Райнер Цительманн
В защиту капитализма. Развенчание популярных мифов

Предупреждения о пределе роста не новы; они звучат на протяжении веков. Вот лишь несколько примеров за последние 80 лет: в 1939 г. Министерство внутренних дел США заявило, что запасов нефти в США хватит еще только на 13 лет; в 1949 г. министр внутренних дел США заявил, что запасы нефти в Америке скоро закончатся; ничему не научившись после своих предыдущих ложных заявлений, в 1974 г. Геологическая служба США заявила, что запасов природного газа в США хватит всего на 10 лет.

В 1970 г. ученый Гаррисон Браун опубликовал в журнале «Scientific American» график, показывавший, что вскоре после 2000 г. у человечества закончится медь. Ожидалось, что свинец, цинк, олово, золото и серебро исчезнут до 1990 г.^[190] Также в 1970 г. эколог Кеннет Уатт предсказывал, что в мире закончится нефть: «Вы подъедете на автомобиле к бензоколонке и скажете: “Заправь его, приятель”, а он ответит: “Мне очень жаль, но ничего нет”»^[191].

Опубликованное в том же году исследование Римского клуба «Пределы роста» привлекло большое внимание. На сегодняшний день продано более 30 млн экземпляров исследования на 30 языках. Книга предупреждала людей о необходимости изменить свой образ жизни и предлагала суровое послание: сырьевые ресурсы планеты скоро будут исчерпаны, особенно нефть. По прогнозам ученых, через 20 лет будет израсходована последняя капля нефти. И не только в отношении нефти, но и почти для всех других видов сырья в докладе Римского клуба была совершенно неверно определена дата, к которой они будут исчерпаны. Природный газ, медь, свинец, алюминий, вольфрам: согласно опубликованным в то время прогнозам, ни один из этих природных ресурсов не должен находиться в земле сегодня – исходя из прогнозов продолжения экономического роста в период с 1970-х годов по сегодняшний день. Все должно было быть уже израсходовано, в некоторых случаях – десятилетия назад. Предполагалось, что запасы серебра будут исчерпаны в 1985 г. В действительности в январе 2020 г. Геологическая служба США (USGS) оценила мировые запасы серебра в 560 000 тонн. <При годовой добыче около 22 тыс. тонн. – Ред.>

Прежде чем кто-то начнет качать головой по поводу всех этих ложных прогнозов, стоит отметить, что с начала индустриализации и примерно до 1970-х годов действительно существовала тесная корреляция между экономическим ростом, с одной стороны, и потреблением энергии и сырья – с другой^[192].

Но американский ученый Эндрю Макафи в своей книге «Больше из меньшего», вышедшей в 2020 г., на основе многочисленных рядов данных показывает, что экономический рост отвязался от потребления сырья. Данные по США демонстрируют, что из 72 сырьевых товаров только шесть еще не достигли максимума потребления. Хотя в последние годы экономика США демонстрирует высокие темпы роста, потребление многих сырьевых товаров снижается^[193].

Еще в 2015 г. американский ученый-эколог Джесси Аусубел подтвердил в своей статье «Возвращение природы: как технология освобождает окружающую среду», что американцы потребляют все меньше и меньше сырья на душу населения. Общее потребление стали, меди, удобрений, древесины и бумаги, которое в прошлом всегда росло в унисон с экономическим ростом, достигло пика и с тех пор снижается.

Все эти события происходят по законам столь ненавистного капитализма: компании постоянно ищут новые способы более эффективного производства, то есть обходятся меньшим количеством сырья. Делают они это, конечно, не для того, чтобы защитить окружающую среду, а для того, чтобы снизить издержки.

Более того, инновации способствовали развитию тенденции, которую мы называем миниатюризацией или дематериализацией. Одним из примеров этой тенденции является смартфон. Только подумайте, сколько устройств содержится в вашем смартфоне и сколько сырья они потребляли раньше:

Калькулятор

Автоответчик

Телефон

Сканер

Видеокамера

Рулетка

Будильник

Радио

Диктофон

Фонарик

Навигационная система

Календарь

Фотоаппарат

Энциклопедия

MP3-плеер (заменяющий кассетный/CD-плеер)

Словарь

Словари иностранных языков

Компас

Адресная книга.

