля.

В основу произведения положены предания о Марфе Борецкой (вторая половина XV в.), вдове новгородского посадника, которая возглавляла боярскую оппозицию, отстаивавшую независимость Новгорода и боровшуюся против присоединения Новгорода к Московскому великому княжеству.

Написанная в начале империалистической войны, «Марфа Посадница» воспринималась современниками Есенина прежде всего как произведение с отчетливо выраженными демократическими устремлениями, и М. Горький предполагал напечатать «Марфу Посадницу» в журнале «Летопись», но царская цензура запретила стихотворение.

С. 166. Внуки Васькины – то есть Василия Буслаева, героя новгородских былин.

Правнуки Микулы – то есть Микулы Селяниновича, былинного богатыря.

С. 168. Дикомыть – ловчая птица.

Микола. – Газ. «Биржевые ведомости». Пг., 1915, № 15047, 25 августа.

Многие образы этого стихотворения восходят к народным, так называемым духовным стихам. В автобиографии Есенин писал: «Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о женихе, светлом госте из града неведомого».

С. 169. Стягловица – бечевка, которой что-либо стянуто.

Русь. – «Новый журнал для всех». Пг., 1915, № 5, май (отрывок); журн. «Северные записки». Пг., 1915, № 7–8, июль – август.

На обороте автографа (РГАЛИ) рукой Есенина даны объяснения к ряду слов стихотворения:

С. 172. В погорающем инее – облетающем, исчезающем инее.

Застреха – полукрыша, намет соломы у карниза.

Шаль пурги – снежный смерч (вьюга) (зга) (мзга).

С. 173. Бласт – видение.

С. Фомин, близко знавший Есенина в 1914–1915 гг., вспоминает:

«В начале 1915 г., еще перед отъездом в Петербург, Есенин является к товарищам, где был и я, с большим новым стихотворением под названием «Русь» (сб. «Памяти Есенина». М., 1926. С. 130). С публичным чтением стихотворения «Русь» Есенин неоднократно выступал в Петрограде, в частности на первом вечере литературно(художественного общества «Страда» 19 ноября 1915 г.

Ус. – Газ. «Дело народа». Пг., 1917, № 37, 30 апреля.

В этом стихотворении, как и в ряде других, Есенин использовал героические образы, запечатленные в русском фольклоре. Среди исторических песен есть песни, посвященные донскому атаману Василию Усу – сподвижнику Степана Разина. Однако герой Есенина – скорее собирательный образ казачьего атамана, чем конкретное историческое лицо.

Отчарь. – Газ. «Дело народа». Пг., 1917, № 151, 10 сентября.

Иорданская голубица. – Газ. «Известия Рязанского губернского Совета рабочих депутатов», 1918, № 170, 18 августа.

С. 181. Иорданская голубица – голубь, который, по библейской легенде, появился над Христом в момент его крещения в реке Иордань.

С. 182. Апостол Андрей – по Библии, один из ближайших учеников Христа – брат апостола Петра.

С. 183. Маврикийский дуб – библейский образ. Есенин так толковал это понятие в статье «Ключи Марии»: «…символическое древо, которое означает «семью»… в Иудее это древо носило имя Маврикийского дуба… Мы есть чада древа, семья того вселенского дуба…»

Инония. – Газ. «Знамя труда». М., 1918, № 205, 19 мая (не полностью); журн. «Наш путь», 1918, № 2, май.

В черновике последней автобиографии Есенин писал: «В начале 1918 г. я твердо почувствовал, что связь со старым миром порвана, и… написал поэму «Инония», на которую много было нападок и из-за которой за мной утвердилась кличка хулигана».

