Сергей Алексеевич Колобаев
След подковы

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

ХАОС

Изначально Яшка хотел дезертировать еще в 1915 году, после того, как попал под первый артобстрел. Тогда от их роты осталось, чуть больше половины. Посмотрев на изувеченных солдат, он подумал, – из полымя да в пламя. Из его сослуживцев никто не знал, что вольноопределяющийся Яков Кошельков пошел на фронт не из-за огромной любви к отчизне, а что бы замести следы и избежать каторги за свои делишки в Москве.

Но в первый раз, втихаря проверив карманы и ранцы убитых австрийцев, Яшка изменил свои планы. Тогда его добычей стали несколько серебряных часов, два золотых кольца и немецкие марки, которые в отличие от российских денег были более надежными. Их с удовольствием скупали барыги на Хитровке. Еще больший навар ему приносили рейды в тыл противника за языком. Однажды его добычей стал багаж взятого в плен австрийского полковника. Об одном тогда пожалел Кошельков, что нет у него своей брички. Пришлось взять только самое ценное, что смогло уместиться в карманах. Кроме ценной добычи за этот рейд он получил еще и георгиевский крест. В роте не знали о пристрастии его к мародерству, и Яшка прослыл отчаянным до безрассудства солдатом, что льстило его самолюбию. Чтобы не засветиться со своим барахлишком, Яшке приходилось устраивать тайники недалеко от места дислокации роты.

Когда в ноябре 1916 года он посчитал, что накопленного ему с избытком хватит на безбедную жизнь и пора сваливать, случилось непредвиденное. Началось наступление германцев. Во время артподготовки один из снарядов попал в развалины кирпичного лабаза, где были укрыт сидор с ценностями, и рухнувшей стеной все наглухо завалило. К тому же, не выдержав напора немцев, рота была вынуждена отступить. Радужные мечты о разгульной и сытой жизни приказали долго жить. Не добавляла радости и набухшая от непрекращающихся дождей шинель, ставшая словно пудовой. Тоску нагоняла не столько хлюпающая глинистая жижа в окопах, а то, что в последнее время перестал командир роты вызывать добровольцев для рейда в тыл противника. Этим теперь занималась команда разведчиков, находившаяся в подчинении штаба корпуса.

Когда пасмурным ноябрьским утром Яшку вызвали в блиндаж, и командир роты предложил ему отправиться на курсы разведчиков-диверсантов, тот с радостью согласился. Забрезжила надежда сорвать жирный куш и наконец-то вернуться в первопрестольную. К тому же навыки разведчика-диверсанта, Яшка посчитал не лишними в той жизни, которую он вел раньше и не собирался прекращать в дальнейшем.

Апрель 1917 год

Барон Корт Федор Михайлович прибыл в Могилев, где находилась ставка верховного главнокомандующего поздно вечером. Барон Корт происходил из древнего, но бедного рода. Его предок Густав Корт появился в России еще в эпоху Петра, где надеялся сделать военную карьеру, но – увы, фортуну ни к нему, ни к его потомству не была благосклонна.

Все мужчины в этом роду не в состоянии были достичь высот в служебной карьере выше секунд-майора. Исключение составил лишь Федор Михайлович. Он с юношеских лет был склонен к авантюрным поступкам. В 14 лет юноша сбежал из дома и попытался пробраться на шхуну, которая должна была отправиться в экспедицию к берегам Австралии, но был задержан и отправлен домой. Даже повзрослев, барон не изменился. Так в 1900 году он оказался в рядах буров, сражавшихся за независимость Оранжевой Республики на юге Африки. После боев за Блумфонтейн Федор Михайлович оказался с искалеченной ногой и пригоршней крупных алмазов на потрепанной шхуне, следовавшей в Одессу. Так же в его багаже оказался бесценный опыт ведения партизанской войны, которую по большому счету и вели буры. Несмотря на раненую ногу, барон дослужился до генеральского чина. Его идея о создании в Русской армии диверсионных подразделений не находила поддержки руководства армии. Отчасти причиной послужили народные волнения в 1905 году. Обучать диверсионным навыкам простолюдинов в годы активизации революционного настроения посчитали опасной затеей. Лишь в 1914 году, с началом войны, Федор Михайлович нашел применение своему опыту. Он организовал обучение среди кубанских пластунов, из которых были созданы батальоны, которые успешно действовали в Карпатах. Воодушевленный их успехами, барон на свои средства в своей усадьбе создал диверсионную школу. Одним из первых генералов, поддержавших эту инициативу, был Деникин Антон Михайлович, бывший в ту пору командиром 4-й стрелковой бригады. Их взаимные симпатии к весне 1917 году переросли в дружеские, доверительные отношения. Федор Михайлович с радостью воспринял известие о назначении начальником штаба ставки генерала Деникина.

