Павел Сурков
Queen. Фредди Меркьюри: наследие

Пресса

Если мы посмотрим на всю историю Queen, то мы увидим одну тягостную закономерность – увы, при всем их невероятном творческом потенциале, эта британская четверка никогда не была любимцами журналистов. Напротив, каждая их пластинка собирала скорее отрицательные рецензии – что, впрочем, никак не отражалось на коммерческом успехе записей: люди все равно покупали их музыку, вне зависимости от того, что написал тот или иной обозреватель.

В 70-е годы журналистов мало интересует творческая сторона вопроса, им совершенно не интересно, как идет работа над музыкой, им куда интересней, не впутался ли кто-то из музыкантов в какой-нибудь скандал, нет ли каких-то горячих фактов, на которые охоча публика. Рассуждать о природе творчества им неинтересно, они пытаются докопаться до личной жизни самих музыкантов, а Фредди, в частности, возводит между ними и собой фактически стену молчания – из полунамеков, недоговоренностей, шуток и каламбуров, а потом и вовсе – замыкается в себе, вообще не давая интервью.

Но часто можно встретить и полярное мнение (оно приведено, например, в книжке Питера Фристоуна) о том, что, мол, Фредди еще при жизни легкостью делился с журналистами разными интимными подробностями и даже признался в собственной нетрадиционной сексуальной ориентации – и, мол, совершенно это не скрывал. Однако, данное заявление не выдерживает даже самой минимальной проверки. Свидетельство журналистки The Sun Джуди Уэйд о том, что якобы Фредди признался ей в собственном гомосексуализме было опровергнуто самим же Меркьюри – который прямо сказал, что ничего подобного ей не говорил^[11]. Еще более раннее интервью 1974 года для Джули Уэбб и New Musical Express (NME), в котором цитируется знаменитая фраза “gay as a daffodil” – также оказывается вольным изложением слов Фредди, более того – эта фраз ни что иное как обычная издевка, фразеологизм, в котором слово gay может быть прочтено двояко (запомним это) – прежде всего как прилагательное. Иными словами, это может быть истолковано и как «я беспечен, словно цветок» или «я не более гей, чем цветок». И уж точно рассматривать эту шутку иначе чем простой каламбур нельзя – тем более, что именно после этого интервью отношения Queen c NME окончательно портятся: отныне и впредь этот журнал будет поливать их записи грязью, а сами музыканты будут рассматривать его не как специализированное издание, а лишь как еще одних представителей «желтой прессы».

Есть и история, связанная с интервью Дэвиду Уиггу, с которым Меркьюри достаточно долго связывали приятельские отношения, и уж от Уигга-то он не ожидал никакого подвоха – собственно, именно поэтому и согласился дать ему интервью для Daily Express. Материал вышел в номере от 3 сентября 1984 года^[12] и часто приводится отдельными поклонниками как доказательство того, что Меркьюри в нем признался в собственной бисексуальности. Однако, опять же, этот материал – не «чистое интервью», а авторская статья самого Уигга, посвященная взаимоотношениям Фредди и Мэри Остин, а слова якобы самого Фредди в ней цитируются так: «У меня было больше любовников, чем у Лиз Тейлор. Я пробовал отношения на разных сторонах – мужской и женской. Но все они плохо заканчивались…». Довольно обтекаемая фраза – и как, согласитесь, она отличается от приписываемой Фредди позже фразы: «У меня было больше любовников, чем у Лиз Тейлор – что мужчин, что женщин». И, опять же, перед нами – просто авторский текст. Не аудиоинтервью, не видео – нам нужно просто поверить Дэвиду Уиггу, что он не исказил слова Меркьюри. Тем более, что затем он толкует их следующим образом, делая резюмирующую авторскую приписку: «Помимо признанной им бисексуальности, он еще и открыто обсуждает тот факт, что принимал наркотики, включая кокаин».

