Сабина Реймс
Спаси меня
Глава 22
ТАЛИЯ
До конца недели я сопровождала Хантера на различные встречи во время или после работы. Мне пришлось отдать нескольких учеников другому инструктору, но если Хантер действительно заплатит мне то, что обещал, я смогу на время взять паузу в серф-школе. Тех денег, что он мне заплатит, хватит на проживание, питание, проезд и даже получится хорошо отложить, чтобы поскорее вытащить Джулию. Думаю, что когда выполню задание отца, то смогу вернуться на прежнюю работу, но уже с хорошей финансовой подушкой.
Говоря о Хантере… Проводить с ним так много времени было не очень хорошей идеей. Помню, как меня окатило волной смешанных чувств, когда я, спустя семь месяцев, увидела его в кафетерии компании. Они продолжали быть противоречивыми по мере нашего, так называемого, общения. Сейчас же я не могу остановить свое сердцебиение, когда он по собственнически кладет руку мне на поясницу, мое щеки горят, когда я вижу его маленькие улыбки, а ладони предательски потеют, когда он вскользь делает мне комплименты. Одним словом, я снова влюбляюсь в Хантера и не могу это контролировать, как бы ни старалась. Мне было бы действительно проще выполнить поручение Джорджа, если бы Хантер ненавидел меня, презирал или игнорировал. Но все было ровно наоборот.
На Гавайях он утверждал, что не испытывает эмоций и чувств, но за одну рабочую неделю бок о бок, я увидела полную противоположность его словам. Хантер Хейз смеется и шутит, он просит меня не забывать обедать, будто волнуется, иногда даже привозит вкусную еду из местных ресторанов. Он действительно злится, когда я опаздываю, расстраивается, когда дела на работе идут не так, как он хочет. Хантер испытывает все виды эмоций и это наталкивает меня на определенные мысли. Либо он обманул меня и чувствует все то, что чувствует обычный человек, либо он все так же отлично играет свою роль для моего комфорта. Второй вариант мне не нравится. Мне не хочется чувствовать себя комфортно рядом с Хантером. Его забота затуманивает мой разум и не позволяет сосредоточиться на своей миссии.
Вспоминаю, как с неохотой набрала номер отца, посла того инцидента в кабинете Хантера. Меня чуть не вырвало на его лакированные туфли, когда Джордж сказал, что гордится мной, выхватив две флешки из моих рук. Я ненавидела себя в тот момент больше, чем когда-либо. Если это то, что ему нужно, он уничтожит Хантера, а Хантер уничтожит меня, ну, или возненавидит, если сможет. Ненависть это тоже эмоция.
Но у меня нет выбора. Даже если я стала привыкать к присутствию Хантера: его заботе, прикосновениям, улыбкам и взглядам, в первую очередь я должна думать о Джулии.
Именно к ней я сейчас и направляюсь. Хантер специально подстроил расписание так, чтобы в эту субботу не было встреч, поэтому я сижу в автобусе, двигаясь на северо-восток от горда в клинику «Луч света».
«Луч света» – это закрытый реабилитационный центр для обеспеченных людей. Там проходят терапию политики, чиновники, актеры, спортсмены и многие другие известные личности. Только большинство из них наркоманы и алкоголики, но не Джулия.
Джулия Грейстоун – моя мать. Семь лет назад я нашла ее в ванной наполненной холодной водой с перерезанными венами. В двенадцать лет я не понимала, зачем она это сделала, но сейчас знаю правду. Мама не выдержала. Не справилась. Джордж относился к ней как к дерьму, она пыталась развестись, но он запретил, так как это негативно повлияло бы на его имидж. Мама решила, что единственный выход из этого брака – смерть.
Джулия сама призналась во всем, когда я стала старше. Как человек, возможно, я могу ее понять, но как дочь… Никогда. Это было эгоистичное решение слабой женщины. Она не подумала о том, что оставит свою несовершеннолетнюю дочь один на один с отцом-тираном. Не думала, что вместо нее страдать буду я. Может, я тоже размышляю довольно эгоистично, но она должна была придумать способ избавить нас обеих от Джорджа Берга, вместо того, чтобы выбрать самый легкий путь.
Сейчас, конечно, это не имеет значения. Я рада, что она осталась жива. Дважды. Даже не смотря на то, что почти половину моей жизни она находится в клинике. На самом деле, она не хочет уезжать, так же, как и мой отец не хочет ее возвращения. Он говорит, что это повредит его репутации. Он не навещает ее, потому что не хочет, чтобы люди знали, что она его жена и что натворила. Он даже оплату за клинику переводит через другое юридическое лицо.