Когда в кабинет, слегка прихрамывая, с неизменной тростью зашел барон Корт, Деникин радостно вышел из-за стола и направился навстречу дорогому гостю. Сразу же после обмена стандартными фразами барон перешел к делу.

– Антон Иванович, помощник министра передал мне, что Вы желали со мной встретиться.

– Проходите, Федор Михайлович. Искренне рад Вас видеть.

Они прошли к столу.

– Присаживайтесь. Сигару? Коньяк? Мадера?

– Спасибо. Пожалуй, от рюмки коньяку не отказался бы.

Деникин, достав из резного шкафа бутылку темного стекла, разлил по бокалам тягучую янтарную жидкость.

– Французский, остался от старых запасов. Если не секрет, чем закончилась встреча с Гучковым?

– Денег нет.

–Я так и думал. Финансовое положение катастрофическое. Даже нет денег на то, что бы накормить и одеть солдат.

Барон с удовольствием, подержав во рту коньяк и насладившись букетом напитка, сделал глоток и с грустью произнес.

– К сожалению и мои финансовые возможности не безграничны. Придется последний поток готовить по сокращенной программе и закрывать курсы.

– Очень, очень жаль. Организованные Вами курсы, это единственное место, где готовят диверсантов и разведчиков для армии. Но не будем тратить время на пустые разговоры. У меня к Вам есть огромная просьба.

– С удовольствием сделаю для Вас то, что в моих силах.

– По договоренности с Германской стороной к нам направляется по линии красного креста поезд, что бы забрать раненых и больных военнопленных.

– Замечательно. Своих кормить и лечить не на что. Но какое отношение я имею к этому.

– У нас есть информация, что забота о военнопленных это лишь прикрытие. Основная задача переброска в Россию из Швейцарии группы большевиков во главе с господином Ульяновым.

Барон Корт, не смотря на свою выдержку, не удержался и выразил удивление. – Ради Ульянова городить этот огород?

Деникин не разделял подобного легкомысленного отношение к партии большевиков.

– Мир, земля крестьянам, фабрики рабочим. Каково? Гениально. Коротко и ясно. Ульянов с его популистскими лозунгами для России страшнее целой армии. Если он появится в Петрограде и осуществит задуманное, отречение государя покажется милой нелепицей.

– Я все понял. Что сделано?

– На пути следования работают две группы. Обе за линией фронта.

– Что нужно от меня?

– Последнее время у нас происходит утечка информации. Мы над этим работаем. Кроме плана дислокации наших войск в Галиции к противнику попал прошлогодний приказ о распределении ваших выпускников по войскам.

Барон встревоженно посмотрел на Антона Михайловича, – считаете, что информатор имеет отношение к моей школе?

– Федор Михайлович, сами делайте выводы. Но вернемся к нашим баранам. Нужно подстраховать наши группы.

– Возможна их ликвидация?

– Все может быть. Нужна группа, о которой не будет никто знать.

– Когда ожидается прохождение поезда?

– Четырнадцатого апреля.

– Это нереально. За трое суток подобрать людей и перебросить их за линию фронта.

– Они будут работать на нашей территории. Проблема в том, что ни у кого не должно возникнуть подозрения, что к этому причастно правительство.

Антон Михайлович развернул большую карту на столе.

– Не доезжая до Вязьмы, эшелон будет вынужден остановиться для заправки вот на этом полустанке. Заречье.

– Н-да… Заречье… Место тихое. Новые люди сразу же привлекут внимание.

