Петр Сосновский
Папенькина дочка
10
На неделе, после выходных я заглянул в техникум, походил по пустующим коридорам, пахнущим свежей штукатуркой, известью, краской прежде чем добрался до Олега Анатольевича, затем под его присмотром повторно (на всякий случай) написал заявление: «Прошу принять меня на работу, на должность преподавателя физической культуры с такого то числа…, с окладом согласно штатного расписания», поставил подпись и отдал бумагу своему наставнику.
Физурнов внимательно прочитал мое заявление, похлопал меня по плечу и успокаивающе сказал:
– Андрей не нервничай. Все будет хорошо. Оформление много времени не займет, это минутное дело. Пошли к директору. Его очередь расписываться.
Директор нас принял с улыбкой, ответил на приветствия. Для приличия рассказал немного о техникуме, о его преподавателях, сообщил, что поначалу мне будет трудно, затем подошел и, обратив внимание на мое телосложение, успокоил:
– Андрей Николаевич с такими физическими данными, вам ли боятся трудностей? С понедельника выходите на работу! Вы теперь уже не бывший студент, а наш коллега.
На работу в назначенный день я отправился пораньше. Меня захотела проводить Светлана. При этом она боялась опоздать на завод. Я не удержался и сказал:
– Да не нужно тебе идти со мной, я сам как-нибудь доберусь. Это не так уж и далеко!
– Нет, – ответила мне жена. – Ты же меня провожал до завода? Теперь моя очередь!
Я не смог ей возразить. Мне нужна была поддержка жены. Светлана оставила меня у дверей техникума, пожелала удачи, поцеловала и, развернувшись, быстро удалилась.
Я со страхом открыл двери учебного заведения. Мне теперь предстояло бывать в его стенах, но в другом качестве – вести занятия физической культуры с группами студентов.
Прием абитуриентов был окончен. Затишью, подошел конец. Техникум оживал – вышли из отпусков преподаватели. Скоро ожидалось столпотворение, но это должно было произойти в сентябре-месяце. Еще было время. Я должен был войти в курс дела. Надежда была на Олега Анатольевича. Он меня не бросил – строго следил за каждым шагом. Я не раз слышал от него слова поддержки. Он волновался и за мою физическую форму. Я обязан был держать себя в тонусе.
Мой наставник везде всюду брал меня с собой. Мы вместе участвовали в осмотре и приемке так называемых объектов необходимых для проведения занятий физической культуры – спортзала, спортивного инвентаря, и во дворе техникума – дорожек для бега, футбольного поля и прочих сооружений. Однако огрехов хватало. Олег Анатольевич объяснял мне что делать и куда обращаться, чтобы дали бригаду рабочих для их устранения.
Завод выделил техникуму деньги, и многое из старого инвентаря списывалось. Мы закупили большую партию лыж, приобрели футбольные мячи, сетки для ворот, брусья, всевозможные экспандеры, обувь и прочее, прочее.
Мне было приятно все это видеть. Я горел желанием приступить к занятиям и боялся.
Первое сентября наступило внезапно. Этот день был важен для меня не только на работе – в техникуме, но и в институте – там, где я должен был учиться. Я не знал, хватит ли меня. Однако успокаивало то обстоятельство, что я был на заочном отделении.
Отношение к студентам заочникам, конечно, иное, чем к дневникам или вечерникам. Заочники из Москвы и Подмосковья отличались от заочников дальних регионов. Нас институт старался привлекать к всевозможным, спортивным мероприятиям. Для таких, как я устраивались дополнительные лекции, в выходные дни. О нашей подготовке больше заботились, чем о подготовке студентов из периферии. Их нагружали во время сессии.
Работа и учеба не давали мне расслабляться. К тому же я еще занимался легкой атлетикой. Занятия со студентами дисциплинировали меня. Я при них себя не нагружал. Не старался выйти на результат. Основательно, серьезно я занимался в свободное время под присмотром своего наставника Физурнова.
