Рахиль Гуревич
Второй станет первым. Рассказы из бассейна
Король и солдаты
В бассейне настоящий культ личности. Миша Егошин крут, но нелепая, даже абсурдная, случайность лишают Мишу былого авторитета.
В младшей группе у тренера Пономарёва зажглась звезда – Миша Егошин. Тренер Пономарёв имел вторую тренерскую категорию, а ему очень хотелось первую. Но получить первую непросто. Надо вырастить призёра городских соревнований. Каждый тренер в душе ждёт, что появится у него чемпион. И вот он чемпион. Появился! Миша Егошин! Осенью совершенно неожиданно победил во всех видах. У тренера Пономарёва было много быстрых детей, но так чтобы победа в четырёх видах – такого не было ещё не у одного тренера. Старшая сестра Миши тоже занималась в бассейне. Она была сильной пловчихой, но Миша до осени результатами особенно не блистал, держался где-то в серединке протокола.
Тренер Пономарёв тут же выделил Мише отдельную дорожку и тренировал его персонально, стал приезжать и утром. Утром отдельную дорожку выделять Мише никак не получалось – утром всё такие дети тренировались, которым всем можно было по отдельной дорожке выделить. На утренних тренировках Миша познакомился со всем «звёздами» бассейна всех возрастов. В общем, стал в бассейне своим в доску пацаном.
Когда Миша на дневной тренировке плавал один, а все остальные ребята толпой ютились на соседней дорожке, никто из них не возмущался. Кто − Миша, а кто − они… Мишу готовили по специальной программе в чемпионы. А их, остальных, никуда не готовили. Казалось, что группа теперь нужна была просто для массовости, и чтобы Мише было с кем жить в номере в спортивных лагерях.
После победы в четырёх видах Миша стал ходить гордый-прегордый. Ну… гордостью-то бассейн не удивить. Гордые по бассейну многие ходят. А вот чтобы за важнецом-гордецом ещё и прислужники бегали, такое в бассейне случилось впервые. Да! У Миши появились прислужники. Они догоняли его на улице, предлагали ехать из бассейна вместе, они уступали Мише свой душ в душевой, они делились на ОФП своей личной водой из бутылочки, если Миша хотел пить. Они всё для Миши делали, и в кино водили за свой счёт, и обувь искали под лавкой в фойе. Под лавками обувь часто путалась и терялась. Все приходили, переобувались двигали под лавку свои ботинки, запиновывая, отодвигая чужие. Поэтому после тренировки быстро найти свою пару обуви под лавкой было сродни героизму.
Перед соревнованиями, сестра Миши на правах старшей, подходила к стайке ребят, и настраивала их:
− Спокойно! Главное старт не прозевать и не сфальштартить и чтоб не дисканули, технику не забывайте. На технике меньше сил тратиться. Силы раскладывайте.
И ребята просто были счастливы, что сестра самого Миши так им старается помочь.
Когда плыл Миша, в бассейне все скандировали:
− Миша! Миша!
У бортика, в конце бассейна, стояла толпа и кричала:
− Быстрее! Быстрее!
И толпа повторяла вслед за Мишей руками в воздухе кувырок-поворот. Получалось синхронно, как на выступлении чарлидинга.
Тренер Пономарёв ходил вдоль бортика, нервничал, смотрел на секундомер… Миша улучшал и улучшал результаты. После каждых соревнований количество Мишиных побед увеличивалось, и количество прислужников прибавлялось. За Мишей по бассейну ходила уже целая свита как за королём. Миша так и говорил ребятам вроде бы в шутку:
− Я король, а вы мои солдаты.
Самым преданным солдатом, самым услужливым и верным был Ростик. Ростик плавал так себе, что называется кочерыжекой. Но он такой кочерыжкой мог проплыть и восемьсот-кроль, не снижая скорости: кривенько-косенько, выкидывая руки только до локтя, виляя торсом. Когда квакала стартовая сирена, зрители-родители говорили друг другу:
− Этот мальчик отстанет.
