Павел Шульженок
На Закате

3. Расследование.

Идти на место захоронения неудачливых могильщиков пришлось около получаса. На юг от Сборри и в сторону от синестольского тракта, по узкой тропе среди заснеженных полей. Затем тропа доходила до края леса и ныряла под мрачное сплетение голых крон.

Уже близилась весна, ветер был свеж, но не морозен, и дышал влагой. Скоро запоют птицы, потечёт вода, и дороги превратятся в непроходимое месиво, и это в то время, как в Альдене можно будет перейти Артерику по льду.

Хутин-лес, как его здесь звали, назывался так со славянского наречия, и означало это плохое, скверное место. Собственно там и жила Анна со своей дочкой, там же её и хотели похоронить. Темные стволы спящих деревьев, сухие остовы мертвого подлеска, гладкие неподвижные волны неглубокого снега. Ничего особенного, но скверна всегда ощущалась Кастором, и здесь она была разлита повсюду.

Кроме двоих инквизиторов и интернов, на эксгумацию шли пара мужиков и, по настоянию Кастора, сам голова Агафон Сирко. Еще увязался в лес его заместитель Проскур, и тот самый олух, горевший желанием помочь "господам преподобным".

Комиссар пока не разговаривал с Агафоном о деле, их ждала обстоятельная беседа этим вечером.

– Вы очень торопитесь, Ваше Преподобие. – мрачно проговорил голова, озираясь под сенью зимнего леса. – Пообжились бы, присмотрелись… Как мы живем, каков уклад.

– Нет никаких укладов, господин Сирко. – ответил Кастор. – Есть Закон Божий и Закон Имперский, милостью Божией сопряженные в симфонию. Я привожу их в действие.

Вот в стороне от тропы затемнел сруб покинутой избы, жилище Анны. Хорошо бы сказать, усопшей, но это была не правда. Вокруг избы ни забора, ни двора.

– Я хочу зайти внутрь. – проговорил комиссар.

Деревенский олух расторопно подскочил к заколоченной двери, быстро выдрал доски, перекрывавший вход, и распахнул скрипучую дверь перед инквизитором.

В тёмной промерзшей избе ничем не пахло, но всё оставалось нетронутым. Меховая постель в дальней коморке, вдоль стен горшки и кадки. .. На виду никаких книг нет, да и откуда здесь книги? Деревенское ведьмовство невежественно и грубо, без теории, без кодификации. По сравнению с городским оккультизмом, оно вызывало лишь брезгливую жалость.

– Так от чего умерла Анна? – спросил Кастор, стоя посреди передней.

– Да кто её знает, померла и всё. Так-то не старая еще была… – ответил Проскур.

– Завтра сжечь здесь всё.

– Сделаем, Ваше Преподобие.

От анниной избы по неглубокому снегу, через зазоры в кустарнике и деревьях, прошли еще немного. На небольшой прогалине, в кругу хищно склонившихся вокруг деревьев, обнаружился заснеженный бугорок, это и была могила погибших селян. Все замерли перед захоронением, мужики боязливо переглядывались, а голова вообще был мрачнее тучи.

– Ну и чего мы ждём, пока они сами вылезут? Ответственно заявляю, этого не произойдёт. – съязвил комиссар, и мужики принялись копать. Собственно копать там почти и не надо было, разве что немного разгрести замерзшие куски мха и дёрна, вот и одежда показалась. Когда разгребли побольше, у мужиков стали трястись руки, а Агафон с Проскуром, и даже восторженный деревенский олух отошли подальше. Интерны помрачнели, и лишь Кастор лишь слегка приподнял бровь.

– Ну свалите этого в сторону, он же второго мне закрывает. – проговорил инквизитор, и мужики лопатами разделили два окоченевших тела.

На обоих трупах отчётливо видны были увечья, приведшие их к смерти. У одного парня на лице остались только белёсые застекленевшие глаза, и верхняя часть носа. Ниже розовели лохмотья розовой плоти, вместо половины лица. На побуревшей от крови стёганке дыра в области груди. Кастор был уверен, что сердца в трупе нет. Второй мужичок имел внушительный пролом в черепе и развороченную глотку, торчавшую краями раны из-под бороды.

