bannerbannerbanner
Контракт на два дня. Трилогия. Книга вторая. Дорогами войны

Пётр Анатольевич Безруких
Контракт на два дня. Трилогия. Книга вторая. Дорогами войны

– Идти сможешь? – спросил Яша.

Коля едва заметно покрутил головой. Их взгляды встретились, и Яша понял, что друг умирает. На него накатила какая-то страшная, невыносимая и безысходная тоска.

– Яша, – тихо позвал Коля каким-то совершенно не своим голосом.

– Что, Коля?

Коля показал жестом, чтобы он наклонился к нему ближе.

– Если… дойдёшь… до наших… пошли… моей… маме… письмо!.. Запомни!.. Ивановская… область… село… Красная… Горбатка… улица… Перво… майская… дом семь… Соколовой… Серафиме… Ивановне… Напиши… что я её… очень… любил… и папу… и Валю… и Дашу… и…

В груди у Коли опять всё забулькало и засвистело, дыхание стало тяжёлым и шумным. Он хватал ртом воздух и задыхался. Изо рта пошла розовая пена, он сделал несколько глубоких вдохов и замер.

Яша сидел рядом и смотрел в его широко открытые голубые глаза, которые вдруг стали словно стеклянными, и в них разверзлась пугающая бездна. Мыслей не было, только всепоглощающие боль и скорбь.


***


Он брёл в ночи по лесу, не разбирая дороги и не понимая, зачем и куда идёт. Несколько часов Яша просидел возле погибшего Коли в каком-то оцепенении. Не было сил и желания встать, а в голове одна пустота. Ему казалось, что он умер вместе с другом. Потом встал, огляделся и увидел недалеко большую поляну. Пошёл туда, достал из кармана перочинный ножик и снял каску. Начал копать могилу, ножиком разрывая и рыхля землю, а каской её выгребая. Копал долго, с каким-то тупым остервенением. Закончил, когда солнце уже начало садиться. Могила получилась неглубокой, только, чтобы поместилось тело. Вернулся к Коле, взял его и потащил к могиле. Положил тело на краю. Оно уже стало холодным. Принёс Колину шинель и разложил одной полой на дно могилы, а другую оставил на краю. Осторожно опустил Колю в могилу. Хотел сложить ему руки на груди, но они уже не сгибались, так и оставил лежать вдоль тела.

Коля как будто уснул. Только стал совсем белым, как свежий выпавший снег. Черты лица его заострились, и теперь он выглядел немного старше, как раз на свои девятнадцать лет. Яша долго сидел рядом и нежно разглаживал рукой его короткие, чёрные, вьющиеся волосы. Ещё сегодня утром они шли вдвоём, разговаривали, надеялись, что выберутся из окружения. Сейчас мёртвый Коля лежал в могиле, и всё Яшино существо отказывалось это принять. За эту неделю он узнал столько смерти и страданий, сколько большинство людей не видели и за всю свою жизнь. Но гибель друга потрясла его настолько, что он потерял себя, что-то внутри него надломилось.

– Прощай, Коля! – тихо, дрожащими губами прошептал он.

Аккуратно накрыл другой полой шинели Колино лицо и тело. Взял каску и начал закапывать могилу. Когда вся вырытая земля закончилась, на поляне вырос небольшой холмик. Он густо закидал его хвоей, которую натаскал из леса в каске. В изголовье могилы поставил каску. Ни дощечки, ни, чем писать на ней, у него не было. Яша взял перочинный нож и подошёл к большому дереву, росшему на краю поляны. Срезал кору на большом участке ствола и начал вырезать надпись: «Здесь лежит красноармеец Соколов Николай Васильевич 22.2.22 – 1.7.41 из с. Красн. Горбатка Ив. обл.». Резал долго и упрямо, пытаясь глубоко проковырять дерево, чтобы каждая буква осталась хорошо видна. Закончил, когда на лес уже опустились сумерки.

Яша подошёл к могиле, сел около неё на колени и долго молча сидел, глядя в одну точку совершенно невидящим взглядом. Он опять забылся, и весь окружающий мир для него растворился в опускающейся на лес ночи. Всё потеряло смысл.