– Не такое уж оно и тихое. В версте от станции на тупиковой ветке стоит эшелон с резервным полком. Его вывели с фронта. Солдаты полностью деморализованы большевиками. Они расстреляли паровозную бригаду, и теперь не могут оттуда выехать. Половина из них разбежалась, остальные бузят, занимаются грабежами в округе.

– Списать гибель Ульянова на пьяных солдатиков… Ну что же, интересно.

– К тому же, большевитски настроенных.

– Будем думать. Мне будут нужны штабс-капитан Красильников, контрразведка Западного фронта и поручик Болшев, корпус Брусилова.

– Сегодня же откомандируем. А достаточно двоих?

– Ну и еще, на всякий случай, стрелка я из своих курсантов подберу.

После отречения от престола императора Николая второго в России началась эпоха смутного времени. В государственной думе многочисленные партии и фракции погрязли в дебатах и словоблудии. Созданное Временное правительство было вынуждено делить власть с многочисленными Советами, которые были созданы не только в крупных городах, но и в действующей армии. Находящееся в эмиграции руководство РСДРП во главе с Лениным рвалось в Россию, что бы использовать ситуацию для захвата власти. По мнению германского командования, это привело бы к полному параличу власти в России.

В библиотеку, где за массивным письменным столом сидел барон Корт, предварительно постучав, зашел один из преподавателей курсов, плотный мужчина в военном френче без знаков различая.

– Разрешите, Ваше превосходительство.

– Проходите, Сергей Матвеевич. Присаживайтесь.

Преподаватель прошел к столу. Барон без ненужных предисловий обратился к нему.

– Вы знаете курсантов. Мне нужен хороший стрелок. Даже не просто хороший, а классный.

– Есть такой, Кошельков… Но…

– Вас, что-то смущает?

– Он прекрасно владеет всеми видами оружия. Работает с обеих рук.

– Это и нужно.

– У него обостренное честолюбие, я бы даже сказал, болезненное.

– В чем это заключается?

– Стремление быть храбрее всех, сильнее всех. До курсов, в Галиции за храбрость даже был награжден Георгием.

Барон с неподдельным удивлением посмотрел на преподавателя и решил прояснить прозвучавшее в его словах сомнение.

– Прекрасная характеристика. Не понимаю, Сергей Матвеевич, что Вас смущает?

– Меня смущает непредсказуемость его поведения и поступков.

Барон, улыбнувшись, успокоил своего сотрудника.

– Ничего, ему предстоит поработать в группе Красильникова. Тот его быстро приведет в чувство. На сборы час.

– Слушаюсь.

Барон задержал преподавателя, который уже открыл дверь. – И еще. Доведите до сведения этого Кошелькова, что успешное выполнение задачи будет служить ему выпускным экзаменом с присвоением офицерского звания. Пусть это будет для него стимулом.

Стараясь не попадаться никому на глаза, трое мужчин обошли черный остов паровоза со стороны станционных лабазов. Один из них, Митя Болшев больше походил на подростка-простолюдина, чем на члена диверсионной группы. Невзрачный 18-летний худенький парнишка, одетый в железнодорожную куртку, потрепанные брюки с сумкой через плечо, из которой выглядывали кипы газет не вызывал у окружающих чувства настороженности и опасности.

Старший в группе Красильников Михаил Лукьянович, 35-летний мужчина плотного телосложения в солдатском обмундировании без погон походил на бесцельно скитающегося дезертира, коих в то время можно было встретить повсеместно.

На дезертира так же смахивал и приданный группе в качестве стрелка 30-летний Кошельков Яков. Он был слегка сутул, временами в его поведении проскальзывали блатные замашки. Это выражалось в тягучих нотках при разговоре и в манере жестикуляции крупными и могучими руками.

Когда троица остановилась, Красильников, выглянув из-за паровоза, внимательно осмотрел место. Немного подумав, он стал отдавать распоряжения.

– Кошельков, обживай водонапорную башню. Оттуда хороший обзор. Где бы не встал эшелон, он у тебя будет, как на ладони.