Семь лет назад отец сразу поместил ее в «Луч света». Она вышла через несколько месяцев после первой попытки суицида. Я помню тот день, я была так счастлива, когда она приехала забрать меня из школы вместе с нашим водителем, но радость длилась пару недель. Мама решила попробовать снова, но одна из горничных испортила ее план, когда открыла запертую дверь спальни запасным ключом и обнаружила мать, истекающую кровью на кровати. Джулию отвезли в больницу и вернули к жизни. Отец даже не навестил ее, дал указания, чтобы ее снова отправили в клинику. С тех пор она не выходила.
Джордж сообщил прессе, что его жена больна раком, а он, как заботливый супруг, отправил ее на лечение в лучшую клинику Швейцарии. Он пустил слезу на камеру, рассказывая о том, как страдает и надеется, что она победит злой рог. Ублюдку было не стыдно выплюнуть подобную ложь, а наивные горожане с мягкими сердцами поверили ему. После этого заявления многие Калифорнийские ассоциации по борьбе с раком начали сотрудничать с его компанией, а во время выборов мэра, отдали свой голос за лгуна и коррупционера. Так же, как и простые люди, которые по себе знают, что такое бороться с раком. В тот год Джордж Берг стал мэром, но продержался на посту около двух лет. Не знаю, что изменилось, может люди поумнели, но с тех пор он каждый год подает заявку, а выиграть не может.
Но теперь у меня есть план. С деньгами, которые, надеюсь, мне заплатит Хантер, я смогу вытащить Джулию и перевезти в другое место. Возможно, я хорошо спрячу ее, или смогу сама оплачивать нахождение в клинике, если она не захочет уезжать. Единственная проблема остаётся в том, что я не знаю, как обойти Джорджа. Он знает, что может шантажировать меня мамой, и ни за что не упустит эту возможность.
Вздохнув, я смотрю на пролетающие мимо деревья через стекло автобусного окна. Мне казалось, что за последние полгода я пережила худшее, но то, как усердно я снова тону в дерьме благодаря отцу, заставляет задуматься. Может, Джулия выбрала единственное верное решение, чтобы избавить себя от мудака в костюме?
Создается ощущение, что с каждым днем все становится только хуже. Несколько месяцев назад я была бы счастлива вновь встретиться с Хантером. Даже если бы он приехал не ко мне. Но сейчас… Сейчас его присутствие только усугубляет мое и без того шаткое положение.
***
– Мама! – Я подскакиваю с лавочки, когда вижу женщину с таким же цветом волос, как у меня. Только в отличие от моего вечного беспорядка на голове, она всегда собирает волосы в пучок или косу, как сейчас.
– Я же просила не называть меня так. – Отвечает она, задирая подбородок.
Я знаю, что Джулия любит меня, она дарила мне заботу, тепло и все те чувства, которые может дать только родная мать, но ей не нравилось когда я называю ее мама. Я не знаю в чем причина, но она родила меня в восемнадцать лет и думаю, что ей было немного неловко быть самой молодой матерью среди других родителей. Это было ее личное помешательство к чему я, конечно, привыкла, но все же, подсознательно завидовала другим детям, которые называют своих матерей не по имени. И вот я выросла, но до сих пор иногда зову ее мамой, надеясь, что в один день она изменит свое решение.
Я закатываю глаза, сдерживая улыбку, затем обнимаю ее за плечи. Джулия обнимает меня в ответ. Спустя несколько секунд, когда мы отстраняемся друг от друга, я осматриваю ее внешний вид. Есть небольшие синяки под глазами, но щеки румяные, губы не такие сухие, как в нашу прошлую встречу, а взгляд осознанный. Мы усаживаемся на скамейке в небольшой беседке, где обычно проходят все наши встречи. Хитро улыбаясь, я открываю рюкзак и достаю коробку с ее любимыми эклерами.
– Возможно, это поможет загладить мою вину.
– О, дорогая, спасибо.
Мама открывает крафтовую коробку из Mary Baker 's и достает шоколадный эклер. Она всегда так делает, начинает с нелюбимых вкусов, чтобы оставить ее любимый – фисташковый – напоследок.
Я продолжаю с благовением рассматривать черты ее лица: высокие скулы, ямочку на подбородке и густые брови. Она очень красивая, даже в своей обычной футболке серого цвета и без макияжа. Раньше мама всегда наряжалась и красилась, может, чтобы оправдывать статус, который она несла, как тяжкое бремя, будучи женой миллиардера, но стоило ей попасть в клинику, как он сменила шикарные платья, на футболки и шорты.