Сегодня многие люди уже не пользуются факсом или бумажными географическими картами, потому что у них все под рукой в смартфоне, а некоторые даже обходятся без наручных часов. В прошлом у вас было четыре отдельных микрофона в телефоне, аудиокассетном магнитофоне, диктофоне и видеокамере. Сегодня все эти устройства заменил один микрофон в смартфоне.

Раньше я гордился своей большой коллекцией грампластинок, занимавшей несколько полок. По мере развития технологий я покупал компакт-диски, которые умещались на одной полке – и требовали гораздо меньше сырья. Сегодня моя подруга дразнит меня за то, что я до сих пор покупаю компакт-диски – вся ее музыка в цифровых файлах, которые не занимают вообще никакого места. Признаюсь, я немного старомоден и владею несколькими тысячами книг. У меня не хватает места на полке для всех них, поэтому большинство моих книг хранится на складе. Мой отец, несмотря на свои 92 года, более современен, чем я, и читает много книг в электронном виде.

Это лишь несколько из многих примеров тенденции к дематериализации^[194]. Реальность сложнее, чем может показаться на первый взгляд, когда люди говорят: «Наша планета имеет ограниченные ресурсы, поэтому экономический рост не может продолжаться бесконечно».

Значит ли все это, что мир может обойтись без государственного регулирования в сфере защиты окружающей среды? Конечно же нет. Даже такие убежденные сторонники капитализма, как лауреаты Нобелевской премии по экономике Фридрих Хайек и Милтон Фридман, всегда заявляли, что государство должно устанавливать правила – правовые рамки – экономической игры. Хайек подчеркивал, что политику свободного рынка не следует путать с политикой «невмешательства»^[195].

И именно некоторые из самых восторженных сторонников капитализма решили одну из величайших в мире экологических проблем – «озоновой дыры». Вот эта история: в середине 1970-х годов американские ученые Марио Молина и Шервуд Роуленд предупредили, что долгоживущие химические вещества, такие как хлорфторуглероды (ХФУ), способны разрушить защитный озоновый слой Земли. А истощение озонового слоя, предупреждали они, приведет к резкому увеличению числа раковых заболеваний кожи и повлияет на наземные и водные экосистемы. В то время фреоны содержались во многих предметах домашнего обихода, включая холодильники, дезодоранты и спреи для волос.

В середине 1980-х годов американская исследовательница Сьюзен Соломон обнаружила, что ХФУ являются причиной образования дыры в озоновом слое над Антарктидой. Тогдашний президент США Рональд Рейган (поклонник Милтона Фридмана) и премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер (поклонница Фридриха Хайека) взяли на себя инициативу и призвали мировое сообщество к совместным действиям. 16 сентября 1987 г. более 30 стран договорились о поэтапном отказе от ХФУ. Подписанный в результате этого «Монреальский протокол» остается выдающимся примером глобальной защиты окружающей среды и помог добиться того, что озоновая дыра стала значительно меньше. Бывший Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан позже назвал «Монреальский протокол» «возможно, самым успешным международным экологическим соглашением на сегодняшний день». Одним махом Рейган и Тэтчер, два архикапиталиста, сделали для защиты окружающей среды больше, чем Гринпис и все остальные левые «экологические активисты».

Поэтому государственное регулирование само по себе не является чем-то плохим, но часто правительственные указания по охране окружающей среды не достигают своих благонамеренных целей и в итоге приводят к прямо противоположным результатам. В качестве примера можно привести экологическую и энергетическую политику Германии: в период с 1957 по 2004 г. в мире было введено в эксплуатацию около 110 атомных электростанций. В 1970–1980-х годах экологи в Германии в первую очередь требовали постепенного отказа от атомной энергетики. Ни один вопрос не был так важен для экологических активистов страны, как вывод из эксплуатации всех до единой атомных электростанций.