Пришёл он в себя глубокой ночью. Встал и медленно побрёл по лесу, натыкаясь в темноте на стволы деревьев, запинаясь и падая. С собой у него теперь ничего не было, кроме фляги с водой. Винтовки, котелки и свёрток с едой, который отдал Коле старый дед, всё это осталось у дороги. Оба вещмешка и Колину каску он бросил в лесу там, где умер Коля. Да всё это теперь казалось ему ненужным. Он настолько обессилил и вымотался, что тащить на себе лишний груз уже не мог. Тем более, он понял, что из окружения ему не выйти. Что делать дальше – не знал и просто бесцельно брёл по лесу.

Перед рассветом вышел на опушку леса. Неширокое поле отделяло его от небольшой деревни, за которой шла дорога. Как потом выяснилось, он каким-то чудом вышел как раз в то место, куда они собирались прийти с Колей прошлым утром. Но узнал он об этом намного позже. Яша решил обойти деревню стороной по полю, перейти дорогу и спрятаться в лесу, который начинался сразу у обочины. Потом немного пройти и затаиться на день в укромном месте. В следующую же ночь идти в деревню просить еды – и будь что будет, больше ему голода не вынести. Миновав поле незамеченным, он перешёл пустую дорогу и уже углубился в лесок, когда за спиной услышал громкий окрик:

– Halt! Hände hoch!4

Он хотел броситься бежать, но почувствовал, что нет сил. Но самое страшное, что у него пропала способность к сопротивлению, а главное, смысл сопротивляться. Если ему сейчас каким-то образом удастся убежать, то завтра или послезавтра его всё равно поймают. Дальше идти без еды он не сможет, а значит, будет пытаться найти её в деревне. Все деревни кишат немцами, и его гарантированно или пристрелят, или поймают. Чувство самосохранения взяло верх, и он стоял на месте как вкопанный.


***


Если бы Яша знал, что в лесу, куда он шёл и где собирался укрыться, разместилась какая-то немецкая часть, он бы обошёл этот лес и эту деревню стороной. Но он этого не знал и вышел прямо на охранение части. Если бы он побежал, то его бы гарантированно убили, потому что побежал бы прямо в лапы к немцам. От неминуемой смерти его спас ангел-хранитель. Это он остановил его и не дал броситься бежать. В то, что ангел у него есть, Яша поверил после того как остался живым и даже не раненым из всего их взвода, который насчитывал пятьдесят человек. Объяснить случайным стечением обстоятельств такое невозможно. Это было чудо! И хотя он в бога не верил, а в школе был пионером, сейчас, после одиннадцати дней войны, в этом сильно засомневался и стал склоняться к версии его любимой бабушки Тани, совершенно неграмотной глубоко верующей старушки.

Несмотря на все запреты и страшные кары, ещё ребёнком она отвела его в церковь и тайно крестила. Когда он уходил в армию, она сунула ему в руку маленький серебряный крестик, который хранила со дня крещения, и заставила дать ей слово, что он будет его носить всегда при себе. Яша слово сдержал, и не потому, что верил в бога, а потому, что очень любил бабушку. Он тайком от всех вшил крестик под карман гимнастёрки. И сейчас ему казалось, что это было самое важное и нужное дело из всего того, что он сделал в своей жизни. Для себя он однозначно решил, что если когда-нибудь всё же вернётся домой живым, то пойдёт с бабушкой Таней в церковь и поставит там стопудовую свечку всем святым, чего бы ему это не стоило.

Деревня, около которой он попал в плен, называлась Карповцы. Она находилась чуть в стороне от дороги Гродно – Свилочь. Дорога была большая, и немцы вокруг неё обустроились основательно. Так, что планы лейтенанта Березина пересечь эту дорогу скорее всего закончились бы также печально, как и план достать еды в Диневичах. Не нарвались бы они на немцев там, нарвались бы тут в следующую ночь. Это Яша понял, когда его под конвоем вели вместе с другими пленными красноармейцами в лагерь. В лесах, по сторонам от дороги, везде стояли немецкие части, видимо, тут расположились тылы немецкой армии.