Вспоминая о встречах с Есениным в первые послереволюционные месяцы, В. С. Чернявский писал: «В эти месяцы были написаны одна за другой все его богоборческие и космические поэмы о революции. Их немного, но тогда казалось, что они заполняют его время словесной лавиной… Он был весь во власти образов своей «есенинской библии»… В таком непрерывно созидающем состоянии я его раньше никогда не видел… Про свою «Инонию», еще никому не прочитанную и, кажется, только задуманную, он заговорил со мной однажды на улице как о некоем реально существующем граде и сам рассмеялся моему недоумению: «Это у меня будет такая поэма… Инония – иная страна…» Его любимыми книгами в это время были Библия, в растрепанном, замученном виде лежавшая на столе, и «Слово о полку Игореве». Он по-новому открыл их для себя, носил их в сердце и постоянно возвращался к ним в разговорах, восторженно цитируя отдельные куски, проникновенно повторяя: «О Русская земля, ты уже за горою!» (журн. «Новый мир». М., 1965, № 10).

С. 184. Иеремия – один из библейских пророков; «Книга пророка Иеремии» начинается с рассказа о том, что Бог вложил слова свои в его уста.

С. 185. Китеж – по легенде, город, скрывшийся под водой во время татаро-монгольского нашествия.

Индикоплов Косьма – византийский купец и путешественник VI в., совершивший поездку в Индию; его «Христианская топография» в Средние века была наиболее популярным в России трудом по географии.

Радонеж – место, по которому получил свое имя Сергий Радонежский (XIV в.) – основатель Троице-Сергиевой лавры, причисленный православной церковью к лику святых.

На реках вавилонских мы плакали… – Перефразированное начало 136-го псалма Давида (Библия), где говорится о плаче иудеев, томившихся в вавилонском плену.

С. 186. Олипий – Есенин имеет в виду Алимпия (Алипия) – первого известного по имени русского иконописца (конец XI – начало XII в.). Его житие входит в состав «Киево-Печерского патерика».

С. 188. «Слава в вышних Богу // И на земле мир!..» – Одна из молитв православной церкви.

С. 189. Сион – гора, на которой была воздвигнута иерусалимская крепость. В Библии «святая гора», «град Бога живого».

Пантократор. – Газ. «Советская страна». М., 1919, № 4, 17 февраля.

С. 190. Пантократор – всемогущий (греч.).

Кобыльи корабли. – Сб. «Харчевня зорь». М., 1920.

А. Мариенгоф вспоминает, что многие образы этого стихотворения навеяны впечатлениями от голодной и холодной Москвы 1919 г.:

«В те дни человек оказался крепче лошади. Лошади падали на улицах, дохли и усеивали своими мертвыми тушами мостовые. Человек находил силу донести себя до конюшни… Мы с Есениным шли по Мясницкой. Число лошадиных трупов, сосчитанных ошалевшим глазом, раза в тpи превышало число кварталов от нашего Богословского до Красных ворот. Против Почтамта лежали две раздувшиеся туши. Черная туша без хвоста и белая с оскаленными зубами. На белой сидели две вороны и доклевывали глазной студень в пустых орбитах. Курносый «ирисник» в коричневом котелке на белобрысой маленькой головенке швырнул в них камнем. Вороны отмахнулись черным крылом и отругнулись карканьем». (Воспоминания. С. 235–236.)

Исповедь хулигана. – Исповедь хулигана. М., 1921.

Русь советская. – Газ. «Бакинский рабочий», 1924, № 216,

24 сентября (без строк 32–35, 45–48); полностью – журн. «Красная новь». М., 1924, № 5, август – сентябрь.

С. 199. Сахаров А. М. – товарищ Есенина, издательский работник.

Русь уходящая. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1924, № 722, 6 ноября.

На Кавказе. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1924, № 681, 19 сентября.

На обороте чернового автографа (РГБ) имеется написанное Есениным окончание какой-то его заметки: «…делают смычку рабочих и крестьян; то дайте нам смычку поэтов всех народностей. Мы будем об этом писать и говорить еще не раз. Вот поэтому-то и предстоящий сезон в литературе обещает быть шумным.

Сергей Есенин.

Тифлис 13. IХ—24».

С. 205. И Грибоедов здесь зарыт… – Могила Грибоедова находится на горе Мтацминда над Тбилиси.

С. 206…Поет о пробках в Моссельпроме. – Намек на работу Маяковского в эти годы над торговой рекламой.

Клюев – см. примеч. к стих. «О Русь, взмахни крылами…».