В 1998 г. было сформировано коалиционное правительство социал-демократов и «зеленых», которое два года спустя, в 2000 г., впервые регламентировало прекращение использования атомной энергии в договоре между Федеративной Республикой и компаниями, эксплуатирующими атомные электростанции. В 2002 г. на основании этого договора были внесены изменения в Закон об атомной энергии Германии. В 2010 г. было принято решение о продлении сроков эксплуатации атомных электростанций, однако в 2011 г. это решение было отменено после стихийного бедствия на АЭС «Фукусима». Вывод из эксплуатации последней немецкой атомной электростанции запланирован на 2022 г.

Именно катастрофа на Фукусиме в 2011 г. побудила правительство Ангелы Меркель молниеносно принять решение о закрытии атомных электростанций Германии гораздо раньше, чем это было первоначально согласовано. И все же к резкому изменению политики Ангелы Меркель привела не сама авария (которая даже не заставила Японию отказаться от атомной энергетики), а тот факт, что примерно через две недели после нее проходили выборы в немецкой земле Баден-Вюртемберг. В накаленной предвыборной атмосфере Меркель хотела лишить «зеленых» одного из их ключевых предвыборных вопросов. Но даже это не сработало, и «зеленые» набрали рекордное количество голосов, и впервые в немецкой политике немецкая земля избрала «зеленого» политика министром-президентом.

Одной из главных причин того, что Германия не добилась большего прогресса в борьбе с изменением климата, несмотря на все свои усилия, является решение о постепенном отказе от атомной энергетики. Это привело к тому, что страна не смогла сократить выбросы CO₂ на столько, на сколько могла бы. С точки зрения охраны окружающей среды Франция, например, во многих отношениях не лучше Германии, но, в то время как Германия последовательно закрывает свои атомные электростанции, доля атомной энергии в национальном энергобалансе Франции выше, чем в любой другой стране, – около 70 % (2019). В общем Индексе охраны окружающей среды 2021 г. Германия занимает 10-е место, а Франция – 5-е. И это в основном благодаря ядерной энергии, потому что в отдельном Индексе защиты климата 2021 г., составляемом EPI, Германия занимает лишь 14-е место, а Франция – 4-е.

В отчете EPI за 2021 г. исследователи Йельского университета осторожно и дипломатично объясняют, что «некоторые аналитики», возможно, считают, что отказ Германии от ядерной энергетики может повредить прогрессу страны в области экологии. Менее дипломатично, но более точно «Уолл-стрит джорнал» заявляет, что Германия проводит самую глупую энергетическую политику в мире^[196].

Основным оправданием закрытия атомной энергетики в Германии являются риски, связанные с использованием атомной энергии. Но эти риски преувеличены сверх меры. Сравнение количества смертей на единицу произведенной энергии (ТВт/ч) показывает, что атомная энергия убивает 0,07 человека, нефть – 18,4; а уголь – 24,6^[197]. Даже гидроэнергетика значительно опаснее ядерной энергии. А «коэффициент смертности» для ветроэнергетики, фотовольтаики и возобновляемых видов топлива в действительности выше, чем для атомной энергетики^[198].

В книге об изменении климата Билл Гейтс приводит убедительные доводы в пользу ядерной энергетики, утверждая, что «трудно представить себе будущее, в котором мы декарбонизируем нашу энергосистему по доступной цене без использования большего количества ядерной энергии»^[199]. Всё потому, что: «Ядерная энергия – это единственный источник энергии без углерода, который мы можем использовать практически везде, круглосуточно, 7 дней в неделю»^[200].

Противники ядерной энергетики неоднократно подразумевали, прямо или используя расплывчатые формулировки, что в результате расплавления реактора на Фукусиме в 2011 г. погибло 20 000 человек. Число 20 000 приблизительно верно, но эти люди погибли в результате землетрясения и последующего цунами, но ни в коем случае не из-за радиоактивности^[201].

Вы вряд ли когда-нибудь услышите о том, что последнее поколение атомных электростанций безопаснее своих предшественниц, – большинство людей даже не знают о достигнутых успехах. Кроме того, проблемы с захоронением радиоактивных отходов сильно преувеличены^[202], и мало внимания уделяется новым реакторам, которые почти полностью избавились от этой проблемы^[203].