– Андрей, ты не выпячивай себя перед ребятами, нет, извини, я не точно выразился – перед девчонками. Не красуйся, да и изнанку спортсмена им незачем видеть: крупные капли пота на лице, мокрую тенниску и дрожащие ноги. Это все их не касается. У тех, у кого есть интерес к спорту, могут довольствоваться – лицезреть тебя на стадионе. Добро пожаловать на соревнования. Запомни, только на стадионе и ни в коем случае ни здесь. Ты понимаешь меня, о чем я?
Олег Анатольевич доминировал надо мной. То, что он прошел в своей жизни, мне еще предстояло пройти. Одно меня в нем расстраивало, что мой учитель остановился на достигнутом. Его волновала одна лишь педагогика. Большой спорт Физурнов берег для меня. Я должен был стать тем человеком, который удовлетворил бы его поврежденное самолюбие.
Я и Светлана были все-таки детьми – большими, но детьми. То есть мы, хотя и работали, я, кроме того, еще и учился, но зависели от моих родителей – Любовь Ивановны и Николая Валентовича. Я бы сказал, зависели не материально – денег, которые получала моя жена, а после и я, для семьи было достаточно – жить на них можно было. У нас не было самостоятельности. Моя жена домом не занималась. Меня он также мало волновал. Нам готовила мать. У нее болела голова, о том, чтобы закупить продукты, а не у Светланы. Мне, я занимался спортом, необходима была высококалорийная пища – мясо, масло, яйца, рыба и причем в больших количествах. Отца «подкармливали». Николай Валентович был ответственным работником и получал в министерстве заказы – наборы продуктов. Завод, на котором работала мать, относился к серьезным предприятиям. В его столовых были приличные обеды, имелись свои магазинчики. В них можно было купить дефицитные товары. На праздники, порой и в обычные дни у нас на столе была икра, осетрина, палтус, хорошая сырокопченая колбаса и многое другое. Продукты мы ели натуральные, без «химии». Размышляя о прошлой жизни, я могу констатировать, что в магазинах тогда большого разнообразия не было. Правда, полки не пустовали. Это сейчас одних колбас сто видов, молочных продуктов двадцать… – но я бы не променял те продукты из нашей юности на теперешние. Отрава. Их ешь от безысходности, чтобы умереть не сразу, а в зависимости от здоровья дотянуть хотя бы до пенсии. Чем-то же нужно питаться.
Мне памятно выражение прошлых лет: «В магазине ничего нет, а холодильники у всех набиты всякой всячиной». Не знаю, с чем это было связано. Умели жить или же производство продуктов было поставлено на высшем уровне, но из-за неправильной ценовой политики в магазинах на полках они не залеживались, а иные и не попадали на них, расходились по учреждениям.
У нас в семье я и отец любили покушать. Женщины предпочитали мясной продукции больше молочную, ели овощи, фрукты.
– Андрей, ешь хорошо, тебе скоро снова нужно сдавать нормы, – не раз говорила мне мать. Света, изумлялась:
– Ну, ты и даешь, килограмма два мяса съедаешь за один присест – это мне недели на три, а то и на месяц.
Отец тут же влезал в нашу беседу и говорил:
– Спорт – чистое мясо! Одна надежда на сборы. Я думаю, не в этом году, но скоро ты будешь задействован и тогда, там о тебе будет заботиться государство. Запомни Андрей, нам, если ты задумал вырваться – принять когда-нибудь участие в олимпиаде тебя не прокормить.
Я старался и все делал, чтобы везде и всюду поспеть. Мне нравилась пословица: «Наш пострел везде поспел». Это после мне будет не до чего, а в то время остановиться и задуматься – нет ни за что – иначе опоздаешь. Свои планы я расписывал по часам намного дней, недель, месяцев вперед. Пусть они и не всегда были точными мои планы. Обязательно получалось так, что что-то «выпадало». Я их постоянно корректировал. Но это не главное. В этих планах было много мне близких, знакомых людей, друзей без которых нельзя сделать и шага. Так, наверное, и должно быть.