Письмо к женщине. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1924, № 733, 21 ноября.

Письмо от матери. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1924, № 747, 7 декабря.

С. 211. Есенин Александр Никитич (1873–1931) – отец поэта.

Ответ. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1924, № 747, 7 декабря.

Стансы. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1924, № 713, 26 октября.

С. 216. Чагин Петр Иванович (1898–1967) – журналист, издательский работник; в годы знакомства с Есениным – редактор газеты «Бакинский рабочий».

Тигулевка – «холодная», арестантское помещение.

С. 217. Демьян – Демьян Бедный (Е. А. Придворов, 1883–1945).

Письмо деду. – Газ. «Бакинский рабочий», 1924, № 297, 29 декабря.

Стихотворение обращено к деду Есенина Ф. А. Титову (ум. в 1927 г.). Е. А. Есенина рассказывает: «Вся округа знала Федора Андреевича Титова (нашего дедушку по матери). Умен в беседе, весел в пиру и сердит в гневе, дедушка умел нравиться людям. Он был недурен собой, имел хороший рост, серые задумчивые глаза, русый волос и сохранил до глубокой старости опрятность одежды… По отношению к детям у дедушки всегда была большая доброта и нежность.

Уложить спать, рассказать сказку, спеть песню ребенку для него было необходимостью. Сергей часто вспоминал свои разговоры с ним…

Когда мать ушла от Есениных, дедушка взял Сергея к себе, но послал в город добывать хлеб себе и сыну, за которого он приказал ей высылать три рубля в месяц… Пять лет Сергей жил у дедушки Федора». (Воспоминания. С. 25–27.)

С. 219. «Достойно есть», «Отче», «Символ веры» – православные молитвы.

С. 221. «Аллилуйя» («Хвалите Господа» – греч.) – возглас в христианском богослужении.

Метель. – Газ. «Заря Востока». Тифлис, 1925, № 770, 4 января.

В автографе (РГБ) стихотворения «Метель» и «Весна» объединены общим заглавием «Над “Капиталом”».

Мой пут ь. – Журн. «Город и деревня». М., 1925, № 3–4 и 5, 5 и 20 марта.

С. 228. Лориган – марка французских духов.

Песнь о Евпатии Коловрате. – Газ. «Голос трудового крестьянства». М., 1918, № 156, 23 июня.

О подвиге Евпатия Коловрата рассказывается в известном памятнике древнерусской литературы «Повесть о разорении Рязани Батыем». Этот эпизод в повести восходит не к летописям или каким-либо другим письменным источникам, а к народным преданиям и историческим песням. В свою очередь, это дает основание предположить, что Есенин пользовался в работе над своим произведением не только древнерусской повестью, а и народными преданиями, которые он мог слышать в годы юности в родном рязанском краю, когда собирал и записывал народные песни, сказки и частушки.

С. 230. Зарайская сторонушка. – Город Зарайск расположен между Рязанью и Коломной.

Допоть – татарское нашествие.

С. 231. Пешнёвые угорины – видимо, раскаленные ломы.

Лонешний – прошлогодний.

Смолот – смолотое зерно.

Журушка – ласкательное обращение к молодицам, от «жура» – журавель.

С. 233. Кумашницы – сарафаны.

Не рязанцы ль встали мертвые // На побоище кроволитное? —

Эти строки непосредственно перекликаются с эпизодом из «Повести о разорении Рязани Батыем», рассказывающим, как Евпатий Коловрат, вернувшись из Чернигова «во град Резань и виде град разорен, государи побиты, и множество народа лежаща: ови побьены и посечены, а ины позжены, ины в реце истоплены. Еупатий… собра мало дружины: тысящу семсот человек, которых Бог соблюде быша вне града…

И внезапу нападоша на станы Батыевы. И начаша сечи без милости…

Татарове мняша, яко мертви восташа». (Изборник. М., 1969. С. 350.)

Поэмы

Пугачев

Пугачев. М., 1922.