Чтобы просочиться сквозь этот кордон, нужно было знать текущую обстановку и месторасположения немецких частей. На этот кордон постоянно выходили разрозненные группы и одиночные красноармейцы из частей 3-й, 10-й и 13-й армий, окруженных и разгромленных немцами в Белостокском котле. Все голодные, грязные, немытые, обросшие щетиной и измученные многодневными скитаниями по лесам и болотам, без боеприпасов и без оружия. Немцы их методично отстреливали и отлавливали, отправляя в лагеря военнопленных под открытым небом.

Немцы, поймавшие Яшу, обыскали его, забрали из кармана перочинный ножик и повели в расположение части в лесу. Там под охраной уже сидели пятеро таких же, как он, голодных, немытых и небритых бедолаг, выловленных немцами за ночь. Все рядовые красноармейцы, на вид от девятнадцати до двадцати двух лет, угрюмые и молчаливые. Утром всех их повели в деревню. По одному заводили в дом, где сидел немецкий офицер и задавал вопросы. Взглянув на Яшу, он на русском языке с сильным акцентом спросил его имя, фамилию и номер части, а затем коротко сказал конвоиру:

– In die Scheune5.

Его отвели в большой сарай на другом краю деревни, который охраняли несколько немецких солдат, и затолкнули туда. В сарае оказалось многолюдно, человек тридцать, а может больше. Тут уже находились красноармейцы и постарше, кому-то и за двадцать пять. Сарай до войны, очевидно, был колхозной конюшней. Пленные сидели, а кто-то и лежал на полу, на котором ровным тонким слоем раскидали сено. Одни спали, а другие тихо разговаривали, видимо, те, которые попали в плен вместе. Когда глаза привыкли к полумраку, Яша приметил место у дальней стены, пошёл туда и сел, прислонившись к стене. Слева с закрытыми глазами лежал красноармеец лет тридцати, положив под голову вещмешок, и дремал. Справа сидел молодой парнишка с золотистыми, как солнышко, волосами. Примерно такого же возраста, как Яша, без вещей, в одной гимнастёрке, галифе и босиком. Лицо его выглядело измождённым, поросло многодневной щетиной, а босые ноги грязные и все в царапинах. Очевидно, он скитался по лесам чуть ли не с первого дня войны и долго шёл босиком.

 

Они разговорились. Парня звали Сергей, служил он в 679-м стрелковом полку 113-й стрелковой дивизии. Немцы разгромили полк 23 июня южнее деревни Боцьки, примерно в семидесяти километрах северо-западнее Бреста. Сначала он шёл на восток, как и Яша, в составе группы красноармейцев. Но они несколько раз натыкались на немцев и вступали в бой. В результате группа рассеялась, многие погибли или попали в плен. Последние четыре дня Сергей брёл по лесу один, совершенно потеряв направление, голодный, босой и обессилевший. Винтовку он бросил, потому что не осталось ни одного патрона, а шинель, вещмешок, сапоги, котелок и флягу потерял, когда пытался ночью перейти через речку и его заметили немцы, открыв по нему стрельбу. Он бросил свёрток с вещами и еле сумел убежать в лес. В плен Сергей попал вчера ночью. В сарае сидел уже больше суток. За это время немцы их ничем не кормили, только давали воды. Он ничего не ел уже пять дней и сильно мучился от голода, так же, как и Яша.

Сергей оказался родом из Ленинграда. Два года назад закончил десять классов, в отличие от Яши, у которого за плечами было только семь. Хотел поступить в институт, но по семейным обстоятельствам это не получилось. Они жили вчетвером с матерью, братом и сестрой. Отца, который работал инженером на крупном заводе, арестовали в 37-м, судили и расстреляли по 58-й статье. Мать как жену врага народа выгнали из школы, где она работала учительницей немецкого языка, и ей пришлось устроиться уборщицей. Денег на жизнь сразу перестало хватать, а брату Володе только исполнилось двенадцать, сестрёнке Зое так вообще семь, и они все хотели есть. Кроме этого их нужно было ещё и учить в школе. Поэтому Серёжа сразу же после окончания десятого класса пошёл работать на завод разнорабочим. Все мечты об институте пришлось отложить на потом, тем более, что с такой анкетой его едва ли туда бы приняли.

