Ричард Лоув
Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь

Глава 2. Сердце, способное сострадать

Беспорядочная круговерть современной жизни затрудняет полноценное восприятие жизни. Блеяние автомобильных сигналов, скрежет воздуходувок для сбора листьев и шум соседней автострады прерывают сон, мысли, эмоции и разговоры. Социальные сети действительно обладают определенным очарованием и в некоторых случаях сближают нас. Но для многих людей электронные каналы коммуникаций преобразуется в электронную сверхсвязь, подавляя нашу способность к терпению, нарушая сосредоточенность, необходимую для построения отношений в реальном времени, и загоняя людей в бескомпромиссные политические лагеря.

Это состояние разобщения началось задолго до того, как был изобретен Интернет или электроинструменты. В 1802 году английский поэт-романтик Уильям Вордсворт написал сонет под названием «Для нас мир – слишком…», в котором он обвиняет промышленную революцию в том, что она подменила нашу связь с природой разгулом материализма:

 
Огромный мир ты видишь пред собой,
Его презрели мы. За золотом в погоне,
Мы разрываем связь свою с природой,
Затмив от века жадностью сердца.
Сверкает в небе полная луна,
Иль ветры опьяненные свободой
Сгоняют туч тяжелый караван
Укрыв от света землю непогодой.
Все безразлично нам…^[3]
 

В так называемую информационную эпоху^[4] люди еще больше сбиваются с ритма. Как и во время Первой промышленной революции, технология является главным подозреваемым, но не единственным. Однажды одна 13-летняя девочка сказала мне, что ей надоело слушать, как люди говорят, что технологии губят детей. Она настаивает: «Дети губят технологии». Только подросток может сказать подобное с таким апломбом. Но она была права: не цифровые инструменты убивают души, это делают люди, и гаджеты лишь немного им помогают в этом.

Тем не менее, шквал цифровой информации, страх перед будущим, убогий урбанистический дизайн, перенасыщение рынка и экономическая нестабильность – все это отделяет нас друг от друга и от мира природы. Новые исследования свидетельствуют о росте того, что некоторые чиновники от здравоохранения называют эпидемией одиночества. Возможно, слово «эпидемия» – преувеличение (например, творчество часто связано с одиночеством). Но, как пишет бывший американский генерал, хирург Вивек Мерти, «мы живем в период наиболее тесной технологической связи в истории цивилизации, однако с 1980-х годов уровень одиночества удвоился».

Исследование 2006 года, проведенное университетом Аризоны и университетом Дьюка, показало, что у опрошенных американцев оказалось на треть меньше близких друзей и доверенных лиц, чем два года назад. А число людей, у которых вообще не было друзей, за это время увеличилось более чем вдвое. В исследовании AARP 2010 года, посвященном одиночеству, сообщалось, что 42,6 миллиона взрослых американцев старше сорока пяти лет страдают от хронического одиночества. Согласно последним данным переписи, более четверти населения США живет в одиночестве, более половины из них не состоят в браке, а число браков и количество детей в пересчете на семью снизились. Конечно, одиночество или холостяцкая жизнь не означает автоматическую социальную изоляцию, и многие взрослые утверждают, что лучше жить без семьи вообще, чем в неблагополучной семье. Но The Economist сообщает, что в Британии «полмиллиона человек регулярно, до недели, могут жить, ни с кем не видясь».

В 2017 году на 125-м ежегодном съезде Американской психологической ассоциации Джулианна Холт-Лунстад, профессор психологии университета Бригама Янга, представила анализ исследований 148 американских психологов, которые показали, что тесные социальные связи могут снизить вероятность ранней смерти на 50 процентов, в котором участвовали 3,4 миллиона человек из Северной Америки, Европы, Азии и Австралии, выявил, что изоляция, одиночество и одинокая жизнь сравнялись с другими основными факторами риска ранней смерти (например, ожирением) или даже превосходили их.

