Сергей Дженюк
Очерки круизной океанологии
Собственная научная работа Г. В. Гирдюка постоянно была связана с расчетами радиационного и теплового баланса морской поверхности. Со времени аспирантуры и до самых последних дней он работал в неформальном коллективе, все остальные участники которого были сотрудниками ГГО (С. П. Малевский-Малевич, Б. Н. Егоров и др.). Результатом этой деятельности стали многочисленные публикации, разделы климатических атласов, методические указания, справочные издания по морской климатологии. Сложилась уникальная для нашей науки ситуация, когда научные интересы директора не только не стали профилирующими для его учреждения, но сам он занимался наукой сугубо индивидуально, даже не пытаясь организовать собственную научную группу. В памяти всех, кто знал Г. В. Гирдюка, наверное, запечатлелся образ директора, который каждую минуту, свободную от делового общения, использует для того, чтобы подсчитать на микрокалькуляторе очередную статистическую характеристику радиационного или теплового баланса морей.
Потеря единоначалия в связке Мурманское УГМС – МФ ААНИИ оказалась для филиала чрезвычайно болезненной. На это время у него не было ничего своего – ни технической базы, ни вычислительной техники, ни библиотеки, ни фонда данных, ни даже собственного административного аппарата. Последняя из этих проблем была решена сравнительно легко, остальные так и остались нерешенными. Все экспедиционные работы филиала проводились на судах Мурманского УГМС (в нескольких случаях – также ААНИИ, Одесского отделения ГОИНа), причем нередко это просто сводилось к замещению штатного специалиста экспедиционного отряда. Все потребности филиала в информации, вычислительных работах, грузовых перевозках, содержании здания и др. по-прежнему обеспечивало Мурманское УГМС, отчасти безвозмездно, отчасти на платной основе. При этом информационно-вычислительный центр, гидрометфонд, библиотека были заинтересованы в филиале, поскольку он обеспечивал им фронт работ и снижал опасность сокращения штата. Для хозяйственников филиал был скорее раздражающим фактором. Основные производственные подразделения УГМС (гидрометцентр и центр мониторинга среды) считались с научным авторитетом филиала, но отношения несколько осложнялись из-за того, что инженерно-технические работники филиала получали больше, чем их коллеги из УГМС, при меньшей напряженности и ответственности работы, а также более удобном ежедневном и годовом графике.
Приход в Мурманск научно-исследовательского ледокола «Отто Шмидт» и его последующее базирование в Мурманском УГМС не изменили ситуацию. МФ ААНИИ в определенной мере участвовал в разработке научных программ ледокола, направлял своих сотрудников в экспедиционные рейсы, но стратегия ледокольных исследований вырабатывалась в головном институте, а экспедиционный состав во главе с помощником капитана по науке, известным полярником П. Т. Морозовым работал в штате УГМС.
Таким образом, за все время своего существования МФ ААНИИ состоял только из администрации, нескольких десятков научных и технических работников (максимальная численность составляла в середине 80-х годов около 60 человек) и владел конторской мебелью, легковым автомобилем и несколькими полукустарными приборами для радиационных измерений в море. В самые последние годы к этому прибавилась ЭВМ «Искра-226» – безнадежная попытка курского завода «Счетмаш» соперничать с западными технологиями.
Научная продукция филиала за период этой относительной стабильности в общем соответствовала его возможностям. Продолжались работы по двум уже упомянутым выше направлениям: прогностическому и режимно-справочному. Результатами второго из них стали монография по гидрометеорологии и гидрохимии Баренцева моря, соавторство в «Атласе океанов» и ряде других централизованных изданий, атлас синоптических ситуаций, вызывающих опасные явления на морях, работы по климатологии Мурманской области (Г. В. Гирдюк, С. Л. Дженюк, Г. Г. Зыкова, Е. С. Мартемьянова и др.).
