Пол Дж. Миллс
Наука, бытие и становление: духовная жизнь ученых. Исследования тонкой природы реальности

На страницах книги я использую термины «духовный», «метафизический» и «мистический». Под духовным я подразумеваю не религию, а скорее наш человеческий опыт, который выходит за рамки того, что сообщают физические органы чувств. Хотя религия может быть духовной, это необязательно так. Слово «метафизический» относится к тому, что находится за пределами (мета) физического и обычно не используется в контексте религии. Слово «мистический» я использую для описания переживаний нефизических – иногда называемых сверхчувственными – сущностей или существ, недоступных нашему обычному чувственному восприятию. Я также использую его для обозначения глубоко интимного переживания благоговения, которое может сопровождать духовный и метафизический опыт.

Психолог Абрахам Маслоу прославился тем, что сформулировал так называемую иерархию потребностей, описание универсальных потребностей индивида в обществе^[24]. На момент разработки теории верхнюю точку в иерархии Маслоу назвал «самоактуализацией». Это наивысший уровень психологического развития, которого может достичь человек, когда полностью реализует свой индивидуальный потенциал. Позже Маслоу добавил еще один уровень, который назвал «самопревосхождением», означающий, что человек выходит за рамки самоактуализации. Самопревосхождение – это движение, которое происходит на «самых высоких и наиболее инклюзивных, или холистических, уровнях человеческого сознания»^[25]. Я полагаю, что многие ученые, у которых я брал интервью для данной книги, достигли такого понимания своей истинной природы, которое находится на холистическом и объединяющем уровне человеческого сознания, уровне самого осознавания, истинного «Я».

Хочу добавить, что некоторые ученые, к которым я обратился за интервью, признали, что у них были переживания и траектории движения, которые соответствуют теме книги, но не пожелали ответить на мои вопросы. Одна из причин заключалась в том, что такому обмену информацией активно препятствовала их особая традиция медитации. Другие были обеспокоены возможными негативными последствиями обмена информацией для своей профессиональной карьеры. У тех, кто уже получил право работать в учебном заведении, это вызывало меньшую озабоченность. Также опасения сводились к плюсам и минусам обнародования интимных духовных переживаний, которые, как я уже отмечал ранее, я полностью разделяю. Меня по-прежнему посещают неоднозначные чувства по этому поводу.

Один из моих собеседников сказал: «Наука – это мистический путь». То есть, по своей сути исследуя и помогая нам понять самих себя и окружающий мир, она обладает потенциалом раскрыть многие метафизические и мистические аспекты нашего существования. Пусть все ученые осознают эту перспективу. Духовное – это последний рубеж для науки.

В центре внимания. Взгляды на трансперсональные, метафизические и мистические переживания. Кириакос К. Маркидес, доктор наук

Когда я пересек Атлантику и начал учебу в американском университете в 1960 году, одной из величайших проблем, с которой я столкнулся, был конфликт между моим традиционным греческим православным воспитанием и преобладающим секуляризмом, господствовавшим в академических кругах. Я попытался разрешить этот конфликт, сменив направление своего образования с бизнеса на социологию. К моменту получения докторской степени я с неохотой считал себя агностиком. Я чувствовал, что у меня нет другого выбора, кроме как усвоить преобладающее среди моих преподавателей и коллег мнение о том, что единственная реальность – это физическая материя. Бог – это проекция общества, а духовные или мистические переживания – это в лучшем случае формы иллюзии, а в худшем – психические отклонения. Более того, я принял идею о том, что единственной законной формой знания является эмпирическая наука, основанная на рационализме.

Позже я прошел полный круг в своей академической карьере, осознав, что материалистическое мировоззрение само по себе является грандиозной и разрушительной иллюзией. Я понял, что семя для растущего упадка материализма как жизнеспособного мировоззрения было, по сути, посеяно в неспокойные 60-е годы и дало всходы в полную силу в 70-е и последующие годы. Эти два десятилетия были не только революционным периодом в американской социальной и политической жизни, но и началом радикальной трансформации нашего научного и коллективного сознания.

