Сергей Данилов
Радуга ярких проказ

Спальня

Бездушен воздух этой спальни,
В ней постоянный полумрак.
Слова и ласки ритуальны,
Бессилен афродизиак.

Привычка дремлет на подушке,
Унынье прячется в углу,
Раздор храпит на раскладушке,
Крестом тень рамы на полу.

На тумбочках очки, таблетки
И аппликатор для спины.
Шкафы закрыты на секретки,
Они скелетами полны.

Река полночных дум

Мои стихи – из слов компот —
Перебродили в брагу,
Пою обильно от щедрот
Любителей ватагу.

Мои слова, как пузырьки
В шампанского бутылке,
Несутся наперегонки —
Легки, остры и пылки.

Моих полночных дум река
Чугунна и свинцова,
Она смердит издалека,
Мечтами нездорова.

На дыбе наслаждений

Хриплю на дыбе наслаждений,
Поправ святые алтари.
В плену чертовских искушений
Мелькают шустро январи.

Азарт то теплится пассивно,
То разгорается огнём.
Веду игру интуитивно
Под жарким солнцем и дождём.

Часы бегут, петляют сутки,
Летят недели мишурой.
Мелькают смутно проститутки
И тают, словно снег весной.

Успех сменяет пораженья,
Всегда есть повод взять стакан.
Мерзки, противны отраженья —
В трюмо то боров, то баран.

Спиртное льётся водопадом,
Бутылок марширует рать,
И кажется, зловонным адом
Меня уже не испугать.

В итоге протестует печень,
Прося прервать неравный бой.
Я, понимая, что не вечен,
Бреду, поверженный, домой.

Но снова бес стучит по рёбрам,
Как будто это клавикорд.
В мгновенье я побрит и собран —
Звучит любви хмельной аккорд.

Цветут изысканные ласки,
Дымит безудержный разврат,
Блудливого порока маски
Идут в загуле нарасхват.

Оставлю ниву прегрешенья,
Пнув сладострастия гран-при.
Начну вымаливать прощенье
У белокрылого жюри.

Я живой

Пока гудят машины в спину,
Сигналят нервно на пути,
Я понимаю, что не сгину
И не протухну взаперти.

Пока меня везут трамваи,
Звонками радостно гремя,
Заходятся дворняги в лае,
Зло по-собачьему клеймя,

Кусают оводы у речки,
Пищат над ухом комары,
Сверчок старается у печки
Избавить в бурю от хандры,

Пока хоть кто-то помнит номер,
Звонит ночною мне порой,
Я понимаю, что не помер,
И ощущаю, что живой.

Неуставной день

По подстриженной салатовой траве
Совершаю променад на голове.
Пусть соседи обвиняют в шутовстве —
Масса запахов приятных в мураве.

Предо мной снуют букашки по листам,
Муравьи бегут гуськом по волосам.
Стал я ближе к распустившимся цветам
И, мне кажется, к парящим облакам.

Разливается приятный летний зной,
Трескотня цикад звучит наперебой.
У меня сегодня день неуставной —
Кверху пятками фланирую бухой.

Без иллюзий

Иллюзий нету, нет сомнений,
Я облапошен в первый раз —
За сонм доверчивых решений
Низвергнут грубо, напоказ.

Считал себя непобедимым
И умудрённым в мелочах,
Старался быть невозмутимым,
Не суетиться впопыхах.

Сопутствовал успех и слава,
В глазах завистников почёт,
Росла поклонников орава,
Карьеру ждал волшебный взлёт.

Жизнь расстилалась самобранкой,
Обильно благами даря.
Я был знаком с её изнанкой,
Сроднился с ролью главаря.

Смертельный грех – моя гордыня —
Однажды подло подвела.
Я думал, что создал твердыню,
Идут безоблачно дела.

Но всё накрылось медным тазом
В один кошмарный, скверный миг.
Я сглазил бизнес чёрным глазом,
Хвалясь, что многого достиг.