Непосредственно к работе над «Пугачевым» Есенин приступил, как это явствует из дат на рукописи, в феврале-марте 1921 г. Однако собирать материалы он начал значительно раньше. Поэт так рассказывал И. Н. Розанову о своем замысле и своем отношении к «Истории Пугачева» и «Капитанской дочке» Пушкина: «Я несколько лет… изучал материалы и убедился, что Пушкин во многом был не прав. Я не говорю уже о том, что у него была своя, дворянская точка зрения. И в повести, и в истории. Например, у него найдем очень мало имен бунтовщиков, но очень много имен усмирителей или тех, кто погиб от рук пугачевцев. Я очень, очень много прочел для своей трагедии и нахожу, что многое Пушкин изобразил просто неверно. Прежде всего сам Пугачев. Ведь он был почти гениальным человеком, да и многие из его сподвижников были людьми крупными, яркими фигурами, а у Пушкина это как-то пропало. Еще есть одна особенность в моей трагедии. Кроме Пугачева, никто почти в трагедии не повторяется: в каждой сцене новые лица. Это придает больше движения и выдвигает основную роль Пугачева». (Воспоминания. С. 296–297.) Работа над «Пугачевым» совпала с поездкой Есенина в Среднюю Азию, во время котоpой он побывал и в пугачевских краях, в частности в Самаре и Оренбурге. Закончена поэма была в августе 1921 г.

Писал свою поэму Есенин с расчетом на постановку в театре. Летом 1921 г. состоялась читка «Пугачева» в театре Вс. Мейерхольда.

И. Старцев вспоминает: «В этот приезд я впервые слышал декламацию Eсенина. Мейерхольд у себя в театре устроил читку «Заговора дураков»

Мариенгофа и «Пугачева» Есенина. Мариенгоф читал первым. После его монотонного и однообразного чтения от есенинской декламации (читал первую половину «Пугачева») кидало в дрожь. Местами он заражал чтением и выразительностью своих жестов. Я в первый раз в жизни слышал такое мастерское чтение». (Воспоминания. С. 244.)

Постановка «Пугачева» в театре Вс. Мейерхольда не осуществилась.

Есенин многократно выступал с публичным чтением отрывков из «Пугачева». Особенно часто он читал монолог Хлопуши. Среди немногих фонографических записей голоса Есенина сохранилась запись именно этого монолога. Рассказ о чтении Есениным этого монолога содержится в воспоминаниях М. Горького:

«Есенина попросили читать. Он охотно согласился, встал и начал монолог Хлопуши. Вначале трагические выкрики каторжника показались театральными.

 
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть?..
 

Но вскоре я почувствовал, что Есенин читает потрясающе, и слушать его стало тяжело до слез. Я не могу назвать его чтение артистическим, искусным и так далее, все эти эпитеты ничего не говорят о характере чтения. Голос поэта звучал несколько хрипло, крикливо, надрывно, и это как нельзя более резко подчеркивало каменные слова Хлопуши. Изумительно искренне, с невероятной силою прозвучало неоднократно и в разных тонах повторенное требование каторжника:

 
Я хочу видеть этого человека!
 

И великолепно был передан страх:

 
Где он? Где? Неужель его нет?
 

Даже не верилось, что этот маленький человек обладает такой огромной силой чувства, такой совершенной выразительностью. Читая, он побледнел до того, что даже уши стали серыми. Он размахивал руками не в ритм стихов, но это так и следовало, ритм их был неуловим, тяжесть каменных слов капризно разновесна. Казалось, что он мечет их, одно – под ноги себе, другое – далеко, третье – в чье-то нeнавистное ему лицо. И вообще все: хриплый, надорванный голос, неверные жесты, качающийся корпус, тоской горящие глаза – все было таким, как и следовало быть всему в обстановке, окружавшей поэта в тот час.

Совершенно изумительно прочитал он вопрос Пугачева, трижды повторенный:

 
Вы с ума сошли! —
 

громко и гневно, затем тише, но еще горячей:

 
Вы с ума сошли!
 

И, наконец, совсем тихо, задыхаясь в отчаянии:

 
Вы с ума сошли!
Кто сказал вам, что мы уничтожены?
 

Неописуемо хорошо спросил он:

 
Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?
 