В этом эссе я рассмотрю некоторые ключевые факторы, которые породили новое понимание реальности, новый формирующийся консенсус, который может учитывать мистический и религиозный опыт как законную форму осознавания и познания реальности. Такое развитие событий может положить конец конфликту между наукой и религией, возникшему в эпоху Просвещения. В частности, я прокомментирую следующие взаимозависимые факторы, которые ведут к такой потенциальной монументальной трансформации: теорию Большого взрыва Вселенной и квантовую физику, расцвет трансперсональной психологии и исследований экстрасенсорных и мистических явлений, а также рост исследований околосмертных переживаний.

Большой взрыв и квантовая физика

До начала 1960-х годов доминирующей точкой зрения космологов относительно происхождения и природы мира была так называемая теория стационарного состояния. Это означает, что физическую Вселенную следует рассматривать как грубый факт, не нуждающийся в объяснении и не имеющий ни начала, ни конца. Следовательно, нет никакого творца и никакого очевидного смысла для человеческого существования.

Основываясь на такой базовой предпосылке, ведущие мыслители последних двух столетий предполагали, что Бог – это преходящая иллюзия и мистические переживания и трансцендентные виде́ния представляют собой не что иное, как принятие желаемого за действительное, или регресс к инфантильным стадиям человеческого развития.

К середине 1960-х годов астрономы-первопроходцы пришли к радикальному выводу, что Вселенная на самом деле имела начало и конец, поскольку была создана около 13,7 миллиарда лет назад в результате колоссального взрыва, который вывел ее на эволюционную траекторию. Ранее считалось, что всю Вселенную представляет наша галактика, Млечный Путь, однако теперь астрономы пришли к выводу, что это всего лишь одно из по меньшей мере 200 миллиардов звездных скоплений, в каждом из которых находятся миллиарды солнечных систем, подобных нашей.

Такое новое представление среди астрофизиков неизбежно привело современных философов и мыслителей к пересмотру старого вопроса о том, кто или что стояло за первоначальным взрывом, который практически из ничего породил миллиарды и миллиарды галактик. Любой, кто серьезно размышляет о Большом взрыве, рассуждал философ Кен Уилбер, не может не стать идеалистом.

Параллельно с вопросами, поднятыми теорией Большого взрыва Вселенной, в начале ХХ века произошел еще один научный прорыв, касающийся микроуровня реальности и получивший известность в последующие десятилетия. Квантовая физика «глубоко внутри» открыла Вселенную, которая так же непостижима, как Большой взрыв во внешней Вселенной. Данное открытие также согласуется с тем, чему на протяжении веков учили мистические традиции всех великих религий, а именно что сознание играет решающую роль в поведении субатомных частиц.

Нам говорят, что разум – это не побочный продукт материи, а совсем наоборот. Это основа всего, что существует. Квантовые физики сегодня пишут книги о Самосознающей Вселенной или Бессмертном Разуме, предполагая, что материалистическое, редукционистское мировоззрение, которое мы унаследовали от XVIII и XIX веков, больше не выдерживает критики.

Я верю, что эти две революции – теория Большого взрыва макромира и квантовая физика микромира – закладывают основу для дальнейших разработок, направленных на появление более целостного ви́дения реальности. Трансцендентные, необычные или мистические переживания больше не могут быть с легкостью отвергнуты или отодвинуты на задний план привратниками механистической научной ортодоксии.

Подводя итог, можно сказать, что недавние достижения в физике проложили путь к возвращению Духа в общую картину посредством возникновения концепции самосознающей Вселенной, населенной самосознающими существами. Как бы парадоксально это ни звучало, духовное понимание основ Вселенной начинает делать свои первые шаги в коридорах науки и академических кругов.

Трансперсональная психология, экстрасенсорные и околосмертные переживания

Параллельно с вышеупомянутыми достижениями в области точных наук в конце 1960-х годов появляется трансперсональная психология. Группа первопроходцев, таких как Абрахам Маслоу и Станислав Гроф, основали это направление в психологии, основываясь на убеждении, что существуют стадии человеческого познания и опыта, лежащие за пределами обычного эго. Данная отрасль психологии фокусируется на изучении явлений, которыми пренебрегает или которых избегает мейнстрим. Растет признание широко распространенных религиозных, мистических и пиковых переживаний, включая ясновидение, предвидение, телепатию и психокинез. Эти явления теоретически совместимы с изменениями, происходящими в физике, как обсуждалось выше.

