bannerbannerbanner
полная версияБескрылые

Роман Воронов
Бескрылые

О пользе еды и не только

Утренний моцион, плавно перешедший в философский дискурс на краю бездонного обрыва, безусловно, располагает, тем более если принять во внимание, что окончился в полдень, к неторопливому продолжению беседы, но уже за обеденным столом.

Учитель, известный ценитель не только словесных блюд, но и самых настоящих, предназначенных для употребления в пищу, сделал широкий жест, распахивая двери своего жилища, и перед Учеником открылась великолепная, приводящая в восторг не только глаза, но и желудок, картина накрытого к трапезе стола.

Если ваш покорный слуга начнет описание увиденного со слов «чего там только не было», то, скорее всего, он смертельно обидит радушного хозяина скудостью похвал, а посему там было все, чего угодно душе юноши, ползавшего полдня по горам, лесам, расщелинам и пескам. Заняв предложенное место, молодой человек едва сдерживал дрожащие от нетерпения руки, желающие хватать все подряд, и давал волю исключительно блуждающему по гастрономическому великолепию голодному взгляду.

Старик, намеренно выдержав долгую паузу, вознесшую до невообразимых высот аппетит Ученика, но при этом не позволив ему завалиться в голодный обморок, сказал:

– Пожалуй, мы можем позволить себе совместить урок с приемом пищи. Ты как?

Юноша, загипнотизированный дымящейся ножкой фазана, обсыпанной зернами спелого граната, активно закивал головой.

– Напомнишь тему? – улыбнулся Учитель.

– Вхождение во Христа, – с готовностью отозвался Ученик, нетерпеливо ерзая на своем месте.

– Тогда сразу к делу, пролог. – Старик уселся поудобнее. – Вхождение во Христа – обретение сознания не запрещающего, не отвергающего, не приемлющего что-либо, но принимающего все имеющееся в Мире Бога как необходимую, неотъемлемую данность, высшую справедливость и Божественную милость. Христосознание не противопоставляет носителя окружающим, не отделяет индивида от общества, оно растворяет Человека (Христа), но не в совокупном потоке сознания, а во всеобщей любви, пусть даже не принятой большинством.

Христос не видит врага, только друга, не видит злобы, только заблуждение, не видит других, как и себя, отдельно от Бога, только вместе.

Ученик, не отрывая взора от стола, закивал головой с утроенной частотой, на что Учитель, не обратив ни малейшего внимания, спокойно продолжил:

– Вхождение во Христа – технологически это отказ от Матрицы ментального тела, определяющей границы, связи и последовательности. «Кто без греха, пусть первым бросит в меня камень» – фраза внематричная для ментала, видно, что здесь Иисус работает из каузального тела (полное понимание причин, возможно, состоявшихся в иных воплощениях, приведших всех, подчеркиваю, всех участников текущего события к имеющему место следствию).

Собственное бедственное или, напротив, «сытое» положение будет восприниматься воплощенной душой как органичное пребывание в общей структуре Мира Бога, без унижения или возвышения над другими участниками бытия.

– Учитель, – не выдержал юноша, – давайте начнем трапезу.

– И урок. – Старик отломил от пышущей жаром лепешки ломоть и положил перед Учеником. – Сколько изделий из хлеба ведомы тебе, друг мой сердечный?

– Много, – пробурчал молодой человек, отхватывая изрядный кусок и с трудом прожевывая его.

– Но все это многообразие суть одно, в их основе лежит перемолотое в муку зерно. – Старик откусил небольшой кусочек и с наслаждением задвигал челюстями.

– Вы это к чему, Учитель? – удивленно спросил довольный начавшимся насыщением юноша, прекрасно зная, что любые слова никогда попусту не покидали уста старика.

– К первой заповеди, – неожиданно ответил Учитель. – Ибо через призму Законов Божьих будем рассматривать пути «Вхождения во Христа».

– Интересно, – проворковал Ученик, запихивая в рот очередной кусок хлеба.

– Положим, индивид выясняет свое отношение к первой заповеди. Его рассуждения, с точки зрения ментальной матрицы, будут приблизительно следующие: а почему Бог один? И кто возьмется утверждать это с гарантиями? Возможно, Его, Бога, нет и вовсе, а стало быть, выполнение, как и нарушение заповеди, фикция, иллюзия, утверждение, не подкрепленное ничем, кроме выбитых на камне строк, кстати, коих в оригинале никто не видел.

