Петр Ингвин
Исправник

– Ты сказал: «Рано или поздно». А если будет поздно?

– Чего ты от меня хочешь?

– Не знаю. Хотя бы пожалей меня.

– Ну, иди сюда. – Папа отложил работу и протянул руки к Анюте. – Не переживай, дочка. Все будет хорошо. Когда все плохо – значит, все только начинается.

Он обнял Анюту, погладил по голове. Так в далекие-далекие времена делала мама. Анюта едва помнила ее, а Дунька маму вовсе не знала. Маму для обеих сестер заменил папа.

– Ну, все. Мне пора. – Папа отстранился, снял новую циновку с рамки, скатал в рулон и поднялся. – Скоро вернусь.

Сдвинув входную занавеску, он вышел.

Анюта легла на тюфяк. Только бы пережить этот день. Завтра она снова увидит незнакомца. Если с ней то-то случится, он может снова ее защитить.

Ну-ну, размечталась. Завтра он не вспомнит, как выглядела спасенная им девушка, пройдет мимо и не заметит.

А если вспомнит? А если заметит?..

Близнецы повели незнакомца во дворец. Их отец сейчас под землей, иначе они первым делом нажаловались бы на Анюту. Но время шло, а ничего не происходило. Значит, у нее есть шанс пожить еще немного. Похоже, Близнецы умолчали о происшествии с упавшей глыбой. Главным и единственным событием дня стало появление незнакомца.

Интересно, откуда он взялся. Скоро это станет известно, о нем заговорят все, но как же трудно дождаться, пока языки донесут новости до каждого коридора.

Анюта укорила себя: почему она не узнала хотя бы имя? Могла бы спросить и что-нибудь еще. Например, женат ли он. Впрочем, какая разница? Если женат, то его семья осталась в другой деревне. А он пришел сюда. Другими словами, ушел оттуда. Значит, там ему не нравилось. Он ушел от семьи или по другой причине? Анюта сейчас тоже ушла бы, будь у нее куда идти.

А незнакомец ушел в никуда, ничего не боясь. Ни ужасы ночи, ни дивы его не остановили. Похоже, причина, чтобы уйти, была основательной. Например, как у Анюты. Когда дело касается жизни…

Над деревней разнесся страшный вой. Мощный звук проник в пещеры и заполнил их, не позволяя разговаривать, а тем, кто находился снаружи, приходилось зажимать уши. Вой повышался до визга и снова снижался, не прекращаясь ни на миг.

Разрывающий уши вой означал, что подземники вышли на площадь и призывают дива. Наверное, опять был обвал. Или кого-нибудь крепко отделали в драке, такое тоже бывало. Или кто-то сломал руку или ногу. Перечислять можно долго. Вызов дива – знак, что с кем-то из подземников что-то случилось. Если див прибудет быстро, сегодня произойдет очередное чудо. Изувеченное тело примет прежний вид, сломанные кости восстановятся, оторванные конечности вырастут снова. Поверить трудно, но Анюта видела своими глазами. Пусть издалека, но ведь видела. А через некоторое время она снова видела тех, на кого обрушился пещерный свод или с кем случилось что-то другое, не менее ужасное. Вид «до» и вид «после» ничем не отличались.

Вот бы так было со всеми: заболел или едва не погиб – ложись в животворящую купель, и через пару минут…

Глупые мечты вытеснила реальная надежда. Если подземника не успеют спасти, на его место возьмут нового. Новому может понадобиться жена. Для Анюты это замечательная новость. А если подземников погибнет несколько…

Думать о том, чтобы кто-то умер – плохо, но как же стучало сердце, как же взвихрились мечты…

Первой, конечно, заберут Дуньку, потом Фроську и Дылду, потом рябую Маринку…

А может и нет. Кому-то могла нравиться именно Анюта – вот такая, с огромными глазами, тонконогая, гибкая, с виду хрупкая, но внутри – ого-го!