Безусловно, трансперсональная точка зрения существовала и до 1960-х годов, но оставалась непризнанной из-за доминирования материалистического мировоззрения. Например, Питирим Сорокин, русско-американский социолог, основавший в 1930-е годы факультет социологии Гарварда, учил, что мы можем познавать мир тремя способами: с помощью чувств (эмпирическая наука), разума (рассудок, математика, логика) и интуиции (экстраординарные мистические переживания, экстрасенсорные явления). Первые два способа признаются и культивируются в наших западных системах образования, но интуиция, которая, по его словам, является высшей и уникальной формой знания, была проигнорирована.

Сорокин выступал за разработку так называемой интегральной истины, которая учитывала бы все три направления познания. Он был социологом – предшественником трансперсональной психологии и настаивал на том, что человеческие существа обладают не только сознательным и бессознательным, но также сверхсознательным разумом, который может объяснить такие явления, как экстрасенсорное восприятие, мистические и экстрасенсорные переживания. Концепция Сорокина напоминала теорию Уильяма Джеймса, знаменитого отца американской психологии, которую он изложил в своей книге «Многообразие религиозного опыта», а также была близка коллективному бессознательному психоаналитика Карла Юнга.

Наше понимание себя, основанное на взглядах таких первопроходцев, постоянно подтверждается современными эмпирическими исследованиями. Начало 1970-х годов стало благодатной почвой для духовности, поскольку в это время среди прочего был создан «Журнал трансперсональной психологии». Благодаря журналу, а также научным учреждениям, таким как Институт Эсален в Калифорнии и Институт ноэтических наук, созданный астронавтом Эдгаром Митчеллом сразу после его собственного мистического опыта во время обратного полета с Луны, были проведены новаторские исследования, подтверждающие истинность психических и мистических переживаний. Данный опыт реален и заслуживает серьезного изучения академическим сообществом, о чем свидетельствуют работы таких психологов, как Дин Радин и Чарльз Тарт, а также физиков Рассела Тарга и Гарольда Э. Путхоффа.

Я лично был свидетелем подобных явлений в ходе собственных полевых исследований, изучая мир нетрадиционных целителей-экстрасенсов, мистиков, а также христианских монахов и отшельников. Для меня и социальных антропологов, таких как покойный Майкл Харнер, профессор Новой школы социальных исследований, который написал книгу «Путь шамана», нет сомнений в том, что феномены трансцендентности могут быть реальными и аутентичными, а не иллюзорными или формами психопатологии.

Мы все больше осознаем, что подобный опыт, по-видимому, широко распространен по всему миру среди людей всех классов и профессий. Я поражен тем, что со мной связываются зарубежные читатели, которые стремятся сообщить, что живут в реалиях моих исследований. Тем не менее они хранят молчание из страха прослыть психически больными. Среди категорий людей, которые обращаются ко мне, есть заметное число ученых и коллег-преподавателей, которые, похоже, живут двойной жизнью. Они хранят свои экстраординарные переживания в секрете из опасения быть неправильно понятыми и таким образом подорвать профессиональную карьеру.

Было бы большим упущением не упомянуть о влиянии революционной работы по танатологии первопроходца доктора Рэймонда Моуди, названного «новым Колумбом». Его основополагающая работа «Жизнь после жизни», опубликованная в 1970-х годах, положила начало исследованиям околосмертных состояний, показывающих, что сознание не ограничено физическим мозгом. Околосмертное переживание к настоящему времени стало привычным словосочетанием, демонстрирующим, что многие люди, которые были объявлены врачами клинически мертвыми, не имеющие медицинских признаков жизни, возвращаются в сознание с необычными рассказами о своих предсмертных состояниях. Исследования Моуди подтверждают идею о том, что мозг – это не то же самое, что разум. Скорее, он является проводником разума. Они также означают, что разум человеческого существа, по-видимому, продолжает жить после физической смерти тела. Продолжающиеся и многообещающие исследования, связанные с околосмертными переживаниями, подтверждают мысль о том, что умирает не сознание человеческих существ, а скорее механистическое мировоззрение, которое кажется все более устаревшим.