В армию Сергея забрали весной, также, как и Яшу, и он надеялся, что после службы поступит в институт. Но теперь все его планы спутала война, и чудом казалось даже то, что он остался жив и не ранен, также, как и Яша. Ещё Сергей хоть и плохо, но говорил по-немецки, и это пару раз спасло ему жизнь за время скитаний. Сейчас он очень сильно жалел, что не слушал мать и не хотел учить язык, когда у него имелась такая возможность.

В течение дня сарай продолжал медленно наполняться пленными, их по нескольку человек приводили и заталкивали внутрь. Вновь прибывшие размещались уже в центре сарая, так как места около стен оказались все заняты. Кормить пленных никто, видимо, и не собирался. Яшу и Серёжу продолжал мучить голод, к которому добавилась ещё и жажда, потому что бак с водой, стоявший у входа, давно опустел, а вода во фляге у Яши тоже закончилась. Ближе к вечеру в сарай вошёл охранник с автоматом, немец лет тридцати в очках с довольно добродушным лицом, и громко спросил:

– Wer geht Wasser holen?6

– Wir machen das!7 – громко вызвался Серёжа, толкнул Яшу в бок и сказал: – Пошли за водой! Немец зовёт.

Немец немного удивился такой быстрой реакции, явно не ожидая, что кто-нибудь из пленных его поймёт.

– Los! Nehmt den Tank!8 – благодушно сказал он и показал ребятам на пустой бак с водой, видимо, довольный тем, что не пришлось долго объяснять русским, что от них требуется.

Парни встали и начали пробираться к выходу, переступая через лежащих на полу пленных и обходя сидящих группами. Они взяли бак и вышли из сарая. Немец направился за ними, закрыв двери сарая снаружи на засов. По дороге охранник разговорился с Сергеем, видимо, тот всё же знал язык на уровне, чтобы вести разговор, правда, довольно часто замолкал, подыскивая нужные слова. Но немца это ни капельки не смущало, он явно проникся к Сергею симпатией: когда Яша набирал ведром из колодца воду, охранник достал из кармана плитку шоколада и отдал её Серёже, видимо, пожалев парня. Ребята с жадностью съели шоколад, когда вернулись обратно в сарай с баком, полным воды, немного утолив мучивший их голод. Яша понял, что знание немецкого, хоть и неважное, приносит ощутимую пользу, а значит, помогает выжить.

На следующее утро, когда сарай стал практически полным и лежать в нём места уже не хватало, а пленные только сидели, прижавшись друг к другу, немцы выгнали всех на улицу, построили в колонну и погнали по дороге в сторону Гродно. С двух сторон колонну охраняли преимущественно молодые и пышущие здоровьем конвоиры, вооруженные автоматами. Шли конвоиры на расстоянии примерно десяти метров друг от друга по обочине дороги или по краю поля. Двое конвоиров вели на поводке очень злых овчарок. Перед всеми населенными пунктами немцы уже установили на столбах большие щиты с названиями этих пунктов, написанными крупными латинскими буквами.

Примерно через десять километров пути, на окраине Малой Берестовицы, колонну вдруг остановили, и вышедшие навстречу немецкие офицеры стали внимательно осматривать лица всех пленных. В результате из колонны вывели восемь человек, напоминавших по внешности евреев. Некоторые из этих пленных пытались доказать, что они не евреи. Тогда их заставили спустить штаны и показать половой член – не обрезан ли он. У пятерых с этим оказалось всё в порядке, и их вернули обратно в колонну, а троих забрали с собой в село. Яшу и Серёжу эта беда миновала, немецкие офицеры прошли мимо них, едва бросив взгляд на их лица.