– Братья интерны, обратите внимание, – проговорил Кастор после недолгого молчания – у этого парня разорвано горло, но стёганка не залита кровью, и вообще по сравнению с этим красавцем труп чистенький. Я думаю, что если им дать оттаять, мы обнаружим что в нём вообще крови осталось немного.

– А у второго почему не так? – спросил Аполлос.

– Ну, во-первых, его Аннушка убила первым. Схватила за лицо, может быть когда наклонился. Пока этот обливался кровью, конечно еще живой, она догоняет этого, и бьёт его по голове. Спокойно разгрызает горло, пьёт свежую кровь. Крови много, но двух человек ей не выпить в любом случае. Она возвращается к первому, сомневаюсь, что к тому времени он был в сознании, видит, что крови с него уже не взять, да и не лезет больше, и просто жрёт его сердце. Деликатес, знаете ли. Брат Аполлос, что можно сказать об Аннушке, судя по всему этому?

– Десмод, некрон. Пятая или шестая степень обсессии… Сила удара большая. – неуверенно ответил интерн.

– Шестая, конечно, если она некрон. – вздохнул Кастор. – Впрочем, вечером сами на всю эту прелесть и посмотрим. Идёмте к Аннушке. Брат Рорик, дай угадаю, Лия гуляла где-то неподалёку?

– Так точно. – кивнул Маркус. – Тут где-то озерцо замерзшее, она вдоль берега прохаживалась.

– Логично. Конечно же озеро. – усмехнулся Кастор и обратился к мужикам. – Закапывайте этих обратно, если хотите, и можете возвращаться в село. А мы идём в гости к Аннушке.

Лесное озеро действительно оказалось неподалёку, но что бы добраться до него пришлось вернуться на лесную тропу и пройти чуть дальше заброшенной избы, сделав хорошего крюка. Уже сгущались сумерки, всё еще по-зимнему ранние, хотя и не настолько, как в Альдене. Воздух наливался синевой, расползались по снегу тени, скрадывая лес в отдалении, сжимая вокруг людей область видимости. Плохой это был лес, и где-то между стволов мерещилось всякое. Хотелось уйти отсюда поскорее, туда, где горит огонь очагов, где теплится жизнь.

– Надо возвращаться, вечереет. – заметил Агафон.

– Боюсь, что вернемся мы сильно за полночь. – ответил комиссар, глядя вверх. – Но нам повезло, небо чистое, и луна еще полная. Лучше и не придумаешь.

– И что мы будем делать до ночи? – еще мрачнее обычного спросил голова.

– Ждать, сударь. Ждать и беседовать…

Но вот и лесное озерцо, средних размеров, шагов сто в широком месте, но как сказали местные достаточно глубокое. Водилась в нём и рыба, но здесь её никто не ловил, потому как в Хутином лесу никто не любил оставаться подолгу, разве только мимоходом. Сейчас озеро было еще замерзшим и заснеженным, однако приглядевшись можно было заметить, что по его белой глади прочерчена вереница недавних следов, ведущих прочь от берега. Кастор жестом показал следовать за собою.

– Будьте наготове. Еще светло, но случается… – предупредил он, и сняв с плеча свой меч-полуторник, с шелестом совлек с него ножны.

В сумеречном свете блеснула голубоватая даггерская сталь, превосходнейший из оружейных металлов, уступающий только боровскому булату. Не менее ценной была и реликвия, помещенная за стеклом в перекрестье гарды – мощи святого Трифона. Учитывая, что сам этот святой почивал далеко за границей враждебного Мегалона, это была особенная ценность. Таким раритетным клинком, который сам по себе стоил огромное состояние, но не имел имени, Кастора наградил сам Прелат Святой Инквизиции Альдена, за искоренение общества алхиманов. История меча была неизвестна, но по экспертному заключению, создан он был полтора века назад после падения Ириды, когда мегалийская реликвия могла попасть в руки альденийцам.

Клинки у Маркуса и интернов были гораздо проще, хотя и их сталь была не дурна, а у секунданта в рукояти меча тоже имелась частичка чьих-то мощей. Вслед за комиссаром каждый из них обнажил своё оружие.

Ближе к середине озера во льду обнаружился пролом, в котором темнела едва схватившаяся по поверхности тёмная вода. Комиссар не стал подходить близко, и отставив руку в сторону остановил следующих за ним.