Попытка развернуть в филиале сильное научно-экспериментальное направление была предпринята Г. К. Зубакиным. Он стал инициатором и участником нескольких воздушных экспедиций с проведением радиолокационных съемок ледяного покрова на юго-востоке Баренцева моря, проводил опытное обслуживание навигации в этом районе ледовыми прогнозами по методикам, разработанным в филиале, прорабатывал программы натурных экспериментов по изучению динамики морских вод и льдов. Позже он был в числе первых разработчиков нового научно-практического направления – гидрометеорологии шельфа. Не все эти замыслы получили развитие, но результатом проведенных работ стала монография о льдах Северо-Европейского бассейна (единственная авторская работа такого рода, подготовленная в МФ ААНИИ). В дальнейшем Г. К. Зубакин успешно развивал свои мурманские начинания уже в головном институте.
Заслуживает упоминания цикл исследований, который филиал выполнил совместно с головным институтом и рядом других организаций по уже забытой проблеме переброски стока северных рек в бассейн Каспийского моря. Задачей филиала была оценка последствий этого проекта для Печорского моря и устьевой области Печоры. Для морей, в отличие от суши, сколько-нибудь опасных последствий от переброски ожидать не приходилось, что и подтвердили результаты оценок. Но эта работа, во всяком случае, стимулировала сбор и анализ данных о гидрометеорологии района, который раньше оставался почти неизученным. Лидером этого направления был В. А. Потанин, которому также принадлежат многочисленные и не во всем бесспорные работы по динамике вод и водообмену Баренцева моря, переносам загрязнений в открытом море и Кольском заливе, методике обработки гидрологических и гидрохимических данных. Исследования динамики многорукавной дельты Печоры проводил Е. П. Котрехов, который пришел в филиал из головного института уже зрелым научным работником.
Наиболее успешные работы в области численного моделирования из числа выполненных в МФ ААНИИ принадлежат А. Н. Зуеву. Он начинал с разработки численных схем течений, но в дальнейшем его основным результатом стала постоянно совершенствуемая модель динамики ледяного покрова под влиянием атмосферных факторов. Этот автор был единственным из разработчиков прогностических методов, кто использовал все возможности новых информационных технологий по мере их появления, последовательно переходя от ручной подготовки данных к автоматизированной, а в дальнейшем – к непосредственному усвоению данных, распространяемых по каналам связи. Другие разработчики в лучшем случае следовали уже освоенным путем, а в худшем – вообще переставали соответствовать современным требованиям.
Еще одним научным направлением филиала в 80-е годы стало изучение исторических и современных колебаний климата на разных доступных материалах, вплоть до дендрохронологических (А. А. Дементьев, Г. К. Зубакин). С учетом того значения, которое придается теперь климатической проблеме, эти результаты, по-видимому, сохраняют актуальность.
В середине 80-х годов в филиале сложилась инициативная группа (В. В. Денисов, А. Н. Зуев и др.), которая попыталась выйти за рамки узко тематических и ведомственных исследований Баренцева моря. Ее силами был разработан научно-экспедиционный проект «Баренц», в котором предусматривались оптимизация системы наблюдений в Баренцевом море, проведение его океанологических съемок с максимальным использованием судов разных ведомств, создание современной базы океанологических данных, разработка численных моделей динамики вод с перспективой на моделирование морской экосистемы. Научным руководителем проекта стал Н. А. Корнилов, но основные усилия к его выполнению приложила группа из МФ ААНИИ. В 1984 и 1986 годах были проведены две комплексные экспедиции «Барэкс-84» и «Барэкс-86», не имевшие аналогов в прошлом по объему собранного материала. Но это развитие вскоре сменилось общим спадом экспедиционной активности, а позже – и резким сокращением свободного обмена информацией, без которого проект во многом утрачивал свой смысл.
Это не все, но важнейшие результаты деятельности филиала ААНИИ за 20 с небольшим лет его работы. Заинтересованный читатель может составить о них собственное представление. Это не так трудно, поскольку статьи сотрудников филиала компактно публиковались в изданиях института, составляя отдельные тома «Трудов ААНИИ» (348, 385, 410, 415, 426, 433) и выпуски «Проблем Арктики и Антарктики» (52, 61). Разумеется, было немало и других публикаций, но для общего представления об идеях, методах и результатах всех научных работников МФ ААНИИ упомянутые издания вполне достаточны.