События, события, события. Время летело. Я и заметить не успел, как началась сессия. Она началась не только в техникуме, но и у меня в институте. В деканате я получил справку. Мне ее выдали для сдачи сессии. Она давала мне временное освобождение от работы. Я ее должен был отдать в отдел кадров техникума. Сейчас такие справки уже во многих фирмах не действительны. Для «частника» она, что красная тряпка для быка – босса. Тут же уволит. Ищи после работу.
Меня уволить не могли. Но и отпускать не спешили. Пора сдачи экзаменов была и в техникуме. Мой предмет не был значительным, но я должен был находиться на работе и принимать зачеты у студентов. Они заключались в сдаче норм по бегу, прыжкам в длину и высоту. Студенты должны были подтянуться – минимум три раза. Были у нас и стрельбы из малокалиберной винтовки.
Не знаю, как бы я выкрутился, но меня часто выручал Олег Анатольевич Физурнов. Не один раз он брал на себя мои группы. Для поездок в Москву, на сдачу зачетов, а затем и экзаменов я во всю использовал машину. Хотя время было зимнее, я приноровился. Это позволяло мне выигрывать не минуты, порой даже часы, но и еще, что важно я совершенствоваться, приобретать навыки вождения. В армии я ездил по грунтовым, а теперь осваивал дороги большого города. Они были совершенно другими. Езду по улицам у себя в городке нельзя было сравнить с ездой в мегаполисе.
Я часто ездил один из-за опасения за пассажиров. Мне трудно было брать на себя ответственность. Однажды у Светланы был выходной, и я взял ее с собой – отважился. В автомобиль она забралась и уселась рядом со мной. И странно она меня не отвлекала. Пусть мы и не молчали. Руль в руках я держал легко и непринужденно. А слова – они были сами по себе, стоило нам только вырваться за пределы нашего городка, я азартно с упоением принялся рассказывать жене о своих делах – учебе, работе, о спортивных удачах своих подопечных – студентов техникума. Светлана не выдержала и сказала:
– Андрей, наконец-то мы наговоримся!
Дома у нас на это порой не было времени. В жизни много такого, что служить разъединению людей и мало – сближению. Я с удовольствием после вспоминал ту поездку.
Не только я один был разговорчив в дороге, откровенен, но и Светлана. Она мне рассказала, что моя мать не оставляет ее одну на работе. Нет-нет и навещает, помогает в трудных вопросах.
– Любовь Ивановна строго выполняет данное моему отцу Филиппу Григорьевичу слово. Я ее подшефная. Вот так! Наш машзавод имеет связи с Московским политехническим институтом. Она меня толкает туда. Теория теорией, а основные знания приходят благодаря работе и ее осмыслению. Опыт дает уменье. Я, чувствую, это мое – мне нужно учиться дальше.
Сессия у меня прошла удачно. После я не раз замечал: легкое дело выполняется часто с огрехами, не достаточно качественно, а сложное, когда ты идешь на пределе, в голове мысли: «ну еще рывок, еще один» – прекрасно! все это из-за отношения к делу.
Предметы в институте для меня не были трудными. Я сдавал их с удовольствием. Одним из интересных, наверное, был предмет об истории олимпийских игр. На вопросы в билете я отвечал бойко. Ничего не пропустил. Наговорил много больше, чем нужно было.
Последний экзамен у меня был по общей анатомии человека. Он также был мной сдан успешно. Однако для этого мне пришлось подолгу задерживаться в институте. Чтобы не разморозить мотор я время от времени выбегал из здания и спешил к своему «Жигуленку». На улице была зима. Пусть и не такая морозная, но зима. Я заводил его, прогревал мотор и затем торопился назад в читальный зал.
Дома я появился поздно. Машина меня не подвела. Автомобиль был послушен в моих руках. Я точно остановил его у ворот, выскочил, открыл их, затем заехал во двор, закрыл ворота.
В доме было тихо. Свет горел во всех окнах. Я поставил машину в гараж. Неторопливо оббил с сапог снег, рядом лежал веник, но поднимать его не хотелось, и вошел в коридор.