– Ну, братья интерны, кто мне скажет, что здесь происходило? – проговорил он негромко.

– Думаю Лия приходила сюда, что бы поделиться кровью со своей матерью. Мать находится непосредственно в воде, и выходит только, что бы подпитаться. – ответил Натан.

– А она нас не заметит? – спросил Аполосс. Парень был весьма напряжён, ожидая что чудовище может вырваться из-подо льда в любую минуту.

– Она нас уже заметила. В фазу полнолуния они не спят. – усмехнулся Кастор. – Более чем убежден, что сейчас она прямо под нами, прислушивается к нашим голосам. Что ей мешает вырваться?

– Фотофобия. – ответил Натан.

– Во-первых да, без особой нужды она не вылезет даже в сумерках. Во-вторых, нас слишком много: у некронов хорошая интуиция, и они бывают очень осторожны. Но мы её перехитрим, конечно. Возвращаемся к берегу.

Агафон с Проскуром и олухом на лёд не выходили, зябко сутулясь на краю озера, и когда инквизиторы вернулись, голова спросил только:

– Ну что, Преподобие, нашли что искали?

– Двух зайцев поймал. – усмехнулся Кастор. – Проскур, вы с парнем можете возвращаться в деревню. А вы, Агафон, арестованы.

– Это что еще такое? – злобно спросил голова, без тени страха, скорее с плохо сдерживаемой яростью. Проскур взглянул на тестя с беспокойством, а олух поспешил убраться, как ему и было сказано.

– Это арест. Вы арестованы, предварительно, по обвинению в коррупции и покрывательстве практикующего малефика. У нас в озере сидит мощная нежить, это дело категории C. Если бы ведьма была арестована раньше, это была бы категория А, но вы довели до того, что сюда нужно вызывать целую команду для ликвидации. – мрачно сказал Кастор, и перевел взгляд на Проскура. – А вы, может быть хотите что-то нам сообщить? Если нет, то повторяю: возвращайтесь в деревню.

Голова оглянулся на заместителя и многозначительно двинул бровями, отправляя его прочь. Проскур кивнул и ушёл.

– Никто этого не хотел… – проговорил Агафон, когда Проскур удалился. – Мы хотели избавиться от неё.

– Всё достаточно просто. Метаморфоза в некрона произошла по причине внезапной смерти. У развитых малефиков, при мощной обсессии, смерть обычно сопровождается исхождением демона. В случае с ведьмами фамильяр может переходить к наследнику, сообщая ему силу. Обычно это условие соглашения с ведьмой: заключая союз с фамильяром, она обязуется предоставить ему и наследника. Очевидно, наследницей анниного демона должна была стать Лия. Но что-то пошло не так… Анна скончалась скоропостижно, одномоментно, не успев ни передать фамильяра, ни дать ему выйти. Демон сохранил власть над нею, и после смерти просто овладел её телом. Это уже обсессия шестой степени, и вот у нас мощный некрон.

– Никто не знал… – глухо отозвался Агафон.

– Вы убили Анну, и хотели закопать её в лесу, но она сама растерзала могильщиков и скрылась в обычном убежище. А между тем вы знаете, что внесудебная расправа над ведьмами, это тоже уголовно наказуемое преступление. По счастью, она была действительно ведьма, не всем самоуправцам везет так как вам. Поэтому наказание по этой статье может быть мягче. Знаете, на всём этом фоне, я даже не буду вас судить за супружескую неверность, хотя и за это мог бы. Объясните мне только одно, почему вы вдруг решили убить вашу ведьму? Вы же с ней неплохо ладили.

– Я обеспечил этой суке безопасность и достаток – зло ответил голова. – Всё, что бы она отдала мне девочку. Но она упёрлась…

– А не проще было просто сдать её инквизиции?

– Она успела бы меня проклясть пока её арестовывали. Так и сказала. .. Я стал бояться её. Её убили быстро, так что бы она даже ничего не поняла.

– Проклятая деревня… – вздохнул комиссар. – а что с бедолагой Грейсом? Его тоже вы, что бы защитить девчонку?

– Я не безумец, что бы убивать инквизитора. – покачал головой Агафон.

– Конечно. Ваш сынок был достаточно для этого безрассуден. И скорее всего сейчас нанимается в батраки где-нибудь в Синестоле. Мне нужно знать только, где искать Грейса, что бы закрыть уже это дело.