Учитель прокашлялся.

– А вот «голос» Христосознания из матрицы Каузала: Миром, где все взаимосвязано, начиная от невидимых «нитей» меж малейшими составляющими материи до стройной системы взаимодействия огромных тел и их союзов в физическом плане и деяний, следующих неотвратимо за мыслью и словом, переносимых из воплощения в воплощение в виде последствий посредством памяти тонких миров, возможно управлять только из единого центра (в противном случае – хаос), а значит, даже при существовании пирамиды Иерархов ее пик венчает Абсолют, Единый Бог.

Сомнения в факте сим и, что еще хуже, поругание оного, несут за собой (естественно) последствия, о степени тяжести коих можно только догадываться. Нарушая заповедь, ты декламируешь: «Мир не таков», закладывая в его основание тем самым пустотелый камень, или гнилую доску, или неистинную мыслеформу. Один такой «зодчий» страшен разве что при строительстве собачьей конуры, множество же возводит град, имя которому Содом.

Выдав тираду столь значительных смыслов и размеров, Учитель поднял кувшин с вином, плеснул в свой кубок немного и протянул Ученику. Юноша не стал проявлять излишнего такта по отношению к мускатному напитку и наполнил свою чашу до краев. Старик словно ожидал подобного поведения.

– Прекрасно, мой друг. Ваше вино олицетворяет собой сейчас вторую заповедь, ибо чрезмерное увлечение чем-либо до добра не доводит.

«Не создавай себе кумира» – вспомнилось молодому человеку, а вслух, рассмеявшись, он произнес:

– До добра – нет, а вот до пьянства…

Старик сделал глоток из своего кубка, глаза его загорелись.

– Может, усложним урок. Ты будешь смотреть на заповеди с точки зрения ментала, присущего человеческому сознанию, а я – очами Христосознания, через тело причин и следствий.

Юноша, задумавшись на миг, согласно тряхнул головой. Отхлебнув терпкого, ароматного зелья, для храбрости и куража, он начал:

– Давайте определимся с понятиями. Что и кто это, кумир, по каким критериям определять, что эта вещь, человек или увлечение – кумир? И почему я, человек, обладая Свободой Выбора должен ограничивать ее, вводя в свою жизнь некоего кумира?

– Блестяще! – воскликнул Учитель, с гордостью глядя на Ученика. – А теперь, сударь, извольте принять оборонительную позу, мой ответный выпад.

Старик потер ладони и, снисходительно улыбаясь, предъявил свои возражения.

– Получая энергию любви от Бога, подобно солнцу, я вместо того, чтобы распространять ее на весь мир (возлюбив ближнего), направляю ее узким пучком, лучом на отдельный объект, погружая во тьму все остальное круг себя. Следствием подобного поведения, как можно предположить, будет мое нахождение в темноте безразличия подле человека (души), от которого я стану ждать любви.

Завершив речь, он поднял кубок и сделал глоток, а благодарный юноша захлопал в ладоши.

– Я не в силах парировать ваш выпад, сир.

– В таком случае, – взбодрился старик, – вот еще атака.

Он зачерпнул из глиняной миски горсть приправ, смесь черного и красного перцев, аира и аниса, шалфея и розмарина, имбиря и кардамона, ванили и муската, корицы и чеснока, тмина и шафрана и густо осыпал хлебную лепешку Ученика. У молодого человека глаза полезли на лоб.

– Но ведь хлеб теперь нельзя есть?

– В этом и заключается третья заповедь, – захохотал, глядя на сотрапезника, Учитель. – Некоторые вещи нужно применять в определенное время и в определенном количестве, «не поминая всуе».

Ученик, справившись с удивлением, стряхнул горку приправ с лепешки и размеренным тоном высказал свою позицию:

– Человечество существует под сенью Божьей так давно, что Имя Его звучало в устах грешных неисчислимое количество раз, по делу и без оного, в молитвах и походя. Запрещать человеку поминать Бога где ему придет в голову – все одно что указывать, где и когда делать вдох и под какую дождевую каплю можно подставлять голову, а под какую нельзя.

Учитель отреагировал незамедлительно.

– Находясь в причинно-следственном поле, сознание рассуждает так: имя Абсолюта, как высочайшая вибрация, произнесенная впустую, измазывается, замарывается более низкими вибрациями соответствующих мыслеформ. Последствия подобного деяния просты – восстановление энергобаланса (ты испачкал, тебе и отскребать), а имея на руках грязную тряпку несовершенства души, тереть придется долго и тяжело.

