Рик Риордан
Перси Джексон и похититель молний

И снова в безоблачном небе прогремел далекий раскат грома.

– Молодой человек, – вмешался мистер Ди, – на вашем месте я бы все же не стал так беспечно обращаться с этими именами.

– Но они же выдумка, – возразил я. – Мифы, которые объясняли появление молнии, смену времен года и все такое. Люди верили в это в донаучные времена.

– Наука! – усмехнулся мистер Ди. – Скажи-ка мне, Персей Джексон, – я вздрогнул, когда он назвал мое настоящее имя, которое я никогда никому не говорил, – что будут думать люди о твоей «науке» через две тысячи лет? А? Они скажут, что это дремучие бредни, – вот что. О, обожаю смертных: они ничего не умеют адекватно оценить. Считают себя таки-и-ми продвинутыми. А на самом деле как, Хирон? Посмотри-ка на мальчишку и скажи мне.

Мистер Ди мне не слишком нравился, но то, как он назвал меня смертным, намекало на то, что сам он… им не является. Этого хватило, чтобы к горлу подступил комок, и я догадался, почему Гроувер старательно глядит в карты, жуя банку и держа рот на замке.

– Перси, – сказал Хирон, – можешь верить или не верить, но бессмертный значит бессмертный. Можешь хоть на миг представить, каково это – никогда не умирать? Не стареть? Просто существовать вечно.

Я чуть было не ответил первое, что пришло на ум: что звучит это отлично, но тон Хирона заставил меня задуматься.

– Хотите сказать, независимо от того, верят в тебя люди или нет? – спросил я.

– Именно, – кивнул Хирон. – Если бы ты был богом, тебе бы понравилось, что тебя называют мифом, старой сказкой, объясняющей, откуда берется молния? Что, если я скажу тебе, Персей Джексон, что однажды люди назовут тебя мифом, придуманным, чтобы объяснить, как маленькие мальчики могут пережить потерю матери?

Сердце бухнуло у меня в груди. Он зачем-то пытался меня разозлить, но я не стал поддаваться.

– Мне бы это не понравилось, – ответил я. – Но я не верю в богов.

– Лучше уж поверь, – пробормотал мистер Ди, – пока один из них тебя не испепелил.

– П-прошу вас, сэр, – взмолился Гроувер. – Он только что потерял мать. У него шок.

– Везунчик, – буркнул мистер Ди, делая ход. – Жаль, что я прикован к этой убогой работе и должен иметь дело с мальчишками, у которых даже веры нет! – Он взмахнул рукой – и на столе появился кубок: словно солнечные лучи преломились и соткали стекло прямо из воздуха. Сам собой кубок наполнился красным вином.

У меня отвисла челюсть, а Хирон даже бровью не повел.

– Мистер Ди, – напомнил он, – вам запрещено.

Мистер Ди взглянул на вино и изобразил изумление.

– Ну надо же! – Он поднял глаза к небу и завопил: – Старые привычки! Простите!

Еще один раскат грома.

Мистер Ди снова взмахнул рукой – и бокал превратился в банку диетической колы. Он горестно вздохнул, открыл банку и вернулся к игре.

Хирон подмигнул мне:

– Некоторое время назад Мистер Ди разгневал своего отца – увлекся лесной нимфой, что ему было запрещено.

– Лесной нимфой, – повторил я, не сводя глаз с банки диетической колы, словно она явилась из космоса.

– Да, – подтвердил мистер Ди. – Отцу нравится меня наказывать. В первый раз – сухой закон. Жуть! Эти десять лет были просто ужасными! Во второй раз… ну, очень уж она была хорошенькой, как тут остаться в стороне… во второй раз он сослал меня сюда, на Холм полукровок. В летний лагерь для таких паршивцев, как ты. «Стань хорошим примером, – велел он. – Работай с молодежью вместо того, чтобы дурно на нее влиять». Ха! Разве это честно? – Мистер Ди был похож на обиженного шестилетку.

– И-и… – запинаясь, проговорил я, – ваш отец – это…

– Di immortales^[9], Хирон! – воскликнул мистер Ди. – Я думал, ты рассказал парню хотя бы основное. Конечно же мой отец – Зевс.