Сергей – сероглазый и белобрысый парень с очень тонкими чертами лица даже больше смахивал на немца, чем на обычного русского. Немного ниже Яши, но не такой коренастый, он прожил всю жизнь в городе и не занимался физическим трудом. Однако хилым он не казался, просто обычный городской парень. Для него идти босиком по дороге стало настоящим мучением, мелкие острые камешки впивались в стопы, он себе порезал все ноги и шёл, сильно хромая. Пекло жаркое июльское солнце, ребята вспотели и давно уже выпили всю воду из Яшиной фляжки. Кроме этого их продолжал мучить голод, ведь они не ели уже более семи суток за исключением шоколада, по половине плитки которого им досталось вчера.

От голода, жажды, жары и усталости мучились все пленные. До того как попасть в плен, все они почти неделю скитались голодными по лесам Белоруссии, а заходить за едой в деревни, занятые немцами, боялись. По большей части голод и привёл их в плен. При наличии пищи жарким летом можно долго бродить незамеченными по густым лесным чащам. Но, оказавшись в плену, они так и остались голодными, немцы их не покормили ни разу. После того как прошли деревню Олекшицы, двое пленных, шедших примерно в середине колонны, сделали попытку бежать. Они решили воспользоваться тем, что слева от дороги начинался большой густой лес, через который протекала какая-то речушка с берегами, поросшими кустарником.

Двое молодых парней быстро выскочили из колонны, прыгнули с невысокого мостика в речку и побежали сначала по дну, а потом прячась за раскидистыми кустами ив. Конвоиры с собаками, стреляя из автоматов длинными очередями, побежали за беглецами. Колонну остановили и она стояла почти полчаса. Автоматные очереди прекратились, прозвучало несколько одиночных выстрелов. Все поняли, что немцы догнали беглецов и застрелили. Затем конвоиры, шумно радуясь своей удачной лесной охоте, возвратились к колонне, и она снова тронулась в путь. Случившееся с беглецами сильно потрясло многих пленных, некоторые заплакали. Конечно, можно было бы всем разбежаться в разные стороны, но никто не захотел и не смог совершить такой героический поступок.

После того как прошли ещё примерно час, один пленный, лет тридцати, шедший впереди ребят, не выдержал голода, жажды и тяжелых условий движения и скоропостижно скончался, упав под ноги товарищей. Его вынесли из колонны и положили на обочину дороги. Через некоторое время двое других пленных сели посреди колонны совсем обессилевшие. Конвоиры не стали с ними возиться и просто застрелили. Смерть снова нависла над ребятами, и они поняли, что их могут убить в любой момент – просто за то, что они не смогут идти.

Поздно вечером, когда уже стемнело и они прошли деревню Гибуличи, колонна свернула направо на просёлочную дорогу и через пару километров зашла на территорию, огороженную колючей проволокой и охраняемую множеством часовых с автоматами и винтовками. Это оказался только что созданный немцами лагерь под открытым небом для советских военнопленных. Тут отсутствовали какие-либо постройки, просто чистое поле, огороженное столбами с колючей проволокой в два ряда и несколько вышек по периметру с пулемётчиками и прожекторами. В дальнем углу лагеря выкопаны неглубокие ямы, используемые как отхожее место. Рядом глубокие ямы, где лежали тела умерших пленных. Видимо, по мере того как пленные умирали, их бросали в ямы, но не закапывали, а только присыпали хлорной известью и землёй, ожидая, когда они наполнятся.

Пленных в лагере оказалось много, наверное, несколько тысяч. Они лежали и сидели прямо на земле, некоторые бесцельно шатались по лагерю. Яша и Серёжа медленно брели, едва передвигая уставшие ноги, в поисках, где можно устроиться. Наконец нашли свободное место недалеко от выгребной ямы, всё остальное пространство оказалось уже занято. От ямы распространялся неприятный запах, но они так измучились и устали, что обессилевшие упали на землю. Надеяться на то, что немцы их ночью будут кормить или хотя бы поить, не имело смысла. Они легли на вытоптанную траву, прижались друг к другу и накрылись Яшиной шинелью, чтобы не замёрзнуть ночью. Так и уснули, а точнее, забылись до утра.