Результаты других исследований вызывают особую тревогу. Психолог Джин Твендж из университета штата Сан-Диего обнаружила, что люди, которые проводят больше времени перед экранами и меньше – в личных социальных взаимодействиях, более склонны к депрессии и самоубийству. В 2018 Cigna – компания медицинского страхования мирового уровня – обследовала 20000 взрослых американцев и пришла к выводу, что каждое поколение, от «величайшего поколения» (собирательное название, данное американским журналистом Томом Брокау поколению американцев, которые воспитывались во времена Великой депрессии, затем участвовали в боях Второй мировой войны либо трудились в тылу. К нему относятся люди, рожденные в 1900–1919 годах. – прим. ред.) до поколения Y и поколения Z, все более страдает от социальной изолированности. Возможно, пожилые люди более склонны скрывать свои чувства, а молодые люди склонны их выпячивать. Но эти результаты бросают вызов расхожему мнению, что социальная изоляция наиболее остро ощущается старшим поколением. Безусловно, ни одно поколение не должно чувствовать себя изолированным. Однако, не говорит ли это о динамике развития общества, в котором чем моложе взрослые люди, тем более одинокими они себя чувствуют?

Разновидности одиночества

В то время как социальные модели взаимодействия между людьми постепенно переходят в цифровой формат, становясь более обезличенными, возникает изоляция другого рода: видовое одиночество – подспудный страх вселенского одиночества. И, как следствие, отчаянное желание установить связь с другими формами жизни. Верующие в Личного Бога могут чувствовать, что они не одиноки, и все же, отдаляясь от природы, они тоже ощущают отсутствие его внимания. Все мы созданы таким образом, чтобы жить в большом сообществе, в расширенной семье многочисленных видов.

Термин «видовое одиночество» был введен в 1993 году в статье «Экологическая этика» Майклом Винсентом Макгиннисом, писателем и редактором книг по экологии и биорегионализму. Почти два десятилетия спустя он пишет: «Видовое одиночество в израненном ландшафте заставляет нас желать восстановить отношения с окружающим пространством и другими видами живых существ, или, говоря иначе, современное человечество жаждет возродить и восстановить экологию общности людей». Человек или семья, отрезанные от позитивных социальных контактов с другими людьми, более уязвимы и подвержены алкоголизму, депрессии, запугиванию и насилию, они легче поддаются контролю. Лидеры различных культов слишком хорошо это понимают. Вместе с отдалением от других видов растет уязвимость нашего вида от различных видов патологий. Без контакта с «нашей родней» из животного мира люди теряют чувство комфорта, близости, теплоты, возможно, даже ощущения высшей силы, как бы ее ни определяли.

Эта гипотеза подтверждается более чем десятилетними исследованиями, показывающими положительное влияние связей с природой на здоровье и когнитивные способности человека, а также на здоровье целых сообществ людей. Это относительно новая область исследований, и сторонники движения за новую природу принимают ее близко к сердцу. Все большее число врачей – особенно педиатров и психологов – сегодня не считают, что одними только фармацевтическими препаратами и традиционными консультациями можно обратить вспять социальную изоляцию, депрессию и злоупотребление психоактивными веществами, от которых страдает так много людей, особенно молодежь. Некоторые из них теперь пишут «природные рецепты», чтобы побудить семьи проводить больше времени на свежем воздухе, предпочтительно в естественной среде. Наиболее благотворное влияние на психологическое здоровье человека оказывают парки с богатым биоразнообразием. При этом, хотя зеленые насаждения могут приносить радость и уменьшать стресс, сильнейшего эффекта удается достичь благодаря общению с животным миром, способным избавить нас – как отдельных людей, так и весь вид в целом – от чувства изолированности. В какой-то степени некоторые люди занимаются самоисцелением с помощью животных. В большинстве стран западного мира стоит обратить внимание на резкий рост числа домашних животных, а также отраслей промышленности, которые их обслуживают. За последнее десятилетие в Соединенных Штатах увеличение числа владельцев домашних животных опередило общий рост числа семей. И впереди всех – молодежь: люди в возрасте от 18 до 34 лет наиболее склонны заводить домашних животных, а 43 процента молодых людей, у которых еще нет домашнего животного, говорят, что хотят завести его в будущем.