Я мысленно перебрал все имена из греческой мифологии, начинающиеся с буквы «Д». Вино. Тигриная шкура. Работники-сатиры. И Гроувер, лебезящий перед мистером Ди как перед начальником.

– Вы Дионис, – сказал я. – Бог вина.

Мистер Ди закатил глаза:

– Гроувер, какие сейчас модные словечки? Молодежь говорит «ну так!»?

– Д-да, мистер Ди.

– Тогда ну так, Перси Джексон! Может, ты подумал, что я Афродита?

– Вы бог.

– Да, дитя.

– Бог. Вы.

Он повернулся и посмотрел на меня в упор, в глазах у него полыхнуло пурпурное пламя, говорящее, что этот пухлый ноющий коротышка показывал мне лишь часть своей истинной сущности. Я увидел виноградные лозы, которые до смерти душили неверующих; пьяных воинов, обезумевших от желания ринуться в бой; моряков, вопящих от ужаса, когда их руки превращались в плавники, а лица вытягивались в дельфиньи морды. Я знал: если не отступлю, мистер Ди покажет мне вещи и похуже. Он может сделать с моим мозгом такое, что мне придется остаток жизни провести в смирительной рубашке в комнате с мягкими стенами.

– Хочешь проверить, дитя? – тихо спросил он.

– Нет. Нет, сэр.

Огонь в его глазах стал тише. Он вернулся к игре:

– Похоже, я выиграл.

– Не совсем, мистер Ди, – сказал Хирон. Он выложил стрит, подсчитал очки и добавил: – Победа за мной.

Я думал, мистер Ди сделает так, что от Хирона останется лишь кучка пепла в коляске, но он просто выдохнул через нос, словно уже привык, что его обыгрывают учителя латыни. Он встал, следом за ним поднялся Гроувер.

– Устал я, – заявил мистер Ди. – Пойду вздремну перед вечерним пением. Но прежде, Гроувер, нас с тобой – в очередной раз – ждет разговор о том, что ты не лучшим образом справился с этим заданием.

Лицо Гроувера покрылось капельками пота:

– Д-да, сэр.

Мистер Ди посмотрел на меня:

– Одиннадцатый домик, Перси Джексон. И не забывайте о манерах. – Он умчался в дом, и несчастный Гроувер последовал за ним.

– С Гроувером все будет в порядке? – спросил я Хирона.

Тот кивнул, хотя вид у него был слегка встревоженный.

– Старина Дионис на самом деле не злится. Он просто ненавидит свою работу. Его наказали… спустили с небес на землю, можно сказать, и он ждет не дождется, когда через столетие сможет вернуться на гору Олимп.

– Гора Олимп, – повторил я. – Хотите сказать, там и правда есть дворец?

– Ну, есть гора Олимп в Греции. А есть обиталище богов, точка, куда стекается вся их сила, и раньше она действительно располагалась на горе Олимп. Из уважения к древним порядкам это место по-прежнему называют горой Олимп, но оно перемещается, Перси, как и боги.

– То есть греческие боги теперь здесь? В смысле… в Америке?

– Да, конечно. Боги следуют за сердцем Запада.

– За чем?

– Ну же, Перси. Вы называете это «западной цивилизацией». Думаешь, это абстрактное понятие? Нет, это живая сила. Коллективное сознание, пламя, горящее на протяжении тысяч лет. И боги – его часть. Можно даже сказать, что они его источник, по крайней мере они связаны с ним так тесно, что не смогут исчезнуть, пока западная цивилизация существует. Это пламя вспыхнуло в Греции. Затем, как ты знаешь – а я надеюсь, что ты знаешь, ведь ты сдал мне экзамен, – его сердце переместилось в Рим, а вместе с ним и боги. Имена могли измениться: Зевс стал Юпитером, Афродита – Венерой, – но это были те же силы и те же боги.

– А потом они умерли.

