Р. Л. Тоалсон
Лесной хозяин

4

Небо за окнами потемнело, и на город опустилась ночь, а Ингрид всё не возвращалась. Ленора спрашивала о ней у доктора Спаркса, и тот сказал, что, скорее всего, её заняли работой по уходу за ранеными прямо там, в Торговой палате, но что она обязательно вернётся. Потому что она нужна здесь.

За это время на глазах у Леноры двое её одноклассников по Дэнфортской школе нашли своих родителей, и в её сердце зажглась зависть. А ещё четверо разразились рыданиями, когда им сказали, что их родители мертвы, и Ленора похолодела от страха.

Какая из этих участей ждёт её?

Что теперь будет с теми, чьи родители умерли? Никакой другой родни у Леноры не было, кроме разве что дяди по отцу, который был сумасшедшим и к тому же жил в Накодочесе – далековато от Техас-Сити. С этим дядей они не поддерживали связи уже много лет, и за члена семьи Ленора его не считала. И папа не считал.

Но они не могли умереть. Не может быть так, чтобы она осталась одна – это же просто невыносимо. Мама с папой часто подтрунивали над тем, как она терпеть не может оставаться одна или сидеть молча; очень кстати, говорили они, что Леноре довелось родиться третьей из четырёх детей.

Наконец вернулась Ингрид. Родных Леноры она не нашла.

– Похоже, нам стоит связаться с другими родственниками, – мягким, успокаивающим тоном произнесла Ингрид. Ленора закрыла глаза.

– Я могу проверить наш дом, – сказала она, не поднимая век.

Ингрид молчала так долго, что Ленора снова открыла глаза и посмотрела на неё.

– Думаешь, они бы могли остаться дома, когда весь город вокруг горит и у них потерялся ребёнок?

Ленора и сама знала, что на этот вопрос ответа не требуется.

– Никаких других родных у меня нет, – сказала вместо этого она. Ей едва удалось выдавить эти слова сквозь ком, который застрял в горле.

Лицо Ингрид потемнело.

– Что делают с такими детьми вроде меня? – спросила Ленора.

Но Ингрид только плотно сжала губы и потрепала Ленору по плечу. Ничего не сказала. Отошла в другой конец залы, где стоял доктор Спаркс, и что-то шепнула ему на ухо. Тот посмотрел в сторону Леноры и, ссутулившись, пошёл к ней шаркающей походкой. Он выглядел очень усталым, но глаза, синие, как сапфиры, светились добротой.

Подойдя к Леноре, он присел рядом.

– Ингрид говорит, ты не можешь отыскать родителей, – сказал он.

– Но они точно придут. Я могу поискать их дома, если вы позволите мне отлучиться. – Ленора бросила взгляд в сторону выхода, и где-то внутри вспыхнул отчаянный порыв – туда, за двери.

– Спасатели обыскивают каждое устоявшее здание, – произнёс доктор Спаркс, – и даже обломки тех зданий, которые не устояли. – Вид у него был озабоченный.

– А мой обыскали?

Седой врач не ответил. Вместо этого он вдруг сказал:

– Твой отец был начальником пожарной дружины.

Кажется, он и сам был уверен в своих словах, но Ленора всё-таки кивнула. Он вздохнул, возвёл глаза кверху, а затем снова посмотрел на Ленору.

– В момент взрыва все члены пожарной дружины были у доков.

Кажется, он вкладывал в свои слова какой-то дополнительный смысл.

У Леноры перед глазами поползли чёрные пятна. Из горла рвался наружу крик, звериный, полный боли.

Папа.

– Мне очень жаль, – произнёс доктор Спаркс, – это самая ужасная катастрофа в истории штата.

– Он придёт, – тихо пробормотала Ленора. Но и сама не верила в это, и потому рассердилась. Следующие слова звучали уже настойчивее. – Он настоящий герой.

Спаркс ничего не ответил – только потрепал её по плечу.

Но если бы они умерли – она бы, наверное, знала? Она бы почувствовала. Значит, кто-то да жив. Кто-то обязан был остаться с ней, остаться ради неё. Кто-то же должен затевать с ней драки, красть её любимую одежду, бесить её за столом, когда в шуме и кутерьме она пытается пообедать.