Про употребление Фредди наркотиков мы поговорим чуть позже, а пока продолжим чтение статьи Уигга. Где же то самое признание в употреблении кокаина? А его, на самом-то деле, в явном виде тоже нет – как нет и явного признания в бисексуальности! Не верите? Смотрите сами. Придется процитировать более обширный фрагмент статьи:

«Люди все время утверждают, что все, кто работает в музыкальном бизнесе, постоянно злоупотребляют наркотиками, и что наркотики убивают. Это вызов для меня. Как и любовь, кстати. Пока вы контролируете прием наркотика – вы контролируете ситуацию. У меня все под контролем».

Остановимся на секунду. Это что – разговор о приеме наркотиков? Нет, это разговор о чувствах. Это метафора. Фредди говорит о том, что контролирует любовные отношения, так как любовь – это и есть наркотик. Прекрасно, разобрались, читаем дальше.

«Я из тех людей, кто хочет попробовать все на свете, но я никогда не принимал никаких тяжелых наркотиков. Я никогда не принимал ЛСД, что некоторое время было довольно модно. Я не курил сигарет – пока примерно лет пять назад не начал. Я был вообще против курения. Я был таким чистеньким малышом».

Отлично. Никаких тяжелых наркотиков. Даже не курил. Где же признание в приеме кокаина? Продолжаем чтение.

«Серьезно, если я понял бы, что кокаин или что-то иное меня разрушает или мешает мне выступать – я бы сразу это бросил».

Вполне логично. Но все – на этом разговор о наркотиках завершается. Сами видите, никакого признания о приеме кокаина нет – даже в пересказе Уигга все выглядит вполне понятно: Фредди оперирует метафорами и уж точно ничего не констатирует. Ни про собственную сексуальную ориентацию, ни про наркотики.

О том, что опубликованное Дэвидом Уиггом интервью разочаровало Фредди, свидетельствует, в том числе, даже Питер Фристоун, который пишет: «Однажды, после множества неудачных попыток, Дэвиду Уиггу удалось заручиться его согласием дать интервью. Предполагалось, что оно будет опубликовано на первой полосе в сопровождении пары приличных фотографий. В итоге получились две с половиной колонки переработанного текста, поскольку главный редактор решил, что статья получилась слишком большой и в таком виде для нее не хватит места. С тех пор Фредди больше не дал ни одного интервью, несмотря на то, что Дэвид не был ни в чем виноват, ведь окончательное решение принимает главный редактор…^[13]».

Иными словами, во всем виноват главный редактор, а вовсе не Дэвид Уигг, сведения искажены, Фредди расстроен, все на самом деле – совсем не так. Более того, тот же Фристоун в качестве «доказательства» того, что Фредди при жизни «признался» в своей нетрадиционной сексуальной ориентации, ссылается именно на интервью Джуди Уэйд, которое мы уже упоминали выше, а вовсе не на интервью Дэвиду Уиггу (Фристоун пишет: «Тем не менее, она оставила его признание в гомосексуальности, и это разрушает еще один весьма распространенный миф, будто бы Фредди никогда публично не сознавался в своей истинной сексуальной ориентации^[14]»).

Но – вот незадача! В другой, не менее скандальной книжке, авторства М.Ричардса и М.Лэнгторна приводится выдержка из интервью Меркьюри журналу Melody Maker 1984 года, в котором он довольно четко выражает свое отношение к подобным интервью – и отзывается о материале Джуди Уэйд. Смотрите сами:

«Melody Maker: Фредди, я так понимаю, что вы были расстроены из-за статьи в газете The Sun, где утверждалось, что вы «признались» в гомосексуализме.

Фредди: Мои слова были полностью искажены. Пресса с самого начала писала о Queen все, что заблагорассудится, и им все сходило с рук. Женщина, которая написала ту статью, хотела разузнать от меня всю подноготную, но ничего не добилась. Я ей сказал: «Что ты хочешь услышать? Что я нюхаю кокаин?». Но ради бога, если бы я захотел откровенничать по поводу своей сексуальной жизни, неужели я бы выбрал желтую The Sun, чтобы это сделать? Да ни хрена. Для этого я слишком интеллигентен.

