Райан Уилсон
Дневник учителя. Истории о школьной жизни, которые обычно держат в секрете
Над пропастью во ржи
Я снова веду уроки в средних и старших классах, и моя практика близится к концу. Вечера становятся длиннее, солнце выходит чаще, и мне теперь гораздо легче. К тому же довелось узнать много нового о том, как управлять классом.
Очень важно приучить детей к определенному порядку. Войдя в класс, они должны сесть, достать книгу и спокойно читать ее в начале урока. Чтобы добиться этого, мне пришлось покричать и попыхтеть, но в итоге дети стали делать это даже без напоминания. Еще я понял, что в начале урока каждый ребенок представляет собой абсолютно чистый лист, что бы ни произошло в прошлый раз.
Мне дали десятый класс и попросили разобрать с учениками одну из моих любимых книг – «Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера.
Впервые все сложилось именно так, как мне хотелось, и я испытываю неподдельную радость. Дети в восторге от книги. Некоторым из них нравится Холден Колфилд, и они отождествляют себя с его слабостями и борьбой. Другие считают его отстраненным и лицемерным. Дебаты между детьми страстные и энергичные. Ученики подходят ко мне в коридорах, на детской площадке и в столовой, чтобы изложить последние мысли о том, что хотел сказать Сэлинджер. Я нашел свои старые фотографии из Нью-Йорка, где запечатлены некоторые из описанных в романе мест, и дети жаждут их увидеть. Я с нетерпением жду наших уроков и после нескольких трудных месяцев наконец убеждаюсь, что моя профессия лучшая в мире.
Конец начала
Вот и все, год практики подошел к концу. Мы выпиваем с Кристин в университетском саду и делимся историями о радостях и горестях, проигранных и выигранных сражениях. Один из практикантов взялся поставить школьный спектакль (что очень ответственно в любом учреждении) и с триумфом справился с поставленной задачей. Другой умудрился ненадолго забыть ребенка на автомагистрали, пока ученики ехали в театр на школьном микроавтобусе. Я очень рад, что у меня ничего подобного не происходило.
Мой взгляд на преподавание стал реалистичнее, чем когда я впервые вошел в класс, нервно сжимая в руках план урока и ожидая, что после школьного дня подросткам наверняка захочется организовать шекспировский кружок.
Несмотря на все трудности, я полон надежд, приятно взволнован и готов к тому, что будет дальше. Я получил постоянную работу в государственной школе в зеленом торговом городке. Это замечательная школа со спокойной и благоприятной для учебы атмосферой, где даже есть особые программы коррекции плохого поведения, которые дают хорошие результаты. Я с нетерпением жду, когда буду вести занятия как настоящий учитель, а не просто практикант. Что еще лучше, Зои тоже взяли в эту школу. Мне не терпится начать.
Новый прикид
Мы с Зои решаем вместе ездить в новую школу. Дорога занимает полчаса, и эти поездки быстро становятся для нас источником ежедневной радости – мы рассказываем друг другу смешные истории о том, что натворили дети.
Для первого рабочего дня мы оба купили новые костюмы. Зои, как всегда, подобрала идеальный образ, но мое чувство стиля несколько подкачало. Мы весьма странно выглядим в моем маленьком «Ярисе»: представьте себе Мэрилин Монро и Джереми Корбина[8]. Тем не менее чувствуем себя отлично.
Мы проходим по коридору мимо детей, стоящих небольшими группами, пытаясь демонстрировать спокойный авторитет и серьезность.
Обсуждая схемы работы и планы уроков, мы время от времени желаем доброго утра ученикам в коридоре. Сложно представить себе более профессиональную пару учителей. На середине особенно важного комментария о том, как охватить все цели обучения при подготовке к экзаменам, я замечаю, что Зои не идет рядом со мной. Я оглядываюсь и вижу, что она лежит на полу лицом вниз. Ее новые туфли выглядят потрясающе, но плохо сочетаются с отполированным линолеумом: она за секунду распласталась на полу. Я помогаю ей подняться, и мы продолжаем путь с серьезными учительскими лицами, хотя оба еле сдерживаем смех. Завернув за угол в конце коридора, мы начинаем хохотать и на протяжении еще нескольких лет каждый день будем смеяться на этом месте.
Позднее в тот же день я прохожу мимо двух девочек из девятого или десятого класса. Я не стараюсь подслушать их разговор, но они болтают довольно громко.