Может возникнуть вопрос: если популяция домашних животных растет, зачем кому-то нужно больше контактировать с дикими животными? Мы легко забываем о том, что животные-компаньоны – это именно животные, и склонны воспринимать их как часть семьи. Предполагать, что одни только домашние животные способны заполнить пустоту одиночества нашего вида, – все равно что сказать, будто нам нужны лишь внутрисемейные контакты и мы не нуждаемся в расширенной семье – дальних родственниках, друзьях или соседях. Но правда заключается в том, что мы, люди, нуждаемся во всех дружеских контактах, которые только сможем себе обеспечить.

Предполагаемый выбор, как ветер перед бурей – несет с собой как опасность, так и возможность.

Определения и названия геологических периодов могут показаться сложными, но наиболее распространенная версия гласит, что нынешняя эпоха началась в палеолите, в конце Ледникового периода, когда Земля потеплела и население планеты начало быстро расти. Это привело к развитию человечества в течение десяти-двенадцати тысяч лет, включавшему появление и расцвет цивилизаций. В 2000 году химик, занимавшийся исследованием атмосферы, Поль Кратцен заявил, что человеческая деятельность стала настолько мощной силой, что она теперь формирует те системы и условия, которые регулируют жизнь на нашей планете. Ученые могут подтвердить: половина крупных рек мира перекрыта плотинами; 20 процентов суши нашей планеты используется для сельского хозяйства; пластмассы и их производные распространились практически повсюду, углеродное загрязнение в значительной степени ответственно за скорость изменения климата^[5]. Разрушение нашей среды обитания способствует краху биоразнообразия и продолжающемуся массовому вымиранию видов. Предположительно 95 процентов биомассы наземных позвоночных составляют домашние животные и домашний скот, живущие в виде созданных человеком монокультур.

Американский биолог и исследователь Юджин Стормер для определения эпохи господства человека придумал термин «антропоцен» и в 2000 году на конференции Кратцен привлек к нему внимание общественности. В 2015 году рабочая группа международной комиссии по стратиграфии – крупнейшего и старейшего научного органа в рамках Международного союза геологических наук – официально порекомендовала комиссии объявить конец эпохи голоцена и начало эпохи антропоцена. В 2016 году рабочая группа по антропоцену Международного союза геологических наук эту идею одобрила, но официальное определение на данный момент еще не принято. Тем не менее, Кратцен и многие другие ученые считают, что планета уже перешла в антропоцен, предполагаемые отправные точки которого варьируются от начала Первой аграрной революции – несколько тысяч лет назад – до первого взрыва ядерного оружия в 1945 году. Профессор Гарварда Э. О. Уилсон представляет себе логическое завершение антропоцена в виде планеты, на которой остались только люди, сельское хозяйство и одомашненные животные. «Остановим ли мы ради будущих поколений разрушение Земли, – спрашивает он, – или продолжим изменять планету в соответствии с нашими насущными потребностями? Если произойдет последнее, то планета Земля вступит в новую эру своей истории… где все будет подчинено только одному нашему виду». Он описывает эту интерпретацию антропоцена как эпоху одиночества.

Но подождите, разве нет более позитивного способа представить себе последующую эпоху? Покойный Томас Берри, католический священник, которого в 1989 году Newsweek назвал «самой провокационной фигурой среди нового поколения эколого-теологов», часто использовал слова «общность, приобщение» для описания того, что он считал нашей связью с божественной составляющей природы: «Вселенная – это общность субъектов, а не совокупность объектов». Объектом можно владеть, злоупотреблять или выбросить; субъект, по его определению, равен другим субъектам и может иметь свои права. Он предложил свое видение грядущего. Вместо эпохи, когда люди захватывают полный контроль над природой, он пропагандирует «экозойскую эру» – геологическую эру мутуализма, в которой люди используют как технологию, так и духовность, чтобы жить в гармонии с природой^[6].

Точно так же австралийский экофилософ Гленн Альбрехт отстаивает свое видение новой эпохи, которую, по его мнению, следует назвать «симбиоценом» (от греческого слова symbiosis, или «товарищество». – прим. ред.). Он ввел эту концепцию в 2011 году «как почти инстинктивную реакцию против самой идеи антропоцена». Научное толкование слова «симбиоз» «подразумевает совместное проживание ради взаимной выгоды… Как основная составляющая экологического и эволюционного мышления, симбиоз и связанный с ним симбиогенез утверждают взаимосвязь жизни и всего живого».