В качестве постскриптума я хотел бы привести цитату из своей последней работы «Случайный иммигрант: поиски духа в эпоху скептицизма»^[26].

Мистические, трансцендентные, экстатические переживания – это потенциальность, присущая самой человеческой природе. Всегда будут люди, обладающие таким опытом, и при определенных исторических условиях он сможет породить движения, кульминацией которых станут институциональные религии. Мистическая трансцендентность никогда не будет искоренена секуляризацией, а религия никогда не будет вычеркнута из человеческой истории… Олдос Хаксли сказал: «Мистики – это каналы, по которым хоть какое-то знание о реальности просачивается в человеческую вселенную невежества и иллюзии. Мир, полностью лишенный мистиков, будет полностью слепым и безумным».

По всем вышеперечисленным причинам данная книга профессора Пола Дж. Миллса как нельзя более своевременна. Она является значительным эмпирическим вкладом в продолжающуюся трансформацию науки через духовную и мистическую жизнь ее практиков. Книга внесет значительный вклад в раскрытие интегральной истины Сорокина, необходимой для долговременного выживания нашего вида.

Глава 1. Необходимость преобразования материалистической науки

Современная наука основана на философии материализма, которая утверждает, что вся реальность материальна или физична.

Руперт Шелдрейк

Когда Джозеф Кэмпбелл посетил Индию в 1954 году, он уже написал книгу «Тысячеликий герой», в которой описывается универсальный мономифический мотив приключения и преображения, встречающийся почти во всех культурах мира. Он решил, что хочет встретиться с великим гуру, поэтому отправился к знаменитому учителю по имени Шри Кришна Менон, который жил в Тривандруме. Как только Кэмпбелл сел, учитель спросил его: «У вас есть вопрос?»

Позже Кэмпбелл узнал, что ему посчастливилось задать тот же вопрос, который Шри Кришна Менон впервые задал собственному гуру: «Поскольку все является божественным сиянием, как мы можем сказать «нет» невежеству, жестокости, чему угодно, если Вселенная является проявлением божественности?» В таком случае не означает ли это, что «даже базовые элементы мира проявляют божественность»? Учитель ответил: «Для нас с тобой выход – сказать „да“». Это подтвердило Кэмпбеллу его мысли о том, что все, что способствует разделению, ложно^[27].

К сожалению, материалистические науки поступают именно так – поощряют ложную двойственность духа и материи там, где на самом деле ее не существует. Современная наука выносит суждение о природе мира и пренебрегает сферой исследований, называемой духовной. Одна из моих собеседниц, Джулия Моссбридж, сказала прекрасные слова: «Суждение – это наблюдение без любви». Великий тибетский учитель Джуал Кхул считал суждение «величайшей ересью человечества». Наши науки поощряют двойственность и суждения – наблюдения без любви, что приводит, как мы увидим, к многочисленным негативным последствиям: личным, социальным и экологическим.

Кэмпбелл получил от учителя новое знание и новый способ медитации. Гуру научил его сосредотачивать внимание между мыслями. Так он мог получить интуитивное представление об исходном поле, из которого возникают все мысли и энергии, включая те, которые структурируют его собственное чувство эго-идентичности. Цель состояла в том, чтобы двигаться между кажущимися противоположностями – спокойствием и мыслью, добром и злом, верхом и низом, кажущимся материальным и духовным – в переживание единства.

Кэмпбелл шел по пути, которым идут все ученые, чтобы найти ответы на фундаментальные вопросы самоидентификации, жизни и масштабного вселенского существования. Многие из них слышат зов эфемерного переживания, который заставляет их задуматься о том, кто они такие и как устроен мир. Затем они хотят получить знания и опыт, которые позволят им самим найти ответы на свои вопросы. Они выбирают научный путь познания и исследования, потому что он считается надежным способом получения достоверных знаний.