Все же пойти, что ли, посмотреть, что случилось? Душа рвалась наружу, на площадь перед двумя крыльями дворца, в толпу, которая там сейчас собиралась…

Анюта осталась дома. Близнецы тоже понимали, что она ускользает от них. Они могут поджидать ее в коридорах или по пути к дворцу. У них, конечно, есть и другие заботы, кроме как мстить Анюте за то, что она не поддалась угрозам и едва не свела с ними счеты. Но лучше поступать так, будто Близнецы стоят за дверью и только того и ждут, чтобы Анюта вышла. Войти в чужую комнату они не осмелятся, какими бы крутыми себя ни выставляли. Входить без разрешения запрещено, за нарушение – смерть. А Близнецы хотят жить долго и счастливо. Если они ворвутся к Анюте, она закричит. Что бы они ни делали, как бы ни торопились, крикнуть она успеет. На риск они не пойдут. А пока все ушли на площадь ждать чуда и дивиться чужаку, в коридорах и сразу за выходом Близнецы могут заткнуть Анюте рот и уволочь, куда им вздумается. Даже если кто-то заметит, то отвернется. Возможно, не промолчит Заспранец, если окажется рядом, но после его «правдивых» свидетельств обычно становится только хуже. В истинности его показаний никто не сомневается, потому что основная часть всего, что он говорит – правда. Но основная – это не вся, а мелкие подробности зачастую переворачивают дело с ног на голову. Как в случае с Гришкой. Если бы Анюта в тот раз не убежала…

Страшно подумать, что решили бы подземники в таком случае. Отец Близнецов – один из тех, кто принимает решения. Он сыновей в обиду не даст. Виталик с Валериком в любом случае останутся ни при чем. Если понадобится, они заставят Гришку и Заспранца подправить свидетельства в нужную сторону. Сила превыше всего. До тех пор, пока не встретит другую, еще большую силу.

А вдруг сегодня погиб отец Близнецов? Они останутся без помощи, отныне им придется рассчитывать только на себя. Они сильны, но ведь не сильнее всех? Можно собрать тех, кого они обидели…

Опять мысли пошли не туда. Если погибли подземники, Близнецов первыми возьмут на место павших. Тогда Анюту возьмет в жены один из Близнецов – не больше, чем на пару дней, только чтоб отыграться.

Она просто не выживет. После такого не выживают. Пусть ее возьмет кто угодно, только не Близнецы. Анюта попыталась успокоиться. Еще ничего не случилось. Зачем она себя накручивает? Сейчас придет див, отнесет раненого в животворящую купель, и раненый, в какой бы состоянии ни находился, встанет, как ни в чем не бывало.

Так хочется пойти и посмотреть…

Див может не успеть. Не всегда успевает. Бывает, в животворящую купель приносят уже мертвое тело, в таком случае даже див не поможет. Может такое быть? Очень даже. И тогда…

В подземники вместо кого-то погибшего могут взять незнакомца.

А он…

Он может взять в жены Анюту.

Дура. Безмозглая, великовозрастная дура. Размечталась. Незнакомец старше Анюты, они чудесно смотрелись бы вместе, но он красив, силен и умен, и когда встанет выбор, незнакомец, понятное дело, возьмет Дуньку. Или, в крайнем случае, Фроську или Дылду. Или даже рябую Маринку – на самом деле она не такая уж и рябая, как хочется верить Анюте. У Маринки больше грудь, а мужики это ценят. Никогда незнакомец не выберет Анюту. Он же не слепой.

А жаль. Будь он слеп, Анюта ухаживала бы за ним, она стала бы лучшей в мире женой и сиделкой. Ну почему лучшие мужчины не слепы?!

Входная занавеска сдвинулась, в комнату влетела Дунька – раскрасневшаяся, с растрепавшимися на бегу волосами, с горящими глазами и такими же, как у Анюты, вертикальными полосами на лице.

– Сидишь тут, ничего не знаешь, а там тако-о-ое!

– Див успел?

– Да! – Дунька плюхнулась на свою сторону тюфяка. – Представляешь, свод обрушился у самого входа, там перекрытия сгнили, а новые сделаны, но поставить их не успели, и камни рухнули на подземника, и его придавило, и раздавило бы в лепешку, если б не тачка, которая рядом с головой оказалась, он только из-за тачки жив остался, а Сказочник ка-а-ак прыгнет! – Дуньке не терпелось пересказать все новости, от переизбытка впечатлений она едва удерживалась на месте, чтоб не вскочить. – И раскидал камни, словно это не камни, а сено!

– Сказочник – это кто?

– Чужак. Пришел сегодня из другой деревни. Он такого понарассказывал! Фантазия у него – как у деда Володи была, пока он не помер. Все за голову хватались. У Глашки глаза были как кулаки – здоровенные, круглые, она их выпучила и челюсть уронила!

– Серьезно, уронила?