Melody Maker: Но сейчас хорошие времена для геев. Это хорошо для бизнеса, не так ли?

Фредди: Но мне сейчас нехорошо быть геем, потому что я в этом бизнесе уже 12 лет. Хорошо быть геем или кем-то вызывающим, если вы новичок. Но даже если бы я попытался, люди начали бы зевать: «Боже, теперь еще и Фредди Меркьюри говорит, что он гей, потому что сейчас модно быть геем^[15]».

Собственно, вот и все аргументы для тех, кто почему-то считает, что Фредди не мог сознаться в своей сексуальной ориентации, потому что это осудила бы публика, или в обществе было в тот момент предвзятое отношение к геям. Как мы видим – это совершенно не так. Но Фредди предпочитает ничего не говорить. По какой причине – мы не знаем. Хотя, впрочем, основную причину он озвучил сам: он никого не хотел впускать в свою личную жизнь. И точка.

Что касается «любимого и дорогого Джима Хаттона» – то о нем пресса в принципе умалчивает, он для нее – никто и даже звать его, по большому счету, никак. Лишь 2 декабря 1991 года Evening Herald опубликовала короткую заметку: «Ирландец молчит по поводу наследства звезды». В ней сообщалось, что семья Джима Хаттона, близкого друга Фредди Меркьюри, никак не комментирует слухи о том, что тому досталась по наследству большая сумма денег. Собственно, о самом Хаттоне говорилось в статье лишь то, что ему 44 года, что он парикмахер и был близким другом покойного Меркьюри, а также заботился о нем, пока тот страдал от СПИДа. Собственно, даже никаких полунамеков на какие-то «особые» отношения^[16].

В целом реакция на смерть Меркьюри, по большей части, оказалась уважительной (хотя и не без привкуса скандальности. Настоящий же переворот случился спустя несколько дней после похорон Фредди, когда Брайан Мэй и Роджер Тейлор пришли в эфир утреннего телевизионного шоу и сообщили о нескольких чрезвычайно важных вещах.

Во-первых, об издании двустороннего видеосингла Bohemian Rhapsody/These Are The Days Of Our Lives – первого и последнего видеоклипа с участием Фредди (формально первым видеоклипом должен был считаться Killer Queen, но именно Bohemian Rhapsody создавалась как первая в истории специализированная музыкальная видеозапись, да еще и с отдельной режиссурой и спецэффектами). Также сообщалось о том, что ведется работа по созданию фонда имени Меркьюри, который будет посвящен борьбе с ВИЧ, и о том, что Queen в 1992 году планируют провести благотворительный концерт памяти Фредди. Ну и кроме того, это интервью часто приводят как подтверждение того, что, мол, сам Брайан Мэй в нем высказался относительно личной жизни (и сексуальной ориентации) Фредди. Ну а раз сам Брайан об этом заговорил – значит, можно и всем остальным!

Но давайте разберемся – а что же на самом деле сказал Брайан Мэй? Привожу его слова дословно по стенограмме интервью – именно на английском, чтобы было понятнее.

Well, I think, I mean, he… I think, one of the results of his life can be that people have a different attitude to people being gay. I really hope, you know. It’s in a way being quite hard for us to talk about it because it was very much his business what was going on. But he is a guy who was strong, who was incredibly talented, quite magnificent in every way you can think of. And he was gay, and he was quite public about it. So I don’t think anyone can ever quite feel the same that bad anymore. And it’s time. God knows, you know. But it shocks me, that you still reading the papers – I mean, yesterday there was something, that he admitted that he was gay. And anybody, who writes “admitted” is guilty of a slur, you know. And there’s no reason on Earth, why… why anyone should be let to get away with that now. So, I… we certainly feel able to sort of though ourselves behind that now. So, it’s gotta be… it’s gonna be heteroes for gay, or whatever it is, you know.