– Что толку от обзора? Мне винтарь нужен, тогда и от обзора будет толк.

Красильников сурово оборвал Кошелькова.

– Возьми за правило, не перебивать старших. На станции бродят солдаты, отберешь из них парочку с винтовками и расположись рядом с башней.

– Они, что бараны на веревочке? Расположись…

Красильникова начала раздражать строптивость стрелка. Он, еле сдерживаясь, повторно одернул Кошелькова.

–Повторяю еще раз! Не перебивай. Ты здесь находишься лишь, лишь в качестве стрелка и будь любезен, выполнять только то, что я тебе прикажу. А все свои мысли и сомнения оставь при себе! Понял?– Красильников, не отрываясь, посмотрел Кошелькову в глаза, – не слышу.

– Так точно. Только из непрестреляной винтовки хорошо в небо палить.

– Прокачай владельца про ее особенности… Так, ненавязчиво затей разговор.

Красильников снял с плеча солдатскую котомку и достал из нее две бутылки с самогоном и кусок сала, завернутый в холстину. Все это он передал Кошелькову. – За этим пряником пойдут, кто хочешь и куда хочешь.

Тот сразу повеселел и, потерев нос, довольно пробурчал, – вот это другое дело, это по мне.

– Не вздумай сам набраться. Ты должен быть трезвым. Запомни, вот в этой бутылке подмешано снотворное. Его нальешь солдатикам только тогда, когда подойдет эшелон. Потом займешь исходную позицию на башне. Огонь открывать только по сигналу Болшева. Он повернет свой картуз. Нас интересует господин Ульянов, он же Тулин, он же Ленин.

Красильников достал фотографию Ленина и передал ее для ознакомления, параллельно характеризуя изображенного на ней господина

– Из интеллигентной семьи, Окончил Казанский университет. Один из руководителей Российской социал-демократической рабочей партии.

Михаил Лукьянович определил задачу Болшеву, которому отводилась главная роль в проведении акции.

Митя, ты работаешь у вагона. В зависимости от ситуации или сам, или подаешь сигнал Кошелькову. Сбоя не должно быть.

Болшев успокоил Красильникова, – сделаем.

Тот продолжил, – после операции встречаемся у кладбища, рядом с дорогой на Вязьму.

Кошельков не удержался и высказал свое мнение. – Стремно. Если, что, то в первую очередь нас на дороге и будут искать. Уходить нужно по реке.

Красильников с любопытством посмотрел на стрелка. Тот прояснил свое предложение.

– Там, за элеватором проселок идет к реке. Раньше у мостков всегда пара лодок была.

Версты три вниз по течению и по Духовщинскому тракту до Вязьмы.

Болшев поинтересовался у Кошелькова, – ты местный?

Тот ответил уклончиво, явно не желая вдаваться в подробности. – Так, приходилось бывать.

Красильников подвел итог импровизированного совещания. – Добро, так и сделаем. Тогда встреча у элеватора.

На краю леса рядом с брезентовым шатром от затухающего костра поднимался легкий дымок. Рядом на сбитом из досок столе были разложены черепки, бесформенные фрагменты железных изделий, покрытых толстым слоем ржавчины.

Невдалеке от бивуака, у склона глубокого оврага Болшев Николай Савельевич, профессор археологии, стоя внутри небольшого разрытого котлована, аккуратно щеткой смахивал землю с обломка чернолощеного кувшина. К своим пятидесяти годам он в мире историков и археологов приобрел известность благодаря одержимости в поисках доказательств собственных версий истории. Подчас они шли вразрез с общепринятыми догмами. В этой предпринятой им весенней экспедиции ставилась задача найти следы средневекового Литовского тракта, который, по мнению ученого, существовал за много лет до прокладки, так называемой старой Смоленской дороги. В этих поисках ему помогали его дочь, Оля, 17-летняя девушка и нанятый в качестве чернорабочего парнишка с московской заводской окраины Чернышев Андрей. Старательный 18-летний паренек требовал постоянного присмотра. Своим стремлением копать глубже, шире и быстрее он мог нанести непоправимый вред возможным бесценным находкам. К тому же энергии Андрею придавала явная симпатия к Оле, которую он неумело пытался скрыть.