– Кто ведет у вас литературу в этом году? – спрашивает девочка А свою подругу.
– Новый парень, мистер Уилсон. Знаешь, тот ирландец? – отвечает девочка Б.
– Да, я видела его издалека. Выглядит подтянутым.
В этот момент я готов сделать что угодно, чтобы отвлечься от этого разговора. Буквально что угодно. Сделать вид, что что-то забыл и пойти другой дорогой. Зайтись кашлем. Начать заниматься гимнастикой прямо в коридоре, чтобы прекратить их диалог.
Девочка Б повышает голос до нечеловеческой громкости и орет на весь коридор:
– Ты что, шутишь? Меня тошнит при одной мысли об этом!
Первый урок
Я снова и снова представлял свой первый урок в качестве настоящего учителя, ведь мечтал о нем со своего восьмого дня рождения. Мне хотелось, чтобы он прошел у милых и послушных семиклассников, которые будут так же счастливы, как я. Но вместо этого мне предстоит урок в тринадцатом классе. Это старшие ученики в школе (им семнадцать-восемнадцать лет), и мне предстоит рассказать им о готической литературе.
Я планирую спросить, как их зовут и как они провели летние каникулы. Начинаю с рассказа о своей поездке в Рим (знаете ли вы, что Колизей был построен в 80 году нашей эры?), а затем обращаюсь к ученику слева от меня и спрашиваю его, что он делал на каникулах. Глядя мне прямо в глаза, он отвечает: «Меня зовут Джек, и я превратил трех натуралов в геев». Я мысленно отмечаю для себя строго придерживаться учебного плана на следующем уроке.
Меня потрясает не только то, что его неуместный комментарий сорвал начало моего невинного и долгожданного урока, но и то, с какой уверенностью и непринужденностью он говорит о своей сексуальности всего в семнадцать лет.
В нашей школе любой хотя бы слегка женоподобный мальчик становился объектом нападения всех задир и хулиганов в округе.
Мой дискомфорт отчасти связан с тем, что когда-нибудь я услышу в свой адрес вопрос о своей сексуальной ориентации. Решаю пока об этом не думать.
Несправедливый коп
Одним чудесным осенним днем моего первого рабочего сентября меня чуть не арестовали в сонном эссекском городке. Я на неделю уезжал к родственникам в Северную Ирландию и привез оттуда несколько местных банкнот. Хотя это абсолютно легальное платежное средство в Англии, любой североирландец расскажет вам кучу историй о том, какое лицо делают продавцы в английских магазинах, едва завидев эти банкноты. Чтобы избежать неприятных ситуаций, я решил заехать в город в обеденное время и обменять их.
Я подаю банкноты даме за стойкой в почтовом отделении, и она смотрит на меня с едва скрываемым подозрением.
– Я не могу этого сделать, – говорит она резко.
Наверное, мне следовало воспринять ее тон как предупреждение. Пока я иду вдоль дороги и думаю, где еще могу попробовать их обменять, рядом со мной останавливается полицейский автомобиль, из которого выпрыгивают четверо полицейских и окружают меня. Поразительно, как работает мозг в таких ситуациях: две недели назад я проехал на желтый (а возможно, уже и красный) сигнал светофора, и теперь, вероятно, мне придется поплатиться за эту безответственность.
Я уже собираюсь признаться в своем водительском грехе и принять штраф с извинениями, как вдруг один из полицейских говорит, что они расследуют серьезное дело о мошенничестве и хотят поговорить со мной. Он делает это тоном, которым обычно в магазине напоминают кому-то об очереди. Он спрашивает, есть ли при мне то, о чем им следует знать. Я вспоминаю, что лежит у меня в карманах: две красные ручки, ключи от дома и несколько приглашений на школьный спектакль. Скорее всего, ничего компрометирующего. И вдруг до меня доходит.
– У меня есть около двухсот фунтов[9], – говорю я испуганно.
– У вас неприятности, сэр, – отвечает он резко.
Далее следует полный досмотр посреди улицы. Если они надеются на что-то в стиле «CSI: Место преступления»[10], непременно будут разочарованы. Единственный драматический момент наступает, когда полицейский нащупывает какой-то предмет в кармане моей объемной куртки и спрашивает:
– Что это, сэр?
Он разочарованно обнаруживает, что это не револьвер, а маркер для доски.
Не найдя ничего более компрометирующего, чем несколько банкнот, главный полицейский говорит, что дама на почте приняла меня за ирландца, который отмывал крупные суммы. Один из них жалуется, что хотел купить билеты на школьный спектакль, где играет его дочь, но все они распроданы. Я обещаю ему помочь. Когда они садятся в машину, я смотрю направо и вижу группу старшеклассников, у которых веду литературу. Они все видели. Я унижен до предела.
Профессиональный наставник
Новые учителя вроде меня и Зои в течение первого года работы посещают еженедельные собрания, где делятся историями с поля боя и слушают советы тех, кто уже оказывался в подобных ситуациях. На них ходит около двенадцати человек, преподающих разные предметы. Каждую неделю мы обсуждаем новую тему, например пастырскую заботу или грамотность.
Ведет эти собрания Лиз, опытная учительница французского и немецкого и просто замечательный человек. Ее должность официально называется «профессиональный наставник», но мы воспринимаем ее скорее как маму (или богиню). Каждую неделю она подбадривает нас и дает практические советы, которые делают любую задачу выполнимой. Она самый нежный человек на свете, но у нее стальной стержень, и она решает проблемы как никто другой. А еще она очень любит свою работу!
Позднее в этом же полугодии в школе проходит ярмарка вакансий для выпускников. Мы с Лиз слушаем выступление о профессии учителя. Говорящий измучен и циничен и предлагает детям выбрать себе другой путь. Лиз выходит вперед и толкает импровизированную речь, которую можно назвать любовным письмом профессии учителя. Когда она замолкает, ученики аплодируют, а первоначальный спикер задается вопросом, с какой силой природы он только что столкнулся.
На одной из наших первых встреч я узнаю, что до Лиз дошли слухи о моем столкновении с законом. Она рассказывает присутствующим эту историю с воодушевлением и юмором, не делая при этом меня объектом насмешек. Успех учителя во многом зависит от его способности эффективно общаться, и мне сразу становится ясно, что Лиз профессионал.
Норидж
Зои временно живет у подруги, пока в ее квартире идет ремонт, и однажды утром я забираю ее оттуда. Мы развлекаемся, передразнивая одного из старших коллег, как вдруг выясняется, что ни я, ни Зои не знаем, как доехать до нашей школы в Эссексе от дома ее подруги в Кембридже. В итоге мы оказываемся в окрестностях Нориджа. Я уверен, что это прекрасный город, но у него есть существенный недостаток: он слишком далеко от нашего места работы.
Зои, смущаясь, звонит нашему руководителю, который любезно соглашается присмотреть за классами, пока мы не приедем. К сожалению, ему не удается сохранить в секрете причину нашего опоздания. Наконец войдя в кабинет, я вижу на доске нарисованную детьми карту. Ученики бурно приветствуют меня, пока я без особого энтузиазма пытаюсь их убедить, что у меня просто не завелась машина.
Во имя эксцентричности
Ко мне приставили наставника, на которого следует равняться. Если Лиз – это профессиональный наставник, ведущий собрания для новых учителей, то мой личный – это человек, дающий знания о практической стороне работы. Его зовут Роберт Клементс, и он ведет технологию и дизайн. Дети дали ему прозвище Сержант Клементс – он действительно похож на военного. Его стиль преподавания… скажем так, уникален. Однажды я наблюдал за ним, когда он проводил классный час для будущих выпускников на тему их успеваемости.
– ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ ОТМЕТКИ? – орет он, обращаясь к одному застенчивому пареньку. – ОТМЕТКИ – ЭТО ТЕРМОМЕТР. ОНИ ПОКАЗЫВАЮТ ТЕМПЕРАТУРУ ТВОЕЙ УСПЕВАЕМОСТИ. ТАК ДАВАЙ ПОСМОТРИМ НА ТВОЮ ТЕМПЕРАТУРУ ВМЕСТЕ!
Мальчик не оказывает никакого сопротивления, когда критика его успеваемости на повышенных тонах происходит в нескольких сантиметрах от его лица.
– ВЗГЛЯНИ НА СВОИ ОТМЕТКИ ПО ХИМИИ. ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО ПРИХОДИЛ К ТЕБЕ В ГОСТИ? ТЕБЯ НАВЕСТИЛ КАПИТАН ПРОВАЛ!
Роберт за работой – это невероятное зрелище. Во время урока он марширует по классу, в равной мере ругая и хваля учеников.
– С ЭТОЙ ПИЛОЙ В РУКАХ ТЫ НАСТОЯЩИЙ ДЕМОН, ДЖОНС! НЕ БУДУ СТАВИТЬ ТЕБЕ НИЗКУЮ ОТМЕТКУ, А ТО ТЫ РАСПИЛИШЬ МЕНЯ ПОПОЛАМ.
– УОТКИНС, ЧТО ЭТО? РАЗВЕ ЭТО ПОХОЖЕ НА ШКАТУЛКУ ДЛЯ УКРАШЕНИЙ? Я БЫ И ГНИЛОЙ ОГРЫЗОК ЯБЛОКА ТУДА НЕ ПОЛОЖИЛ!
Как-то раз он попросил меня провести за него классный час: зачитать объявления, прокомментировать успеваемость и отправить учеников домой. Я вхожу в кабинет и вижу на доске слова: «Мистер Уилсон сегодня проведет за меня классный час, и он ожидает от вас ТИШИНЫ».
Может показаться, что это слишком, но он действительно беспокоится об учениках, и детям нравятся его уроки. Несмотря на ругань и крики, он замечательный учитель. Благодаря прекрасному чувству юмора он даже самых криворуких детей может превратить в искусных плотников. Он не соответствует традиционному представлению об учителе, но имеет природный дар к преподаванию.
Клементс ушел на пенсию через два года после моего прихода в школу, и у всех возникло ощущение, что нас покинул последний представитель старой гвардии. По моим наблюдениям, число эксцентричных учителей сократилось в последнее время. Школы изменились.
Если раньше учителям просто доверяли делать их работу, то сейчас мы имеем дело с оценками профессионализма, контролем, постоянными повышениями квалификации и бюрократией.
Учителя должны писать план каждого урока, опираясь на способности учеников и разделяя обучение на фазы. Мы вынуждены уделять больше времени слабым ученикам, лишая внимания сильных. Многие школы пошли по пути приватизации и стали более корпоративными.
На это есть причины. Таблицы рейтингов, сокращение финансирования, проверки и экзамены означают, что школы не могут не меняться, однако это дорого обходится. Я видел, как талантливых коллег толкают в незнакомый и некомфортный новый мир гиперотчетности, не давая времени сориентироваться. Опытных учителей, которые годами оттачивали свое мастерство, сгоняют в пустые кабинеты и сообщают, что их поставили на учет из-за недостаточно детальных планов уроков.
Проблема в том, что эксцентричные учителя часто великолепны. Я не говорю, что никчемных учителей не бывает – такие люди есть в каждой профессии. Но, думая о своих школьных годах, я сразу вспоминаю именно эксцентричных персонажей и не могу не вспомнить о миссис Вейр – невероятной учительнице математики, чей мир был до такой степени наполнен теоремами и формулами, что она никогда не слышала о Мадонне, но делала сложнейшие вычисления в уме в мгновение ока. Мисс Уайт, учительница религиоведения, советовала девочкам не чистить туфли до блеска, чтобы в них не отражались трусики и мальчики не искушались. Миссис Рид выбрасывала наши вещи в окно, если мы плохо себя вели.
Возможно, эти учителя не разрабатывали планы рассадки согласно уровню подготовки учеников, но они вдохновляли нас и делали обучение эффективным, запоминающимся и веселым. Любая система, слишком негибкая, чтобы принять их, лишает себя лучших кадров.
Кто-то сдулся
Мы с Зои смотрим на одно из колес моей машины и гадаем, спущено ли оно. По пути в школу заезжаем в гараж, чтобы во всем разобраться. Сложно представить себе двух людей, менее приспособленных к решению подобной проблемы. Зои на каблуках, и она боится, что ее прическу испортит легкий ветерок. Я же способен лишь определить, какая часть машины – это шина. Мы некоторое время таращимся на колесо, хмуримся. Зои неохотно давит на него носком своей безупречной туфли, но ситуация понятнее не становится.
К этому моменту мы уже научились вышагивать по школе как авторитетные фигуры и даже не падать при этом. Однако случай с колесом напомнил нам, что за ее территорией маски быстро спадают.
С надеждой на лучшее едем дальше.