Хотя Берри и Альбрехт используют разные термины, они планируют движение в одном направлении – прочь от эпохи одиночества к эпохе взаимных связей.

Изменение представления о человеческой исключительности

Чтобы разбить почти непостижимую необъятность жизни на более легкие для понимания куски, мы рассказываем себе истории. Почти в каждом мифе о зарождении общества – а это базовая история и основа последующей мифологии – животные, в том числе говорящие, играют главные роли. И по сей день нам кажется, что они хотят что-то сказать.

Джон Бергер пишет: «В те далекие времена, когда жили наши предки, животные обитали рядом с человеком и часто преподносились не только как носители сакральной информации, но и как символы веры». Они продолжают жить в нашем воображении – на территории, которую легко вычеркнуть из памяти или не признавать. В нынешнюю эпоху, когда все в жизни посчитано, взвешено и оценено, опыт общения с дикой природой выпадает за привычные рамки современной системы ценностей и настоятельно требует пересмотра. На протяжении столетий, по крайней мере в индустриальных державах, доминирующее культурное, а иногда и научное отношение к природе было редукционистским, механистическим и откровенно эксплуататорским. Однако сегодня новое поколение исследователей, терапевтов и педагогов бросает вызов идее человеческой исключительности. Обладая способностью создавать различные инструменты и передавать друг другу информацию, раньше мы думали о своем виде как о единственном хозяине планеты Земля. Сейчас это уже не так. Люди все еще считаются принципиально отличными от других животных – к примеру, волк делает то, что предписывает ему его волчья суть, человек же способен совершать моральный и интеллектуальный выбор другого порядка. Но даже эти различия сейчас ставятся под сомнение.

Мы, люди, – не единственные главные герои истории Земли. Разумная жизнь заселила планету задолго до того, как на сцене появились мы. Теперь нам известно, что у людей и китов есть одинаковые специализированные нейроны, связанные с высшими когнитивными функциями, включая самосознание и сострадание, и что эти нейроны могли развиваться параллельно. Эти нейроны появились у китов на тридцать миллионов лет раньше, чем у нас. Задолго до рождения Чингисхана или Рене Декарта дельфины разговаривали и общались.

Сейчас на волне интереса к теории взаимоотношений людей и животных значительно возрос и объем исследований. Современная междисциплинарная подгруппа этнобиологии – антропозоология, занимающаяся изучением взаимодействия человека и животных, известная также своими исследованиями симбиоза живых существ (HAS), – прокладывает новые пути на острие науки. В эту подгруппу входит несколько дисциплин, в том числе: социология, антропология, психология, политология, а также ветеринария, зоология и другие естественные науки. Деятельность ученых нацелена на изучение отношений между людьми и дикими животными. По словам философа-эколога Дэвида Абрама, некоторые люди бросают вызов дегуманизирующим аспектам современности, «возвращаясь к природе», стремясь к интеграции с тем, что он называет «миром, выходящим за узкие рамки человеческого». Исследователи углубляют наше понимание межвидовой и вневидовой коммуникации, а также эволюции человека. Они изучают интеллект животных, зоонозные болезни (которые передаются между людьми и дикими животными) и то, как человеческие поселения могут быть интегрированы в мир живой природы. Правда, находятся и те, кто все еще считает, что мы находимся в состоянии войны с дикой природой. Они жалуются на «вторжение» енотов, оленей и койотов в их жизнь, забывая о том, что развитие производств и агрессивная сельскохозяйственная политика уничтожает среду обитания этих животных. Но, несмотря на это, с каждым годом число людей, бережно относящихся к дикой природе, неуклонно растет.