Но мы же помним, насколько осторожны и корректны всегда были во всех своих высказываниях все участники Queen? И это интервью – точно не исключение. Да, в его тексте употребляется то самое слово “gay”. И, по большому счету, оно может быть истолковано и переведено как «гомосексуалист». А может – и по-другому. Вот эта фраза «And he was gay, and he was quite public about it» – вызывает наибольшие вопросы. Если переводить ее буквально: «И он был гей и не особо это скрывал», то возникают определенные вопросы: как же это так «не особо скрывал», когда во все подробности своей личной жизни Фредди в принципе никого не подпускал? Напомню, в этот момент еще не написаны ни книга Хаттона, ни книга Фристоуна, и ни о каком образе Фредди Меркьюри как некоей «гей-иконы» речь вообще не ведется.

Тогда, наверное, эта фраза должна читаться как-то по-другому – если мы предполагаем, что Мэй не врет. И тогда она может быть переведена с употреблением значения слова «gay» как прилагательного – «веселый», «разнузданный». То есть «он вел себя весело, лихо, и не особо это скрывал».

Возможно ли такое толкование этой фразы? Не выпадает ли она из контекста всей речи? Нет, не выпадает. Да, в начале Мэй говорит о геях, а потом мастерски вплетает двусмысленную фразу, которая может быть истолкована двояко. Вернее, даже трояко. Потому что если мы посмотрим на предшествующую этой фразу, где вдруг Мэй начинает говорить о Фредди «оторванно» в третьем лице: «Он – парень, который был сильным, который был невероятно талантлив и великолепен во всем, за что брался…». То есть та самая странная фраза вполне может быть точно так же иносказательно отнесена к этому «парню», к образу, который Фредди создавался в общественном сознании. Иными словами – эта фраза характеризует публичный образ, а не человека.

Но для чего же необходим весь этот весьма откровенный пассаж? Например, для того, чтобы представители ЛГБТ-сообщества получили моральную поддержку со стороны рок-звезд, к которым приковано общественное внимание. Потому что ВИЧ – конечно, болезнь в тот момент весьма распространенная в ЛГБТ-среде. Нужно ли заручиться поддержкой этой среды, если принято решение о создании фонда борьбы с ВИЧ? Конечно, нужно.

Вы спросите – а, может быть, Мэй хотел сказать ровно то, что мы сразу подумали? Может, Фредди действительно был геем – и ничего страшного в этом нет? Да, и это тоже возможно. Но вот ведь, что получается – в этом случае Мэй нарушает предсмертную просьбу Фредди и начинает обсуждать его личную жизнь, тем более – в прессе. Куда легче прикрыться несколькими довольно обтекаемыми фразами, сохранить общий толерантный пафос (который, на самом деле, очень важен, потому что, действительно, совершенно не важно, какая сексуальная аккредитация у человека, нам важна его личность, а не подробности частной жизни) – и спокойно идти дальше, получив, конечно, новых союзников в этом, бесспорно, важном деле борьбы с ВИЧ. Ну и, кроме того. Мэй делает политически верное высказывание: он говорит, что все люди равны, вне зависимости от их сексуальной ориентации – из сегодняшнего дня эта фраза, сказанная почти тридцать лет назад кажется чем-то невинным, но в начале 1990-х, когда отношение к сексуальным меньшинствам было мягким, но все же не до конца однозначным, она прозвучала весьма и весьма революционно и даже провокативно. И все это – смешалось с короткой фразой, которая при определенном прочтении могла быть услышана как раскрытие сведений о личной жизни Фредди.

Увы, «удочка заброшена». То, о чем просил Фредди не говорить, оказалось возможным обсуждать. Впрочем, до громких обсуждений еще далеко – впереди было событие куда более важное, чем интимные подробности прошлого: грандиозный концерт на стадионе «Уэмбли», посвященный памяти Фредди Меркьюри, явно должен был стать одним из главных событий надвигающегося 1992 года…