Они чокнулись и сделали по глотку.

– С нетерпением жду «дня субботнего», Учитель. – Молодой человек засунул в рот остатки хлеба.

– Поищи его на столе, – загадкой ответил старик, но, не дождавшись вариантов от Ученика, ткнул пальцем в красно-желтый фрукт. – Яблоко напомнит тебе об Адаме и утерянном Рае. Погружая зубы в его мякоть, можешь встретить и гниль, и червя-искусителя, нежную, сочную сладость, то есть смысл познания – увлекаясь самим процессом, не забывай о его Творце.

Юноша взял в руку яблоко, повертел его перед собой, словно рассматривал сей фрукт впервые в жизни и, памятуя об уроке и роли, отведенной ему в нем, слегка переигрывая, торжественно произнес:

– Кроме ортодоксов вряд ли кто серьезно относится к этой заповеди, да и сами они видят ли смысл в соблюдении ее, разве что так поступали их предки, из поколения в поколение пронося истину, таковой едва ли являющуюся? Не соблюдая заповедь о дне субботнем, человек, возможно, поначалу и вжимал голову в плечи, ожидая кары небесной, но со временем привык к тому, что ничего не происходит при этом, а стало быть, запретом этим смело можно пренебречь.

Учитель не заставил себя ждать с ответной речью.

– Не человеком начертаны скрижали, следовательно, надобно относиться к словам на каменных табличках с почтением и вниманием. Даже ментальное сознание «произвело на свет» параболу «Богу Божье, а кесарю кесарево», отводя на «встречу» с Богом хотя бы один день из семи. Следствием нарушения закона сего станет бытие, когда «кесарь» заберет себе душу во всяк день и час, на всех путях, во все времена, и будешь поражаться себе сам, тонуть в каменьях и злате, но не видеть в жизни таковой просвета, а именно Бога.

 

Смачный хруст спелой плоти поставил точку в его рассуждениях, Ученик с довольной физиономией жевал яблочную мякоть, причмокивая и покряхтывая от удовольствия. Старик же, опустошив кубок, потянулся за кувшином с простой водой и, поймав удивленный взгляд собеседника, пояснил:

– Чистая вода —это исток, отец и мать. Ее почитание (употребление) можно обойти стороной, но именно вода смывает послевкусие между блюдами.

– То есть? – не понял юноша.

– Во что бы ни «окунулся» человек на своем пути, обращение к роду (вспомни блудного сына) будет носить очищающий, если угодно, прощающий характер. Выпей воды, – старик протянул Ученику кувшин, – и скажи свое слово, человек ментала.

Молодой человек, пока еще плохо знакомый с правилами поведения за столом, отхлебнул прямо из кувшина.

– А что дали мне родители? И даже когда завернули в блестящую обертку и сунули в рот леденец, просил ли я этих людей о такой жертве? Кто был добр к своему ребенку, тот и получит (может быть) обратно доброту, кто любил – любовь (правда, не факт), кто бросил – безразличие (но тоже не обязательно), но почитание? С какой стати? Нет, не вижу смысла в соблюдении этой заповеди.

Учитель хмыкнул, но парировал, как обычно, быстро:

– На Земле как на Небе. Отношение к родителю, с точки зрения тела причин и следствий, надо рассматривать как отношение к Отцу Небесному. Тот, кто дарует жизнь, несет на себе ответственность за нее. Выпуская Джина из кувшина, не ты ли в ответе не только за просьбы его, но и за ответы свои на них? Вот стезя родительская. Почитай источник своего существования, каким бы мутным и хилым ни казался он тебе, чем шире поток твоей души, несущийся к Океану Истины, тем более чистым становится и родник. Вот стезя сыновья.

Познавая себя через наше бытие, Абсолют, в славе своей, становится сильнее, родитель, глядя на успехи детей, закрывает Контракт по родовой части.

Веки старика задрожали, Ученик догадался, что для Учителя, не познавшего родительского счастья, тема была слишком чувствительной, и он решил поскорее покинуть эти «скалистые берега» и обратиться к следующей заповеди.

– Какое блюдо ждет нас далее? – почтительно спросил молодой человек.