А знающие родители, зрители с опытом, говорили:
− Ничего этот мальчик не отстанет. Вот увидите.
Ростик можно сказать сотворил себе кумира. Он так был Мишей восхищён, что просто поражался иногда на соревнованиях:
− С кем Миша попадает в заплывы? – недоумевал Ростик. – Как так вообще возможно? Ведь ты, Вася, плохо плаваешь, а на дорожке будешь рядом с Мишей. Он тебя сделает.
Вася давно знал Ростика. Когда Вася только пришёл в бассейн, Ростик его лупил в душевой за то, что Вася его обгоняет. И тоже всё Ростик тогда про «тебя сделаю» говорил. Но Васю он так и не сделал. Вообще «он тебя сделает» − это были просто цветочки. Потому что в бассейне был ещё мальчик Макарий, очень невезучий человек, вечно четвёртый. Так этот Макарий просто подходил к Васе перед соревнованиями и говорил:
− Я тебя убью.
То, что Миша Васю сделает, Вася даже не сомневался. Вася плыл по крайней, самой слабой дорожке, а Миша – по самой удобной центральной.
Мама Миши тоже изменилась. Раньше-то мама Миша и в фойе никогда не заходила – ждала сына на улице. Мама Миши боялась конфликтов с родителями – на Мишу вечно раньше все дети жаловались, что он их обзывает плохими словами. А теперь мама Миши и на собрания приходила, и на соревнования, и в фойе заходила с видом победительницы, а раньше-то всё пугливой мышкой забегала, только если справку тренеру отдать, старалась раньше быть незаметной. Теперь о справке для бассейна мама Миши и не вспоминала. Раз сын чемпион, каких ещё бассейн не видывал, справку можно и не делать. Мама Миши стала водить знакомство с самыми чемпионскими мамами и покровительственно, со светской доброжелательностью, какое бывает только у благополучных довольных жизнью людей, стала поздравлять тех родителей, дети которых выполняли третий взрослый разряд. Её-то Миша давно этот третий разряд выполнил.
Но вдруг произошла абсолютно абсурдная ситуация, которая надолго выбила Мишу и маму из колеи, и можно сказать, прекратила Мишино победное шествие по бассейну.
Как-то после соревнований Миша вышел в фойе с четырьмя медалями на груди, и его мама вышла и стала обмахиваться веером из четырёх грамот. Стал Миша переобуваться. Один сапог нашёл, а другого − нет.
− Рост! – приказал Миша Ростику. – Отыщи, плиз, мой сапожище.
Ростик встал на корточки и стал рыскать под лавкой, потом встал на колени и стал ползать у лавок, заглядывая под них. Потом сгруппировался и стал прокладывать себе путь под лавкой, выкидывая чужую обувь.
− Ты что же это грязь по полу собираешь вместо тряпки, а? – спросила уборщица.
− Я Мише сапог ищу.
− Ааа… Мише, − уважительно сказала уборщица. – А что ж не сдаёте– то обувь в гардероб? Сдавать надо, тогда искать не придётся, а то всё кидают-раскидывают, потом ищут-ищут.
− Нашёл! – обрадовался Ростик и выудил из-под лавки сапожище. Довольный, отдал сапог Мише, стал вытирать руки о штаны.
− Да иди сполосни руки-то, − сказала уборщица.
− Не могу. Я с Мишей тороплюсь.
Миша с достоинством обул сапог и почувствовал себя в нём странно, но не обратил внимание. Надел куртку, нахлобучил шапку, на неё капюшон – пловцы берегут уши, особенно чемпионы. Прошёл три шага, остановился.
− Мам!
− Что, Мишенька? – мама болтала с какой-то другой чемпионской мамой.
− Сапог не мой. Большеват.
Все посмотрели на Мишины сапоги. Правый был маленький, а левый – много больше, именно что не сапог, а сапожище.