– Ну, вот и он! – сказал отец, – а мы тебя ждем, волнуемся. – Сдал? Не говори! Я, вижу, ты сдал. Все сдал. Молодец! – и отец, не дожидаясь, когда я разденусь, бросился мне жать руку. Меня все обступили.
– Мне нужно было это знать. Я из-за тебя не оформлял командировку. Завтра меня нет. Я уехал…
– Туда? – спросил я. Мать тут же ответила за него. Она спокойно отнеслась к отъезду Николая Валентовича. Инга жила отдельно – своим домом и отцу, чтобы встретиться с ее матерью, странной женщиной, какой она мне виделась в воспоминаниях, нужны были усилия. Я знал об этом. Любовь Ивановна ему верила.
– Я расскажу о твоих успехах сестре, обязательно расскажу. Вы уже взрослые. И такие, такие самостоятельные. Это хорошо, – закончил отец и, развернувшись, тут же пошел к себе в кабинет. Я успел заметить на лице какую-то «дымку задумчивости».
За спиной у матери он говорил мне, что хотел бы меня и Ингу познакомить. Но пока не представлялось случая.
– Жизнь большая. Никто не знает, что в ней важно или второстепенно, может быть, вы, будете еще друг дружке нужны.
Мать к моим успехам отнеслась более спокойно. Она сразу же после отца ушла на кухню готовить ужин. Но прежде поцеловала меня в щечку. Я видел, Любовь Ивановна мной довольна.
Я и Светлана остались одни.
– Сколько мы с тобой живем? – спросила жена. Я посмотрел на нее, немного подумал и ответил:
– У меня такое ощущение, что очень-очень долго. Но если быть педантом, то полгода!
–Да с тобой я живу много-много лет! Тут ты прав! А вот с Любовь Ивановной только полгода. Я еще не научилась ее понимать! Не представляю, как она может быть спокойна? Ее муж, Николай Валентович уезжает к другой семье, а она… – не понимаю.
– Нет, не к семье, а на завод, по работе, если быть точным. Он, этот самый завод, находиться там, на юге страны. Отец работал на нем главным инженером. Он его курирует и не только его, но и другие заводы. Он их все объезжает. А уж там, когда Николай Валентович будет на заводе, то постарается найти время заглянуть к дочери, моей сводной сестре – Инге. Вот так! – закончил я свою речь.
– Ну, все равно к дочери, бывшей жене…, – повторила мои слова Светлана. – Моя мать, если бы отец только лишь заикнулся, такой бы крик подняла. Мало не показалось бы!
– Ты думаешь, моя мать не поднимала крик? Но это было давно, – констатировал я. – Когда-нибудь у Филиппа Григорьевича с Марией Федоровной также все образумиться и не будет необходимости не доверять.
– Ну, дай Бог! – ответила мне Светлана.
Однако, чтобы не оканчивать разговор на грустной ноте, сверкнув зелеными глазами, сообщила мне:
– Я на следующий год решила пойти учиться. Вот так! Не только тебе быть образованным, – и засмеялась.
Я не удержался и тут же отправился рассказать об услышанной новости родителям. Они обрадовались словам невестки, и пришли ее поздравить.
– Молодец, – сказала Любовь Ивановна. – Это по-нашему.
Отец посоветовал Светлане по весне пойти на подготовительные курсы. Она согласилась.
Мне было интересно наблюдать за Филиппом Григорьевичем. Он весть дочери о том, что она надумала учиться дальше, принял с неописуемым восторгом – от удовольствия даже подпрыгивал. Тесть не сомневался – дочь обязательно поступит в институт. Он всем в поселке раструбил, в первую очередь своему другу однополчанину – отцу Татьяны Полнушки и не только ему, бабе Паше сказал:
– Николай Валентович, свояк он все сделает! Моя Светлана можно сказать уже там. Это вам не техникум.
11
Каникулы в институте, а затем и в техникуме несколько снизили мою нагрузку. Однако их нельзя было назвать отпуском. Я продолжал ходить на работу, хотя она эта самая работа заключалась в подготовке к началу следующих занятий.