– Мясо, – глухо ответил помрачневший Учитель. – Мясо, как тело убиенного, может носить в себе телеси тех, кто станет убивать тебя, – личинки трихинеллы. «Не убий» выбито на скрижалях не зря.

Он протянул юноше хорошо прожаренную лопатку секача.

– Возрази мне.

Молодой человек внимательно рассмотрел аппетитно пахнущий кусок свинины и, не без задумчивости, произнес:

– Но ведь Создатель сам допустил такой мир, где существуют и потребность в насилии, и инструменты, причем во всех царствах. Как же в этом случае и давать одной рукой, и отнимать другой одновременно?

Неожиданно взбодренный Учитель с победоносным видом воткнул вилку в свой кусок.

– Все, что кажется тебе тайным, лишь покров твоего сознания, в любом темном углу плотного плана всегда светит солнце Истины, всем душам, включая и твою. И не великий секрет, что точно ответ держать за убийство ближнего при свете дня, но знай и опомнись, к ответу приведут, даже когда убиен тобой был некто просто в мыслях. Покушаясь на жизнь чужую, убиваешь Бога, ибо другой есть частица Его, то есть продолжаешь распинать Христа.

И с вожделением стал рвать темные волокна мяса остатками желтых зубов. Ученик с видимым удовольствием присоединился к Учителю, и сотрапезники, выплеснув из чаш воду, наполнили их играющим вином. Спустя минуту раскрасневшийся старец, подмигнув юноше, потянулся к щербету.

– Сладости – это прелюбодеяние, они приятны, приторны и сладки, их хочется все больше и больше, но вот беда, в итоге теряешь зубы.

И в подтверждение своих слов он широко улыбнулся полупустым ртом. Юноша густо покраснел, но взял себя в руки и, все еще смущаясь, произнес:

– Не давший ли обет безбрачия настаивает на строгом исполнении заповеди сей? Не рука ли ограничившего себя возложенным обязательством начертала слова сии, решив за других, с кем восходить на ложе? Кому, как не индивиду, вооруженному Божьим даром, Свободой Выбора, решать – где, с кем и когда, невзирая на отсутствие таинства венчания, сургучовой печати установленного обществом образца или тайного благословения священной особы?

Учитель погрозил пальцем разошедшемуся в рассуждениях Ученику.

– Человек, пропуская через себя поток Божественной энергии, расщепляет его на три пучка: власти, денег и влечения. Так несовершенное сознание интерпретирует любовь. Эксплуатируя любой из этих «пучков» сверх отведенной меры (Властолюбие, Сребролюбие и Прелюбодейство), ты, индивид, изменяешь баланс кармического соответствия положения души (ее сознания к потребляемой энергии), что приводит к ответу в следующем, а нередко и в текущем, воплощении. Единственная в жизни любовь не искажает Божественную энергию, хотя бы по соответствующему «пучку».

И друзья снова подняли бокалы, в этот раз, судя по всему, за прекрасных дам. Ученик, взор коего к этому моменту уже слегка помутнел, а сознание, напротив, благодаря винным парам прояснилось необычайно, приятельски похлопал старика по плечу.

– Учитель, а не поменяться ли нам местами?

Старик удивленно вскинул белесые брови.

– Чем же тебя, милый друг, не устраивает свое? Все, что нужно, я подам.

И он, кряхтя, дотянулся до блюда с исторгающими приторный аромат, блестящими своей тягучей патокой, медовыми сотами и пододвинул его к юноше.

– Мед, украденный человеком у пчелы, поначалу сладок и радует глаз, но со временем застывает, каменеет, тяготит и начинает горчить. Таковы последствия нарушения заповеди «Не кради». Чужое добро мертво, когда взято тайно.

Ученик отломил кусочек янтарной соты и положил на язык.

– Учитель, я хотел бы «войти» в сознание Христа вместо вас, а вас попросить «спуститься» в ментал, вот что я имел в виду под «поменяться местами».

Учитель добродушно усмехнулся.

– Да я понял это сразу, но ты ведь знаешь, старики – противный народец и любят покривляться. Давай попробуем. Начну я как человек. Раздай всем поровну от щедрот твоих и не искушай слабые души разнообразием и неравноправием распределения богатств мира твоего. Почему не сделал так и ввел в искус, а после осуждаешь и запрещаешь? Ну, как тебе? – Он лукаво посмотрел на Ученика.

Юноша согласно кивнул.