– Ну, рот открыла от удивления. Не придирайся. А подземники запретили Сказочнику рассказывать при всех и повели его в Рабочую пещеру. А тут обвал. Свод обрушился, одного подземника придавило, а Сказочник ка-а-ак прыгнет!

– Повторяешься. Значит, чужака назвали Сказочником из-за его рассказов о своей жизни?

– А я что говорю? Оказывается, есть другие деревни. Много деревень! Там живут такие же люди, как мы. Но там тоже правят дивы. Зато есть земли, где дивов нет! Сказочник сказал, что туда можно попасть. А еще он рассказывал о другом материке, куда можно добраться на кораблях – Сказочник знает, как их сделать. Еще он много говорил о дивах и о том, как их победить. Зря он заговорил о дивах. Ему сказали не смущать народ глупыми сказками и увели в Рабочую пещеру, чтоб никто не услышал, о чем они будут его еще расспрашивать. – Дунька на миг прервалась, чтобы перевести дух. – Наверное, его в подземники возьмут, когда место освободится.

Если доживет, подумала Анюта. Близнецы не потерпят соперника. Они обязательно что-нибудь предпримут. Когда ближайшее место освободится, они должны принадлежать Виталику или Валерику, а следующее за ним – второму брату. Ничего иного Близнецы не допустят. Хоть бы они передрались, что ли, между собой за право первым стать подземником. Вот бы в такой миг оказаться где-нибудь рядом, за углом, с острым камнем в руке…

– Див подземника вылечил, теперь тот опять как новенький. – Дунька о чем-то задумалась, на миг поджала губу и вздохнула. – Анют, почему нас нельзя так же, как подземников, а?

– Не знаю. Дивов спроси.

– Ага, их спросишь, как же. Они за спрос убить могут. Помнишь Федьку?

– Федька сам виноват. Захотел задать вопрос, пусть даже неудобный – задай, решил по этому поводу высказаться – выскажись, но зачем в дива камнем кидать?

– Неправда, Федька умный был, он целился в голову и кидал со спины, чтобы див не заметил. Человека такой бросок убьет насмерть, но кто ж знал, что дива камень не берет? Федьку жалко, но он хотел как лучше. Он мстил за всех нас. Федька – герой!

– Не трогай дива – он не тронет тебя. Проще некуда. При чем тут геройство?

– А почему дивы у нас всем распоряжаются? Почему мы на них работаем?

– Мы работаем не на них, а на себя, а на дивов работают подземники.

– А подземники живут за счет нас. Не будь пещерников, подземники однажды кончились бы, и дивы остались бы ни с чем! – Взгляд Дуньки остановился на пустой рамке, где последние три дня висела одна из лучших циновок, сделанная папой в последнее время. – А где красивая циновка с узорами?

– Не знаю. Папа с собой забрал.

– Я думала, он подарит ее мне. Я бы вот сюда, на стенку повесила и любовалась бы каждый день. Однажды он такую красивую уже делал, помнишь?

Анюта кивнула. Когда папа сделал предыдущую узорчатую циновку, на которую намекала Дунька, Анюта спросила его: «На что поменяешь?»

Папа отчего-то смутился. «Просто делаю. Посмотрим».

Время шло, а ничего нового в доме ответно не появилось. Дунька это тоже заметила.

«Помнишь красивую циновку? – спросила она Анюту. – Мне рассказали, что она теперь висит дома у Хромоножки».

Хромоножкой звали соседку, жену Нитянщика. Как и полагалось при таком прозвище, ходила соседка с трудом, забавно переваливаясь с ноги на ногу и громко при этом охая. Хромоножка, миловидная лицом и с хорошо сохранившейся фигурой, была малоразговорчивой, она редко выходила из комнаты, предпочитая работать при свете огня, хотя ее предшественница, как донесли слухи, тем же самым всегда занималась снаружи, под лучами солнца. Нитянщик весь день добывал в лесу и расщеплял волокнистые стебли веревочника, получались длинные нити, а чтобы они не рвались и не перетирались, их следовало вымочить в особом растворе. Вымачиванием, скруткой и сушкой нитей занималась Хромоножка. До нее Нитянщик был женат на другой женщине, она умерла, дети тоже умерли. Хромоножка же оказалась бездетной. Еды в семье Нитянщика всегда было много, и не простой, а, судя по доносившимся запахам, самой лучшей. У Нитянщика… нет, лучше сказать – у Хромоножки все вещи были лучшими.