– У тебя то пусто, то густо! – глядя на такое положение дел, сказала Светлана. – Ладно, твои каникулы мы проведем с пользой.
Я был не против. Однако – это были слова. Моя жена работала. И была занята не так как я. Поэтому мне их пришлось большей частью провести с Олегом Анатольевичем. Мы брали лыжи и выезжали за город. Раза два я ходил на лыжах и со Светланой, но не больше. С нами однажды увязались Михаил Крутов и Татьяна Полнушка. А как-то даже Виктор Преснов. Правда, ненадолго. Час-два побыл. Как мы не пытались его удержать не смогли:
– Это, у вас ни каких забот, – сказал друг, – только бы гулять. А я человек семейный, жду пополнения – сына. – Он беспокоился о Валентине.
Выходные дни моя жена старалась использовать для поездок домой. Те, несколько дней, которые она провела вместе со мной за городом на лыжах, пришлись ей по душе, если бы не одно обстоятельство: ее ждал Филипп Григорьевич, и отсутствие дочери его нервировало. Мне приходилось мириться. Хотя, я порой и выказывал ей свое недовольство, но, что мог поделать. Она была папенькиной дочкой. Этим все было сказано.
Моя сводная сестра Инга и жена были в чем-то схожи друг с другом. И та и другая были папенькиными дочками. Наверное, поэтому я однажды не удержался и рассказал жене о детском письме сводной сестры отцу. Черт меня дернул. После супруга не раз приставала:
– Андрей, напиши ей. Вы должны знать друг о дружке больше. Неужели тебе все равно? Я не верю!
Светлана была права, Инга меня интересовала. Но я не способен был напирать на отца – расспрашивать его. Он об Инге мог сказать только сам, без какого-либо давления извне. И то, что хотел, ничего более.
Адрес, где жила моя сводная сестра я мог найти. Для этого мне нужно было всего лишь забраться в кабинет Николая Валентовича и покопаться в его бумагах. Но совесть для меня была дороже, и я шага не сделал, чтобы получить, таким образом, информацию. Зачем?
– Жизнь сама сочтет нужным, когда нас свести вместе и познакомить, – сказал я однажды Светлане. – Инга обо мне знает и этого достаточно. Я тоже знаю о ее существовании.
– Но ты даже не можешь сказать какая она – высокая, низкая, полная, тощая, шатенка или же брюнетка? Ты ничего не знаешь о ней. Ну, лишь то, что она замужем. Но за кем замужем? Кто у нее муж? Какой он человек? Есть ли у них дети?
– Все-все-все, не говори мне о ней! Я ничего не хочу слышать! – сказал я, а затем дополнил: – Да, детей у нее отчего-то нет, какие-то проблемы, словом, не знаю с чем это связано. – Вот были мои слова. Разговор со Светланой о старшей сестре мне всегда был неприятен. Я спешил выпроводить жену в поселок навестить родителей, лишь бы она не напоминала мне об Инге.
Домой Светлана отправлялась часто с братом. Я провожал их до станции и возвращался назад. Правда, из-за того, что не мог я боготворить Филиппа Григорьевича. Он мне был неприятен. Я его всячески избегал. Теща та была проще. С Марией Федоровной всегда можно было найти общий язык, и я бы нашел, но так как ограничивал свои поездки в поселок, сблизиться было невозможно.
Для того, чтобы отлынивать от поездок в поселок я ссылался на то, что мой тренер не отпускает, требует от меня результатов в спорте. Олег Анатольевич негласно, можно сказать, выручал меня, вернее режим, установленный им. Он не позволял мне своевольничать. Алексей Зоров меня заменял с удовольствием. Он сопровождал мою супругу в поселок и обратно. Брат Светланы с трудом переносил жизнь у тещи и поэтому все делал, чтобы поскорее убраться из дому. Кроме того, он желал, во что бы то ни стало увидеть мать, своего отчима – Филиппа Григорьевича сторонился и при необходимости спасался у бабы Паши. Чуть что, тут же бежал к ней. Порой даже ночевал. Все зависело от обстановки – самочувствия отчима.