Николай Савельевич тщательно протер стекла очков и еще раз внимательно осмотрел изящно выгнутый фрагмент древней керамики. Словно ребенок, он не мог скрыть своего восторга. – Потрясающе! Даже фрагмент орнамента есть… Очень похоже на начало шестнадцатого века, очень…

Ольга, смахнув капельки пота со лба, поправила косынку и посмотрела в сторону отца.

– Пап, теперь то можно делать заявку на проведение раскопок?

– Мы еще не нашли подтверждения, что именно здесь проходил древний Литовский тракт.

– Ты же сам говорил, что, судя по ландшафту, здесь мог находиться постоялый двор. Остатки угля, керамика…

– Это может иметь отношение к простому поселению. Нам нужны находки, подтверждающие нахождение здесь тракта.

Николай Савельевич оглянулся на Андрея, который с силой пытался лопатой отбросить в сторону большой и толстый пласт земли и тут же закричал на него. – Что ты делаешь? Ты с ума сошел?

Чернышев сразу же остановился и с полным непониманием такой паники попытался оправдаться. – Я,…это,…хотел дальше копать. Вдруг то, что вы ищите, там.

Профессор, с трудом сдерживаясь, в очередной раз, стал объяснять излишне активному пареньку принцип проведения раскопок. – Андрюша, я же объяснял, нужно аккуратно снимать грунт слоями не более дюйма. Аккуратно…

– Я хотел, как лучше…. Что б быстрее.

Николая Савельевича отвлекла дочь. – Пап, смотри, что я нашла.

Оля подошла к отцу и протянула ему продолговатый предмет. Тот кисточкой счистил землю с предмета и внимательно стал его рассматривать. – Похоже, удила, литье. Это уже кое-что. У простых крестьян таких не было. Так, давайте прервемся, перекусим. – Он повернулся к Чернышеву, – Андрюша, сходи за водой, промоем находки.

Ольга тоже выразила желание прогуляться к реке и освежиться. – Я тоже схожу к реке, умоюсь.

Запыхавшийся Красильников через оконный пролом забрался внутрь заброшенной кирпичной постройки, где его ожидал Болшев. Михаил Лукьянович отдышался и осторожно выглянул наружу, еще раз осмысливая сложившийся в голове план действий.

– Учти, если все пойдет наперекосяк, я создаю отвлекающий фактор. Сразу же уходи.

– Что за фактор?

– За вон теми лабазами бочки с мазутом.

Митя выглянул и внимательно посмотрел в указанную сторону. – Понял. Должно хорошо полыхнуть.

– Да и дымок не помешает.

Болшев с полуслова понял замысел и в большей степени, для порядка, поинтересовался.

– Ветер?

Красильников его успокоил. – Правильный ветер. Меня больше волнует Кошельков.

– Вроде бы пока работает в цвет.

– Вот именно, пока…

Кошельков с двумя солдатами, Семеном и Никифором, с которыми он познакомился у кузни, сидел на сваленных бревнах у водонапорной башни. Свои винтовки солдаты положили рядом. Здесь же сивая кобыла, впряженная в телегу, хрустела прелой соломой, которую ей подкинул по-хозяйски Никифор.

Никифор с его крестьянской хваткой и непомерной дотошностью слыл в роте страшно недоверчивым и подозрительным ко всему, что не поддавалось его пониманию. И сейчас он насторожено отнесся к приглашению невесть откуда появившемуся солдатику, посидеть и выпить. С толку сбил его Семен, который с утра увязался с ним поехать к местному кузнецу, что бы сменить подковы на задних копытах у кобылы. – Куда торопиться? Давай посидим, смотри, весна, солнышко, как греет… Эти незатейливые доводы смогли убедить недоверчивого Никифора.