Можно ли было существенно усилить научные достижения филиала, оставаясь в пределах тех скромных кадровых и материальных ресурсов, которыми он располагал? Представляется, что да, и этому, помимо некоторых обстоятельств, отмеченных выше, помешали две стратегические ошибки. Первая из них состоит в том, что филиал остался в стороне от нового на то время направления деятельности Госкомгидромета – химического мониторинга окружающей среды. Как раз в середине 70-х годов в территориальных УГМС стали создаваться соответствующие подразделения, позже – центры мониторинга окружающей среды. В Мурманске этот центр формировался и в дальнейшем работал, очень мало контактируя с филиалом. Здесь появились свои сильные специалисты, задачи ставились и решались без участия МФ ААНИИ (конечно, было методическое руководство центральных институтов, прежде всего ГОИНа и ГХИ). Между тем именно на этом направлении можно было перехватить инициативу, сформулировав морскую и наземную экологическую тематику с возможным ее развитием в систему регионального экологического мониторинга (задача, уже много раз поставленная, в том числе и в Мурманской области, но еще, кажется, нигде не доведенная до конечного результата).
Вторая ошибка – неудачная кадровая политика, или, скорее, ее отсутствие. Все высшие должностные ступени в филиале были прочно заняты за первые несколько лет, и пополнение научными работниками высшей квалификации практически прекратилось. Можно было бы создавать резерв роста из молодых специалистов на младших научных и инженерных должностях. В какой-то мере это делалось, но всё же преобладал взгляд на эмэнэсов, инженеров и, тем более, техников как на дешевую рабочую силу для бесконечных выборок, ручных (в лучшем случае – несложных компьютерных) расчетов, графических работ. Лучшими кандидатурами на такие должности считались специалисты с гидрометеорологическими дипломами, особенно женщины, у которых других возможностей трудоустройства в Мурманске было немного. В результате в филиале постепенно сформировался инертный слой, добросовестно отрабатывающий свои рабочие часы (в последние годы эта добросовестность почти сошла на нет) и не проявляющий интереса ни к большой науке, ни к природным явлениям. Научных руководителей такое положение тоже устраивало.
Вторая смена директора филиала в 1990 году пришлась на недолгий период выборности руководителей всех государственных предприятий и учреждений. Ситуация в ААНИИ и его филиале оказалась сходной в том отношении, что на директорские должности наряду со своими работниками выдвигались совсем посторонние коллективу претенденты, тем не менее получившие поддержку «протестного электората». В ААНИИ действующий директор всё же выиграл во втором туре, в филиале победу одержал претендент со стороны – директор Мурманского гидрометцентра, который обещал решить социальные проблемы коллектива, в том числе жилищную.
Время для исполнения таких обещаний оказалось самое неудачное. Уже начался инфляционный рост стоимости жизни, зарплата в непроизводственной сфере от него явно отставала. Жилищное строительство подорожало настолько, что последняя, уже почти выкупленная у города квартира сразу оказалась недоступной для бюджета филиала, и квартирная очередь на этом остановилась раз и навсегда. Собственных научных интересов у нового директора не было. Он добросовестно пытался искать для филиала хозрасчетные заказы, больших успехов в этом тоже не достиг и менее, чем через два года после выборов ушел на другую работу.
В 1992–1994 годах обязанности директора филиала исполнял автор этой статьи. К этому времени уже начался распад коллектива, более активные сотрудники всех рангов искали для себя новые места вплоть до полной смены профессии, более инертные довольствовались зарплатой, которая в те годы обеспечивала только физическое выживание, и уже не делали вид, что работают. Своей единственной заслугой перед филиалом автор считает, что ему удалось амортизировать процесс падения, оттянуть ликвидацию филиала на два года и тем самым дать возможность оставшимся работникам сделать свой дальнейший выбор.
Конечно, и в эти годы прилагались усилия к тому, чтобы выйти из тупика и найти для филиала новую точку опоры. Прорабатывались совместные океанологические программы с головным институтом. Некоторые перспективы открывались по линии областного комитета экологии, но этому помешало безразличие Мурманского УГМС, от которого во многом зависела реализация наших предложений. Дирекция ААНИИ обеспечивала минимальную зарплату без задержек и была снисходительна к снижению результативности еще продолжающихся работ.