И после коротенькой паузы вздохнул, безнадежно, прощально:

 
Дорогие мои…
Хор-рошие…
 

Взволновал он меня до спазмы в горле, рыдать хотелось. Помнится, я не мог сказать ему никаких похвал, да он – я думаю – и не нуждался в них». (Воспоминания. С. 336–337.)

Анна Снегина

Журн. «Город и деревня». М., 1925, № 5, 20 марта; № 8, 1 мая (отрывки); полностью – газ. «Бакинский рабочий», 1925, № 95 и 96, 1 и 3 мая.

В поэме отразились впечатления от поездок в родное село Константиново в летние месяцы 1917–1918 гг. Старшая сестра поэта,

Е. А. Есенина, вспоминает:

«1918 год. В селе у нас творилось бог знает что.

– Долой буржуев! Долой помещиков! – неслось со всех сторон.

Каждую неделю мужики собираются на сход.

Руководит всем Мочалин Петр Яковлевич, наш односельчанин, рабочий коломенского завода. Во время революции он пользовался в нашем селе большим авторитетом. Наша константиновская молодежь тех лет многим была обязана Мочалину, да и не только молодежь.

Личность Мочалина интересовала Сергея. Он знал о нем все. Позднее Мочалин послужил ему в известной мере прототипом для образа Оглоблина Прона в «Анне Снегиной» и комиссара в «Сказке о пастушонке Пете».

В 1918 году Сергей часто приезжал в деревню. Настроение у него было такое же, как и у всех, – приподнятое. Он ходил на все собрания, подолгу беседовал с мужиками». (Воспоминания. С. 43–44.)

В пейзаже, в лирических сценах поэмы тоже отразились константиновские впечатления. Младшая сестра поэта, А. А. Есенина, пишет:

«За церковью, у склона горы, на которой было старое кладбище, стоял высокий бревенчатый забор, вдоль которого росли ветлы. Этот забор, тянувшийся почти до самой реки, огораживавший чуть ли не одну треть всего константиновского подгорья, отделял участок, принадлежавший помещице Л. И. Кашиной, имение которой вплотную подходило к церкви и также тянулось по линии села.

Л. И. Кашина была молодая, интересная и образованная женщина, владеющая несколькими иностранными языками. Она явилась прототипом Анны Снегиной, ей же было посвящено Сергеем стихотворение «Зеленая прическа…», а слова в поэме «Анна Снегина»:

 
Приехали.
Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетневый его палисад,—
 

относятся к имению Кашиной». (Воспоминания. С. 51–52.)

В 1925 г. Есенин неоднократно читал «Анну Снегину». Присутствовавший на одном из таких чтений Д. А. Фурманов вспоминал: «Он читал нам последнюю свою, предсмертную поэму. Мы жадно глотали ароматичную, свежую, крепкую прелесть есенинского стиха, мы сжимали руки один другому, переталкивались в местах, где уже не было силы радость удержать внутри». (Фурманов Д. Собр. соч. Т. 4. М., 1961. С. 374–375.)

С. 266. Воронский А. К. (1884–1943) – литературный критик, в те годы редактор журналов «Красная новь» и «Прожектор», в которых часто печатался Есенин.

Черный человек

Журн. «Новый мир». М., 1926, № 1, январь.

Замысел этой поэмы возник у Есенина еще во время его зарубежной поездки 1922–1923 гг. Как вспоминают многие современники, поэт читал им «Черного человека» осенью 1923 г., вскоре после своего возвращения на родину.

С. А. Толстая-Есенина сообщает: «В ноябре 1925 года редакция журнала “Новый мир” обратилась к Есенину с просьбой дать новую большую вещь. Новых произведений не было, и Есенин решил напечатать “Черного человека”. Он работал над поэмой в течение двух вечеров 12 и 13 ноября. Рукопись испещрена многочисленными поправками…

Лица, слышавшие поэму в его чтении, находили, что записанный текст короче и менее трагичен, чем тот, который Есенин читал раньше. Говоря об этой вещи, он не раз упоминал о влиянии на нее пушкинского “Моцарта и Сальери”». (Комментарий – ГЛМ.)