– Годится, теперь моя очередь. Зря обвиняешь Бога в неравенстве распределения. Он поделил самое себя на одинаковые части, и твоя душа «весит» столько же, как и любая другая. Обладание разнящимся по количеству или набору качеств имуществу в физическом плане подобно отличающемуся год от года урожаю яблок. Все уравновешено деяниями предыдущих воплощений, и нарушая баланс Здесь, жди колебаний Там. Беря у другого, тянешь у себя, вступаешь в спор с Богом, Великим Уравнителем. Влезая в чужое окно, в карман, срывая замки, отсыпая, отгрызая, вынимая, стяжая, уподобляешься лукавому адвокатусу, открывающему под покровом ночи Контракт души с Богом и меняющему в нем местами префиксы и запятые. Итог воровства всегда, рано или поздно, разбалансировка Мира, последствия для автора плачевные и неприятные.

– Ого, – восхитился старик, – да ты превзошел меня в аргументации.

Польщенный похвалой молодой человек рассмеялся.

– А мне нравится находиться во Христе, может, продолжим?

Учитель развел руками.

– С удовольствием.

Он взял со стола две миски, с солью и сахаром, и высыпал рядом две одинаковые белоснежные горки.

– Соль, перепутанная с сахаром в блюде, есть ложь.

Юноша переводил взгляд с крупинок на крупинки, понимая, что, не попробовав их на язык, разобрать, что есть что, невозможно, а старик, ткнув себя пальцем в лоб, произнес:

– Начинаю. Если даже очи зрят по-разному один и тот же цвет, а ухо слышит ярче или глуше, так и понимает всяк по-своему правду-истину и ложь-обман. Коли лгу, с точки зрения другого, не глаголю ли истину со своей? Как запрещать то, что неоднозначно, не проще ли перечесть все звезды на небе или песчинки на берегу?

– Парирую! – воскликнул возбужденно Ученик. – Ум изворотлив, но мелок, а, по причине собственной коротковатости, еще и полуслеп. Христосознание ложью называет не неправду, в которую веришь и истинно считаешь правдой, а неправду, когда твердо знаешь, что таковой она и является, но все равно говоришь. Заблуждение не порок, порочны убеждения в искажениях мира, сделанные намеренно и с умыслом.

– Воистину, Христос говорит в тебе, – похвалил Учитель своего Ученика и, выудив из блюда с фруктами лимон, повертел его на ладони. – Привлекательный, ароматный, но отведай его сверх меры и скривишься от кислоты так, что лик отразит истинные помыслы твои.

– Ты о зависти? – догадался юноша.

– О ней, – согласился Учитель. – Но вот послушай возражения ментального характера. Не является ли зависть простым сравнением себя с другими (в основном с точки зрения материального достатка), по сути, оценкой своего положения в мире относительно соседних душ? Что, если заглядывание на чужих жен и в соседские амбары побуждает обратить внимание, прежде всего, на себя: чего достиг, что имею и кто рядом, подле меня? Запрет ставит шоры на очи, сужая обзор до пыльных обочин выбранного пути.

– Отвечаю каузально, – эхом отозвался Ученик. – Зависть продуцирует мысли, привязанные к сути. Душа, подобно днищу судна, обрастает ими, как ракушками, и так же, как затрудняют они движение по волнам, мыслеформы тормозят суть при движении по эволюционному пути. Очищение от подобных наростов требует глубокой отработки (остановки), ибо споры их витиеваты и цепки.

Любая трапеза, а хоть бы и духовная, заканчивается процессом переваривания потребленного. Сотрапезники откинулись на своих лавках и предались внутреннему созерцанию: Учитель, вольно и невольно, оценивал успехи юноши, Ученик, как и учил его наставник, искал в душе отклики от урока, не пытаясь при этом вспоминать слова и смыслы. Послевкусие – вот момент истины для отобедавших в хорошей компании, послесловие – для закончивших беседу в ней.

Оба наших героя, погрузившихся на время в Христосознание, как в короткое путешествие, вернутся в ментальное сознание.

Учитель, спроси его почему, скажет, что не желает оставаться «во Христе» по причине страха перед Гордыней, дыхание коей чувствует всякий раз, когда «возвышается» над общим сознанием, а Ученик немного печально ответит: из страха одиночества, ибо даже Христос на всем протяжении своего пути был одинок, несмотря на наличие дюжины апостолов, в конце концов предавших его.

Рейтинг@Mail.ru