– Умерли? Нет. Разве Запад умер? Боги просто перемещались: некоторое время они были в Германии, во Франции, в Испании. Они оказывались там, где пламя горело ярче всего. Несколько веков они провели в Англии. Просто взгляни на архитектуру. Люди не забыли богов. Где бы они ни правили в последние три тысячи лет, можно увидеть богов, запечатленных на картинах, в статуях, на самых важных зданиях. И да, Перси, конечно, сейчас они в Соединенных Штатах. Взгляни на ваш символ – это Зевсов орел. Взгляни на статую Прометея в Рокфеллер-центре, на греческие фасады правительственных зданий в Вашингтоне. Попробуй найти в Америке хоть один город, где бы олимпийские боги не были запечатлены в самых разных местах. Нравится тебе это или нет – и уж поверь, многим и Рим не особенно нравился, – теперь сердце пламени находится в Америке. И олимпийцы тоже здесь. Как и мы.

Это было уже слишком, особенно то, что, говоря «мы», Хирон явно имел в виду и меня тоже, словно я вступил в какой-то клуб.

– Кто вы, Хирон? И кто… кто я?

Хирон улыбнулся. Он наклонился вперед, будто собирался встать с кресла, но я знал, что это невозможно. У него были парализованы ноги.

– Кто ты? – задумчиво проговорил он. – Это нам всем хотелось бы узнать. Но пока нужно устроить тебя в одиннадцатом домике. Познакомишься с новыми друзьями. Завтра у тебя будет масса времени на уроки. К тому же сегодня у костра нас ждут сморы^[10], а я просто обожаю шоколад.

И тут он встал. Только сделал это как-то странно. Покрывало упало с его ног, но сами ноги не двигались. Талия Хирона все удлинялась и удлинялась, возвышаясь над ремнем. Сначала я подумал, что на нем очень длинные кальсоны из белого бархата, но он всё поднимался над коляской, становясь выше человеческого роста, и я понял, что бархатные кальсоны вовсе и не кальсоны – это была передняя часть животного: мышцы и сухожилия, покрытые грубой белой шерстью. А коляска была никакой не коляской. Это было что-то вроде контейнера, огромного ящика на колесах, причем явно волшебного, потому что иначе Хирон ни за что бы в нем не поместился. Показалась длинная нога с острым коленом и большим блестящим копытом. Затем вторая нога, за ней последовала задняя часть туловища – и вот ящик опустел, превратившись в пустую металлическую оболочку, к которой была прикреплена пара искусственных человеческих ног.

Я не сводил глаз с коня, появившегося из коляски: это был большой белый жеребец. Но там, где должна быть лошадиная голова, начинался торс моего учителя латыни, плавно переходящий в туловище коня.

– Какое облегчение! – сказал кентавр. – Мне пришлось ютиться в ней так долго, что путовые суставы онемели. Что ж, идем, Перси Джексон. Пора познакомиться с остальными обитателями лагеря.

Глава шестая
Я становлюсь повелителем туалета

Когда я переварил тот факт, что мой учитель латыни оказался конем, он провел мне чудесную экскурсию, хотя идти позади него я все же не рисковал. Пару раз мне приходилось убирать навоз после парада Мэйсис на День благодарения^[11], так что, простите, но задней части Хирона я доверял куда меньше, чем передней.

Мы прошли мимо волейбольной площадки. Некоторые игроки принялись пихать других локтями. Один указал на рог Минотавра у меня в руках. Другой сказал:

– Это он.

Большинство ребят в лагере были старше меня. Их друзья-сатиры были крупнее Гроувера, они сновали вокруг в оранжевых футболках с надписью «ЛАГЕРЬ ПОЛУКРОВОК», ничем не прикрывая мохнатых бедер. Я парень не стеснительный, но они так пялились на меня, что мне стало не по себе. Казалось, они ждут, что я сделаю сальто или типа того.

Я оглянулся и посмотрел на дом. Он оказался куда больше, чем я думал: четырехэтажный, небесно-голубой с белой отделкой – такой ожидаешь встретить на шикарном морском курорте. Пока я разглядывал латунный флюгер в виде орла на крыше, кое-что привлекло мое внимание: тень в чердачном окне, под самой крышей. Занавеска едва заметно шевельнулась, и у меня возникло стойкое ощущение, что за мной кто-то следит.

– А что там наверху? – спросил я Хирона.

Он посмотрел туда, куда я указывал, и его улыбка потускнела:

– Просто чердак.

– Там кто-нибудь живет?

– Нет, – отрезал он. – Там нет ни одной живой души.

Интуиция подсказывала, что он говорит правду. Но я был уверен, что занавеска шевелилась.