Порой удачи ослепляют,
Довольства шоры застят путь,
Чутьё бахвальство притупляет,
В силках бравады гибнет суть.

Не ясновидец – простофиля,
Не прорицатель, а глупец,
Герой дурного водевиля,
Самовлюблённейший слепец.

Стал мир бескрылым и бесцветным,
Уныньем – радостный подъём,
Блестящий облик – неприметным,
Дуб кряжистый – трухлявым пнём.

Простой

Встал завод стихолитейный,
Чистых рифм на складе нет,
В управленье дух портвейный
И заветренный фуршет.

Недостача аллегорий —
Броских, свежих, как заря,
Ярких жизненных историй,
Уносящих за моря.

Из-под строф пусты паллеты,
Ассонансы на нуле,
Прошлой радости буклеты
В винных пятнах на столе.

Словари лежат бездарно
В стопке, словно кирпичи.
Белые листы вульгарно
В чёрной смотрятся ночи.

Пропит дактиль и анапест,
Амфибрахий сдан в залог.
Пир был яр и разухабист,
В дело шли коньяк и грог.

Гонорар обмыт удало
И растрачен на все сто.
Сколько б муза ни ворчала,
А в карманах решето.

За труды пора садиться,
Плавить вирши из слогов,
Чтоб сумел обогатиться
Почитатель пылких слов.

Сентиментальный охламон

Без сожалений, сантиментов
Покину этот бренный мир,
Объектом злых экспериментов
Был я – развенчанный кумир.

Меня сначала приручали,
Кормили ласково с руки.
Цинично позже предавали
Всем обращеньям вопреки.

Я огрубел от вероломства
И закалился от измен,
Пятнал недавние знакомства,
Бездушный, словно манекен.

Искал повсюду дружбы крепкой,
Готовый жертвовать собой,
А плыл оторванною щепкой,
Гоним безликою толпой.

Ушла с годами толерантность,
Чужая не терзает боль,
Пропала светская галантность,
Стал верным другом алкоголь.

Всегда любил края родные,
Берёзок пегий хоровод,
Полей просторы вековые,
С голубизною небосвод.

Страна же мною помыкала,
Меняя правила игры,
И постоянно отнимала
Труда законные дары.

Без романтических иллюзий
Я завершаю марафон,
Клиент психических контузий,
Сентиментальный охламон.

Счастливая косточка

Сливовая косточка в сжатой ладони —
Наивного счастья смешной талисман,
Подспорье для робкого парня-тихони,
Придуманный некогда самообман.

Он прячет глаза и не смотрит открыто,
За линзами пляшет растерянный взгляд,
В общении выглядит слишком забито,
Нелеп подростковый на вырост наряд.

Но косточка сможет помочь непременно,
Зажатая крепко в его кулаке.
Он верит в иллюзию самозабвенно,
Витая в мечтах на пустом чердаке.

Внутренний голос

Угрюмой злобою охвачен,
Я обвинял весь белый свет
В том, что жестоко одурачен,
Что меркнет блеск былых побед,

Засохли поросли успеха,
Удачи скуксились цветы,
Не накопленья, а потеха,
Сусеки девственно пусты.

Не интересен зрелым дамам
И слишком стар для юных дев,
Противен многодетным мамам:
Седой шакал – не гордый лев.

Друзья в заботах позабыли,
У всех проблемы и дела.
Мой телефон под слоем пыли,
В гостиной сумрачная мгла.

Претят амбиции супруги,
Отдачи нету от детей.
Пусты любовные потуги
В сетях смердящих ядом дней.

Охвачен злобою угрюмой,
Костил я весь подлунный свет.
Вдруг голос внутренний: «Подумай!
Открою маленький секрет.

Плодишь претензии напрасно,
Корить родных тебе не лень.
До неба выросла негласно
Обиды мученической тень.

Кто виноват в твоих просчётах,
Что ты излишне рисковал,
Погряз в грубейших недочётах,
На осторожность наплевал.

Чем радовал подруг желанных?
В неделю скромных два часа
В объятьях пресных и спонтанных,
Без воспаренья в небеса?