− Та же модель, размер другой, − вынесли вердикт все, кто был в фойе.
Стали искать Мишин сапог. Ползали все солдаты, нагибались даже нечемпионские родители. Уборщица руководила поиском. Миша стоял и важно ждал. И мама его стояла и ждала. Но сапога не нашли.
− Надо ждать, пока все разойдутся, − сказала уборщица, − и тогда искать.
− Это до ночи что ли? – спросила мама Миши. – Нет уж.
Другие мамы сказали:
− Ясно. Кто-то ушёл, напялив один Мишин сапог, а другой свой. Какой Миша, там номер?
Миша снял сапог, все стали сапог рассматривать. Оказалось номер сапожища – 41.
− Кто-то старший, − предположили все.
Пришлось Мише идти домой в разных сапогах. Королевской походки не получалось. Он видел, как его солдаты с ужасом смотрели на разные сапоги своего короля. Ведь, король должен быть безупречен. А тут – сапоги разного размера, король переваливается с ноги на ногу как хромой бродяжка.
Ждали, что на следующий день кто-нибудь, кто перепутал свой сапог с Мишиным, вернёт не свой сапог и заберёт свой. Но не дождались. И через день не дождались. И через неделю тоже. И через месяц.
− Как же так? – удивлялись мамы. – Одно дело куртки иногда дети путают одинаковые и даже не одинаковые, совсем разные. А другое дело вместо своего сорок первого в тридцать седьмом ходить.
− И жалко так, − говорила мама Миши. – Сапоги-то дорогие, фирменные. И ведь кто-то из наших забрал, из своих, с соревнований.
Никто не мог даже предположить, что похититель сапога все эти разговоры слышал и даже видел. Это был пятнадцатилетний Тимофей, все его звали Тима. Он был не заметен, слабоват в плавании, хуже всех в своей группе. Он так устал в тот злополучный день соревнований, что случайно перепутал пары. И даже то, что один сапог ему ужасно жмёт, почти не заметил. Ноги гудели. Откуда он мог знать, что это сапог ему тесен и нога из-за этого болит? Тима решил, что ногу просто сводит. Мучился он недолго: мама всегда возила Тиму в бассейн и из бассейна на машине. Только на следующий день, когда обул сапоги в школу, Тима понял, что схватил чужой левый сапог вместо своего. Тут же, на ходу, сказал маме, что сапог порвался, что он не хочет больше в этой обуви ходить и отдаст её другу. И мама достала Тиме новые ботинки. Ей даже покупать не пришлось, они в запасе у неё лежали, на всякий случай. А когда в фойе бассейна Тима узнал, что оказывается забрал Мишин сапог, то решил не отдавать его, а выбросить. Ведь, если бы он отдал сапог, то весь бассейн, вся Мишина солдатня ополчилась бы на него, а у Тимы ещё сестра младшая в группе с Мишей занимается. Да свита короля её бы со свету сжила! «Эта сестра того поцака, который у Миши сапог украл!» – Тиме чудились такие слова.
Тимофей помнил, как в раздевалке солдат Миши отчитывал какого-то мальчишку только за то, что того − слабака! − поставили в один заплыв с их королём. То есть пацан был виноват уже тем, что попал с Мишей на соседнюю дорожку. Дорожки распределяет компьютер, и то пацану попало. А тут-то не компьютер сапоги перепутал, а он, Тима…
Оставался ещё вариант. Можно было сапог как-нибудь подкинуть незаметно, что называется инкогнито-анонимно. Но Тёма не решился и на это. Он был забитый, невезучий и обязательно бы попался. Можно было попросить младшую сестру. Всего-то надо было незаметно подбросить в гардероб мешок с сапогом. Но в гардеробе всегда посиделки – гардеробщица, любопытная уборщица, медсестра, рядом из окошки пялится на всех администратор. Вдруг они привяжутся и спросят: почему, девочка, ты два мешка с обувью несёшь?