Баба Паша любила своего внучка Алешеньку, сильно и бескорыстно. Старая, доживающая свой век, женщина не учила его жить. Выслушать, посочувствовать это, пожалуйста, но, чтобы советовать что-то или же ругать – боже упаси, никогда. Зоров у нее отдыхал.
Я, наверное, за каникулы лишь однажды съездил к родителям жены. И то по причине того, что мой отец договорился с Филиппом Григорьевичем о передаче части вещей из нашей комнаты. Николай Валентович для нас молодых купил хорошую двуспальную кровать, поменял небольшой стол, на двух тумбовый, за ним при желании можно было усесться вдвоем, настолько он был огромен, вместо этажерки для книг у нас появился специальный шкаф.
Мой тесть ко мне относился предвзято. Он меня не цеплял, хотя считал человеком напыщенным, слишком многое о себе возомнившем. Это я знал от своей жены. Николай Валентович для него был эталоном. Тесть его уважал и слушал с удовольствием. Он никому не мог подчиниться – Николаю Валентовичу мог. Я не раз наблюдал, как отец быстро находил с тестем общий язык и успокаивал распоясавшегося из-за выпитого лишка водки – человека.
– Ученейший человек! – не раз он говорил Светлане, показывая в сторону моего отца. – Не цапля какая-нибудь! Я думаю, твой Андрей не скоро таким будет. Но будет. У такого отца сын должен быть значимым!
Отправка вещей у нас заняла много времени. Были проблемы, мы не сразу смогли их разместить в салоне. Я долго повозился с кроватью. Она с трудом разместилась в багажнике, наверху, хотя и была разъемная. Матрац я скрутил и засунул в салон «Жигуленка». Автомобиль я не гнал. Выехали мы поздно, поэтому о возвращении не могло быть и речи. Что меня успокоило, это то, что я со Светланой спал на знакомой нам кровати. В какой-то мере я чувствовал себя почти дома. Да и еще мы сходили в баню – вовремя приехали, как выразился мой тесть.
– Ну, как, парная? – выпытывал после у меня Филипп Григорьевич. – Это тебе не городская баня, а настоящая, русская. У меня здесь все предусмотрено. Я веничек завариваю и уже, потом этой же водой поддаю на камни, этой, ни так как некоторые используют обычную воду, горячую! Вот так!
Время, которое мы провели в поселке, все было потрачено Филиппом Григорьевичем на расспросы. Он долго выпытывал об отце, затем уже поинтересовался о матери – сватье. Еще, что моего тестя волновало, когда Светлана пойдет учиться на подготовительные курсы. У дочери Филипп Григорьевич в мельчайших подробностях узнал об институте. Он обрадовался, что она выбрала именно Московский вуз, а не какой-то еще там – на периферии, затем расспросил о специальности. Специальность, выбранная моей женой, была наиболее высокооплачиваемой, и это его тоже привело в восторг. Филипп Григорьевич горел желанием, чтобы поскорее наступило то время, когда его дочь начнет занятия. Мне тоже хотелось видеть жену студенткой. Я, бывая в Москве, не раз наведывался в институт, выбранный Светланой. Она должна была от меня узнать о начале набора на подготовительные курсы. Занятия в них начинались обычно где-то в апреле месяце.
Однажды, я, возвращаясь после занятий из своего института, решил еще раз заехать и в Светланин, чтобы разузнать, что и как. На доске объявлений я увидел долгожданные строки о начале набора и, записав сведения о документах, которые были необходимы для поступления, отправился к себе домой в городок.
Мой путь лежал у Московского автовокзала. Это самое здание было достаточно удобно расположено, и я пользовался проложенной от него трассой. Не знаю, чем было вызвано мое прозрение, толкнувшее меня остановиться и забежать в магазин, но я остановился. Что, я тогда купил? Несколько бутылок газированной сладкой воды «Дюшес» и все. Ее любила Светлана.