– Этого я не знаю. Те, кто помогал ему… убрать, они тоже не в деревне.

– Ладно, господин Сирко. При том, что вы участвовали и в сокрытии убийства детектива Грейса, а в совокупности это всё тянет на петлю, я окажу вам снисхождение. Вы получите шанс остаться в живых. – примирительно ответил комиссар.

– А я сразу сказал, что голова виновен. – заметил Маркус интернам. – Учитесь, сынки. Можно было бы просто сжечь его без всякой канители.

Между тем план Кастора был таков. Дождаться луны, с помощью Агафона выманить из озера Аннушку и прикончить её. Интерны принесли из избы сухих дров и хвороста на растопку, и невдалеке от озера устроили костёр. По небу уже заблестели первые звёзды, мрак затопил лес, но когда в тёмном вечереющем лесу заплясал живой трескучий огонёк, стало немного полегче, хотя никто не мог сбросить напряжения. Сила некрона была до конца не ясна, а силы отряда могли оказаться недостаточны.

– Может быть нам сентинелов подтянуть? – предложил Рорик. – Что они там этих дураков стерегут, здесь бы больше пригодились.

– Да Бог с ними. – устало ответил Кастор, доставая из рюкзака ломтик вяленого мяса. В этот день во рту у него не было ничего кроме кружки глинтвейна. – Справимся. Кстати… Анна вероятно попытается скрыться обратно, в озеро, прицепи веревку на болт. Может помочь в этом случае.

– Сделаем. – согласился Маркус.

Неожиданно в отдалении замелькали огни факелов, и скоро к костру вышло человек десять деревенских мужиков. Все они были своеобразно вооружены, кто вилами, кто дубьём, и выглядели весьма угрожающе. Интерны взялись было за мечи, но Кастор жестом их успокоил и, встав, сам обратился к нежданным гостям. Позади них маячил никто иной как Проскур.

– Пришли освобождать Агафона? – спросил инквизитор спокойно, без тени угрозы.

Мужики хоть и выглядели угрюмо, все-таки не решились атаковать сходу, и теперь, кажется, утратили инициативу. Сам голова взирал на всё это молча, не приказывая мужикам и словно выжидая, чем все кончится. Заговорил Проскур:

– Ваше Преподобие, делайте своё дело, но господина Сирко вы должны отпустить. Мы не позволим вам чинить здесь произвол.

– Слушайте меня, жители Сборри. – заговорил Кастор, не в ответ заместителю. – После того, как я достану меч, все закончится только одним. Вашу деревню, ваши дома сожгут, вместе с вашими бабами и детьми. А вас самих выпотрошат на вашем же майдане. Или вы хотите потом бежать в Синестол и нищенствовать там? Идите домой, к своим семьям, к милым очагам.

Мужики стоявшие позади, почесали затылки, и покачав головами растворились в сумерках. Те, что были спереди оглянулись, и увидев что остаются одни, тоже молча удалились. Проскур замялся было, но как только от костра поднялся Маркус, уже стиснувший в руке топорик, и заместитель припустил прочь бегом.

4. Решения.

– Ваше Преподобие, – заговорил Аполлос Кастора, подгребая веткой угли в костре. – А какого самого опасного монстра вы встречали в своей практике?

– Детский вопрос, брат Аполлос. Невозможно сравнивать степень опасности, если монстр с большой вероятностью может тебя убить. А таких было много… И я тебе так скажу, при плохом стечении обстоятельств, одержимый ребенок может быть более опасен, чем инкарнированный демон. Опасность противника всегда зависит от твоей готовности и условий.

– Ну вот Анна, насколько опасна?

– Полагаю, узнаем когда закончим. Её будет не просто упокоить, она не чувствует боли, и физически сильнее любого человека, наверняка очень быстра. Прежде всего надо будет разрушить её мозг, сделать невозможной регенерацию. Вам нужно будет прежде всего наблюдать, по крайней мере, пока я не потеряю контроль над ситуацией. И в том случае действовать будет прежде всего Рорик, только потом вы. Все может пройти легко, а может и очень плохо, тут как Бог даст.