«Как у нее так получается?! – негодовала Дунька. – Циновки у нее, значит, только красочные и с узорами, одеяла и подушки без громадных комков, простыни не из обветшавшей одежды, а из новой кожуры, мебель надежная, тюфяк не скрипит, посуда не трескается и не опрокидывается, ножи режут долго и не ломаются… А вот с мужем ей не повезло. Нитянщик вообще не ценит красоту, он ничегошеньки не понимает в красивых вещах. По-моему, он ненавидит все красивое и сжег бы их все, дай ему волю».

Говоря про то, что соседке не повезло с мужем, Дунька имела в виду, что Нитянщик часто распускал руки, особенно когда в доме в очередной раз появлялось что-то новое.

Ростом Дунька вымахала так, что скоро головой потолок задевать будет, прелести выросли больше, чем у Анюты, а мозгов и понимания жизни – как у ребенка. Но даже дети, наверное, знают, что качество работы зависит от того, для чего или для кого делается работа. Основную часть дня в деревне все трудились на общее благо, а самыми красивыми и качественными вещами, сделанными в остальное время с особым старанием, обычно менялись друг с другом. Дунька это прекрасно знала. Ей меняться было нечем, она еще ничего не делала лучше других или хотя бы так же, но о будущем ей можно не беспокоиться. Она невеста. Одна из лучших. Скорее всего, лучшая. Вряд ли подземники выгонят ее, попользовавшись, как бывало с некоторыми.

Но если мужем Дуньки станет Виталик или Валерик…

– Близнецы не обижают? – спросила Анюта.

Дунька сделала удивленные глаза:

– Что ты, они такие милые, оба хотят со мной дружить, приглашают в гости и обещают жениться на мне, как только станут подземниками.

– Ты же не ходила к ним в гости? И не собираешься, правда?

– Само собой. Я невеста, мне нельзя. А они чуть не подрались, когда спорили, кто из них на мне женится. Сказали, что бросят жребий, и тогда тот, кто проиграет, женится на тебе, чтобы два брата женились на двух сестрах. Тебе кто больше нравится, Виталик или Валерик?

– Как бы тебе ответить, чтоб не обидеть… Скажу так: я в туалетных отложениях не разбираюсь.

– Фу, какая ты грубая.

– Зато честная, это важнее. И забудь слово «нравится». Нравится, не нравится – нам с тобой без разницы, все равно будет так, как будет, от нас с тобой почти ничего зависит.

Главное слово – «почти». Если Близнецы решат отыграться, они еще пожалеют, что связались с Анютой. Не всегда рядом окажется спасительный для них незнакомец. И как бы ни было плохо Анюте, она сделает так, чтобы Близнецам стало хуже. Око за око, как говорили предки. Пусть не обоим, но хотя бы одному Близнецу Анюта отомстит так, что мало не покажется.

Дуньке не сиделось на месте.

– Схожу, узнаю еще что-нибудь.

– Сходи, – кивнула Анюта. – Потом расскажешь.

Дунька умчалась. Анюта приготовила ужин, растянула на рамке заготовку новой циновки и начала плести основу, чтобы облегчить папе завтрашнюю работу.

Примерно через час вернулся папа. Он поблагодарил за помощь, поел и лег спать. Ничто постороннее, вроде невероятных новостей, о которых гудела деревня, его не волновало. О том, что в деревне появился чужак, папа, скорее всего, даже не знал.

Едва он уснул, примчалась Дунька, переполненная свежими слухами. Полился жаркий шепот:

– Как можно сидеть дома, когда там такое творится! Я сама не своя. Что-то будет. Как думаешь, что будет?

– Что надо, то и будет. Рассказывай, что узнала.

– Мне рассказали, о чем подземники говорили со Сказочником. Тебе интересно?

– Не зли меня, рассказывай.

– А-а, все-таки интересно! Просто в последнее время ты ходишь вся какая-то потерянная, вся в своих мыслях, тебе ничего не интересно, вот я и подумала… А тебе, оказывается, интересно и даже, как оказывается, очень интересно! Между прочим, этот сказочник такой красавчик! Как думаешь, если его возьмут в подземники, он выберет меня?

– Ты слишком маленькая, у тебя еще детство из каждой щели прет.