К сожалению, те, кто еще мог поддержать хотя бы минимальную научную активность филиала, пошли другим путем. Самая дееспособная из оставшихся научных групп еще в 1991 году организовала научно-внедренческое ТОО «Барэкс» с той же сферой деятельности, что и МФ ААНИИ (процесс регистрации затянулся до конца 1992 года) Это было сделано под модным в то время лозунгом о том, что надо кормить не административный аппарат, а непосредственно творческих работников. На деле процент накладных расходов у этого предприятия оказался едва ли не выше, чем у МФ ААНИИ, если учесть расходы на регистрацию, внештатного бухгалтера, а главное – собственные трудозатраты участников при полной неопытности в разработке учредительных документов и делопроизводстве. Единственный серьезный заказ, полученный ТОО, представлял собой небольшую долю в экологическом обосновании проекта Штокмановского газоконденсатного месторождения на шельфе Баренцева моря. После выполнения этой работы деятельность «Барэкса» прекратилась, что примерно совпало по времени с ликвидацией МФ ААНИИ. Решение Ученого совета ААНИИ о ликвидации Мурманского филиала было принято в ноябре 1994 года, но в ожидании аналогичного решения Росгидромета оставшиеся несколько сотрудников филиала еще числились на работе почти весь 1995 год.
Тем не менее нет оснований заканчивать этот очерк на пессимистической ноте. Все сотрудники МФ ААНИИ, которые были в науке не случайными людьми, продолжают в ней работать, опыт, приобретенный в филиале, оказался для них не лишним, и последнее слово ими еще не сказано.
Для науки личность ученого первична, а организационные формы – вторичны. Возможно, филиал ААНИИ изначально был не оптимальным организационным решением. Многое в его судьбе зависело от личных качеств руководителей и ведущих научных работников. Свою роль, преимущественно неблагоприятную, сыграла внешняя среда. Думается, что история филиала, которая от начала до конца прошла на глазах у многих людей, – своего рода научно-социальный эксперимент, результаты которого заслуживают изучения, как и любые другие явления в окружающем нас мире.
Опубликовано: Проблемы Арктики и Антарктики. 2002. Вып. 73. С. 199–208.
«Какое время было, блин! Какие люди были, что ты!» (Игорь Иртеньев)
В опубликованной статье этой фотографии не было, как и вообще иллюстраций. Но такой снимок, пусть и неважного качества, жалко пропустить. Это, может быть, высшее организационное достижение филиала ААНИИ – конференция «Проблемы географии и картографирования океана», проведенная в 1987 году в Мурманске Географическим обществом СССР. Как ни странно, к научной программе нас не очень привлекали (по крайней мере я там не выступал, хотя мой статус в филиале был высоким).
На трибуне, очевидно, с приветственным словом – С. Л. Серокуров, в то время один из секретарей обкома КПСС, в будущем, перед упразднением этого органа, – первый секретарь. За столом в первом ряду, слева направо: начальник Мурманского УГМС П. В. Власенко, зав. отделом науки обкома А. В. Барабанов (с ним я не был знаком, а вот о его заместителе читатель может много узнать из очерка «Совки за границей»), видный геолог и автор научно-популярных книг Б. И. Кошечкин, зам. директора ААНИИ Е. С. Короткевич, (?), сотрудник ААНИИ, активист Географического общества В. А. Волков, (?), руководитель одной из морских геологических организаций Мурманска Я. П. Маловицкий, Г. В. Гирдюк, видный ученый-эколог из Кольского научного центра АН СССР Б. В. Крючков.
Мысли и заметки о науке
Едва ли не самое лаконичное высказывание о науке и ученых можно найти у Андрея Платонова: «Наука могущественна, а носители ее – выродки и ублюдки» («Эфирный тракт»).
Эта мысль принадлежит положительному персонажу повести – председателю окружного исполкома, но в любом случае чувствуется, что она для автора не случайна и подкреплена личным опытом. Если же она покажется слишком шокирующей, достаточно подставить в нее слово «некоторые» или «многие». Тогда под этой цитатой охотно подпишется любой ученый.