Небо окончательно стемнело, покрылось бисером холодных звёзд, а снег засиял голубым светом, пересеченным древесными тенями. Крадучись, проглядывая сквозь ветви, на небо вползало безглазое лицо луны. Никто не мог до сих пор сказать, ни учёные, ни богословы, почему ночное светило придавало силы демонам, но опыт давно уже возвел это обстоятельство в степень закона. Полнолуние время силы и жажды, когда духи получали власть над миром людей.

– Нам пора братья. Гасите костёр. – встал Кастор, и лицо его приняло еще более холодное выражение чем обычно. – Господин Сирко, вы должны будете нам помочь, сейчас я объясню как.

По пути к озеру инквизитор кратко и доступно изложил голове, что от него требовалось.

– Вы используете меня как наживку… Это же смерть… – побледнев проговорил Агафон, и здесь даже голос матёрого, сурового мужика дрогнул.

– Совсем не обязательно. У вас есть шансы, и тут уж как судит Бог. Если Он вас помилует, помилую вас и я.

Голова ничего не ответил, а лишь взял из рук инквизитора обоюдоострый кортик, и направился от берега к зловещему отверстию во льду. Шел ровно и уверенно, несмотря на то, что испытывал ужас. Лунный свет превратил озерную гладь и лес по его краям в мертвенный пейзаж, зловеще тихий, неподвижный. Лишь тёмная фигура Сирко двигалась на середину бледного простора.

Маркус, вооруженный арбалетом, отошел назад и в сторону, скрывшись за корневищем поваленного дерева. Интерны залегли за кустами в противоположной стороне, прямо в неглубокий снег. Им оставалось только надеяться, что лежать придется недолго.

Барроумор проводив Сирко взглядом, отошел за ближайшее дерево, неподалёку от интернов. В одной руке он держал обнажённый меч, в другой топорик.

Голова, наконец, достиг проруби, а вернее пролома во льду, и склонившись над его черным глазом, легко разбил кортиком едва заметный ледяной наст. Вода слабо плеснула под лезвием. Затем Агафон протянул левую руку, задрал рукав, и тем же самым кортиком быстро и сильно полоснул по предплечью, стисну зубы от боли, но не издав ни звука. Потекла, заструилась теплая густая кровь, закапав прямо в темную озерную воду, незримо растворяясь в ней багровыми разводами.

Сирко быстро встал и заспешил прочь, обратно по своим следам, перейдя даже на бег.

Все напряженно смотрели, как голова приближается к берегу. Ему оставалось буквально шагов пятнадцать, а дальше спасительные лес. Но что же Анна? Отреагирует ли она на кровь, устремится ли за жертвой? У всех уже зародилось сомнение в этом, казалось, Агафон благополучно убежит с озера.

Но нет. Лёд взорвался чуть позади и слева от головы, взметнувшись вверх белым фонтаном, и в воздух взмыла поджарая бледная фигура с хищно разведенными руками, готовыми тут же схватить или ударить жертву. Агафон услышав шум сзади, взревел и попытался бежать быстрее, но подскользнулся на льду и упал на колени. Меньше чем за мгновение нежить обрушилась ему на спину, распластав под собой.

Внешне это была еще не старая стройная женщина, совершенно белая, одетая в длинную, разорванную по бедру сорочку. Длинные чёрные волосы свисали острыми локонами, но можно было разглядеть и страшное перекошенное лицо с запавшими глазами и отвисшей челюстью, чёрный рот с жуткими нечеловеческими клыками.

Анна завизжала, взвыла леденящим кровь воплем, припадая к шее Агафона. В следующий миг Рорик выскочил из-за корневища, пробежал пару шагов и упал на колено, прицеливаясь. Нежить обратилась к нему, роняя с подбородка багряные капли, и в следующее момент, выдохнув "Ки́рие", Маркус спустил курок. Болт с веревкой метнулся подобно длинной тонкой змее, и с глухим ударом впился в грудь Анны, сбивая её с Агафона.

Кастор уже бежал к ней, что бы как можно быстрее оказаться на расстоянии броска. Анна между тем быстро вскочила на четвереньки, посмотрела на мчащегося к ней комиссара и попятилась. Она чувствовала, что этот человек несёт с собою незримое пламя, которое обожжет, попалит, причинит боль.