– Как ты? – Аккуратно спрашиваю я.
Мама прикрывает глаза, откусывая эклер.
– Чудесно. – Я молчу, пристально наблюдая за ее движениями. Мама может сказать, что угодно, чтобы не расстраивать меня, но чаще всего я замечаю, когда она находится в одной из своих депрессивных фаз. Глядя на нее прямо сейчас, я верю ее словам. – Я познакомилась с одной очень интересной женщиной.
– Правда? Расскажи мне о ней.
Мама наклоняется ближе, на ее губах мелькает заговорщическая улыбка.
– Сын поместил ее сюда несколько недель назад. Кажется, она злоупотребляла алкоголем. – Отлично. Подруга алкоголичка – это то, что нам надо. – Ей около пятидесяти, но знаешь… – Она машет рукой в воздухе, которой держит эклер, пытаясь подобрать слова. – Думаю, она прожила очень насыщенную жизнь. Рядом с ней мне уютно.
Вау. Это прогресс. Мама редко подпускает к себе людей, особенно в этом месте. Чаще всего они приходят и уходят. Некоторые не выдерживают и могут покончить с собой. Заводить здесь друзей, то же самое, что взять из приюта старого, больного кота.
– Как ее зовут? Откуда она?
Иногда, когда мама по какой-то причине впадает в депрессию, то может подолгу молчать на наших встречах. Мне приходится выдумывать всякую чушь, чтобы отвлечь ее от плохих мыслей и заполнить тишину. Я безумно рада, что в этот раз все иначе. Я так опустошена внутри, что не смогла бы сама ничего сказать.
– Ее зовут Натали, она из России. Ее муж умер несколько лет назад, и сын забрал ее в Калифорнию. Он живет в Лос-Анджелесе. – Мама откусывает еще кусочек от своего десерта, аккуратно пережевывая, продолжая свой рассказ. – Натали подсела ко мне во время обеда, мы разговорились и как-то сразу нашли общий язык. И знаешь, что она мне сказала?
Достав из рюкзака бутылку с водой, я открываю крышку и подаю маме.
– Что?
– Спасибо. – Мама делает несколько глотков, бросив на меня лукавый взгляд. – В ее роду были ведьмы или что-то такое, и представляешь, она умеет гадать.
От удивления мои брови поднимаются к корням волос. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться от наивного голоса мамы. Кем бы ни была эта Натали, она мне уже нравится.
– И что? Она погадала тебе?
– Да! Я попросила ее погадать мне на картах. – Аккуратно она засовывает последний кусочек эклера в рот. Мама делает это очень прилежно, что говорит о ее воспитании и манерах. То, что я стараюсь в себе искоренить. – На самом деле, я попросила ее погадать о тебе.
– Господи, зачем?
– Подожди. – Мама накрывает мою руку своей ладонью. – На самом деле, она сказала кое-что хорошее.
Я качаю головой. Теперь понятно, почему у неё такое веселое настроение. Чтобы там не было, пусть эта женщина продолжает делать мою маму счастливой.
– И что же? – С долей скептицизма спрашиваю я.
– Сначала выпала башня. – Мама берет второй эклер – ванильный. – Это значит, что в твоей жизни произойдут кардинальные изменения. Поначалу я заволновалась.
Я пожимаю плечами. – Изменения не всегда бывают плохими.
– Так и есть, потому что потом выпала фортуна. Натали объяснила, что это прекрасный знак в сочетании с башней. Это значит, что перемены будут в лучшую сторону. – Мама искренне засияла, прежде чем откусила эклер. – Но потом выпала тройка мечей. – Джулия отводит взгляд в сторону. – Карта была перевёрнута и когда я спросила, что это значит, Натали пояснила, что это разбитое сердце. – Я уже хотела начать убеждать ее, что с моим сердцем все в порядке. Говоря точнее, Натали опоздала: мое сердце давно разбито. – А в конце выпала девятка пентаклей.
– Пента…Что?
Мама хмурится, будто я ребенок, который спрашивает, почему небо голубое. – Пентаклей. Это значит, что произойдёт событие, после которого отношения с любимым начнут развиваться в благополучном русле.
Думаю, что задержала дыхание на несколько секунд, когда мама сказала это слово на букву Л. Был ли у меня любимый? Мог ли это быть Кир? Вряд ли. Он всегда был моим хорошим другом, и даже не смотря на наши очень близкие отношения, я никогда не видела в нем кого-то больше. Так же, как и он во мне.