Более популярно высказывание Л. А. Арцимовича: «Наука есть удовлетворение своего любопытства за государственный счет». Его постоянно цитируют, не замечая, что для этой цели есть более подходящие рабочие места – в отделах кадров, судебных заседаниях, нотариальных конторах и так далее. А много ли любопытных привлекает «Курс теоретической физики» Ландау и Лившица? Но, оказывается, у биологов действительно есть такие возможности: «У дрозофил довольно сложный ритуал ухаживания: самцы ходят вокруг самки, “облизывают” ее хоботком, машут крылышками, поют брачную песенку, которую можно услышать только при помощи высокочувствительной аппаратуры. Время от времени самец пытается вскарабкаться на самку, но у него ничего не получается, пока она не раздвинет крылья. В ситуации, когда в пробирке два самца соревнуются за одну самку, исход соревнования зависит, конечно же, от самки – кого из двоих она выберет. Хотя и активность самца имеет большое значение (а его активность, в свою очередь, может зависеть от того, насколько ему нравится эта самка). Мы следили за событиями в пробирке до тех пор, пока одному из самцов не удавалось спариться с самкой. Иногда всё происходило за считаные минуты, а иногда приходилось ждать часами, пока мухи разберутся в своих отношениях. Самец, первым добившийся успеха, считался “победителем”, и эксперимент на этом заканчивался. Всего было проведено более тысячи таких опытов, и в 722 случаях нам удалось дождаться спаривания» (А. М. Куликов, А. В. Марков // Природа. 2009. № 10. С. 11–17).
Хорошо, что о таких опытах не суждено было узнать Н. С. Хрущеву (для него, как известно, именно дрозофилы были символом никчемной науки, ничего не дающей сельскому хозяйству). Не скучно ли было биологам проводить за микроскопом более тысячи раз по несколько часов? Может быть, они устраивали тотализатор?
В приведенном выше случае сами авторы, очевидно, отнеслись к своему исследованию с некоторой долей юмора. А вот известный гидробиолог А. А. Хлебович (Природа. 2006. № 7), излагая материал об адаптациях на генетическом уровне, если и заметил юмористическую сторону дела, то не подал виду. Вот то ли свифтовский, то ли щедринский сюжет: «Различия между морфами иногда бывают поразительными, особенно когда они отмечаются между особями одного клона, т. е. имеющими одинаковый геном. В клонах некоторых инфузорий, питающихся микроорганизмами, при недостатке корма образуются две морфы – гиганты и карлики. Карлики довольствуются малым количеством пищи, а гиганты питаются собратьями» (рис. 1).
Рис. 1. Гигантская (200–300 мкм) особь инфузории Onychodromus quadricornutus заглатывает карлика (показано стрелкой), собрата по клону
Стоит обратить внимание на размер гиганта, указанный в подписи к рисунку (понятно, что карлику от этого не легче). И нет ли здесь аналогии с научными работниками, одни из которых обеспечивают себе средства к существованию сбором натурных данных, а другие – обобщением результатов, полученных первой группой?
Другая ситуация в подводном мире уже чисто щедринская: «О присутствии в среде хищника жертва узнает по выделяемым им сигнальным веществам (кайромонам), что вызывает у организмов-жертв морфологические изменения (увеличиваются размеры и меняется форма тела, образуются особые лопасти или шипы и т. д.), не позволяющие их схватить и съесть… У серебристых карасей расширяется тело при подсадке в их водоемы щуки или окуня; образование такой оборонительной морфы у карасей, описанное всего десятилетие назад, удивило даже специалистов-ихтиологов» (рис. 2).
Рис. 2. Образование оборонительной формы серебряного карася. Вертикальный пунктир – время, когда окуня переключили на питание карасем
«Посмотри ты на себя, – говорил он [ерш] карасю, – ну, какую ты, неровен час, оборону из себя представить можешь? Брюхо у тебя большое, голова малая, на выдумку негораздая, рот – чутошный. Даже чешуя на тебе – и та не серьезная» (М. Е. Салтыков-Щедрин. Карась-идеалист).
Если верить ученым, выдумки у карася хватило как раз на нестандартный ход – отрастить брюхо еще больше, и тогда хищники будут охотиться за более худыми особями. Вот только (и это уже вполне серьезное замечание) график на рис. 2 построен некорректно. Если бы вертикальная ось начиналась, как положено, с нуля, было бы видно, что различие в двух группах составляет около 7 % и больше похоже на статистическую погрешность.