– Мне очень жаль, – повторил доктор Спаркс. Ленора вытерла щёки. – Я сообщу твоему дяде.

– Дяде? – переспросила Ленора. Она и не подозревала, что кто-то в Техас-Сити знает о её дяде Ричарде.

– Я знал твоего дядю по университету. Мы оба были истые учёные. Это нас вроде как объединяло. – Доктор улыбнулся. – Он хороший человек.

Ленора покачала головой. Ни за что. Она не поедет жить к дяде, которого совсем не знает. Хотя… разве у неё есть выбор?

– Пожалуйста, можно я поищу родителей? – В горле пересохло, но желание действовать только возросло. Если он ей не разрешит, она сама отправится на поиски. На этот раз пойдёт против правил. Эти правила никому не нужны. Злость только придала ей смелости.

Спаркс покачал головой.

– На улицах небезопасно. Ещё рушатся здания, опадают электропровода, трупы везде… – Он не закончил, видимо, вспомнив, что говорит с ребёнком. Но Ленора и так знала, что он хочет сказать. Она же видела. И того, что видела, никогда не забудет.

Она закрыла глаза, затем снова открыла.

– Мы делаем всё что можем, – сказал Спаркс.

– Тогда позвольте мне остаться здесь, – попросила Ленора. – Я подожду их тут.

– Сейчас для тебя самое лучшее место – это дом твоего дяди. У нас не так много запасов, чтобы как следует о тебе позаботиться. – Доктор бросил взгляд в сторону порта. – К тому же, кто знает, – может, будут новые взрывы.

Ленора снова сглотнула.

– Но я их ещё увижу?

Доктор Спаркс отвёл глаза в сторону.

– Если твои родные попали в число тех, кто находится без сознания и чьи имена мы не установили, то потом им гораздо проще будет найти тебя у дяди.

Вот и всё. Он поднялся – коленки хрустнули – и зашагал обратно в дальний конец залы.

Ленора оглядела своё праздничное платье. Кромка кое-где надорвана, на белом воротничке грязь и сажа. Новенькие чудесные туфли все в чёрной копоти.

Ленора свернулась на полу тугим калачиком и изо всех сил постаралась не заплакать.

5

На следующее утро в дверях здания городского совета показался высокий худой мужчина довольно странной наружности. Наружность эта была до того странной, что Ленора нехотя уставилась на него. В тёмно-русых космах серебрились седые пряди. Стрижен он был достаточно коротко, но спутанные волосы всё равно торчали в разные стороны, как будто расчёска к ним не притрагивалась уже много-много дней. На незнакомце был красный вельветовый пиджак, надетый на жилет потемнее, в тон волосам. Из-под жилета выглядывала накрахмаленная белоснежная рубашка. Из кармана броского пиджака торчали белый краешек носового платка и золотая цепочка. По тёмно-бурым брюкам бежали идеально отглаженные стрелочки, а на блестящих коричневых ботинках без единой царапинки не было и следа пыли или сажи. В целом вошедший имел вид преуспевающего коммерсанта из центра, только Ленора его почему-то не знала.

Левую ногу он немного подволакивал, и трость, зажатая в правой руке, уверенно отстукивала чёткий ритм. Стук – подтяжка. Стук – подтяжка. Так-к – вжух-х. Так-к – вжух-х. Постукивание трости разом наполнило гулкую залу, и люди повернули к вошедшему головы, следя за его передвижениями, которые, видимо, не имели твёрдой цели: казалось, ему просто хочется двигаться, идти хоть куда-нибудь.

Взгляд Леноры задержался на трости незнакомца, столь же необычной, как и её владелец. Ручка напоминала приклад старого папиного ружья – гладкое до блеска дерево, плавный контур, а сам корпус, серебристый и длинный, больше походил на ствол и к концу расширялся, образуя что-то вроде основания, какое бывает у дымоходов в том месте, где они соединяются с крышей.

Необычный господин остановился посреди залы и вынул что-то из кармана пиджака. Это оказались карманные часы на той самой золотой цепочке.

Доктор Спаркс поспешно подошёл к господину и протянул ему руку, но незнакомец не пожал её сразу, а вначале уставился на неё, будто смешавшись. Когда он всё-таки сжал ладонь доктора, на лице его не было улыбки.

Ленора уже поняла, что это её дядя. Теперь она могла разглядеть семейное сходство, но только в общих чертах лица, не более.

Внутри всё сжалось в комочек.

Доктор Спаркс и дядя Ричард – если, конечно, она угадала – двинулись в её сторону. Никакой радости на лице дяди Ричарда не было. Тёмные брови низко нависли над карими глазами, а в глазах плескалось какое-то невнятное беспокойство – раздражение? Нетерпение? Или, может, удивление?

Доктор Спаркс положил Леноре руку на плечо и промолвил:

– Ленора, за тобой приехал дядя. Он заберёт тебя домой.

– Домой? – слово отдало горечью во рту.

Добрый огонёк в глазах врача дрогнул.

– Прости, Ленора, я только хотел сказать… – Он взглянул на дядю Ричарда, ища поддержки, но тот в упор рассматривал Ленору.

– Ты похожа на своего отца, – выпалил он. Голос его звучал резко, немного громковато, хотя в манере говорить слышалась нерешительность.

Ленора провела рукой по груди. Доктор Спаркс прочистил горло и продолжил:

– Ты поедешь с дядей к нему домой.

– Это только пока мама с папой не найдутся, – произнесла Ленора. Спаркс наклонил голову набок и внимательно вгляделся в неё. Он приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ленора не могла ему это позволить. – Как только они смогут, они меня заберут. – И она уверенно посмотрела на дядю Ричарда.

Уголки его губ немного поникли, но в целом выражение лица почти не изменилось.

– Пойдём со мной, – только и сказал он ей и развернулся на пятках.

– Пока, Ленора, – произнёс напоследок доктор.

Ленора не ответила. Она всё ещё злилась, что ей не позволили остаться здесь, по крайней мере до тех пор, пока не будет ясно, что хоть кто-нибудь из её родных жив. Конечно, мама бы обязательно сделала ей замечание, мол, это невежливо – молчать, когда с тобой прощаются, но сейчас Леноре всё равно.

Она потянулась за дядей Ричардом, который, прихрамывая, направился к зияющему выходу – двери сорвало взрывной волной.

– Родители меня обязательно заберут, – не удержавшись, выпалила Ленора ему в спину. – Я к вам совсем ненадолго.

Дядя Ричард не потрудился ответить, и это ещё больше распалило Ленору. Ярость обуревала её изнутри, загорелась в груди, загорелась в глазах, обожгла язык и вырвалась наружу горькими словами.

– Вот увидите, – бросила она.

Никакого ответа.

Это молчание её просто убивало.

6

На улице, прямо напротив выхода из здания городского совета, стоял весьма необычный автомобиль. Цвета он был не чёрного, и не красного, и даже не синего – словом, не такого, в какой были окрашены автомобили, колесившие по главным улицам Техас-Сити, едва наступал вечер пятницы, нет; автомобиль перед зданием был совершенно медный, как будто собственно никакой краски на нём и не было. Колёса представляли собой нечто среднее между обычными автомобильными и теми, что стоят на паровозах, их было восемь с этой стороны и, надо полагать, восемь с той.

Таких автомобилей Ленора не видала ещё никогда. Это что, осколок далёкого прошлого или привет из будущего? Голова у Леноры пошла кругом.

Наверное, это просто сон.

Ей бросилось в глаза что-то на земле, неподалёку от дядиной машины. Кажется, жемчужные бусы.

Жемчужные бусы носила мама.

Ленора не стала рассуждать. Метнулась к вещице. Бусы покрывал толстый слой чёрной пыли, но едва Ленора отёрла пару жемчужин, она сразу узнала тот самый бледно-кремовый оттенок, в точности как у маминых бус. Ленора огляделась в поисках знакомого лица. В лёгких нестерпимо жгло.

Дядя Ричард кашлянул, оглянувшись, Ленора встретилась с ним взглядом. Она поспешно пихнула бусы в карман.

– Это мамины, – пробормотала она, хотя дядя ничего не спросил.

Дядя Ричард задрал подбородок, сузил глаза – единственный намёк на то, что он вообще её слышал, – и произнёс:

– Садись.

Вопреки ожиданиям Леноры, сам он сел не за руль, а на заднее сиденье. Зато рядом с девочкой вдруг возник крупный мужчина, высокий и мускулистый, одетый в опрятный чёрный костюм со светло-жёлтым галстуком-бабочкой. Тёмные волосы зализаны назад, бурая кожа на щеках лоснится, чёрные усы завиты на кончиках. Верзила слегка поклонился, открыл Леноре переднюю дверь и сказал:

– Рад сопровождать вас в наше поместье, мисс. Давненько нас никто не навещал.

– Я ненадолго, – ответила Ленора. Ей почему-то показалось необходимым это уточнить; вид у детины был такой воодушевлённый, что Леноре сразу захотелось его осадить – пусть не думает, будто она к ним насовсем переезжает.

Если бы только она могла, она бы оживила их усилием воли – всех: родителей, братьев, сестру. Ленора взглянула в сторону своего дома – он находился на этой же улице, совсем недалеко. Отсюда виднелась его крыша.

Дом стоял.

А что, если они там, внутри? Может, они забыли про неё, или думают, что она погибла, или не могут выбраться наружу?

В голове завихрился рой мыслей, волнение пробежало по всему телу и, докатившись до ног, превратилось в зажатые пружинки. Но не успела она рвануть с места, как загадочный дядин спутник обхватил её своими крепкими, уверенными руками. От него пахло бергамотовым маслом, такое мама втирала папе в ступни на ночь после тех смен, когда ему приходилось особенно долго задерживаться в порту на обходе новоприбывших кораблей.

Верзила опустил глаза и кивнул в сторону машины, дверь которой он успел заранее открыть.

– Подождите, – вдруг остановил их дядя Ричард, хотя Ленора уже почти забралась внутрь. Он указал на место рядом с собой и проговорил: – Садись сюда, за Ллойдом.

Ленора на мгновение застыла, уставившись на дядю, но затем послушно перешла на другую сторону и опустилась на указанное место. Ллойд тоже несколько помедлил, с недоумением глядя на мистера Коула, прежде чем подойти и закрыть за Ленорой дверь. Наконец он занял своё место за рулём.

– Хотелось бы добраться до темноты, – произнёс дядя Ричард.

Ллойд кивнул его отражению в зеркале.

Машина завелась, огласив площадь громогласным рёвом, – странно, что Ленора не услышала его раньше, когда они подъезжали. Должно быть, её слишком отвлекло прибытие новой группы раненых, их доставили в совет сегодня утром. Большинство оказалось в критическом состоянии, и их немедленно перенаправили в больницы поблизости. Ни мамы, ни папы, ни Рори или Джона с Чарльзом среди них не оказалось.

Машина дёрнулась с места.

– Уверен, Замковое поместье придётся вам по душе, мисс, – сказал Ллойд.

Оказаться невежей второй раз за день Леноре не хотелось, так что она кивнула. О том, что надолго оставаться не собирается, она уже говорила – так какой же смысл повторять?

Ллойд быстро оглянулся.

– Ллойд, – тут же упрекнул его дядя Ричард. То, что это именно упрёк, Ленора уловила сразу. Она вопросительно взглянула на дядю. Ллойд усердно уставился на дорогу.

Дядя неподвижно сидел на своём месте. Правой рукой он так вцепился в ручку двери, что костяшки пальцев побелели. Леноре уже начинало казаться, что в этом человеке вообще нет ничего, что нельзя назвать странным.

Они покидали единственный город на земле, который Ленора знала. С каждой секундой всё больше удалялись от того, во что он превратился за считаные дни, а заодно от того, чем были наполнены годы – все годы короткой жизни Леноры – и что связывало её с Рори, Джоном, Чарльзом, с мамой и папой. Ленора закрыла глаза. Она повидала достаточно разрушений. Больше она не хотела видеть ни обвалившихся внутрь домов, ни перевёрнутых машин, ни слоёв грязи и копоти. Она прислонилась головой к окну. От мелкой тряски зачесался нос, она хотела почесать, но не успела поднять руку. Она заснула.

И был дух его силён и власть велика, как и при жизни – той самой обыденной жизни, когда мог он ещё трогать и осязать, мог разговаривать и разговором своим вымогать, вымогать самое ценное практически ничем, кроме как разговором. Так оно всегда и начиналось: с разговора, который перерастал в фальшивую дружбу, а уж дружбой приобретал он великие достояния, точнее, лишал всякого достояния других. Иные говорили, он так изощрён по части кражи, что крадёт жизнь, он же говорил, что, напротив, лишь обнажает лучшее в жизни, прежде сокрытое под ворохом нажитого.

Его повесили как преступника в этом самом лесу.

18 апреля 1947 г.

«Работа, которую планировал сегодня сделать, откладывается. Сейчас еду домой из Техас-Сити, где случилась ужасная катастрофа, потребовавшая моего вмешательства. Рядом со мной в машине спит моя племянница. Пишу в дневник, чтобы отвлечься от тряски и непременных рисков дальней дороги, хотя ничего рационального сказать по этому поводу решительно не могу.

Зовут Ленора. Сегодня впервые её увидел.

Потеря встревожила её до глубины души, чего и следовало ожидать. Она хочет верить – тоже вполне предсказуемая реакция сознания, – что её родные ещё живы. Я видел город, тела, оторванные конечности. Дом брата ещё стоит, и даже не тронут разрушительной силой, которая вычистила всё вокруг, но я был там – ждал на крыльце, пока Ллойд обыскивал комнаты. Ни единого тела он не нашёл. Дом пуст.

От пристани, где и произошёл первый взрыв (пожалуй, аккуратнее будет выразиться, что он произошёл на стоявших у пристани судах), почти ничего не осталось. По всей видимости, все, кто находился вблизи порта, – а таковых было немало (один мой старый коллега, доктор Спаркс, рассказал мне про дым: он был поначалу очень красивый и многие потянулись в порт на него посмотреть), – тоже уничтожены.

Полагаю, брат и его семья, кроме Леноры (кстати, почему?), должны быть среди них.

Сознавать это невыносимо, по крайней мере, сейчас. Почему жизнь всегда полна столь жестоких потерь? За что вынуждены мы терпеть эти несчастья? Почему солнце ещё не потухло?

Если бы только брат остался в Замке… Если бы я поверил ему тогда, много лет назад… Если бы я не ждал все эти годы, а рассказал бы ему о своих открытиях раньше, о том, как изменились мои убеждения, о том, что я намерен разбить Проклятие Замка…

Что ж, многое, очень многое пошло бы совсем не так. Мы бы вместе боролись против тьмы. Возможно, сын был бы ещё со мной. И брат был бы жив.

Плохой это спутник – сожаление.

А теперь у меня на руках его дочь. Ему бы это не понравилось, потому-то он тогда и уехал – не хотел воспитывать детей в Замке, так и сказал. Слишком близко лес. Слишком опасно. С учётом того, сколько детей уже пропало.

Как же мне жаль, что и сам не уехал, не оставил этот старинный особняк и всё поместье на волю того, что там живёт в лесу. Но тогда кто бы разбил Проклятие?

Не представляю, как растить дочь. Я не создан быть отцом, события прошлого это доказали. Боюсь, как бы на сей раз моё неведение не привело нас обоих – и меня, и Ленору – к полному краху.

И потом, на мне вечно висит эта работа по части леса – её нужно сделать. А какой тягой он обладает в детских глазах! Джон и сам испытал её когда-то: он чувствовал могущество леса, хотя и не мог тогда до конца это осознать. Он пытался рассказать мне, умолял применить мои аналитические способности и найти какое-то логическое решение, но я не стал его слушать. Не поверил, пока мой собственный сын…

Надо ускорить работу. Трудно сказать, сколько времени лес отвёл нам с Ленорой, сколько нам удастся пожить спокойно».

Из «Дневника о проделанной научной работе» Ричарда Коула

Замковое поместье, Накодочес

7

Машина качнулась и встала.

– Приехали.

Голос донёсся до неё сквозь завесу дрёмы. Ленора открыла глаза, ничего не соображая и не помня, где она. Со своего водительского места к ней повернулся Ллойд:

– Отсюда открывается самый милый вид на поместье, ваш новый дом, мисс, и я подумал, вам понравится, – сказал он, махнув рукой в окно.

– Это не мой новый дом, – ответила Ленора и сама удивилась, как резко прозвучали её слова.

Ллойд кашлянул. Она совсем не хотела снова показаться невежливой, но как-то же надо до них донести. Она здесь ненадолго.

Дядя Ричард издал неопределённый звук, вроде рыка. Ленора тут же испугалась, что могла рассердить его своим грубым поведением. Отец всегда учил их, что самое главное – соблюдать хорошие манеры. И сейчас он бы её не похвалил.

Но дядя Ричард на самом деле спал и вряд ли слышал её резкое заявление. В руках у него еле держалась большая тетрадь, а на самом краешке тетради качался карандаш.

Ленора повернулась к окну, за которым виднелся особняк. Такого большого и красивого дома она никогда прежде не видела. Собственно, целиком она не видела его и сейчас, так как с обеих сторон от мощённой булыжником дорожки, ведущей от улицы к парадному крыльцу, выстроились пышные деревья, которые скрывали из виду края здания. Ветви деревьев тянулись друг к другу через дорожку, словно руки, образуя изящный арочный навес. На крыльце у парадного входа Ленора насчитала восемь белых колонн, по бокам высились две башенки, причём именно с кровлей домиком и рядом одинаковых мелких окошек – ну точно как на картинке! – а к входным дверям вели шесть массивных ступеней. Второй этаж обвивала лента балкона, а все восемь узких окон, что выходили на эту сторону, обрамляли тёмно-зелёные ставни, сейчас широко распахнутые.

Какой же он, наверное, роскошный внутри, этот домина, подумалось Леноре. Точнее, как там они его называют? Особняк.

– В особняке двадцать шесть спален, – произнёс Ллойд.

– И во всех кто-то спит? – не удержалась Ленора. С того момента, как она научилась говорить, из неё сыпались вопросы, и любопытство было частью её натуры. Маму это иногда раздражало, а вот папа её вопросы любил. Или, по крайней мере, говорил, что любит.

– Нет, только в двух, – ответил Ллойд.

Во всём огромном доме только два человека? Должно быть, скука смертная. Да и одиноко наверняка. У Леноры пересохло в горле. Что ж, ничего. Она всё равно ненадолго.

– А вы тоже здесь живёте? – спросила она у Ллойда.

– Нет-нет, – поспешил ответить тот. – Я живу в городке. Приезжаю только когда нужно отвезти куда-нибудь вашего дядю. – Тут он понизил голос: – Сам-то он не очень любит водить.

И опять Леноре показалось это странным – как и всё, что она уже успела узнать о своём дяде, теперь любопытство тянуло её сразу в две разные стороны. Она решила вернуться к первой.

– Так кто же здесь живёт?

– Ваш дядя, разумеется. И миссис Джонс.

– А это кто?

– Кухарка.

– В этом особняке есть отдельная кухарка? – Ленора уставилась на Ллойда.

– Да. – Он снова понизил голос: – И отменная. Отличные торты умеет делать. Попросите её сделать клубничный… пока вы у нас.

Ленора вдруг вспомнила, что так и не отметила свой день рождения как полагается, с тортом. Мама как раз собиралась сделать клубничный тем самым вечером, и они должны были его съесть все вместе за ужином в тот день, когда случился взрыв.

День рождения. Теперь её день рождения навсегда связан со взрывом. Перед глазами помутнело.

Голос Ллойда сказал:

– Полагаю, миссис Джонс приготовила что-нибудь к вашему приезду. Хотя обеденное время уже прошло.

Нормального обеда Ленора не видела уже несколько дней. В животе было пусто, совсем как в жизни после этого взрыва. Что это – боль от трагедии или просто голод? Ей уже трудно было бы определить разницу.

– Я никогда не жила в доме с кухаркой, – призналась Ленора еле слышно.

– Моя жена просто мечтает об этом, – сказал Ллойд. Они встретились взглядами в зеркале автомобиля. Его глаза сияли.

– Должно быть, дядя Ричард очень богатый, – предположила Ленора.

Ллойд снова кашлянул.

– Э-м, да, мисс. – Он повёл шеей, оттянул воротник. – Ваш дядя – выдающийся человек. И дом принадлежит семье Коулов уже несколько столетий.

– Вот этот, Замковый особняк?

– Ваш отец, разумеется, вам об этом рассказывал. – Ллойд снова взглянул на неё в зеркальце. – Он сам здесь вырос.

Не рассказывал. Папа никогда ничего не рассказывал ни о дяде Ричарде, ни о Замковом поместье, ни тем более об особняке. Всё, что ей было известно, – что у папы есть брат. Об этом брате папа не вспоминал с теплотой – скорее, напротив, в те редкие случаи, что он называл имя брата, его лицо темнело, хмурилось, а порой Ленора замечала слёзы у него в глазах.

Ленора обернулась на дядю. На вид он не был таким уж плохим, каким, наверное, его считал отец. Как будто просто спящий человек, просто папин брат. Морщины вокруг глаз разгладились, и в его лице вдруг явственно проступили папины черты.

– Почему папа никогда ничего мне не рассказывал? – спросила вслух Ленора. Вопрос повис в воздухе. Дядя Ричард открыл глаза.

– Время лечит, но и ожесточает в неменьшей степени, – прорычал он спросонья.

Слова звучали непонятно, но Ленора уже поняла, что многое касательно дяди Ричарда – да и папы тоже – будет ей непонятно. Может быть, пока она здесь, в Замковом поместье, кое-что из этого прояснится.

Ллойд снова пустил машину вперёд. Ленора разглядывала из окна особняк, который поворачивался к ней разными углами. Всё-таки здание было необычайной красоты. Оно так отличалось от дома, где жили они с родителями. Воображение уже рисовало ей длинные пустые коридоры, тайные ходы и просторные спальные комнаты, которые ни с кем не надо делить. Ах, как бы всем тут понравилось – и Джону, и Чарльзу, и Рори.

А маме понравилось бы иметь кухарку – как жене Ллойда. А папе…

В груди зашевелилась прежняя боль. По щекам поползли первые капли. Ленора как следует поморгала. Ей не хотелось сейчас плакать, но порой сдержать слёзы просто невозможно.

Она и оглянуться не успеет, как вся семья приедет сюда к ней, и они с Джоном, Чарльзом и Рори будут бегать по коридорам, тайным ходам и просторным спальням, играть в прятки в темноте, как раньше, когда они играли в заброшенном магазине рядом с их домом, куда мама с папой строго-настрого запрещали им залезать. (Послушная Ленора всегда стойко торчала снаружи, пока внутри не наступал самый разгар веселья. Всё-таки одно дело – следовать правилам, а другое – упускать всё самое интересное.)

Ллойд зарулил за дом, в небольшой мощёный дворик, где дорога замыкалась в кольцо, и припарковал машину под навесом. Ленора не могла оторвать глаз от густой чащи деревьев, что обступала особняк и покрывала всё обозримое пространство вокруг. В общем-то, свободным от чащи оставался только подъезд к парадному крыльцу.

Она вылезла из машины, Ллойд придержал ей дверь.

– Замковый лес, – сказал он, кивая в ту сторону, куда был устремлён её взгляд.

– Лес опасен, – оборвал его дядя Ричард. Голос его прозвучал резко, даже требовательно. – Не ходи туда.

Ллойд заметно напрягся и одёрнул край жилетки, как бы оправляя её, хотя она и так сидела идеально ровно.

– А почему опасен? – спросила Ленора. Ей лес казался загадочным. Лесные деревья с виду отличались от тех, что росли по краям дорожки и вокруг дома. Они были выше, тоньше, и листья у них больше походили на иголки. Их ровный строй с царственным величием окружал особняк и людей в нём и этим напомнил Леноре её дом. Точнее, местность близ Техас-Сити, которую не успели застроить жилыми кварталами и промышленными зонами – она выглядела почти как Замковое поместье.

Далеко ли отсюда до Техас-Сити? Она даже не обратила внимания на то, сколько они ехали.

Ленора повернулась к дяде. Тот смотрел на лес с таким беспокойством, что она отвернулась, чтобы снова не заплакать.

– Не ходи туда, – повторил дядя Ричард. Больше он ничего не сказал, только повернулся и пошёл к дверям Замкового особняка.