Как лаконично замечает климатолог Керри Эмануэль из Массачусетского технологического института (MIT) в Кембридже: «Такое нельзя утверждать одновременно. Если они говорят, что это [изменение климата] апокалипсис или неприемлемый риск, а затем переобуваются и исключают один из самых очевидных способов избежать этого [ядерную энергетику], то они не только непоследовательны, но и неискренни»^[204].

В США (как и в других странах) новые атомные электростанции не строились в течение длительного времени, но это не имело никакого отношения к капитализму. Напротив, масштабную кампанию, которая намеренно разжигала страхи людей и привела к почти полному прекращению строительства новых электростанций, возглавило антикапиталистическое движение, сформировавшееся вокруг американского адвоката Ральфа Нейдера^[205]. За последние несколько лет в некоторых странах дискуссии о ядерной энергетике стали более объективными. В результате все большее число экологических активистов даже выступают за строительство новых атомных электростанций. В Калифорнии в настоящее время около 50 стартапов работают над разработкой новых ядерных технологий. Эксперты уже говорят о «Ядерной долине» как об ответвлении «Кремниевой долины»^[206]. В 2008 г. Билл Гейтс основал компанию «Терра-Пауэр», которая, в случае успеха, сможет работать на реакторах, использующих ядерные отходы с других ядерных объектов^[207].

Пример атомной энергетики показывает, что вмешательство государства в экономику, даже если в качестве мотива указывается защита окружающей среды, часто обусловлено не рациональными экологическими соображениями, а популизмом и идеологией. Атомная энергетика – не единственный пример. Автор Александр Нойбауэр приводит десятки примеров правительственных экологических постановлений, которые привели к результатам, противоположным задуманным. Немецкий медицинский журнал «Дойчес Эрцтеблатт» («Deutsches Ärzteblatt») опубликовал множество статей о том, что использование теплоизоляции для герметизации домов привело к значительному росту заражения квартир плесенью, вызывая астму, пневмонию и другие опасные для жизни заболевания. Некоторые американские штаты уже запретили такую изоляцию из-за связанного с ней риска для здоровья, а в Германии она является обязательной^[208]. Это, однако, не означает, что мы должны избавиться от всех государственных норм по защите окружающей среды, но доказывает, что экономическая свобода в целом гораздо лучше защищает нашу окружающую среду, чем государственный дирижизм.

Для многих так называемых климатических активистов экологизм – не более чем предлог для борьбы с капитализмом. Некоторые выступают за крайне радикальные решения, которые фактически ведут к экологической диктатуре. Они утверждают, что, когда на карту поставлено выживание человечества, не должно быть никаких табу. По этой логике мы должны принимать даже самые радикальные решения и отказаться от таких ценностей, как свобода и демократия. Когда речь идет о выживании, говорится в аргументе, мы не можем позволить себе роскошь быть щепетильными. Однако, как я показал выше, плановая экономика всегда терпела неудачу, особенно в вопросах охраны окружающей среды.

Когда речь заходит об утопиях и радикальных решениях, я обычно придерживаюсь скептического отношения. Тем не менее если вы готовы принять участие в радикальном мысленном эксперименте, то вам стоит рассмотреть аргументы, выдвинутые радикальными сторонниками капитализма. Среди них немецкий экономист Торстен Поллайт, который утверждает, что ухудшение состояния окружающей среды происходит из-за того, что государство чрезмерно использует, растрачивает и присваивает редкие ресурсы: «У него нет ни интереса, ни стимула работать над эффективным управлением редкими ресурсами; более того, ему обычно не хватает необходимых знаний (компетентности)»^[209]. Это, пишет он, становится очевидно из опыта социалистических плановых экономик, но также применимо и к государствам Западного мира, которые также национализировали множество природных ресурсов – землю, парки, дороги, воды и воздушное пространство. По словам Поллайта, монополизировав законодательство и юрисдикцию, государства стали инициаторами многих экологических проблем: «Например, позволяя компаниям и потребителям бесплатно сбрасывать загрязняющие вещества на дороги, в реки, океаны и воздух. Часто такая практика оправдывается на основе “общего блага”, что ставит права загрязнителей выше прав пострадавших (владельцев собственности). Например, владельцы недвижимости, расположенной вблизи аэропорта, вынуждены терпеть возрастающий шум от самолетов, не получая компенсации от оператора аэропорта»^[210].