С момента зарождения человечества мы находились на пути поиска и обретения все большего объема знаний. Будь то Адам и Ева, приближающиеся к Древу познания в Эдемском саду, или Прометей, крадущий знания об огне у греческих богов, мы стремимся учиться. Так называемая научная революция 1593 года положила начало научным методологиям как доминирующему пути к получению новых знаний. Несмотря на очевидные преимущества появления данного способа обретения знаний, в том, как он в конечном счете развивался, были и существенные недостатки.

Дело против материалистической науки

Редукционизм является отличительной чертой современного научного подхода к познанию, одним из его основополагающих атрибутов и сильных сторон. Идея состоит в том, чтобы свести к составным частям все, что изучается, и, как только части будут поняты, восстановить их в исходное целое. По целому ряду причин – включая феномен эмерджентности – этот подход не работает для сложных организмов. Вера в то, что редукционистский подход можно использовать в познании сложных структур и живых организмов, называется наивным редукционизмом.

Среди ученых доктор Руперт Шелдрейк выделяется тем, что выступает против наивного редукционизма и материализма в более широком смысле. В одной из своих новаторских книг «Наука на свободе»^[28] он перечисляет «десять основных убеждений, которые большинство ученых принимают как должное». Среди этих убеждений есть следующие: нет никакой реальности, кроме материальной; человеческое сознание является побочным продуктом работы мозга; материя бессознательна.

Шелдрейк пишет: «Данные убеждения составляют философию или идеологию материализма, центральное предположение которого заключается в том, что все по сути своей материально или физично, даже разум. Науку сдерживают многовековые предположения, которые превратились в догмы». Затем он предлагает десять решений, которые могут проложить путь к столь необходимому новому открытию. «Освободив науку от идеологии материализма, мы откроем новые возможности для дискуссий и диалога, а также новые перспективы для исследований». Шелдрейк оптимистично добавляет: «Многое еще предстоит открыть и обрести заново, включая мудрость».

Соглашаясь с этой позицией, Кен Уилбер описывает современные науки как «узкую науку», допускающую свидетельства только из низшей сферы сознания, пяти чувств и их расширений^[29]. Другие авторы рассматривают «взаимосвязь сознания и материи». На эту тему писали Дипак Чопра и Минас Кафатос в книге «Ты – Вселенная» и Амит Госвами в книге «Самосознающая Вселенная: как сознание создает материальный мир». Авторы утверждают, что сознание – это не побочный продукт материи, а ее источник.

В 1926 году Я. К. Смэтс опубликовал книгу «Холизм и эволюция», в которой выступал против растущей волны редукционизма, которую наблюдал в науках. Он предвидел время, подобное нынешнему, когда понимание врожденного холизма всех живых существ, а также целостный и интегративный подход к науке и смежным областям в конечном счете возродятся. К современным книгам, посвященным признанию целостности и взаимосвязанности, относится работа Дуэйна Элджина «Выбор Земли: великий переход человечества к зрелой планетарной цивилизации», книги доктора Роберта Аткинсона «История нашего времени: от двойственности к взаимосвязанности и единству» и «Грядущий междуховный век» Курта Джонсона и Дэвида Роберта Орда, которые разделяют эволюционное ви́дение развития сознания и возможного синтеза мировых религий и духовности^[30].

Леон Касс, бывший председатель Президентского совета по биоэтике, пишет о культуре материалистической науки и ее «бездушном сциентизме» как о большой угрозе нашей человеческой природе. Он определяет сциентизм как «квазирелигиозную веру», которая «устраняет всякую тайну», «давая чисто научные объяснения человеческой мысли, любви, творчеству, моральным суждениям и даже тому, почему мы верим в Бога»^[31].

Наука в форме сциентизма в настоящее время является своего рода религией, которая стала высшим авторитетом, арбитром истины о природе существования, включая то, как работают наши собственные тела и разум, а также как складываются наши взаимоотношения с окружающим миром природы.

Я тоже считал сциентизм разновидностью религии ученых-материалистов, и в некотором смысле он является понятным следствием примерно четырехсотлетнего раскола между наукой и религией, отрицанием существования духовного в научной деятельности. Сциентизм представляет наш чрезмерно ментализированный разум, состояние, в котором нелегко соединить духовную природу с ментальной природой человеческого наследия. Научная деятельность самонадеянно направлена на материальный мир, на все, что может быть объективно проанализировано и измерено, она строго ограничивает или прямо избегает исследования человеческой духовности.