– Идем, Перси, – голос Хирона уже звучал не так непринужденно, как прежде. – Тебе многое предстоит увидеть.

Мы прошли по земляничным полянам, где обитатели лагеря под звуки свирели, на которой играл сатир, собирали в ведра ягоды.

Хирон рассказал, что лагерь поставляет ягоды в некоторые рестораны Нью-Йорка и на гору Олимп.

– Этот заработок покрывает наши расходы, – объяснил он. – К тому же эта работа не отнимает много сил.

По его словам, мистер Ди особым образом действует на плодоносящие растения: рядом с ним они растут как сумасшедшие. Лучше всего получается с винными сортами винограда, но их выращивать мистеру Ди запрещалось, поэтому их выбор пал на землянику.

Я наблюдал за игрой сатира. Под звуки его музыки жуки разбегались с земляничных грядок, словно жильцы из горящего здания. Мне стало любопытно, владеет ли Гроувер такой музыкальной магией. Неужели мистер Ди все еще песочит его там, в доме?

– Гроувера не будут сильно наказывать? – спросил я Хирона. – Ну… он ведь был хорошим хранителем. Правда.

Хирон вздохнул, снял твидовый пиджак и перекинул его через свою лошадиную спину как седло.

– У Гроувера есть заветная мечта, Перси. Возможно, даже не очень разумная. Чтобы достичь этой цели, он должен проявить большое мужество, показать себя хорошим хранителем, отыскать нового воспитанника и доставить его в Лагерь полукровок в целости и сохранности.

– Но он так и сделал!

– Допустим, я с тобой согласен, – сказал Хирон. – Но решение принимаю не я. Это дело Диониса и совета козлоногих старейшин. Боюсь, они могут посчитать, что с этим заданием он не справился. Как-никак Гроувер потерял тебя в Нью-Йорке. Потом случилось… ммм… несчастье с твоей матерью. Ко всему прочему, Гроувер потерял сознание, и тебе пришлось тащить его через границу. Совет может усомниться, что в его поступках была хоть капля мужества.

Я хотел возразить. В том, что случилось, не было вины Гроувера. Зато сам я чувствовал себя очень-очень виноватым. Если бы я не сбежал от Гроувера на станции, возможно, теперь у него не было бы проблем.

– Ему ведь дадут второй шанс?

Хирон поморщился:

– Боюсь, это и был второй шанс Гроувера, Перси. Совет не хотел давать его ему после того, что случилось в прошлый раз, пять лет назад. Олимп свидетель, я советовал ему подождать еще, прежде чем снова браться за дело. Он все же маловат для своих лет…

– А сколько ему?

– Двадцать восемь.

– Что?! И он в шестом классе?!

– Сатиры взрослеют в два раза медленнее людей, Перси. В последние шесть лет Гроувер по возрасту был примерно как ученик средней школы.

– Ужас какой.

– Да уж, – согласился Хирон. – Но даже по меркам сатиров Гроувер взрослеет медленно и пока не слишком хорошо владеет лесной магией. Увы, он так жаждал поскорее воплотить свою мечту. Возможно, теперь он найдет себе какое-нибудь другое занятие…

– Это несправедливо, – сказал я. – А что произошло в прошлый раз? Неужели что-то настолько жуткое?

Хирон тут же отвел взгляд:

– Пойдем дальше?

Но я не собирался так легко отступать. Когда Хирон упомянул о несчастье, случившемся с моей матерью, словно нарочно избегая слова «смерть», у меня в голове зародилась мысль – забрезжил крохотный огонек надежды.

– Хирон, – начал я, – а если олимпийские боги существуют…

– Да, дитя?

– …значит, Подземный мир тоже существует?

Лицо Хирона помрачнело:

– Да, дитя. – Он помолчал, словно подбирая нужные слова. – Это место, куда души отправляются после смерти. Но пока… пока нам не станет известно больше… советую тебе не думать об этом.

– Что значит «пока нам не станет известно больше»?

– Пойдем, Перси. Посмотрим на лес.

Только приблизившись к лесу, я понял, насколько огромным он был. Он занимал почти четверть долины, а деревья в нем были такими высокими и мощными, что, казалось, здесь никто не бывал со времен коренных американцев.

Хирон сказал:

– На тот случай, если захочешь попытать удачу: лес уже подготовлен, только не ходи без оружия.

– Подготовлен – это как? – спросил я. – Какого оружия?

– Увидишь. Захват флага вечером в пятницу. У тебя есть меч и щит?

– Есть что?

– Нет, – заключил Хирон. – Наверняка нет. Думаю, тебе подойдет пятый размер. Позже загляну в арсенал.

Мне хотелось спросить, с какой стати в летнем лагере есть арсенал, но в голове было слишком много мыслей, и я просто последовал за Хироном дальше. Мы миновали стрельбище, озеро с каноэ, конюшни (которые, судя по всему, не очень-то нравились Хирону), площадку для метания дротиков, амфитеатр и арену, где, по словам кентавра, проводились бои на мечах и копьях.

– Бои на мечах и копьях? – удивился я.

– Один домик бросает вызов другому, и все такое прочее, – объяснил он. – Без смертельных исходов. Обычно. Ах да, а это столовая.

Хирон указал туда, где на холме, с которого открывался вид на море, располагался открытый павильон, по периметру которого стояли белые греческие колонны. Я насчитал там с дюжину каменных столиков. А вот крыши не было. И стен тоже.

– А если дождь? – поинтересовался я.

Хирон посмотрел на меня так, будто я ляпнул какую-то глупость.

– Ну поесть-то все равно будет нужно.

И я решил больше не донимать его расспросами на эту тему.

Наконец он показал мне домики. Их было двенадцать, и располагались они у озера в лесу. Они были расставлены в виде буквы «U»: два домика в основании и по пять в ряд с каждой стороны. Причем таких разномастных зданий в одном месте мне еще никогда не приходилось видеть.

За исключением крупных латунных номеров над входом (нечетные с левой стороны, четные – с правой), у них не было ничего общего. У девятого были дымовые трубы, отчего он напоминал крохотную фабрику. Стены четвертого покрывали стебли помидоров, а на крыше росла настоящая трава. Седьмой, похоже, был сделан из чистого золота и так сверкал на солнце, что на него почти невозможно было смотреть. Фасадами домики были повернуты к общей территории размером с футбольное поле, пестревшей греческими статуями, фонтанами и клумбами. Но больше всего мне пришлась по душе пара баскетбольных колец.

В центре поля было большое место для костра, выложенное камнем. Несмотря на теплую погоду, оттуда поднимался дымок. Девочка лет девяти поддерживала пламя, вороша угли палочкой.

Два домика – под номерами один и два – походили на женский и мужской мавзолеи: большие коробки из белого мрамора с тяжелыми колоннами на фасадах. Первый домик был самым большим и внушительным из двенадцати. Его полированные бронзовые двери переливались словно голограмма, и если смотреть на них с разных углов, создавалось впечатление, что по ним то и дело пробегают молнии. Второй домик был немного изящнее, с более тонкими колоннами, увитыми гранатами и цветами. На его стенах были вырезаны изображения павлинов.

– Зевс и Гера? – догадался я.

– Верно, – сказал Хирон.

– Их домики выглядят пустыми.

– Так и есть. Некоторые домики пустуют. В первом и втором никто никогда не живет.

Ладно. Значит, у каждого домика свой бог, вроде талисмана. Двенадцать домиков посвящены двенадцати олимпийцам. Но почему среди них есть пустые?

Я остановился возле первого домика с левой стороны – домика номер три. В отличие от высокого и внушительного первого домика, он был низким, длинным и крепким. Стены из грубого серого камня с внешней стороны были усыпаны осколками ракушек и кораллов, будто плиты для них вырезали прямо с морского дна. Я заглянул в открытую дверь, но Хирон предостерег меня:

– Я бы не стал этого делать!

Прежде чем он одернул меня, я успел почувствовать соленый воздух, наполняющий домик: там пахло как на берегу в Монтоке, когда дует бриз. Стены изнутри мерцали как раковины моллюсков-абалонов. Шесть пустых коек были застелены шелковыми простынями. Но было непохоже, чтобы здесь кто-то когда-то спал. В домике было так грустно и пусто, что я обрадовался, когда Хирон положил руку мне на плечо и сказал:

– Пойдем дальше, Перси.

Почти все другие домики были переполнены ребятами.