Поллайт предлагает радикальное капиталистическое решение. Учитывая дурную репутацию государства как владельца и распорядителя природных ресурсов в сочетании с положительным потенциалом свободного рынка, назначенного охранять редкие ресурсы, он ставит вопрос: «Почему бы не приватизировать всё? Почему бы не превратить все объекты государственной собственности в частные?»^[211] В утопическом «чистом капитализме», который представляет себе Поллайт, все будет находиться в частных руках – земля, дороги, реки и океаны. Владельцы участков водных путей и океанов, или любых других ресурсов, объясняет Поллайт, будут тщательно следить за тем, чтобы их ресурсы не пострадали от других. В конце концов, их ресурсы имеют рыночную стоимость – они могут продаваться, например, в качестве питьевой воды или для рекреационного и спортивного использования. По мнению Поллайта, любой, кто несет ответственность за причинение ущерба чужим ресурсам/собственности, будет преследоваться и привлекаться к ответственности владельцами. Он излагает аналогичные принципы для других экологических проблем, таких как загрязнение воздуха и шумовое загрязнение^[212].

Как я уже упоминал, в принципе я отношусь к утопиям скептически. Тем не менее утопия Поллайта с большей вероятностью решила бы мировые экологические проблемы, чем модели, пропагандируемые этатистами, которые сводятся к экоплановой экономике и в отношении которых можно быть на сто процентов уверенным, что они скорее усугубят экологические проблемы, нежели решат их. По крайней мере, возможно, стоит подумать о том, как некоторые идеи, предложенные капиталистическими мыслителями вроде Поллайта, можно включить в наши усилия по поиску рыночных решений наиболее острых экологических проблем в мире.

4. «Капитализм раз за разом приводит к новым финансово-экономическим кризисам»

Сколько существуют противники капитализма, столько же они предвидят великий кризис, который приведет к окончательному, необратимому краху капитализма. Карл Маркс считал, что открыл экономические «законы», которые обязательно приведут к краху капитализма, такие как «тенденция нормы прибыли к понижению» или обнищание пролетариата. В своем главном сочинении «Капитал» Маркс сформулировал это следующим образом: «Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности… Но капиталистическое производство порождает, с неумолимостью закона природы, свое собственное отрицание»^[213].

Маркс назвал свой «закон» тенденции нормы прибыли к понижению «во всех смыслах важнейшим законом современной политической экономии и самым существенным для понимания труднейших отношений. С исторической точки зрения это важнейший закон»^[214]. Эти предложения он написал в своей работе «Очерк критики политической экономии», известной на русском языке как «Экономические рукописи 1857–1859 гг.», и с гордостью добавил: «Это закон, который, несмотря на его несложность до сих пор никем не был понят и еще никогда сознательно не формулировался»^[215]. Из этого закона, объясняет Маркс, следует неизбежный крах капитализма «в резких противоречиях, кризисах, судорогах»^[216]. Экономист Роман Роздольский в работе «Создание “Капитала” Маркса», высоко ценимой марксистами, назвал это Марксовым «прогнозом о “крахе”»^[217].

Маркс сформулировал свой прогноз в середине XIX в. Но крах, окончательный, великий кризис капитализма, который он и другие неоднократно предсказывали, до сих пор не произошел. Другие его предсказания, такие как вышеупомянутая «тенденция нормы прибыли к понижению» как предвестник краха капитализма или прогрессирующее обнищание рабочих, также оказались неверными, что, однако, не мешает марксистам по сей день считать верной его теорию, из которой с необходимостью вытекали эти предсказания.

Для противников капитализма экономические кризисы всегда были прежде всего источником надежды – на то, что капитализм наконец рухнет сам по себе. К несчастью для них, их надежды раз за разом рушатся. Во многих отношениях противники капитализма напоминают адептов культа конца света, неустанно объявляющий новые даты конца света после того, как их предыдущие пророчества не сбывались, а жизнь продолжалась как обычно.