В 2016 году исследовательская группа под руководством Келли Джордж из университета штата Огайо повторила новаторские исследования, проведенные почти четырьмя десятилетиями ранее экологом Стивеном Келлертом. Келлерт изучал отношение американцев к природе, а Джордж выявила существенные и неожиданные социальные изменения, произошедшие с 1978 года. Джордж и ее команда зафиксировали возрастание заботы общества о благополучии как диких, так и домашних животных. Почему? Писатель Брэндон Кейм предлагает возможное объяснение результатов исследования в журнале Conservation, в статье с удивительным названием: «Америка становится более добрым, спокойным и бережливым местом (по отношению к животным, во всяком случае)». Кейм отмечает, ссылаясь на исследование Джордж: «Со времени предыдущего исследования Келлерта «потеря биоразнообразия ускорилась». В то же время, добавляет он, «изучение когнитивных функций животных дало неопровержимые доказательства существования интеллекта» в животном мире. Частично в результате этого проблемы благополучия животных стали особо значимыми в культуре граждан США и население страны стало более доброжелательно относиться к диким животным». Более всего отношение улучшилось к «исторически стигматизированным видам», включая акул, летучих мышей, стервятников, волков и койотов. Он добавляет: «Единственные виды, репутация которых существенно ухудшилась, – это еноты и лебеди, хотя люди все еще очень любят их».

Возможно, самым мощным фактором является одиночество людей и, как следствие, одиночество вида в целом. Когда-то люди жили в тесном контакте с другими животными, но на протяжении веков, и особенно в последние полвека, люди перестали контактировать как с дикой природой, так и с сельскохозяйственными животными. По мере того как наша жизнь становится все более технологичной и пугающей, мы берем все больше домашних животных и все сильнее приближаем их к себе. И все же нас по-прежнему тянет к диким зверям. Что-то меняется. На задние дворы возвращаются куры, утки и козы. Наша разобщенность с другими людьми и другими видами живых существ заставляет для оказания помощи людям с умственными и физическими дефектами все чаще использовать терапию с помощью животных. И словно в ответ на наш зов, в пригородах и даже в городах в невиданных количествах появляются дикие звери. Это недавно возникшее явление обусловлено закономерностями развития и новыми правилами меняющегося климата. Они представляют опасность как для людей, так и для других животных, но также открывают новые возможности для восстановления утраченного единения с миром живой природы. На темных городских окраинах или даже прямо у дверей дома мы наблюдаем удивительным образом меняющихся диких животных. И мы меняемся тоже.

Глава 3. Сила тесного контакта с животными, меняющая наше сознание

Однажды утром Лиза Донахью вошла в столовую и увидела, что ее шестилетний сын Эйдан и их большой ретривер Джек растянулись на ковре в столовой. Оба они лежали спиной к Лизе. Мальчик гладил собаку. Затем она услышала, как ее сын сказал тихо, буднично, как бы между прочим: «Мама, у меня больше нет сердца». Вздрогнув, она спросила сына, что он имеет в виду. «Мое сердце в Джеке», – ответил мальчик. Она, успокоившись, некоторое время просто наблюдала за ними.

Когда мы молоды, подобное духовное родство проявляется естественным образом. У некоторых людей получается сохранить его на протяжении всей своей жизни. Они ощущают малейшие нюансы в отношениях не только со своими животными-компаньонами, но и с дикими собратьями. Каждое животное, с которым сталкивает нас жизнь, имеет потенциальную возможность стать частью нас или частью того, кем мы могли бы стать. Если, конечно, мы пойдем им навстречу.

Традиции тотемов у индейцев – отражение такого подхода к физическому и духовному единению. Американские трансценденталисты XIX века также видели в природе божественное начало. Лидер этого движения, Ральф Уолдо Эмерсон, писал о «великой природе, в которой мы пребываем так же, как Земля пребывает в мягких объятиях атмосферы; о том Единстве, о той Сверхдуше, в которой заключено духовное начало каждого человека и которая делает его единым со всеми другими живыми существами на планете».

Совсем недавно пишущий о природе Барри Лопес в своей книге A Literature of Place, писал: «Если вы ощущаете близость с местом, с историей которого вы знакомы, и устанавливаете с ним корректное, нравственное общение, то возникает следующее: это место понимает, что вы есть. Чувствует вас. Вы не будете забыты, отброшены». Наша привязанность к миру природы – это «фундаментальная защита человека от одиночества». Лопес подробно описывал, как земля формирует наш внутренний ландшафт. То же самое делают животные, дикие и домашние.