Перед ними на чурбаке лежало крупно нарезанное сало с черным хлебом, рядом стояла уже наполовину опорожненная бутылка с мутным самогоном. От выпитого языки развязались, и уже казалось, что они знают друг друга сто лет. Нескончаемые байки бывалого солдата Яшки создавали доверительную атмосферу. Семен старался не уступать тому. – … И я его, ротного почитай версту на себе пер, думал раненый. А он, зараза, пьяный был в стельку. Правда, за свое спасение, ну и что бы про пьянку помалкивал, одарил меня часами…

Семен продемонстрировал серебряные карманные часы на цепочке и сразу же убрал их назад в карман. Кошельков всю голову сломал, что бы повернуть разговор в сторону обсуждения винтовок, которые лежали рядом. – Это что, передо мной на фронте германцы постоянно шапку ломали.

Семен заинтересовался и, усмехнувшись, спросил. – Это как же?

– У моего винтаря прицел сбит был, метишься в грудь, а попадаешь аккурат в шапку. Получалось, вроде, как они передо мной шапки долой. Пока не приспособился, раза три так было.

– А у моей винтовки боек чуть вбок бьет. То стреляет, то никак, хучь плачь. Да еще в самый, что ни подходящий момент.

Кошельков поинтересовался у молчавшего Никифора. – А у тебя, Никифор, есть на винтарь жалобы?

Неожиданно на внешне невинный вопрос, запьяневший солдат отреагировал достаточно агрессивно. – У меня справная винтовка, у меня вообще все справное. Что это ты все выспрашиваешь? Может тебя в полк, в комитет к Назаренко спровадить?

Семен попробовал остудить пыл недоверчивого однополчанина. – Никифор, что ты к человеку цепляешься? Яшка со всей душой,… угощает. А ты…

Но тот и не думал успокаиваться, а наоборот встал и взял винтовку. – То-то и оно, угощает. Интересно, с какой радости? Ты, Семен, когда лазарет пощипали, много кого спиртом угощал? А он у тебя был! Что не так? А этот кормит, поит, лапшу нам на уши вешает… У трех германцев шапки посшибал…– Никифор со злым прищуром посмотрел на Яшку, – скольких же ты наповал уложил?

Кошельков даже задохнулся от негодования, – скольких? Да, почитай с десяток зажмурились.

Никифор взял винтовку наперевес. – Я в окопах с четырнадцатого года, а за мной только два германца. Врет он все. А вот зачем врет, мы сейчас в полку и узнаем. А ну вставай!

Семен искренне расстроился, видя, что посиделки подходят к концу. – Никифор, да хватит тебе! Так хорошо сидели…

– Не лезь! – Никифор ткнул дулом винтовки в плечо Яшки. – Вставай, пойдем… Ну!

Кошельков, сжав от злости зубы, с неохотой медленно встал.

Андрей, помахивая пустым ведром, и Ольга спускались вниз по тропе, ведущей к реке. Девушка, лукаво косясь на парнишку, кокетливо поинтересовалась. – Признайся, ты сюда поехал из-за меня?

Андрей зарделся и с напускным безразличием ответил. – Очень надо. Просто в Москве работы нет, а шамать хочется. Так бы поехал я черепки копать. Еще если бы сокровища какие попались, а так…

Ольгу возмутило подобное отношение к поискам. – Эти черепки для истории не менее ценны, чем золотые изделия.

– Что бы найти эти обломки, пришлось столько земли перелопатить… Вот был бы такой агрегат, который бы указывал, здесь черепки, а здесь ваза золотая с каменьями. – Размечтался Чернышев.

– Есть такие люди, которые интуитивно чувствуют, что в таком то месте что-то есть. Вот если бы с нами Митька был, мы бы этот постоялый двор и тракт быстрее нашли. Знаешь, какая у него потрясающая интуиция?

Андрей, стараясь скрыть ревнивые нотки в голосе, поинтересовался. – Митька, это кто?

Ольга, прекрасно понимая смысл вопроса и стараясь подразнить Андрея, ответила уклончиво. – До войны его папа постоянно с собой брал в экспедиции и прочил ему блестящее будущее, а Митька в четырнадцатом году взял и сбежал на фронт.

– Что значит сбежал?

Ольга с явной гордостью за неизвестного Митю, пояснила. – Ему тогда было шестнадцать лет. Зато сейчас он поручик, у него два Георгия. А папа про него и слышать не хочет, говорит, что он предал науку.