Во время финансового кризиса 2008 г. – к которому мы вернемся позже – противники капитализма верили, что долгожданный конец капитализма наконец наступил. Когда капитализм пережил и этот кризис, они были вынуждены ждать и черпать надежду в коронавирусном кризисе 2020 г. Даже в самые первые дни пандемии ковид-19 левые интеллектуалы часто выражали свои томительные ожидания, что пандемия наконец достигнет того, на что они надеялись во время финансового кризиса 2008 г., а именно фундаментальной реорганизации общества и окончательного поражения капитализма^[218]. Британский социолог Уильям Дэвис опубликовал статью в левой британской ежедневной газете «Гардиан» под названием «Последний глобальный кризис не изменил мир. Но этот может»: «Уже можно определить несколько особенностей, которыми 2020 год и его последствия будут отличаться от кризиса 1970-х годов. Во-первых, хотя его распространение шло по путям глобального капитализма – деловые поездки, туризм, торговля, – его первопричина лежит вне экономики. Степень разрушений, которые он принесет, обусловлена базовыми особенностями глобального капитализма, которые почти никто из экономистов не ставит под сомнение: высокий уровень международных связей и зависимость большинства людей от рынка труда. Это не особенности конкретной парадигмы экономической политики, подобно тому как фиксированные валютные курсы и коллективные переговоры были основополагающими для кейнсианства. Это особенности капитализма как такового… Пройдут годы или десятилетия, прежде чем значение 2020 года будет полностью осознано. Но можно с уверенностью говорить, что, будучи подлинно глобальным кризисом, он также является глобальным поворотным пунктом. В ближайшем будущем нас ждет много эмоциональной, физической и финансовой боли. Но кризис такого масштаба никогда не будет по-настоящему преодолен, пока не будут перестроены многие основы нашей социально-экономической жизни»^[219].

В экономическом смысле совершенно очевидно, что кризис, вызванный пандемией коронавируса, стал результатом экзогенного шока, не имеющего никакого отношения к структуре капиталистической экономической системы. Начиная с каменного века человечество боролось с самыми тяжелыми и серьезными эпидемиями – и хотя глобализация действительно позволила вирусу ковид-19 распространяться (более) быстро, в конечном итоге именно капитализм привел к быстрой разработке и внедрению оборудования, методов лечения и вакцин так скоро после начала кризиса – от защитных масок и тестов на коронавирус до вакцин, разработанных ненавидимыми капиталистическими компаниями «Большой фармы».

В работе «Теория экономического развития», написанной в 1912 г., австрийский экономист Йозеф Шумпетер посвятил одну из глав «Природе экономических кризисов». По мнению Шумпетера, термин «кризис» охватывает совершенно разные явления, которые имеют между собой не больше «общего, чем… <то, что> это события, в результате которых экономическое развитие останавливается»^[220]. Он возражал против «весьма распространенной среди широкой публики и в научных кругах точки зрения относительно того, что при кризисах якобы всегда наблюдаются одни и те же явления»^[221]. Шумпетер различал две категории кризисов, а именно кризисы, которые являются «чисто экономическими явлениями… порождаемые… состоянием экономики» и «кризисы, которые не представляют собой чисто экономические явления»^[222]. Первые из них, по мнению Шумпетера, являются элементами или регулярными, если не необходимыми, эпизодами «волнообразного движения чередующихся периодов процветания и депрессии»^[223]. Кризис, вызванный пандемией коронавируса, Шумпетер отнес бы ко второй категории кризисов, причины которых «существуют вне сферы действия чисто экономических факторов»^[224].

Капитализм отличается от предыдущих, «стационарных» экономических процессов, писал Шумпетер в своей работе «Капитализм, социализм и демократия» в 1942 г., своим динамизмом: «Капитализм по самой своей сути – это форма и метод экономических изменений, он никогда не бывает и не может быть стационарным состоянием»^[225]. Здесь он сформулировал свое знаменитое положение о том, что капитализм «непрерывно революционизирует экономическую структуру изнутри, разрушая старую структуру и создавая новую. Этот процесс “созидательного разрушения” является самой сущностью капитализма»^[226]. Шумпетер обвинил экономистов в том, что они рассматривают только проблему того, как капитализм управляет существующими структурами, «тогда как действительная проблема в данном случае состоит в том, как он создает и разрушает эти структуры»^[227].