Руперт Шелдрейк говорит о «научном духовенстве»^[32]. Это крайне прискорбно и в некотором смысле зеркально отражает события, которые имели место во время зарождения западной науки. Римско-католическая церковь считала Галилея и Коперника еретиками, потому что их научные открытия бросили вызов религиозной доктрине и авторитету. Сегодня наука не только избегает изучения духовного, но и активно отрицает его существование, тем самым косвенно высмеивая сами основы церкви, породившие ее нынешние убеждения.

Наука и биомедицина превратили наши тела в машины и не учитывают появление сознания, «призрака в машине»^[33]. Ричард Докинз, автор книги «Бог как иллюзия» и, возможно, самый известный в мире материалист, пишет: «Не существует движимой духом жизненной силы», нет ни души, ни сознания, и мы просто совокупность наших генов. Эта глубоко укоренившаяся ограниченность сузила потенциал для важных открытий в широком спектре наук. Может ли человек, отвергающий все новое, не допускающий возможности существования того, что находится за пределами его опыта, действительно считаться ученым?

Касс пишет, что строго научный взгляд на жизнь и мир, характеризующий сциентизм, необходимо отличать от самой науки, которая «является методическим искусством получения знаний и самим накопленным знанием». Кто-то может возразить, что научное исследование имеет собственные неотъемлемые ограничения и, таким образом, никогда не сможет по-настоящему познать невыразимое. Касс справедливо отмечает, что рассматриваемые в настоящее время пределы науки вытекают не только из нынешних научных знаний, но и в более фундаментальном плане «из научных предположений о том, какие вещи являются научно познаваемыми. Они проистекают из самопровозглашенных концептуальных ограничений самой науки – ограничений, которым не подвластна ни религиозная, ни философская мысль».

Оуэн Барфилд, которого называют одним из самых оригинальных мыслителей ХХ века, был членом оксфордской литературной группы «Инклинги», в которую также входили К. С. Льюис и Дж. Р. Р. Толкин. Барфилд живо интересовался влиянием материализма на наши культуры и рассматривал воображение как лекарство. Для него воображение было не тем, что можно сбрасывать со счетов, а глубоко важной способностью человеческого существа, тем, что необходимо развивать. Именно с помощью воображения, осознаем мы это или нет, мы постигаем реальность. Он писал: «Простое восприятие – восприятие без воображения – это меч, вонзенный между духом и материей»^[34]. Барфилд согласился с мнением английского поэта Сэмюэля Тейлора Кольриджа о том, что истинное воображение является творческим, оно служит «живой силой и главным действующим лицом всего человеческого восприятия». Барфилду вторил физик и лауреат Нобелевской премии Фрэнк Вильчек, который сказал, что знание без воображения бесплодно. Альберт Эйнштейн утверждал, что воображение важнее знаний. Воображение, по сути, является одной из наших духовных способностей.

Для Барфилда материя без воображения становится «вещью». Эта «вещь» является отличительной чертой современных материалистических наук и того, что дал нам бездушный сциентизм, о котором говорит Касс. Если бы Барфилд мог взглянуть на наши материалистические науки сегодня, я подозреваю, что он описал бы их как форму идолопоклонства, изучающую внешние проявления без понимания того, что находится внутри них^[35]. Наука в том виде, в каком она практикуется в наши дни, не поддерживает восприятие тесных отношений с материей, с миром, а искусственно отделена от них. «Мать-Земля» стала «Природой», которая затем превратилась в «окружающую среду», а в последнее время рассматривается только как «ресурс». Научная революция создала материальный мир, который перестали понимать по причине его духовной природы. Скорее он подлежал количественной оценке и контролю.

За последние два столетия наука обеспечила нас глубокими знаниями о сложностях жизни, красоте и необъятности Вселенной. Можно ожидать, что это вселит в нас такое сильное чувство благоговения и причастности, что мы вполне естественно преодолеем веру в материализм. Это странно, потому что раньше такого не было.