Когда звонил друзьям сердечным
Поговорить начистоту?
Года спешат, они не вечны
И очень ценят теплоту.

Ты недоволен благоверной,
А что ты сделал для неё?
Раз в пятилетку – парфюмерный
Набор и тайское тряпьё.

С детьми исчезло пониманье,
Формальны темы для бесед?
Нужны им честность и вниманье,
Не руководство, а совет!»

Вгляделся в зеркало тревожно,
Осмыслил горькие слова —
И опустилась безнадёжно
Моя седая голова.

Шестидесятилетие

Я через пару лет старик —
Шестидесятилетие.
В душе звучит невольный крик,
А в речи – междометия.

Где детства ласковый апрель,
Беспечность юноликая,
Стать быстро взрослым самоцель,
Неугомонность дикая?

Где отрока худая тень,
Движения холерика?
Сейчас по форме я тюлень,
А в мыслях эзотерика.

Промчался быстро пубертат,
Закончились поллюции,
Сожжён объёмистый трактат
В поддержку проституции.

Куда подросток умахнул
От комплексов эдиповых?
Где обещаний страстных пул
И отношений липовых?

Уходят зрелые года
В достатке, без деменции.
Растёт рецептов череда,
Но падает потенция.

Всему отпущен в жизни срок,
Грядёт моё старение.
Эх, сохранить бы кровоток
И плотское влечение!

Пуля измены

Я умер в тот сумрачный день,
Когда ты надменно ушла.
Хоть не был по жизни кремень,
Смолчал, закусив удила.

Погиб я в тот памятный час,
Когда ты меня предала.
Костёр вдохновенья погас,
Спалив мою душу дотла.

Потом семенили года,
И тело щепою несло,
Интимных побед череда
Цвела умерщвленью назло.

Но плоти так короток век,
Все ждут воскрешенья души.
Моя – свой закончила бег
В твоей хладнокровной тиши.

Я умер в злопамятный день,
Хотя не пришёл ещё срок.
Измены кровавая тень
Пустила мне пулю в висок.

Двойное назначение

Бомбоубежище – метро,
Оно же – транспорт городской.
Всё сочетается хитро
В структуре многоцелевой.

Мне нужен для уретры – кран,
Для наслаждений плотских – член.
Их слить – от Господа генплан.
Умножить на два – мой рефрен!

Мишура красивой лжи

Семейный тандем

Мы былую утратили лёгкость общенья,
Иногда я прошу, забываясь, прощенья, —
Не знаю, за что, почему и зачем.
Скрипит заунывно семейный тандем.
Проблемы спускаются на тормозах,
Влечения цепь в суете заржавела,
Каретка любви от обид захрустела,
Мы катим под гору. От скорости – страх.
Ласки бурные стали б спасительной смазкой,
Но застыло лицо твоё хмурою маской,
Когда я пытаюсь наладить мосты.
Хиреют потуги в силках духоты.
Страстей обода по обочине трут,
Похоже, давление в шинах пропало.
Мы ждём обречённо симпатий финала
И, бросив педали, кончаем маршрут.

Вода монологов

Я поливаю водой монологов
Кусты моего одиночества.
Дружба подростков цвела без прологов,
Визиток, смартфонов и отчества.
Не мог я остаться в тихой квартире,
Даже с любимой зачитанной книгой,
Следить за закрученной лихо интригой
И видеть себя в хитроумном кумире
Три-четыре спокойных часа.
Звали на улицу голоса,
Отношения тайны, чужие миры,
Придыхание счастья и блеск мишуры.

Странно мои изменились желанья,
Время прошло ночных диалогов.
В кактусы скуксились переживанья.
Дома остаться – масса предлогов.
В опаутиненной комнате скрыться,
Где больше не тикают громко часы,
А книги затыканы в полки-пазы,
Где можно подолгу читать и не бриться,
Самокрутки былого курить,
Ностальгии вытягивать нить,
Проходить триумфально непройденный путь,
В штофе боли топить осознания суть.