Нет уж. Тиме и так позора хватало. Восемь лет он плавает, а второй взрослый так пока ему и не дался. И так у него друзей в бассейне почти нет. А ещё теперь и смеяться начнут, подшучивать, а может и бить в душевой станут… «И почему только Миша стал таким популярным? – размышлял Тима. – Столько было сильных спортсменов в бассейне. И Данила, и Никита. И Груша. А никого так не возвеличивали. Данила уже чемпион России, а никто за ним свитой не бегает… Да ну их всех. Не буду признаваться».
Сапоги, один свой, родной, и один Мишин, Тима выбросил на помойку. Мама Миши тоже выбросила сапоги –кому они нужны разнолапые, разноразмерные, разновеликие.
После этого случая результаты у Миши перестали расти с такой бешеной скоростью. Конечно это совпадение. Тренер Пономарёв ничего не мог понять, сильно ругался на Мишу, потом свистнул в свисток, махнул рукой и крикнул :
− Мальчики! Переходите на дорожку к Мише.
Больше по отдельной дорожке Миша не плавал. Но все по-прежнему его уважали, мама Миши по-прежнему без церемоний, по-простому, по-дружески, общалась с мамами других чемпионов. А вот армия солдат у Миши стала редеть. И после отчётных весенних соревнований у Миши остался в карауле только один солдат – верный Ростик:
− Ничего, Миш! Мы их сделаем в следующем году. Всех!
Миша взял на соревнованиях одно второе и одно третье места и – о ужас!– в коронной дистанции «сто-кроль» его дисквалифицировали за фальстарт.
− Ничего, − зло рычал Миша, проходя мимо ступеней пьедестала, − я завтра на спине всех сделаю.
Но в третий день Мишу дисквалифицировали и на спине. Родители бывших солдат, изучив протоколы, сделали вывод: «Развили культ личности, а ничего, между прочим, особенного». Ростик стоял неподалёку и всё слышал. Он готов был крикнуть: «Вы что? Просто Мише не повезло, его же дисканули! Он же не проиграл!» Но конечно же Ростик не посмел сказать это вслух. Ростик не мог объяснить, но чувствовал, что когда дело касается успехов чужих детей, родители самые подозрительные, неверующие и недоброжелательные люди на свете.
Рыбные посиделки
Спортшколе выделяют мало мест в летние спортивные лагеря. Но настоящие супермамы всегда выразят свой протест и выбьют путёвку для своего ребёнка.
Маму Тёмы звали Дамира. Когда она родилась и её решили так назвать, возникли проблемы. Работники ЗАГСа сказали:
− Нельзя так называть.
− Почему? − возмутились родители.
− Нет такого имени «Дамира».
− Как это нет? Мы же его придумали. Дамира – в переводе «дарит мир».
− Такого имени нет! – листали работники ЗАГСа справочник имён.
− Как это нет? А даже если и нет?! Наш ребёнок: как хотим, так и называем. Мы ж не записываем свою дочь Акулиной какой-нибудь или Дуняшкой. Какие к нам претензии?
−Акулиной как раз пожалуйста – расплылись в слащавой улыбке работники ЗАГСа.
Но Дамиру всё-таки записали Дамирой, а не Акулиной.
Своим детям мама-Дамира не стала придумывать необычные имена. Назвала сына Тимофеем, а дочь Яной. Мама-Дамира в детстве серьёзно занималась акробатикой. Говорила, что она вся ломаная –переломаная, именно поэтому и отдала своих детей в самый нетравматичный вид – в плавание. Но, увы, высоких результатов её дети не показывали. Тело они действительно не травмировали, а наоборот, укрепили: мышцы спины, позвоночник, но психику конечно же они травмировали сильно. Тяжело было привыкнуть и детям, и маме, что быстро плавать не очень получается. И с этим приходилось мириться.