***


Когда ребята оказались в лагере, то узнали, что они с первого дня войны были обречены погибнуть или попасть в плен. Из окружения они выходили в никуда. Когда Яша с Колей остались вдвоём в сорока километрах от Волковыска, немцы уже заняли Минск, и бои шли в ста километрах восточнее от него в районе Борисова. Красная армия стремительно откатывалась на восток, бросив в лесах Белоруссии на верную погибель или мучения в плену триста двадцать тысяч своих верных и отважных солдат, храбро встретивших вероломного врага и сражавшихся до последнего патрона. До линии фронта им оставалось пройти не сорок, а триста семьдесят километров. Даже если бы у них были продукты, то всё равно по белорусским лесам, полям и болотам, занятым немцами, они бы дотуда никак не дошли.

Дни в лагере протекали однообразно, и вскоре они потеряли им счёт. Гнетущее безделье за колючей проволокой перемежалось с попытками как-то выжить и обзавестись самым необходимым для выживания. Примерно в десять часов утра пленных начинали кормить. К полевым кухням на раздачу выстраивались длинные очереди. Паёк на целый день состоял из горячей похлебки – сваренной на воде макухи – жмыха, образовавшегося при производстве подсолнечного масла, ста пятидесяти граммов хлеба, выпеченного из ржаной муки грубого помола с добавлением отжима сахарной свеклы и муки из соломы или листьев, а также трёхсот пятидесяти граммов чая без сахара. Есть это было совершенно невозможно, но пленные ели, чтобы не умереть с голоду.

У ребят не было котелков, и они так бы и остались голодными, если бы их опять не спасло умение Серёжи говорить по-немецки. Он сумел выпросить у немца, раздававшего еду, две больших консервных банки, и они из них ели, а точнее, пили противную жижу. Чай сначала заливали в Яшину фляжку, но потом Сергей сумел выпросить ещё одну консервную банку, и то не сразу. При первой попытке другой немец его сильно избил. Немцы тоже оказались разными, некоторые вели себя более-менее по-человечески, но большинство зверствовало. Эти консервные банки и фляжка стали для ребят огромной ценностью, приходилось их держать постоянно при себе, чтобы не украли. В лагере воровали всё, и Яша по глупости уже остался без сапог. Он решил на ночь разуться, чтобы ноги отдохнули, снял сапоги и поставил рядом. Утром сапог уже не нашёл. Теперь оба ходили босые.

 

С первых дней пребывания в лагере к ним регулярно наведывались бывшие советские офицеры в сопровождении немецких офицеров. Они собирали пленных и рассказывали, как доблестная немецкая армия скоро возьмёт Витебск, Могилев и Смоленск, а через месяц будет в Москве, что Красная армия практически разгромлена и в панике отступает. Ещё они говорили, что все красноармейцы, сдавшиеся в плен, считаются в Советском Союзе предателями, и если даже Германия захочет вернуть пленных Сталину, то после возвращения в СССР их там будут судить, а затем отправят в лагеря или расстреляют. Пленным красноармейцам предлагали идти служить к немцам, за это сулили сытую жизнь и свободу. Некоторые, измученные голодом и потерявшие веру, соглашались. Яша и Серёжа, несмотря на то что сильно страдали от голода, антисанитарии и буквально скотского существования, решили, что к немцам они служить не пойдут никогда. Больше они на такие собрания не ходили.

Целыми днями ребята сидели или лежали и разговаривали, вспоминая свою жизнь до войны. В основном говорил Серёжа, рассказывая про Ленинград – город трёх революций. Яша его внимательно слушал, ведь всю свою жизнь он прожил в деревне, а из городов ездил только в Великие Луки. Там дворцов, каналов и садов, о которых говорил Серёжа, и в помине не было. Он ещё в школе мечтал уехать в город, устроиться там на работу и пойти учиться. Но деревня не хотела его отпускать, ей требовались рабочие руки. Поэтому председатель колхоза уговорил его остаться и поработать, а отец принял сторону председателя, видимо, тоже не желая отпускать сына. Но после армии Яша хотел остаться в городе, а домой приехать только повидаться. Тем более, что ему полагалась льгота при поступлении на рабфак.