Пятый домик был ярко-красным, но покрашен был очень неряшливо, словно краску плескали на стены прямо из ведер и размазывали голыми руками. Его крыша была забрана колючей проволокой. Над дверью висела голова дикого кабана, которая, как мне показалось, не спускала с меня глаз. Внутри гремела рок-музыка, а обитатели домика – хулиганского вида мальчишки и девчонки – ругались и мерились друг с другом силой. Громче всех вопила девочка лет тринадцати или четырнадцати. Под камуфляжной курткой на ней была огромная футболка с надписью «ЛАГЕРЬ ПОЛУКРОВОК». Она метнула на меня суровый взгляд и злобно усмехнулась, чем-то напомнив мне Нэнси Бобофит, хотя была выше и крепче, да и волосы у нее были длинные, тонкие и каштановые, а вовсе не рыжие.

Я поспешил дальше, стараясь не попасть Хирону под копыта.

– Что-то не видно других кентавров, – заметил я.

– Да, – печально сказал Хирон. – Боюсь, мои сородичи – дикий и грубый народ. Их можно встретить где-нибудь в глуши или на спортивных чемпионатах. Но только не здесь.

– Вы сказали, что вас зовут Хирон. Неужто вы…

Он улыбнулся:

– Тот самый Хирон из мифов? Воспитатель Геркулеса и остальных? Да, Перси, это я.

– Но почему вы не умерли?

Хирон помолчал, словно озадаченный моим вопросом.

– Честно говоря, не знаю, с чего бы это мне умирать. Да и по правде сказать, я не могу умереть. Видишь ли, тысячи лет назад боги исполнили мое желание: заниматься любимым делом, взращивать героев до тех пор, пока я буду нужен человечеству. Мне было даровано многое… но я многое потерял. Однако я по-прежнему здесь, а значит, по-прежнему нужен.

Я подумал, каково это – быть учителем целых три тысячи лет. Такое желание не оказалось бы среди первых пунктов в моем виш-листе.

– И вам никогда не бывает скучно?

– О нет, – заверил меня он. – Временами бывает ужасно грустно, но скучно – никогда.

– А почему грустно?

Хирон снова сделал вид, что не расслышал.

– О, погляди-ка, – сказал он. – Аннабет уже ждет нас.

Белокурая девчонка, которую я видел в Большом доме, читала книгу напротив последнего домика слева – домика номер одиннадцать.

Кода мы приблизились, она смерила меня взглядом, словно опять вспомнила, как я пускал слюни.

Я попытался разглядеть, какую книгу она читает, но не понял названия. Сначала я решил, что дело в дислексии. Но потом до меня дошло, что заглавие написано не по-английски. Буквы были похожи на греческие. Реально греческие. А еще в книге были изображения храмов, статуй и разных колонн, как в справочнике по архитектуре.

– Аннабет, – обратился к ней Хирон, – у меня урок по стрельбе из лука в полдень. Позаботишься о Перси?

– Да, сэр.

– Тебе в одиннадцатый домик, – сказал мне Хирон, указав на дверь. – Располагайся.

Одиннадцатый домик больше остальных походил на домик в старом летнем лагере (ключевое слово – «старом»). Порог почти стерся, краска облупилась. Над дверью красовался медицинский знак: жезл с крыльями, вокруг которого обвились две змеи. Как же он называется… Точно, кадуцей.

Внутри было полно мальчишек и девчонок – а вот кроватей было куда меньше. На полу повсюду были расстелены спальные мешки, как в спортзале, где Красный Крест устроил эвакуационный центр.

Хирон не стал заходить внутрь. Дверь была для него слишком низкой. Но увидев его, обитатели домика встали и почтительно поклонились.

– Ну что ж, – сказал Хирон, – удачи, Перси. Увидимся за ужином.

Попрощавшись, он поскакал к стрельбищу.

Я замер на пороге, уставившись на ребят. Они уже не кланялись, а рассматривали меня. Это было мне знакомо – такое не раз происходило со мной в разных школах.

– Ну? – поторопила меня Аннабет. – Чего встал?

Естественно, после этого я споткнулся прямо в дверях и выставил себя дураком. Послышались смешки, но никто ничего не сказал.

– Перси Джексон, познакомься с одиннадцатым домиком, – громко произнесла Аннабет.