Мама-Дамира выросла активной и решительной, и как раз мир никому не дарила, а вот какую мелкую войну, почти бескровную, это сколько угодно, это всегда пожалуйста. Мама-Дамира могла быть и доброжелательной. Именно она организовала в буфете рыбные посиделки. В бассейне был буфет. И все мамы, приходили в буфет, брали чай и булочку, а некоторые суп и шашлык, сидели и болтали. Ну и дедушка Насти Мазловой в буфет наведывался – дедушка Насти плохо переносил одиночество. Рыбными посиделки назывались потому, что муж Дамиры, был рыбник: развозил мороженую рыбу по магазинам. Дамира всегда приходила в буфет с сумкой-холодильником и продавала рыбу прямо в буфете всем желающим по сходной цене. Рыба приносила семье Дамиры хороший доход. Зимой они ездили в Лапландию – кататься на лыжах, а летом – в Турцию. Вот только в лагерь по путёвке от спортивного комитета Дамирины дети ни разу ещё не ездили. И маму-Дамиру это угнетало. Она всё могла сделать для своих детей, отвезти на любую тренировку, организовать отдых в любой стране, снять номер в любой гостинице. Но она хотела, чтобы на отдыхе дети плавали со своим тренером, тянулись за сильными детьми из своего бассейна… Но сильных брали в лагерь, а её детей − нет.
− Это несправедливо, получается, − говорила мама-Дамира на очередных рыбных посиделках, – что слабые будут ещё слабее, а сильные, соответственно, ещё сильнее.
Родители слабых детей соглашались. Родители сильных детей помалкивали. Они не хотели спорить, ведь тогда рыбу, которую они покупали у Дамиры, она бы им больше не продала. Мама-Дамира была очень злопамятная.
Каждой весной рыбные посиделки из благожелательных принимали нервный оттенок. А так, весь год, рыбные посиделки были преприятнейшие! Особенно после нового года!
После Нового года мама-Дамира влетала в буфет, расстёгивая на ходу новую шубку.
− Наша лапландка! – кричали все родители и хлопали в ладоши.
− Ну садись. Рассказывай,—говорил дедушка Насти Мазловой и покупал себе два чайника чая.
− Да погодите, − умоляла мама-Дамира. – Дайте отдышаться.
– А, − кивал дедушка Насти Мазловой. – Тогда я расскажу. Пошёл тут с внучкой в театр. Сижу на балконе, смотрю в бинокль на народ. И вижу – на первом ряду всё наши люди. Из бассейна. Всю жизнь был уверен, что на первом ряду сидят самые необыкновенные люди. А оказалось – самые что ни на есть обыкновенные. Я всем вокруг говорю: это из нашего бассейна на первом ряду. У них первый юношеский, а у нас третий взрослый, а мы их на два года младше. А на меня почему-то шикать стали. Наверное, от зависти.
Все стали говорить о том, кто кого где встречал, где какую знаменитость видел, потом плавно переключились на то, где кого и как гаишник оштрафовывал.
Тут все вспомнили, что мама-Дамира ещё рыбу никому не продала. И попросили дедушку Насти не отвлекать никого своими бесконечными рассказами.
− Ну как там в Лапландии? – обратились заискивающе все к маме-Дамире.
И Дамира поведала, что всё дорого, поэтому ехали не поездом как обычно, а на машине, что градусов минус тридцать и стопроцентная влажность, и Яна с Тимой в масках и в тёплых костюмах горнолыжных, а лапландские дети – без шапок.
− А почему нельзя на лыжах в нашей местности покататься? – встрял дедушка Насти и стал высасывать чай прямо из носика чайника.
− Вы носик-то не откусите у посуды, − сказала мама-Дамира. − А в Лапландию, потому что у нас тут – гор нет. Равнинная местность у нас в Центральной России.
И все зашикали на дедушку Насти. Но дедушка Насти не унимался.
− Как это нет гор? А Уральский хребет? А Карпатские? А Средне-Сибирская возвышенность?