Гуманитарные науки, если они не связаны идеологическим заказом, могут быть не менее интересны. Следующий пример заимствован из работы некоего (или некоей) Кулибали Тьеман «Национальные традиции и отношение к природе народа бамбара (республика Мали)», опубликованной в сборнике географического факультета СПбГУ. Полная ссылка у меня не сохранилась, но здесь она и не очень нужна.
«Космогонические мифы бамбара – это высшее знание (именуемое “гла гла зо”), заключающее в себе философию бытия и вселенной, являющееся достоянием лишь посвященных (Мифы бамбара // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1, 2. М., 1991). Они описывают вневременную первоначальную стихию, которая предшествовала этапам сотворения. Мир произошел из пустоты, наделенной движением, – “гла”. “Гла” породила звучащий двойник, в результате появилась пара – “гла гла” (удвоением “гла гла” в мифах подчеркивается первичный характер парности – основного принципа существования). “Гла гла” породила субстанцию “зо сумале”, образовавшую твердые и блестящие вещества. После ряда движений и трансформаций между обеими “гла” произошел взрыв; он создал твердое и мощное вещество, которое, вибрируя, стало спускаться. Благодаря этой вибрации возникли знаки, они должны были расположиться на еще не созданных предметах, чтобы их обозначить. От “гла” отделилось человеческое сознание и перешло на предметы для пробуждения у них самосознания и наименования их. В ходе сотворения появились дух Йо, 22 основных элемента и 22 витка спирали. Эти витки спирали “размешали” Йо, в результате чего возникли звук, свет, все существа, все действия, все чувства. От Йо произошли первые могущественные силы – Пемба и Фаро. Фаро продолжил дело Пемба в созидании мира, реорганизовал вселенную и классифицировал все элементы, создал людей. Фаро, “хозяин слова”, он научил людей говорить».
Как тут не заподозрить, что вся африканская мифология сделана в Одессе на Малой Арнаутской улице? Какой-нибудь молодой сотрудник Института этнографии, начитавшись Станислава Лема (Пелевин с его «пустотой» тогда еще не появился), сочинил миф (а то и несколько, для разных народов), который в числе других, не менее своеобразных, поместили в энциклопедию. Потом начинающий африканский ученый переписал этот миф в свою работу, чем как бы удостоверил его подлинность. Будущим специалистам по народу бамбара уже не придется ссылаться на советскую энциклопедию, если можно процитировать работу, принадлежащую носителю африканской культуры.
Продолжая тему «Государство и наука», перейдем от легкомысленных сюжетов к размышлениям великого ученого: «Государство должно дать средства, вызвать к жизни научные организации, поставить перед ними задачи. Но мы должны всегда помнить и знать, что дальше этого его вмешательство в научную творческую работу идти не может. Наука, подобно религии, философии и искусству, представляет собой духовную область человеческого творчества, по своей основе более могучую и более глубокую, более вечную, чем всякие социальные формы человеческой жизни. Она довлеет сама себе. Она свободна и никаких рамок не терпит. Этого нельзя забывать. И если русское общество сумеет направить государственные средства для широкой научной работы… организация научной работы должна быть предоставлена свободному научному творчеству русских ученых, которое не может и не должно регулироваться государством. Бюрократическим рамкам оно не поддается. Задачей является не государственная организация науки, а государственная помощь научному творчеству нации. Добиться этого удастся тогда, когда удастся вызвать к жизни волевое сознательное к этому стремление русского общества» (В. И. Вернадский, 1917 г. Цит. по: Вестник РАН, 1998. Т. 68. № 7. С. 585).
Теперь перечитаем это, выделив несколько мест курсивом:
«Государство должно дать средства, вызвать к жизни научные организации, поставить перед ними задачи. Но мы должны всегда помнить и знать, что дальше этого его вмешательство в научную творческую работу идти не может. Наука, подобно религии, философии и искусству, представляет собой духовную область человеческого творчества, по своей основе более могучую и более глубокую, более вечную, чем всякие социальные формы человеческой жизни. Она довлеет сама себе. Она свободна и никаких рамок не терпит. Этого нельзя забывать. И если русское общество сумеет направить государственные средства для широкой научной работы… организация научной работы должна быть предоставлена свободному научному творчеству русских ученых, которое не может и не должно регулироваться государством. Бюрократическим рамкам оно не поддается. Задачей является не государственная организация науки, а государственная помощь научному творчеству нации. Добиться этого удастся тогда, когда удастся вызвать к жизни волевое сознательное к этому стремление русского общества».