Забросив воду в сетку, были такие когда-то, я побежал к машине. Только забрался и принялся заводить двигатель, как ко мне подбежала гибкая, тонкая девушка. Лица ее я не разглядел, лишь глаза – острые, выразительные, притягивающие к себе.
– Парень, вы случайно не едите… – и она назвала мой городок.
– Еду, – ответил я, усмехнувшись, – именно туда и некуда более! И еще, что хочу сказать: не случайно, там мой дом. Вот так!
– Ой, как хорошо! Подвезите меня, пожалуйста! Уже поздно, я бы уехала на автобусе, но ни одного нет!
Я не любил брать с собой случайных попутчиков. Не такой уж был ас, чтобы рисковать жизнями чужих мне людей. Я и своих – сажал в салон машины не охотно, а тут странно не удержался и вдруг ничего не сказав супротив – согласился.
Девушка тут же забралась в «Жигуленок» и уселась рядом со мной.
Мы поехали. Она на меня как-то действовала. Я нервничал. И это состояние у меня было связано именно с ней. Машина меня слушалась плохо. Раза два я останавливался, выходил и протирал стекла. Они отчего-то быстро запотевали, очистители справиться не могли. На улице было сыро. Весна. Ничего не поделаешь.
Девушка пыталась меня успокоить. Она чувствовала мое нервное состояние. Я заметил, что голос у нее приятный.
– Я приехала в командировку в Москву. Устроиться в гостинице не смогла. Нигде нет мест. Все везде забито! Вот, так! – сказала она. – Мне даже в голову не могло прийти, что такое может случиться.
Что я еще узнал у нее?
Она была замужем. Работала на большом заводе, где-то на юге страны юристом.
Я отчего-то чувствовал себя перед ней виноватым. Мне хотелось перед ней извиниться. Это чувство было так сильно, что я даже не спросил у девушки, а куда ей, собственно, нужно. Вспомнил об этом только тогда, когда остановился у ворот своего дома.
– Мы уже приехали? – спросила она, выглядывая в окно.
– Да, мы уже приехали! – повторил я ее слова, а затем продолжил: – Только вот, я не знаю, а вам куда нужно, на какую улицу вас доставить?
– Вы правильно меня привезли. Я успела заметить на одном из домов название улицы, это именно та, которая мне нужна! А дом мне нужен… – и она назвала мой номер. Я тут же понял, отчего у меня было чувство вины перед этой девушкой. Это я ее когда-то отлупил прутом, заставил плакать. Она была моей сводной сестрой – Ингой.
– Хорошо! Будет тебе нужный дом, именно с тем номером, который ты назвала…– я отчего-то перешел на «ты» и сказал, чтобы она сидела в машине, а сам отправился открывать ворота, но, едва приоткрыв их, как ошпаренный бросился в дом:
– Пап! Пап! Инга приехала! – закричал я незнакомым для себя голосом.
– Какая еще Инга? – послышался из комнаты голос матери, а потом она опомнилась и также как и я закричала, оповещая Николая Валентовича:
– Николай, ну, где же ты, иди быстрее тебя сын зовет. У него что-то случилось.
Пока мои домашние приходили в себя, я поставил машину в гараж. Моя сводная сестра все поняла и не знала, что делать. Она не ожидала, что случайный парень, к которому она подсела в машину окажется ее братом.
Инга у нас погостила недолго. Отец помог ей решить вопрос, с которым моя сестра приехала в командировку. Еще он пожурил ее за то, что она не сообщила заранее о своем приезде.
– Хорошо, что все так обошлось, а то где бы ты ночевала? На вокзале? Вот так!
Я себя чувствовал с ней неудобно. Будто был виновен в чем-то. А в чем, я не знал. Возможно, это было связано с тем, что мы еще не привыкли друг к дружке.
– Ну, что! – сказал я Светлане, когда Инга уехала, – ты меня выходит зря доставала. Моя сестра сама приехала, чтобы со мной познакомиться. – Жена лишь посмеялась и сказала, что теперь она больше никогда ни будет торопить события. Не зачем!