– Наш или непризнанный? – спросил кто-то.

Я не знал, что ответить, но Аннабет сказала:

– Непризнанный.

Все застонали.

Вперед вышел парень, который на вид был немного старше остальных.

– Ладно вам, ребята. Это ведь наш долг. Добро пожаловать, Перси. Можешь устраиваться вон там на полу.

Ему было лет девятнадцать, и выглядел он очень круто: высокий, крепкий, с короткими волосами соломенного цвета и дружелюбной улыбкой. На нем были оранжевая майка, шорты, сандалии, а на шее висел кожаный шнурок с пятью разноцветными глиняными бусинами. Единственной странностью в его внешности был большой белый шрам, который шел от правого глаза до самой челюсти, будто много лет назад его полоснули по лицу ножом.

– Это Лука, – сказала Аннабет. Тон ее слегка изменился. Я обернулся – и готов поклясться, что она покраснела. Она заметила мой взгляд и опять посуровела. – Пока он будет твоим старостой.

– Пока? – переспросил я.

– Ты непризнанный, – терпеливо объяснил Лука. – Пока не выяснится, к какому домику ты относишься, побудешь здесь. Одиннадцатый домик принимает всех новичков и гостей. Что неудивительно, ведь Гермес, наш покровитель, – бог путешественников.

Я посмотрел на крохотное местечко на полу, которое мне выделили. Мне нечем было занять его: у меня не было ни сумки, ни одежды, ни спального мешка. Только рог Минотавра. Я хотел было положить его там, но потом вспомнил, что Гермес был также богом воров.

Обитатели домика рассматривали меня: одни сердито и с подозрением, другие глупо ухмыляясь, третьи с таким видом, будто ждали удобной возможности обчистить мои карманы.

– И долго я здесь пробуду? – спросил я.

– Хороший вопрос, – ответил Лука. – Пока тебя не призна́ют.

– И долго ждать?

Все расхохотались.

– Пошли, – сказала Аннабет. – Я покажу тебе волейбольную площадку.

– Я ее уже видел.

– Пошли.

Она схватила меня за запястье и вытащила на улицу. Хохот в одиннадцатом домике не утихал.

Когда мы немного отошли, Аннабет заявила:

– Джексон, возьми уже себя в руки.

– Чего?

Она закатила глаза и пробормотала:

– Поверить не могу, что подумала, будто ты тот самый.

– Да чего ты прицепилась?! – я начал злиться. – Я знаю только, что убил какого-то полубыка…

– Прекрати! – велела Аннабет. – Знаешь, сколько ребят из лагеря мечтают о такой возможности?

– Возможности помереть?

– Возможности сразиться с Минотавром! Как думаешь, зачем нас тренируют?

Я покачал головой:

– Слушай, если тварь, которую я убил, и правда была Минотавром из мифов…

– Именно.

– То он такой один.

– Именно.

– Но он ведь умер кучу лет назад! Тесей убил его в лабиринте. Значит…

– Монстры не умирают, Перси. Их можно убить. Но они не умирают.

– Спасибо. Сразу стало все понятно.

– У них нет души, как у тебя и у меня. Можно лишить их тела на какое-то время, если повезет – даже на век. Но это древние силы. Хирон называет их архетипами. В конце концов они снова воплотятся.

Мне вспомнилась миссис Доддз.

– Значит, если я случайно зарубил одну такую тварь мечом…

– Фур… то есть учительницу математики? Да. Она по-прежнему существует. Ты ее просто очень разозлил.

– Откуда ты знаешь про миссис Доддз?

– Ты разговариваешь во сне.

– Ты хотела назвать ее по-другому. Фурия? Они ведь палачи Аида, так?

Аннабет с опаской взглянула на землю, будто та могла в любой момент разверзнуться и поглотить ее.

– Не стоит произносить их имена даже здесь. Если приходится говорить о них, мы зовем их Милостивыми.

– Слушай, можно сказать хоть что-нибудь, после чего в небе не будет громыхать? – Вышло жалобно, но в тот момент мне было уже плевать. – И почему я вообще должен жить в одиннадцатом домике? Почему туда набилось столько народа? Вон же пустые домики. – Я указал на несколько первых домиков, и Аннабет побледнела:

– Нельзя просто взять и выбрать домик, Перси. В них распределяют в зависимости от того, кто твои родители. Или… родитель. – Она помолчала, давая мне время переварить.