Итак, главная мысль, актуальная и в начале XXI века, здесь сформулирована по меньшей мере трижды: государство должно содержать науку и предоставить ученым возможность заниматься тем, что им больше нравится (хорошо, если только из чистого любопытства).
Мой собственный опыт работы по государственным заказам неплохо иллюстрируется историей с медной каляброй. Когда-то я ее прочел у ленинградского писателя Ильи Варшавского (он хорошо известен в фантастике, но в данном случае опубликовал мемуарный очерк из военно-морской жизни). На складе флотского имущества готовились к инвентаризации и до приезда комиссии провели проверку своими силами. Всё имущество оказалось на месте, не нашли только медную калябру. При этом никто не мог сказать, как она выглядит и для чего используется. Выход нашелся – под многотонный пресс положили медный чайник, и то, что от него осталось, предъявили комиссии в качестве калябры. Инвентаризация прошла благополучно, и только потом выяснилось, что этот предмет возник по малограмотности писаря, который неправильно прочитал слова «мерные калибры». Это калибры потом пришлось выбросить, как не внесенные в опись имущества.
Вполне возможно, что это ходячий морской анекдот, и названный автор был в данном случае не единственным и не первым. Но мне он интересен тем, что и при социализме, и при государственно-рыночной демократии сам я много поработал над изготовлением «медных калябр» и еще больше видел их со стороны. Примеры приводить не буду, все они специфичны и требуют долгих объяснений. Некоторые осторожные соображения по конкретным поводам можно найти в первом очерке этой книги и непосредственно в комментируемых публикациях.
За пределами государственного заказа и связанных с ним должностных обязанностей мои научные интересы сводятся к оценкам достоверности и качества доступной нам информации о географических объектах и процессах. Именно это я предложил называть геоинформатикой (правда, до сих пор не встретив ни одного человека, разделяющего такой подход). Изложение своих позиций было бы естественно начать с анализа исходного понятия «информация» и обзора соответствующей литературы. Однако от этого меня избавило суждение достаточно авторитетного автора: «Мы не умеем определить, что есть “информация”, и будем считать, что это такое сложное понятие, смысл которого раскрывается при чтении тех фраз, в которых оно употребляется» (Налимов В. В. Вероятностная модель языка. М.: Наука, 1979. С. 40).
С точки зрения прагматизма (когда-то написал аспирантский реферат с критикой этого философского направления) я полностью разделяю мнение американского популяризатора науки: «Концепция информации не имеет смысла, пока нет информационного процессора – будь то амеба или физик, занимающийся физикой частиц, – который собирает информацию и действует в соответствии с ней. Материя и энергия присутствовали при начале создания, а жизнь нет, насколько нам известно. Тогда как информация может быть настолько же существенной, как материя и энергия?» (Хорган Д. Конец науки. СПб.: Амфора/Эврика, 2001. С. 294).
Продолжая эту мысль, можно с уверенностью истолковать информацию как снижение неопределенности наших представлений об окружающем мире. (Хотел написать «знаний», но это ведет к известной цепочке тавтологических определений: информация = сведения = данные = знания. Боюсь, что все равно от нее не избавился.)
Но самое неожиданное определение было приведено в виде курьеза советским автором, тоже представителем научно-популярного жанра. Он, конечно, не подозревал, что лет через двадцать это определение заиграет новыми красками: «Информация – прошение малороссийских гетманов московскому царю или польскому королю» (Из дореволюционного словаря иностранных слов, по: Воробьев Г. Г. Человек – человек (Сер. Эврика). М.: Мол. гвардия, 1979. С. 8).
Эпиграфом к своей докторской диссертации я мог бы поставить, но благоразумно этого не сделал, следующее: «Ему [Дмитрию Панину] всегда важна была только законченность конструкции мировоззренческой, а практика? – это мелкое дело, это сделает кто угодно второстепенный» (Солженицын А. И. Угодило зернышко меж двух жерновов // Новый мир. 1998. № 9. С. 49).