В этом отношении кризисы являются чем-то положительным – подобно очищающей грозе. В кризис компании с плохим управлением разоряются, а на их место приходят другие, более инновационные компании с лучшими продуктами, лучшими производственными процессами, лучшими структурами распределения и более низкими затратами.

Шумпетер подчеркивал, что многие некомпетентные предприниматели могут получить краткосрочную прибыль и что на этапе бума ошибки и неправомерные действия являются обычным явлением. Одним из элементов кризиса, писал он, является то, «что всё несостоятельное по любой причине, проявляется, когда цены падают, а кредит перестает расширяться в ответ на снижение спроса на него»^[228]. Немецкий социолог и экономист Вернер Зомбарт в книге «Современный капитализм» в 1927 г. заметил, что периоды спада, возможно, необходимы для развития капиталистической экономики: «Процесс “отбора” фильтрует предпринимателей и предприятия – слабые предприятия исчезают, а сильные выживают»^[229]. «Таким образом, благословение на благословение льется на капитализм от существования и прогресса расширяющейся экономики»^[230].

По вопросу о том, как возникают экономические кризисы при капитализме, существует примерно столько же теорий, сколько и теоретиков – и здесь не хватит места, чтобы представить их все. Однако на базово уровне я хотел бы провести различие между двумя классами кризисов: кризисы, которые являются результатом нормальных экономических циклов, и те, которые коренятся в структурных недостатках – особенно в отношениях между государством и экономикой.

Самая большая проблема сегодня – это второй класс кризисов.

В принципе, с течением времени общества со свободным рынком имеют тенденцию к ограничению рынка и увеличению роли государства в экономической жизни. Одной из причин – помимо деятельности групп организованных интересов и надежд политиков на получение максимального количества голосов за счет высоких социальных обещаний – являются неизбежные циклические волны и кризисы капитализма, на которые правительства часто реагируют программами стимулирования, новыми мерами государственного регулирования и общим расширением деятельности правительства.

Кризисы являются такой же частью экономической жизни, как физическая слабость и болезни являются частью самой жизни – человеческой, животной и растительной. В случае большинства болезней, с которыми люди сталкиваются в течение жизни, защитные системы организма и способность к самовосстановлению гарантируют, что больные снова выздоровеют.

Даже если мы никак не лечим простуду, кроме отдыха в течение нескольких дней, мы выздоравливаем. Капиталистические кризисы укрепляют экономику в среднесрочной и долгосрочной перспективе, потому что непродуктивные компании уходят с рынка. Кризисы выполняют положительную, очищающую функцию, пусть даже их непосредственные последствия неприятны для наиболее пострадавших компаний и работников.

Но подобно тому, как многие люди сочли бы врача некомпетентным, если бы он отправил пациента домой без рецепта, просто посоветовав несколько дней соблюдать постельный режим, чтобы излечиться от простуды, избиратели также усомнились бы в компетентности политика, который сказал бы им: «Давайте подождем, пока кризис закончится. В долгосрочной перспективе все будет гораздо лучше, даже если во время кризиса обанкротятся несколько крупных компаний». Оппозиция осудила бы такого политика как бессердечного или некомпетентного, и большинство людей, вероятно, согласились бы с этим.

Эту аналогию можно продолжить: некоторые люди считают врача, назначающего антибиотики при простуде, жаропонижающие препараты при повышенной температуре или лекарства для подавления позывов к кашлю, хорошим врачом, потому что эти лекарства им помогают. Они не знают, что краткосрочная «помощь» врача часто связана с нежелательными побочными эффектами, замедлением процесса выздоровления или даже более серьезными долгосрочными осложнениями. Жар и кашель – это естественная реакция организма, когда он борется с инфекцией. Конечно, бывают ситуации, когда требуется медикаментозное лечение, но зачастую лучше ничего не предпринимать. Это связано с тем, что те, кто подавляет естественные реакции организма, чтобы почувствовать себя лучше, задерживают процесс самоисцеления. Если вы принимаете антибиотики каждый раз, когда у вас кашель или насморк, вместо того чтобы положиться на способность организма к самовосстановлению, вы рискуете не только получить ряд нежелательных побочных эффектов, но и ускорить развитие устойчивости к антибиотикам.