– Подумаешь, интуиция… Может быть она и у меня есть. Просто я и сам этого не знаю.

Когда они подошли к берегу, и Чернышев набрал ведро воды, Ольга с вызовом предложила ему. – А давай проверим, есть ли у тебя интуиция.

– Только надо найти нормальное место.

– А здесь, чем плохо? Если предположить, что на самом деле рядом проходил Литовский тракт, то здесь мог быть водопой или переправа…

Андрей завелся, он поставил под куст ведро с водой и, потирая руки, огляделся. – Сейчас,… я только сосредоточусь…

Он прикрыл глаза и начал медленно поворачиваться, ища направление, в котором нужно двигаться. Ольга с улыбкой наблюдала за ним. Затем она сорвалась с места и, подойдя к кусту, росшему рядом, отломила две веточки. Ольга протянула их Андрею и пояснила.

– Я упрощу тебе поиск. Дам тебе в помощь лозу.

– Лозу? Зачем?

Девушка принялась ему показывать, – смотри, берешь в руки две веточки… Да, не так! Не зажимай их. Они должны свободно лежать в руках.

– Ну, и что дальше?

– Идешь в нужном направлении. Если прутики начнут вроде бы сами собой двигаться и перекрещиваться, значит, в этом месте что-то есть.

Андрей с недоумением посмотрел на прутике в своих руках и засомневался в действенности подобного метода, – да ерунда все это.

– Ничего не ерунда. Это древний метод искателей сокровищ.

Андрей начал медленно идти вдоль берега. У небольшого песчаного всхолмья прутики вдруг ожили, начали шевелиться и уверенно пересеклись.

Чернышев с изумлением посмотрел на Олю, – пересеклись…

– Вот видишь! Здесь что-то есть.

Чернышев в азарте поиска схватил валявшийся на земле сломанный сук и начал им обрушивать край поросшего жухлой травой берега. Он стал легко поддаваться. Из песчаного грунта показался ржавый остроконечный шлем с, будто вложенным внутрь черепом. Андрея остановила Ольга. – Остановись, не трогай. Нужно папу позвать…

Чернышев сделал два шага в сторону и неловко наступил на край берега, который с шумом и брызгами обрушился в реку. Среди песка показались несколько костей и темный продолговатый предмет, похожий на обрезок трубы. Андрей поднял предмет и начал с любопытством его рассматривать. К нему присоединилась Ольга. Андрей обратил ее внимание на рельефный рисунок на корпусе. – Смотри, вроде, как зверь какой то…

– Лев, стоящий на задних лапах…. Скорее всего это чей-то герб… Бежим к папе.

Николай Савельевич, сидя за столом, через увеличительное стекло рассматривал очищенные удила. Увлеченный своим занятием ученый обратил внимание на ребят только, когда они, тяжело дыша, опустились рядом с ним на самодельную скамью. Не увидев ведра, он недовольным голосом спросил у Андрея, – а где вода?

– У реки забыли…

– Я воду жду, а он ее у реки забыл…

Отдышавшаяся Ольга воскликнула, – какая вода? Смотри, что мы нашли!

Болшев взял из рук дочери находку и сначала равнодушно стал ее рассматривать. Но почти сразу же равнодушие сменилось восторгом. Не веря своим глазам, он взволновано протер стекла очков и вновь начал рассматривать цилиндр. Ольга, с трудом сдерживая ликование, поинтересовалась, – ну что?

Андрей подсказал ученому, – там сбоку еще лев есть.

У Николая Савельевича от волнения даже голос задрожал. – Где,… где вы его нашли?

– Это все Андрюшка, там у реки…

Андрей торжествующе дополнил, – там еще шлем есть и кости с черепом.

– Вот оно, доказательство того, что именно здесь проходил литовский тракт!

Андрей, кивнув на цилиндр, поинтересовался. – А что это такое?

– Футляр для грамот, писем. Похоже серебряный. А лев, стоящий на задних лапах, герб князей Курбских. – Николай Савельевич осторожно кисточкой очистил торец цилиндра от земли. – Залит воском… Там, скорее всего, документ.