– А кто большая и у кого не прет? Ты себя, что ли, имеешь в виду? Вот уж глупости. У тебя уже волосы сыплются, и под глазами круги, и устаешь быстро, и вообще, ни кожи, ни рожи. Не смеши меня. Лучшая невеста для Сказочника – я! Когда он увидит всех и решит выбрать…

– Ты собиралась что-то рассказать.

– Ага. Но сначала согласись, что я лучше всех!

Анюта кивнула, чтобы не спорить зря, и Дунька продолжила:

– Ему сказали:

«От обычных сказок вреда нет, но твои сказки, Сказочник, дурно пахнут. Они опасны. Мы не хотим гибнуть из-за твоих фантазий».

«Это не фантазии, – отвечал он. – Люди могут вернуть себе власть над планетой. Дивы не всемогущи».

Подземники качали головами:

«Ни воевать с дивами, ни уплывать на другой материк, которого, может быть, и не существует вовсе, мы не собираемся. Мы даже не знаем, существует ли этот материк. До твоего прихода мы даже слова "корабль", "океан" и "материк" слышали только в детских сказках. Нас устраивает наша жизнь, мы ничего не хотим менять».

«Второй материк существует, – говорил Сказочник, – а с дивами воевать не придется, от вас нужна совсем небольшая помощь. Всего один раз. Потом дивы станут вашими помощниками, а если захотите, то и друзьями. Больше никто никого не будет убивать».

«Тогда нас убьет снулая хворь», – сказали ему.

Он не согласился:

«Вы избавитесь от снулой хвори, избавитесь полностью и навсегда, обещаю. Ваши дети, когда услышат, какие проблемы вас волновали, будут смеяться. Перед вами откроется огромный невероятный мир, и его хозяевами будете вы».

«Умолкни, – оборвали его подземники. – Такие слова мы прощаем лишь потому, что ты чужак. Но прощаем только один раз».

Дунька закончила пересказ беседы, изображенной в манере тех, кто разговаривал, и с пылом продолжила в своей манере, но тихо, чтобы не разбудить папу, беглым шепотом, стараясь выдать как можно больше новостей за как можно меньшее время:

– Подземники едва не перессорились из-за Сказочника, одни говорили, что его надо прогнать, а другие видели его силу и предлагали оставить. Он просто сказочно силен, он работал бы за пятерых и спасал, если кого-то опять пришибет или завалит. Тот подземник, которого он спас, и те, кто видел спасение, настаивали, чтобы Сказочника взяли в подземники немедленно, остальные же слышали его сказки, и один сказал про Сказочника: «От того, что он нам рассказал, и, особенно, от его мыслей и намеков волосы встают дыбом. Нельзя даже думать о том, к чему он вел. Разрушить налаженный мир – ради чего? Ради лучшего будущего? А состоится ли оно, лучшее, если все погибнут?» Кто-то спросил Сказочника: «Откуда у тебя такая сила? Ты полукровка? Твой отец – див?» Он ответил: «Я такой же, как вы, и вы тоже будете сильнее и здоровее, если поможете мне справиться с дивами. Это в ваших интересах. Вы не понимаете, чего себя лишаете». Подземники, как мне кажется, испугались, что он их переубедит, и запретили ему говорить. Между собой они так и не договорились. Одни хотели сделать Сказочника подземником, другие требовали гнать его взашей, никто не хотел уступать. Не драться же из-за чужака? Кончилось тем, что решать оставили второй смене. К ночи те вернутся, завтра еще раз выслушают Сказочника и оставят его в деревне или выгонят.

– А где Сказочник будет спать ночью?

– Чтобы с ним никто не разговаривал, его отправили в Холодную пещеру.

– Там же ночью мороз как снаружи!

– В пещере стоят поленницы с дровами, Сказочнику разрешили брать сколько надо. Его снабдили тюфяком, одеялом с подушкой и едой на вечер и утро. Разговаривать с ним запретили. А жаль. Я бы ночью сходила. До Холодной пещеры можно добежать, а там согреться у костра. У меня столько вопросов! Как думаешь, его оставят у нас? Мне бы хотелось, чтоб оставили.

– Тебе еще рано замуж, ты еще не знаешь, что там делать.

– Где?

– Замужем.

– Ой, а то ты все знаешь. А все, что мне надо, я уже знаю. Что-то устала я сегодня.