Для описания такого явления в широкой культуре Джозеф Кэмпбелл использовал термин «мифологическая диссоциация». Данный термин относится к потере смысла в культуре, когда она отходит от мифологий, на которых основана, и эволюционирует в цивилизацию. По мнению Кэмпбелла, мифологии делают индивида, а также его культуру в целом «прозрачными для трансцендентного». Мифологии воздействуют на воображение и таким образом позволяют избежать барфилдовского «вонзания меча между духом и материей».

Мифологическая диссоциация Кэмпбелла напоминает мне термин «расколдовывание», который Макс Вебер использует для описания исчезновения «таинственного и неизмеримого» из нашего естественного мира^[36]. Сегодня наши культуры демифологизированы в результате действия материалистических наук^[37]. Сама по себе наука не является прозрачной для трансцендентного и не обеспечивает того окна в трансцендентное, которое в конечном счете принесло бы пользу обществу от новых открытий.

В своей книге «Эзотеризм и академия» профессор Ваутер Дж. Ханеграафф прослеживает историю того, как все эзотерическое и мистическое было вычищено из наших философских и в конечном счете научных традиций^[38]. Все подобные темы стали «другими», к ним ученые относились с презрением и избегали любой ценой.

В фильме 1968 года «Планета обезьян» существовала запретная зона, в которую обезьянам было запрещено входить. В запретной зоне находилось знание, которое раскрыло бы их происхождение и истинную идентичность, что противоречило тому, во что учили верить обезьян. Любая обезьяна, попавшая в зону, рискуя быть изгнанной и даже погибнуть, в конечном счете узнала бы, что миф об их происхождении не соответствует действительности. Такими запретными зонами в нашем современном мире науки являются области духовности, мистицизма и метафизики.

Хотя ученых, которые все-таки отваживаются проникнуть в эти зоны, больше не подвергают гонениям как еретиков, их преследуют по-новому. На них навешивают ярлык псевдоученых или ученых, помешанных на мистицизме, и они могут стать объектами кампаний по дискредитации их самих и их научных исследований. Ученые-материалисты действительно верят в свое мировоззрение и в то, что наука, как они ее понимают, несет ответственность за защиту общества от научного шарлатанства. Такая позиция понятна. Но в чем заключаются недостатки этого подхода?

Во время моего интервью с доктором Дином Радином он сказал, что понимает, почему многие ученые демонстрируют узость мышления, придерживаются материализма и не хотят приближаться к метафизическим явлениям. «Это наводит на мысль, что в материализме есть то, что в некотором роде неверно». Позиция материалистов такова: «Ну, метафизические явления, такие как телепатия, никак не могут быть правдой, потому что, если это так, нам пришлось бы выбросить все наши учебники и начать сначала». Конечно, они скажут, что это чепуха; мы не выбрасываем то, что работает. Просто суть в том, что все наши предположения о материализме неверны в 100 % случаев.

В рамках этих соображений следует отдать должное здоровому скептицизму. Определенная его доля важна. В некотором смысле она играет центральную роль в развитии науки. Физик-теоретик Ричард П. Фейнман, который в 1965 году получил Нобелевскую премию по физике за свою работу в области квантовой электродинамики, сказал: «Религия – это культура веры; наука – это культура сомнений». Однако скептицизм, который превратился в ограниченность мышления, является своего рода ядом – ядом научного мышления и ядом для процесса научного исследования.

Когда в конце 1970-х годов возникло движение комплементарной и альтернативной медицины, наука в значительной степени продемонстрировала узость своего мышления. Ограниченно мыслящие ученые и клиницисты очень противились развитию нового направления. Способность осуществлять цельную систематизированную научную деятельность в различных взаимодополняющих и альтернативных формах была подорвана из-за того, что мало кто из ученых был готов погрузиться в новую тему. Результатом стало то, что практикующие данные методы, разочаровавшись результатами проведенных исследований, начали вести собственные изыскания, насколько это было в их силах. Поскольку лишь немногие из этих практиков имели надлежащую подготовку в научной методологии, многие из ранних исследований оказались глубоко ошибочными и справедливо высмеивались за низкое научное качество. В результате к области комплементарной и альтернативной медицины стали относиться с еще бо́льшим пренебрежением.