Серёжа вспоминал, как они всей семьёй, когда ещё был жив отец, ходили в театр оперы и балета (бывший Мариинский), слушали оперу «Любовь к трем апельсинам» и смотрели балет «Бахчисарайский фонтан». Часто гуляли в Таврическом саду, который находился недалеко от их дома, и они с братом Володей очень любили есть эскимо, которое там продавали. Рассказывал, как он мальчишкой часто катался на трамваях, причём на подножках или на «колбасе», чтобы не платить за билет. Отец с матерью его несколько раз за это сильно отругали. Летом они с братом бегали смотреть, как разводят мосты. А ещё он видел пять наводнений: в 29-м, 32-м, 35-м, 37-м и 38-м годах, когда вода в Неве поднималась и заливала почти половину города.

Воспоминания отвлекали от окружающей действительности и вселяли хоть какую-то надежду на то, что удастся выжить. Кормили пленных всё так же плохо, и их спасало только то, что они целыми днями лежали или сидели. Если бы работали, то давно бы умерли от измождения. Но это выяснилось позже. От голода пленные ели траву, она была горькая, противная, но всё же немного утоляла голод. Немцы же пригоняли в лагерь всё новые колонны советских пленных, а из лагеря за это время увели всего три партии. В результате вся территория оказалась забита пленными так, что скоро ходить по лагерю стало очень сложно. Повсюду сидели и лежали голодные, грязные и обросшие щетиной красноармейцы. Некоторые из них умирали от голода и болезней. Если пленный заболевал, то это означало смертный приговор, никто его не лечил и никакой помощи не оказывал.

В начале августа немцы пригнали в лагерь ещё одну партию пленных. Среди них оказалось несколько красноармейцев, которые попали в плен в боях за Витебск. Они рассказали, что в наших войсках появилось какое-то невероятное оружие – мощные танки, быстрые самолёты и удивительные средства связи. Всё это применили по всему фронту от Балтийского до Чёрного моря и остановили немецкое наступление. Немцы повсюду перешли к обороне, но и наши тоже не наступают, потому что новой техники очень мало. Сумели только отбить уже захваченный немцами Витебск, но за него шли тяжелейшие бои, погибло очень много и наших, и немцев.

Один красноармеец видел своими глазами, как сражался новый советский танк. Тот появился внезапно, выскочил на поле один против двенадцати немецких танков, семи бронетранспортёров и противотанковой батареи, а с воздуха немецкие самолёты непрерывно атаковали его и пытались сбросить на него бомбы. Наш танк крутился на большой скорости по полю, не останавливаясь ни на секунду, выпускал дымовые завесы и при этом непрерывно палил из пушки и пулемётов на ходу. Подбил почти все немецкие танки и бронетранспортёры, уничтожил противотанковую батарею и сбил три немецких пикирующих бомбардировщика. Оказывается, он может стрелять из пушки не только по танкам, но и по самолётам. Ещё у него с брони вылетают какие-то заряды и сбивают на подлёте сброшенные бомбы и снаряды, летящие в танк. Наш новый танк разделался с немцами минут за двадцать, оставив на поле догорать костры из подбитой немецкой бронетехники. Сам он целенький выехал на дорогу и умчался на огромной скорости в тыл. На такой скорости могут ездить только легковые машины, да и то не все.

В рассказ парня никто из пленных сильно не поверил, все подумали, что насочинял. Однако о том, что немецкое наступление остановилось, свидетельствовало множество фактов. Во-первых, немцы изменились, а спеси и наглости у них немного поубавилось. Во-вторых, в лагере перестали появляться немецкие офицеры и наши предатели, перешедшие на сторону врага, и агитировать пленных идти служить к немцам. В-третьих, Серёжа подслушал разговор охранников, и те говорили, что война затягивается, и Москву взять скорее всего не удастся. Да, и не только её, а даже Киев и Смоленск. Это очень плохо, и немецкая армия теперь может застрять в России надолго, если в Берлине ничего не придумают.