Мама-Дамира рассмеялась по-доброму и подарила дедушке Насти пачку крабовых палочек. Но дедушка Насти почему-то обиделся. Тогда буфетчица Майя ответила, что Карпатские давно уже не наши горы. Лет тридцать как не наши. И все переключились на мастер-класс от Майи: как делать хинкали и манты.
Много о чём разговаривали в буфете и в феврале, и в марте. О материнском капитале и детских куклах-монстрах, о том, что красивого платья нынче на девочку не достать – один «колхоз» в магазинах, и о том, что если взять в бассейне разрядную книжку ребёнка и предъявить в одном магазине, то скидку сделают аж тридцать процентов!
Но чем ближе подкрадывалась настоящая солнечная весна, тем неприветливее становилась мама-Дамира. Рыбу она приносить перестала, консультации и мастер-классы от буфетчицы Майи по поводу рыбных кулебяк и вовсе прекратились. Какие ж кулебяки, когда рыба исчезла! Все находились в нервном ожидании: кого возьмут в лагерь по льготе, кому предложат ехать за полную стоимость, а кому и вовсе не предложат.
Дедушка Насти как всегда хвалился:
− Нас возьмут, сто процентов!
− Да никто и не сомневается, − огрызалась мама-Дамира. – Вы ж у нас чемпионы.
− Да! Мы чемпионы!
− Только зимой всё проиграли, а так чемпионы.
− Мы вторые! – ничуть не обижался дедушка Насти Мазловой. – Если наш год рождения считать, мы вторые.
− Никакие вы не вторые. Вы протоколы вообще смотрите?
− Вторые-вторые, − отмахивался дедушка Насти от мамы-Дамиры как от надоедливой мухи. – А вы, если уж на то пошло, вообще– нулевые.
И конечно же дочку мамы-Дамиры Яну опять не взяли в лагерь. О Тёме уже никто и не вспоминал: на то, что Тёму возьмут в лагерь, никто вообще не рассчитывал.
И тогда мама-Дамира взбунтовалась. Она приехала на машине, поставила её поперёк машины тренера Пономарёва – заперла.
− Это терроризм, − сразу сказал дедушка Насти.
− Ну и пусть, − сказала мама-Дамира. – У детей моих вечный стресс по весне из-за лагеря. Это безобразие, что нас пятый год в лагерь не берут!
− Плавайте лучше!
− Мы хорошо плаваем. Так как наши дети плавают, плавает всего один процент населения земного шара!
− А вы плавайте как полпроцента!
− Как же тут заплаваешь, когда всё лето ребёнок не тренируется, и на утренние тренировки нас не берут!
Мама-Дамира забрала дочку Яну и пошла с ней домом пешком. И Тёме сообщила, что за ним не приедет, чтобы тоже шёл обратно сам, самостоятельно – у старших тренировки поздно заканчивались.
Вечером тренер Пономарёв вышел из бассейна. И увидел, что машину его «заперли». А перед машиной был огромный газон, а дальше забор, двухметровая ограда. Надо сказать, что тренер Пономарёв был крупный мужчина, как и многие пловцы просто огромного роста. Он пошёл к дворникам, взял лом и лопату, выкорчевал ограду, выехал за неё сначала на газон, а потом на тротуар, а потом на дорогу. Оставил машину у жилого дома. Возвратился, воткнул ограду на место, присыпал землёй, утрамбовал, ещё булыжниками столбы ограды укрепил. (Булыжники тренер Пономарёв тоже у дворников взял, когда лом с лопатой возвращал). Потом тренер Пономарёв подошёл к охраннику, который управлял шлагбаумом у ворот, постучался в будку:
− Там машина родительницы из моей группы, − объяснил тренер Пономарёв. – Не выпускайте её с территории спорткомплекса до послезавтрашнего утра. Арестуйте эту машину.
Охранник кивнул.