Дунька развалилась на тюфяке, мечтательно уставившись в потолок, но тут ей на глаза попался очищенный сахарник, лежавший на каменном карнизе рядом с ужином. Днем Анюта, как обычно, сдала норму с запасом, и один фрукт – небольшой, размером с голову – принесла домой. Кожуру папа снял с него так искусно, словно был не Циновщиком, а Одежником, и сразу отдал на пропитку. Скорлупа, если не треснет после сушки, пригодится как запасное ведро. Но даже если треснет, Посудник склеит, и получится сосуд для чего-нибудь сыпучего.

Дунька видела в сахарнике вовсе не будущую ткань или нужный в хозяйстве предмет, она по-прежнему смотрела на мир глазами ребенка.

– Это мне?!

– Нам всем. Подели на троих.

Дунька вскочила, выскребла черпаком из шероховатого шара сладкую сердцевину, разделила ее на три кучки, умудрившись сделать это так, что одна из них почти равнялась двум оставшимся, и быстро расправилась со своей частью сочной мякоти, выбрав, естественно, самую большую из трех.

Свою и папину доли сахарника Анюта оставила на завтрак. Плетеными ухватками она достала глиняный горшок с карниза над очагом. Бамуковая каша была еще теплой. Дунька торопливо, будто за ней гнались, поужинала и улеглась спать. Анюта тоже легла бы, но многочисленные впечатления дня не давали. Хотелось просто посидеть и подумать.

Пламя в очаге погасло, Анюта добавила дров, на этот раз больше для тепла, чем для света, и села за рамку с начатой циновкой. Чем больше удастся сделать сегодня, тем меньше папе придется трудиться завтра.

Поздний вечер плавно перетек в ночь. Около выхода сейчас можно замерзнуть насмерть. Жилую пещеру со всеми ее бессчетными коридорами и комнатами спасал горячий источник, он проходил почти под полом, кое-где сочился из стен и вырывался на поверхность в Водяном зале, куда ходили мыться и стирать. А в Холодной пещере без мощного костра не выжить. Вдруг Сказочник уснет и не подкинет дров? Кто ответит за его смерть? Подземники, которые его туда отправили? Как бы не так. Когда принимали решение, они думали только о себе. А, например, о том, что Сказочник околеет ночью или смертельно заболеет, они даже не думали. А лечить его никто не будет.

Шум в пещере никак не стихал, отовсюду несся гул разговоров, то и дело кто-то удивленно охал, только сейчас узнав дневные новости. Сосед Нитянщик вернулся перед самыми заморозками, сейчас из их комнаты слышались глухие звуки ударов и всхлипы. Все как обычно. Наверное, он увидел новую циновку. Хорошо, что кроме жены Нитянщик ни на кого зла не держал. Он все понимал. Жену Нитянщик давно мог выгнать, но он ее любил. Как-то по-своему, но любил. И она его по-своему любила. Наверное, обоих устраивало то, что происходило. Как говорится, чужая душа – потемки.

Осторожно, чтобы не разбудить папу и Дуньку, Анюта достала из дровяницы несколько плоских бамуковых дощечек. Делать снегоступы умел любой ребенок. На пластины положить поперечины, накрепко связать тонкой веревкой или переплести лыком и сделать петли, куда вставлять ноги – и снегоступы готовы. Но. Плохо свяжешь или возьмешь гнилое лыко – снегоступ развалится, и провалишься в толщу снега. Без посторонней помощи не вылезешь. Поколение сменялось поколением, а дети, несмотря на запреты родителей, хотя бы раз выходили ночью наружу и даже бегали на спор до вышки и обратно. Бывало, замерзали насмерть или обмораживались и становились калеками. Но дети есть дети, и новые бегали в ночь так же, как все предыдущие.

Около полуночи, когда, наконец, установилась тишина, Анюта легко толкнула папу в плечо:

– Папа!

– Чего случилось?

– Мне нужна помощь. Проводи меня наружу.

– С ума сошла?

– Очень нужно. Я оденусь тепло.

Папа сел на тюфяке, протер глаза и придвинулся ближе к Анюте.

– Рассказывай. – Его взгляд остановился на снегоступах. – Чтобы тебе помочь, я должен понимать, что происходит, и быть уверенным, что моя помощь будет помощью, а не вредом.

И Анюта рассказала. Все. Рассказала, как день за днем ее мучили Близнецы и к какой беде это привело. Рассказала про Сказочника, как он ее спас, и о том, что он может стать подземником уже завтра, то есть раньше Близнецов, чего они не допустят. Рассказала и о том, что ей и Дуньке ничего хорошего впереди не светит, Близнецы не дадут им жить нормально даже в лучшем случае, а в худшем судьба обеих незавидна, причем Анюте уже в ближайшие дни грозит смерть.