А еще Хантер…
Он появился, словно тридцатифутовая волна в штиль, которая накроет меня и прижмет ко дну. Мне оставалось либо грести сильнее, чтобы спастись, либо расслабиться и подчиниться воле стихии. И я не знаю, что причинит мне большую боль. Смерть или жизнь без него.
– Ты задумалась? Неужели кто-то есть?
Моргнув, я смотрю на маму.
Черт. Я действительно задумалась о предсказании странной гадалки?
– Я… Э, нет.
Мама вздыхает. – Я твоя мать, Талия, и чувствую подобные вещи. Расскажи, что тебя беспокоит.
Что я могла сказать? То, что я безответно влюбилась в мужчину на двенадцать лет старше меня? Мужчину, который бросил меня, а я осталась разгребать последствия нашей связи в одиночку? И, когда я думала, что вернула баланс в свою жизнь, он пришел и одним взглядом сбил меня с ног? Мне страшно признаться в этом даже себе.
На самом деле, мама знает часть нашей с Хантером истории. Вернувшись с острова, я приехала, чтобы навестить ее, надеясь откупиться очередной упаковкой эклеров из ее любимой кофейни, но она посмотрела на меня, как сейчас и сказала эти слова про «Матери все чувствуют». Конечно, я не рассказала всего, чтобы не расстраивать, но поделилась некоторой информацией.
– Талия? Ты снова ушла в себя. Ты знаешь, что у меня скоро урок по большому теннису, так что не трать время и расскажи мне все.
Я улыбаюсь ее упрекам. В этой клинике действительно было все, что только можно пожелать. Мама ежедневно посещает спортивный зал и бассейн, научилась вязать и играть на гитаре. За эти годы, моя скромная, одинокая в душе, мать, расцвела и стала гораздо сильнее, чем была раньше. И возможно надо отдать должное отцу, за то, что он поместил ее именно сюда, а не просто развёлся, вышвырнув на улицу. И, конечно, если я попрошу, то мама задержится. Но мне не хотелось заставлять ее пропускать встречу с симпатичным, с ее слов, тренером по теннису.
– Помнишь, я сказала, что устроилась на работу?
Мама кивает, доедая ванильный эклер.
– Мой новый босс… Он…
– Красавчик? – Мама играет бровями.
– Джулия!
– Что? – Она делает невинный взгляд и тихо смеётся.
– Ну… Да, он на самом деле очень красивый и он тот самый Хантер.
– Подожди, подожди… Хантер…
Она начинает копаться в памяти, ведь мы не говорили о нем кроме одного раза, после моего возвращения с острова. Я не пытаюсь ей сказать больше, потому что знаю, что она вспомнит сама. И это дает мне несколько секунд, чтобы собраться и обдумать дальнейшие слова.
– О Боже, дорогая, тот самый Хантер? – Визжит мама так, что гуляющие мимо пациенты и их гости оборачиваются на нас.
– Да.
– Но ты говорила он из Вашингтона.
– Так и есть, он приехал в Калифорнию по работе и остался на некоторое время, чтобы уладить дела.
Мама кладет обе ладони на стол и прикрывает на секунду глаза.
– Так значит… – Она резко раскрывает веки. – Девятка пентаклей была верной!
– Джулия, пожалуйста, все не так. – Шепчу я, пытаясь сдержать ее энтузиазм. Уверена, к следующему моему приезду, будет готово новое предсказание.
– Разве ты не говорила, что вы прекрасно провели время вместе?
– Да, говорила, но там мы совсем не знали друг друга, и были словно в коконе от внешнего мира. Сейчас все иначе.
– Что это значит? – Строго спрашивает мама. – Если вы влюблены, почему вы не можете быть вместе?
У меня встает ком в горле, я сглатываю, чтобы ответить. – Мы не влюблены. Я вообще не уверена, что нравлюсь ему и эта разница в возрасте…
– Ты говорила, что ему тридцать один. – Я киваю. – И? Разве это большая разница?
– Я не знаю. – Устало провожу рукой по лицу, жалея, что вообще начала эту тему. – Я соврала ему, сказала, что мне двадцать два. Теперь он узнал правду и кажется злится.
Мама хлопает ладонью по столу, заставляя меня подскочить на месте. Она повышает голос в крайних случаях, а это… Вообще за гранью реальности.
– Забудь про людей! Если этот мужчина делает тебя счастливой, сделай все, чтобы он был твоим.
Я стону. – Все не так просто.