– Моя мама – Салли Джексон, – сказал я. – Она работает в магазине конфет на Центральном вокзале. То есть работала.

– Мне жаль, что с твоей мамой такое случилось, Перси. Но я говорила не об этом. Речь о твоем втором родителе. О твоем отце.

– Он умер. Я его никогда не видел.

Аннабет вздохнула. Ей явно не раз приходилось объяснять все другим новичкам.

– Твой отец не умер, Перси.

– С чего ты так решила? Ты его знаешь?

– Нет, конечно, не знаю.

– Тогда почему ты сказала…

– Потому что я знаю тебя. Ты не оказался бы здесь, не будь ты одним из нас.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Ничего? – Она подняла бровь. – Готова спорить, что ты сменил много школ. И по большей части тебя из них выгоняли.

– Откуда…

– У тебя дислексия. И наверняка СДВГ.

Я попытался не выдать своего смущения:

– И при чем тут все это?

– Все вместе это фактически верный признак. Когда ты читаешь, буквы прямо-таки расползаются со страницы, да? Дело в том, что твой мозг настроен на древнегреческий. А СДВГ? Тебе ведь трудно усидеть на месте, спокойно вытерпеть целый урок не получается. Это дают о себе знать боевые рефлексы. Без них не выжить в реальном сражении. С вниманием у тебя проблемы не потому, что ты мало что замечаешь, наоборот – ты видишь слишком много, Перси. Твои чувства куда острее, чем у обычных смертных. Понятное дело, что учителя хотят тебя лечить. Большинство из них монстры. Они не хотят, чтобы ты увидел их истинную природу.

– Ты говоришь так, будто… тебе это знакомо?

– И большинству здешних ребят тоже. Если бы ты не был одним из нас, Минотавр бы тебя прикончил, не говоря уж об амброзии и нектаре.

– Амброзия и нектар.

– Еда и питье, которые тебе давали, чтобы ты поправился. Они смертельно опасны для обычных детей. Будь ты одним из них, твоя кровь воспламенилась бы, а кости рассыпались в труху, едва бы ты их попробовал. Смирись. Ты полукровка.

Полукровка.

У меня было столько вопросов, что я не знал, какой задать первым.

И тут раздался хрипловатый крик:

– Надо же! Новенький!

К нам вальяжно приближалась высокая девчонка из уродливого красного домика. Позади нее шли еще три девчонки, такие же крупные, страшные и злобные на вид, как она, и в таких же камуфляжных куртках.

– Кларисса, – вздохнула Аннабет. – Может, найдешь себе занятие? Копье отполируешь, например?

– Конечно, мисс принцесса, – ответила девчонка. – Чтобы проткнуть им тебя в пятницу вечером.

– Erre es korakas! – рявкнула Аннабет, и я, сам не знаю как, понял, что по-гречески это значило «Иди к воро́нам!» и, судя по всему, было весьма неприятным ругательством. – У тебя нет шансов.

– Мы сотрем вас в порошок, – ответила Кларисса, но глаз у нее при этом дернулся. Возможно, она сомневалась, что сможет воплотить свою угрозу в жизнь. – А это еще что за хлюпик?

– Перси Джексон, – сказала Аннабет, – познакомься с Клариссой, дочерью Ареса.

Я удивленно моргнул:

– В смысле… бога войны?

Кларисса ухмыльнулась:

– Тебя что-то не устраивает?

– Нет, – опомнился я. – просто стало ясно, почему так воняет.

– Новички должны пройти церемонию посвящения, Присси, – прорычала Кларисса.

– Перси.

– Плевать. Давай-ка я покажу.

– Кларисса… – начала было Аннабет.

– Не лезь, Всезнайка.

На лице у Аннабет отразилась обида, но она не стала вмешиваться, да и я не слишком хотел ее помощи. Я новичок. И должен сам заработать себе авторитет.

Я отдал Аннабет рог Минотавра и приготовился к драке, но не успел опомниться, как Кларисса схватила меня за шею и поволокла к зданию из шлакоблоков, в котором, как я тут же догадался, находится туалет.