После того, как мама-Дамира устроила бучу ещё и в соцсети, и тренеру Пономарёву пришлось писать, что, мол, «товарищи родители мест-то в лагерь кот наплакал, просили сто двадцать путёвок, а выделили сорок, поэтому берём лучших, а так, в общем и целом, вы все мне дороги», мама-Дамира успокоилась, почувствовала себя отомщённой и решила машину свою со стоянки бассейна забрать. Она пошла к спортивному центру, и была безмерно удивлена, что машина тренера исчезла. И очень обрадовалась, что хотя бы её машина на месте. Несколько настороженная она села за руль и поехала к выходу. Но охранник не поднял шлагбаум:
− До послезавтрашнего утра хулиганов не выпускаю!
− Это почему же?
− Порядок такой.
− Ерунда. Не выдумывайте! Открывайте шлагбаум!
− Нет! Вы нарушаете порядок. Ваше хулиганство на электронный носитель зафиксировано.
− Ах «нет», − сказала мама-Дамира. – Значит, хулиганов?! Значит, порядок?! Значит, зафиксировано? Ну вы сейчас пожалеете! Я вам такой порядок устрою! Фиксируйте дальше на ваши носители!
Она пошла к дворникам, взяла бензопилу и отпилила шлагбаум – охранник ничего не мог сделать, не смог защитить от воинственной мамы полосатую деревяшку, потому что мама-Дамира пригрозила, что она и охранника напополам распилит вместе с его электронным носителем. Охранник вспомнил своё детство, вспомнил цирк и то, как фокусник на арене распиливал на глазах у изумлённой публику женщину. Как когда-то в детстве голова у охранника закружилась, и он шлёпнулся на асфальт около свой охранной будки без сознания. Мама-Дамира испугалась, позвала на помощь дворников, отдала им пилу, побыстрее села в машину и укатила.
На следующий день маму-Дамиру вызвал грозный директор спортивного комплекса к себе в кабинет. Что за разговор проходил у директора с мамой-Дамирой, неизвестно, но все вечером увидели как директор уходит с работы с пакетом, от которого разит рыбой; особо любопытные, например уборщица, различили, что через прозрачную плёнку мешка просвечиваются банки с икрой. Не баночки, а огромные банищи – Дамира такие всем в бассейне продавала.
Шлагбаум сделали в тот же день, новый толстый, лучше старого и полосочки блестящие, искрятся на солнце. Дети Дамиры, Тима и Яна, отправились на всё лето в лагерь с борцами – ведь в спорткомплексе, кроме пловцов, ещё самбисты с дзюдоистами тренировались. Осенью Тима пришёл в бассейн крупным здоровяком, а уезжал то маленьким и дохлым червяком, и осенью же он выполнил второй взрослый – ведь каждый сантиметр роста сокращает результат в плавании в среднем на две десятых.
Яна ушла из бассейна в соседний корпус и стала тренироваться в самбо. Когда маме-Дамире говорили, что самбо – очень опасный вид, она отвечала:
− Я сама вся ломаная-переломаная. У меня все хирурги знакомые, из фрагментов и частей соберут. Зато психику ребёнку больше никто не ломает.
И опять в буфете начались рыбные посиделки. И с ещё большим нетерпением все ждали маму-Дамиру, её рыбу, крабовые палки и лососевую икру. А дедушка Насти Мазловой, хоть рыбу у мамы-Дамиры никогда не брал, стал ждать её вдвое нетерпеливее. Ведь теперь словоохотливая мама приоткрывала завесу борцовских сплетен и интриг. Плавание уже всем поднадоело, даже буфетчице Майе. Про плавание все всё давно знали. То ли дело самбо или дзюдо. Родители борцов, всё папы хмурые, неразговорчивые, молчат как партизаны и шашлыки с харчо заказывают. Но теперь мама-Дамира всю подноготную обнародует: сколько кимоно стоит, какие соревнования, как там судейство в поединках, какие дети, какие родители, кто сколько получает и где работает, и сколько чемпионов. А про лагерь все уже поняли: в лагеря борцы едут полным составом, и льготных мест им дают намного больше, чем пловцам.