– Нет же, это ты усложняешь. Просто иди и скажи ему все, что чувствуешь.
Если бы это действительно было возможно… Хотела бы я рассказать маме всю правду и получить совет. Рассказать о том, что это отец отправил меня на работу, чтобы получить желаемое, угрожая ее смертью. О том, что Хантер ясно разделил наши границы, назвав их исключительно рабочими. О том, что когда я вернулась с Гавайев, то потеряла часть себя.
Но мы никогда не говорим про отца, это сильно расстраивает маму. Она заблокировала его в своем разуме, будто этого человека никогда и не было. Обо всем остальном я тоже не могу сказать, мои секреты ухудшат ее и без того нестабильное состояние.
– Я подумаю над этим. – Мягко произношу я, пытаясь завершить разговор о Хантере.
Но мама не дает мне возможности соскочить с темы так легко и вероятно не позволит сделать это в ближайшее время, потому что заявляет:
– Я хочу, чтобы ты привела его ко мне.
Мои глаза широко раскрываются. Мама смотрит на свои ногти, будто не сказала чего-то безумного. Как, черт возьми, я должна привезти его?
Я жду несколько секунд, надеясь, что она рассмеется над своей же шуткой, но выражение ее лица не меняется. На протяжении многих лет я рассказывала маме тысячи историй связанные с Киром, но она никогда не просила привести его. Никогда.
– Что? Нет. – Наконец, выдавливаю я.
– Талия, я твоя мать и я требую, чтобы в следующий свой визит этот мужчина сопровождал тебя. Если ты не приведёшь его, то можешь не приезжать.
– Ho…
– Я все сказала.
Она берет упаковку с последним эклером и встает. Разговор окончен.
Я наблюдаю, как мамина фигура удаляется, скрывшись за деревьями
– Черт возьми! – Стону я.
Крепко зажмурившись, роняю голову в раскрытые ладони. Как до этого дошло? Зачем я вообще рассказала ей? Как я должна привести Хантера? Что я скажу ему? Нет, я не могу. Показать эту часть своей жизни, значит дать ему возможность еще больше проникнуть в мою голову и сердце.
***
Дорога до дома занимает примерно полтора часа. Я снова сижу в автобусе и продумываю план дальнейших действий.
Может сказать, что Хантер заболел или улетел в Вашингтон? Я могла бы придумать кучу вариантов, но где- то в глубине души хотела, чтобы мама посмотрела на него. Хотела, чтобы она своим опытным
взглядом и материнским сердцем смогла почувствовать то, что не разглядела я.
Мой телефон вибрирует, я достаю его из рюкзака. Кириан.
– Привет. – Произношу я, гладя в окно.
– Детка, ты в клинике?
– Да.
– Когда заканчиваешь?
– Уже еду домой.
– Твой вечер свободен для серфинга? У меня отменилось занятие, и я нашёл отличное место, здесь нет туристов и волны в несколько футов. А позже мы могли бы зайти ко мне и посмотреть фильм.
– Отличная идея. – Без энтузиазма произношу я, но океан может помочь очистить мысли. – Куда подъехать?
– Можешь записать? Я продиктую.
– Ага, подожди. – Зажав телефон плечом, я ищу в глубинах рюкзака ручку. Как только она оказывается у меня в руках, то лезу в боковой карман, где обычно храню чеки из кафе и всякую другую мелочь. Достаю какой-то скомканный лист бумаги.
– Диктуй.
Кириан диктует адрес, затем мы договариваемся о времени. Как только я отключаюсь, то ещё раз смотрю на адрес. Я знаю этот дикий пляж, но, ни разу там не была.
Не задумываясь, переворачиваю листок, чтобы взглянуть, откуда он.
Мое сердечный ритм ускоряется, а дыхание останавливается, будто меня ударили в грудь.
Список дел.
Тот самый список, который для Хантера составила его сестра, когда он собирался в отпуск. Я пробегаюсь взглядом по зачеркнутым строчкам, улыбаясь теплым воспоминаниям. Вспоминаю, как мы вместе вычеркивали ежедневно по одному или несколько пунктов.
Но когда я дохожу до конца, мои руки мгновенно холодеют, а ладони потеют.
Самый последний пункт, над которым я мысленно посмеялась, когда впервые прочла. Тот самый пункт, который мозолил мне глаза по мере приближения к нему.
Вычеркнут, будто его выполнили, как и все предыдущие.
ВЛЮБИТЬСЯ.
Жалкая бумажка выпадает из рук, когда смутное осознание доходит до моего мозга.
Хантер влюбился.