Андрей нетерпеливо предложил, – давайте откроем?

– Ты что? Только в лабораторных условиях! Это может быть письмо из переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского…. Сенсационная находка… Теперь можно и делать заявку на полноценную экспедицию сюда…

Ученый вскочил и устремился в сторону реки. Через несколько шагов он оглянулся и в нетерпении прикрикнул на стоявших ребят. – Что встали? Показывайте, где вы это нашли…

Андрей и Ольга направились вслед за историком.

Разъяренный Кошельков, стоявший напротив солдат, скинул с левого плеча шинель и показал находившийся на гимнастерке георгиевский крест, блеснувший на солнце тусклым серебром. – Вру? Мне Георгия за вранье дали? – Он рывком распахнул ворот гимнастерки, чтобы стал виден шрам на груди. – И осколок германский меня цепанул, что бы легче было лапшу на уши вешать.

Кошельков, войдя в раж, вырвал винтовку у растерявшегося от такого напора Никифора и замахнулся на него прикладом. – Как дал бы! Я к ним со всей душей,… дай думаю, с фронтовиками свой день рождения отмечу, а не с шантрапой вокзальной. А он…

Семен попытался восстановить былую дружелюбную атмосферу. – Мужики, хватит вам, так хорошо сидели.

Никифор, понимая, что немного опростоволосился, стал оправдываться. – Так я, это… не знал, что,…это день рождения… Думал…

Кошельков понемногу стал успокаиваться. – Думал он… Ладно, проехали… Наливай, служивый.

Троица вновь уселась на бревна. Семен разлил самогон по алюминиевым кружкам и удовлетворенный вернувшимся миром, протянул свою кружку к Кошелькову.

– Ну, с днем рождения!

Сконфуженный Никифор немного нелепо попытался сделать вид, что ничего не произошло. – Раньше не знали, даже подарить нечего.

Не успели они выпить, как послышался паровозный гудок и звук подъезжающего поезда. Солдаты с удивлением, словно сговорившись, одновременно повернулись в сторону раздавшихся звуков. Кошельков в этот момент незаметно для них толкнул ногой стоявшую на земле бутылку, которая опрокинулась, и остатки самогона вылились на землю.

Никифор, не переставая смотреть в сторону приближающегося эшелона, предложил Семену, – смотри-ка поезд. Может к нашим сбегать, конфискуем паровоз, да и двинем отсюда.

Кошельков, как бывалый человек, предостерег их. – Чудило, радуйтесь, что сидите здесь и про вас забыли. А тронетесь отсюда, отловят, доукомплектуют и опять в окопы.

Семен его полностью поддержал. – Ты, Никифор, не того,… волну не гони. Еще недельку здесь побузим, и лично я к себе в деревню, аккурат к пахоте. – Он, заметив упавшую бутылку, неподдельно расстроился.– Ах, ты черт! Косорыловка накрылась!

Но Кошельков вальяжно, по-купечески, его успокоил. – Ни че! У меня еще есть…

Он жестом фокусника достал из своего сидора бутылку и сразу же начал разливать по кружкам.

Никифор попытался сдержать его рвение побыстрей напиться. – Яш, куда ты гонишь?

– А чего тянуть. Давай! – Кошельков протянул кружку, что бы чокнуться и ухарски произнес. – За то, что бы пахалось, пилось и пихалось, а не в окопах сиделось и вонялось! Га-а-а…

Семен радостно поддержал прозвучавший тост. – Сказал, так сказал! За это грех не выпить…

Когда Яшка и Семен начали выпивать. Никифор помедлил, косясь на Кошелькова, и заметил, что тот, опустив кружку, вылил содержимое. Никифора это сильно насторожило, и он повторил Яшкин маневр.

Пока Андрей, присев, раздувал почти потухший костер, Николай Савельевич и Ольга, сидя за столом, внимательно изучали разложенные находки, шлем, полусгнивший меч, наконечники стрел и остатки кольчуги.

Историк не мог придти в себя от радости такого спонтанного открытия. – Такая удача выпадает раз в жизни… Найти воина шестнадцатого века в полном снаряжении, да еще с письмом.