Закончила она рассказ главным, к чему вела: надо поторопиться предупредить Сказочника, Близнецы не дадут ему пережить ночь. Утром он превратится в их соперника.

Папа не перебивал. Выслушав до конца, он не задал никаких вопросов. Он все понял.

– В Холодную пещеру пойду я, – сказал он. – Нельзя, чтобы тебя увидели у чужака.

– Я хочу сама.

– Значит, ты рассказала не все. Ты так сильно за него переживаешь… Ты же не надеешься, что если его возьмут в подземники, то он непременно женится на тебе?

– Я не надеюсь… Но мне очень этого хочется. Поэтому я хочу пойти сама, чтобы он видел, кто здесь на его стороне и кому он может доверять.

– Все равно тебе идти нельзя. Ты девушка, и ты невеста. Риск должен быть оправданным. Чтобы предупредить Сказочника, ты рискуешь жизнью. Так нельзя. Поверь, я сумею правильно объяснить, кто меня к нему направил и кому он обязан. Можешь на меня положиться. К Сказочнику пойду я, но все мои слова будут о тебе. Ты же этого хотела?

– Да, папа. И все же… Я пробежала бы за несколько секунд, а тебе придется идти долго.

– Справлюсь.

Папа надел все, что нашлось дома, особо закутал ноги и, уже готовый к выходу, замотался в одеяло.

– А если Сказочника выгонят из деревни? – Взявшись рукой за входную занавеску, папа остановился, оглянулся и посмотрел Анюте в глаза. Он смотрел долго и пристально. Ему нужно было знать, что происходит в действительности. Сказать можно все что угодно, а глаза близкого человека не врут.

Анюта не отвела взгляда – прямого, искреннего, настоящего. Полного решимости. В ее глазах читался ответ.

Папа вздохнул.

– Я понял, что ты задумала. Наверное, ты права. Тебе не оставили другого выхода. Прости, что ничем не могу помочь.

– Можешь. Спаси Сказочника.

***

После того, как папа вышел, Анюта рухнула на тюфяк. Сил не было. Мысли остановились. Осталась тревога. За папу. За себя. За будущее.

Около трехсот шагов по темноте пещеры – и папа достигнет выхода. Чтобы попасть наружу, в свирепый кошмар ночи, нужно пройти два ряда деревянных щитов, внутренних, спасавших теплые коридоры от холода, и внешних, выводивших наружу, защищавших от снега и ледяного ветра. Делать это нужно как можно тише, иначе найдутся любопытные, кто выглянет узнать, кому и зачем понадобилось идти в ночь. Завтра возникнут неудобные вопросы.

Внешние щиты – поперечные, каждая полоса вынималась одна за другой, пока не достигался уровень снега. За щитами – четыреста шагов сквозь снег и лед до Холодной пещеры. Анюта пробежала бы их на одном дыхании. Папе понадобится намного больше времени. А если у него случится приступ? Или он поскользнется и утонет в снегу? Или сломает ногу? Или не выдержит мороза? Или снегоступ развалится? Или…

Анюта не находила себе места.

Дунька спала. Ей было хорошо, ее ничто не волновало. Один день закончился, завтра будет другой. Что еще нужно для счастья?

Время шло. Секунда за секундой.

Потом время вышло.

Папа должен был уже вернуться.

Папа должен был вернуться уже давно.

Идти на поиски? А в чем? Папа надел все, что было в доме, осталась только легкая дневная одежда Анюты и Дуньки. Можно натянуть одно на другое, но руки и ноги останутся почти голыми. И завернуться больше не во что. Анюта отправилась бы наружу и так, но одно дело – бежать сквозь ужас ночи из тепла жилой пещеры к костру в Холодной пещере, и совсем другое – искать отца, если с ним что-то случилось в пути между пещерами. Не зная, что предстоит впереди, Анюта взялась делать вторую пару снегоступов. На всякий случай.

Папа вернулся, когда она совсем отчаялась.

– Ну что? Получилось? Ты его видел? Ты сказал все, о чем я говорила?

Папа устало опустился на свой тюфяк. С бороды капал растаявший лед, нос покраснел, глаза слезились.

– Я опоздал. Они пришли раньше.