***


В середине августа немцы сформировали из пленных большую колонну, куда попали Яша с Сергеем, и погнали её через Гродно на юго-запад в сторону Белостока. Шли трое суток, останавливаясь на ночлег в поле. Всё это время немцы пленных не кормили, не поили и зверствовали. Они заставляли их бежать до изнеможения, били палками и прикладами винтовок, а тех, кто не мог идти и падал от бессилия, убивали прямо на дороге. Парни шли босиком и разбили себе ноги в кровь. Оба совсем обессилили и едва не погибли во время этого перехода.

Их спасала только взаимовыручка. Чтобы иметь возможность отдохнуть, после привалов ребята становились в начале колонны и, когда уже совсем не могли идти, присаживались прямо на дорогу и сидели, пока все проходили мимо них. В конце поднимались и шли в последних рядах. В этот раз никто из пленных не пытался бежать, да это было бесполезным. Колонну конвоировали здоровые и крепкие немецкие солдаты, почти половина из них с овчарками. Пленные же все обессилили от голода и едва шли по дороге, так что далеко убежать просто бы не смогли. Да, и похоже, что все уже смирились со своей участью.

В конце третьего дня колонна наконец-то вошла в лагерь в пригородах Белостока. Это снова оказалась большая площадка под открытым небом, огороженная колючей проволокой и охраняемая немецкими солдатами. Лагерь был ещё практически пустым, в нём находилось около сотни пленных, тех, кто его строил. Видимо, немцы разгружали уже полностью забитые лагеря, строя новые. Ребята сразу же заняли удобное место недалеко от кухни в надежде, что им теперь не придётся далеко ходить и стоять длинную очередь за едой.

Утром немцы начали кормить пленных. Рацион питания несколько изменился. Им дали бурду, сваренную из брюквы и полугнилой картошки, те же сто пятьдесят граммов хлеба со свекольными отжимками и соломой и триста пятьдесят граммов чая без сахара. В бурде хотя бы присутствовали разварившиеся остатки картофеля и брюквы, и ребята этому очень обрадовались.

Но, похоже, слишком рано. Их ждала огромная неприятность. После того как они поели, приехали немцы и начали разбирать пленных для работ. Яша с Сергеем попали в команду на ремонт железной дороги. Им предстояло трудиться целыми днями, таская тяжёлые шпалы, щебень и рельсы. Это оказалось сущим адом. Они работали в жару, босиком, перетаскивая большие тяжести. Ребята в первый же день совсем разбили ноги и обессилели так, что едва смогли дойти до лагеря. Охрана им разрешила взять с собой сухих деревяшек и развести в лагере костры. Парни развели костёр и упали на землю рядом, провалившись в сон. От горячих углей шло тепло, и это была первая ночь, когда они не мёрзли.

Тяжёлый изнурительный труд выматывал, а силы таяли с каждым днём. Буквально через несколько дней пленные начали умирать прямо на работе. В один день умерли сразу двое из их команды. Долговязый фельдфебель – начальник охраны – послал ребят выкопать могилы и похоронить умерших. Сергей сумел договориться с немцем-охранником, и тот разрешил им снять с умерших и взять себе сапоги, шинели, пилотки и котелки с ложками. Всё это оказалось ценнейшим приобретением, наступала осень, Сергей был разут и раздет, Яша тоже бос. Оба совсем разбили ноги так, что уже не могли ходить. Яше сапоги оказались немного велики, а Сергею чуть малы, но это сущая ерунда. Теперь им не придётся ходить босиком по щебню и гравию.

4Стой! Руки вверх! (нем.)
5В сарай (нем.)
6Кто пойдёт за водой? (нем.)
7Мы пойдём (нем.)
8Пошли! Берите бачок! (нем.)
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru