Павел Анненков
Литературный тип слабого человека. По поводу тургеневской «Аси»

Но что же представляет нам литературный тип бесполезного, малодеятельного человека? По нашему мнению, это тот же самый характер, какой мы старались изобразить, но с чертами загрубенья и паденья, которые должен он был получить при переходе своем в толпу, при раздроблении своем на множество лиц, менее серьезных или менее счастливо наделенных живой, упругой и плодотворной мыслью. Писатели наши завладели этим характером, когда уже он сделался общим и, так сказать, будничным явлением жизни, потеряв свою идеальную сторону и свое оправдание. И писатели наши сделали хорошо, потому что исключительные и одинокие явленья принадлежат истории, биографии, анекдоту и только в весьма редких случаях изящной литературе. Они передали нам мелочной, выродившийся характер, так как встречали его на каждом шагу. И – Боже мой! – кого мы тут не видели, кого мы не узнали в нем, и подчас не приходилось ли нам разглядеть черту собственного нашего образа в этом поэтическом обличении жизни через эту призму выдумки и свободного созданья?

Весьма справедливо замечание, что все лица длинного рассказа, который ведет наша литература об одном психическом выродке, – все близкая родня между собой, все принадлежат к одной фамилии. Они тоже ознакомились с миром нравственных идей и очень хорошо поняли, чего требует разумная, сознательная жизнь от человека. Бедностью природы мы их не корим. Богатая или бедная природа не даются человеку по желанию или по выбору, и подвергать суду это почти несправедливо (позорно только гордиться нравственным безобразием и любоваться им), но есть возможность возвысить природный уровень духовного своего существа. Они падали перед трудом самовоспитания. Общественная деятельность, конечно, могла бы собрать скудные силы этих людей, наделив их спасительным чувством долга и обязанностей, но они не взялись за нее – обстоятельство, возбудившее особенное негодование моралистов. Признаемся, мы опять не имеем духа упрекать их за это упущение; надо же понять наконец, что можно подчиниться всему на свете, но на одном только условии – иметь нечто общее со сферой, куда вступаешь. Оставалось начать общественную деятельность прямо от собственного лица, другими словами – найти свое призвание, но для этого потребна добровольная дисциплина построже той, какая налагается извне, необходим верный внутренний сторож, который не дает засыпать человеку, хотя бы никто не назначал ему часа для отправления к должности, а прежде всего необходимы твердые убеждения. Но об убеждениях и верованиях его скажем несколько слов далее.

Правда, образование сильно потрясло бедную природу этих типов, расшевелило ее отчасти, чем они и отличаются от отцов своих, по которым тоже образование скользнуло, не проточив и первого пласта грубой оболочки, но в брожении мыслей испарились и все творчество, и вся деятельность, к каким они были способны. Что ж мудреного после этого встретить человека с весьма огромными требованиями от жизни, спокойно плывущего по ее течению, как и все. Иногда ему приходит в голову вдруг, ни с того ни с сего, поворотить лодку назад или поставить ее поперек, но, поработав лениво, он скоро уступает силе вещей и падает в изнеможении. Есть одно качество в таком человеке, оказавшееся, между прочим, целительным бальзамом для его совести: он очень легко признается в своих недостатках и способен очень зло смеяться как над собой, так и над чужой жизнью, которая его увлекает. Но человек по законам собственной природы не может оставаться совсем без занятий. Отыскалось и занятие для подобных характеров, именно: остроумный разбор своей души, верная подметка мельчайших зыбей, проходящих по ее поверхности, когда внешнее обстоятельство ударом своим нарушает ее апатическое безмолвие, – ведь овладеть предметом наяву тяжелее, чем следить за его отражением в мысли. Некоторые из них приняли даже тщательный осмотр своих впечатлений за серьезную работу и, лишенные морального чувства и высокой цели, необходимых для душевных анализов, дошли до редкого и тончайшего эгоизма. Продолжая посмеиваться над собой, они мало-помалу полюбили себя и незаметно выродились в безграничных сибаритов нравственного мира, готовых помириться со всяким явлением, которое приносит новое ощущение в их сердце и порождает новый, еще не испытанный психический процесс… Это, конечно, уже свидетельство близкой духовной смерти лица, и прибавим, что таких сибаритических натур немного.