Маркус тем временем перехватил веревку, и с неожиданной прытью отскочив назад дернул к себе. Анну шатнуло вперёд, но она схватилась за торчащее охвостье болта, к которому с помощью карабина был пристёгнут конец верёвки. Одним усилием нежить вырвала стрелу, прошившую её насквозь, выдирая у себя изнутри обрывки тканей, выплескивая наружу чёрную трупную кровь. Рана была страшной, и должна была ослабить даже умертвие, но больше Анну ничего не держало.

Она снова обернулась к Кастору, который прыгнув от берега, проскользил по льду и метнул в неё свой топор. Один оборот в воздухе и орудие со звонким стуком ударило нежить в череп. Она взревела, не от боли, от ярости, пошатнулась, схватилась за топорище и выдернула его, обнажая черную зияющую щель через правую глазницу и лоб, наискосок. Кастор был уже рядом, и исполненная ярости Анна ударила его вооруженной рукой.

Взмах меча, с одновременным падением на колено, и рука Анны вместе с топором отлетела далеко в сторону. По инерции нежить развернуло, она сама потеряла равновесие, и рухнула на бок, спиной к инквизитору. Тот не поднимаясь рубанул ровно сверху, так что даггерская сталь вошла глубоко в лёд, а длинноволосая голова, оставив шлейф чёрных брызг, оказалась под сапогом у Рорика.

– Чистая работа, Ваше преподобие – подытожил секундант.

– Благодарю. – усмехнулся Барроумор, извлекая меч изо льда. – Как там Агафон, мертв?

Агафон, однако, был еще жив, но лежал недвижно, рядом с его головой багровел пропитанный кровью снег.

Между тем тело Анны село, отползло на четвереньках в сторону по льду, и все-таки околело шагах в десяти.

Рорик насколько мог быстро достал перевязочные пелены, и принялся помогать Агафону, а вышедшие из укрытия интерны рассматривали останки умертвия. Впрочем, голову было сложно назвать останками, поскольку она и будучи отсеченной не вполне упокоилась. Анна продолжала зыркать уцелевшим левым глазом и клацать клыками.

– Может быть добить? – предложил Аполлос, глядя с отвращением на эту мерзость.

– Ни к чему это. – возразил комиссар, наблюдавший за стараниями Маркуса, и подошел к голове. – Как вы можете видеть, демон по каким-то причинам не покидает своего последнего пристанища. Если честно, даже я затрудняюсь сказать, почему. Но в любом случае, нам незачем его освобождать, чем дольше он просидит в этом черепе, тем лучше. Да и в управлении за трофей вы сможете получить хорошую премию.

– Мы возьмём это с собой? – удивился интерн.

– Да, пока положим в брезент и будем держать на холоде. Потом разживёмся бочонком, а лучше банкой.

– А не прогрызёт она мешок-то?

– Может и прогрызёт… – задумчиво сказал Кастор, поднимая голову за волосы. Анна уставилась на него поблекшим глазом, высунула черный гибкий язык. Зубы у неё были действительно развиты, и челюсть работала исправно.

– Брат Натан, подайте топор, пожалуйста… – распорядился комиссар. Через пару минут несложных операций, голова Анны уже ничего и нигде прогрызть не могла. Между тем Рорик закончил с перевязкой Агафона, который уже начал стонать и грязно ругаться.

– Братья, вы можете забавляться с бабской головой сколько вам вздумается, но если мы хотим сохранить голову Сборри, нам надо поторопиться дотащить его до дома. Он потерял много крови.

– Да, конечно! – согласился Кастор и бросил голову Анны Аполлосу. – Упакуй, пожалуйста. Брат Натан, помоги брату Рорику тащить господина Сирко.

Сборри к возвращению инквизиции уже практически погрузилось в сон. В некоторых оконцах тускнели отблески лучин, но в целом с наступлением темноты люди здесь старались улечься на ночь. Разумеется, никаких нарядов на выездах из села уже не было, хотя Кастор не давал распоряжения их снимать.

Пока дошли до Майдана, вообще не встретили ни одной живой души. Только там найти усердного олуха, который помог дотащить до Агафона до его большого дома.

– Полагаю, теперь разместимся здесь. – сказал Кастор, остановившись у крыльца. – Боюсь, в нашей хате местное население может нам устроить сюрприз. Значит так, братья интерны, возвращаетесь в хату, собираетесь, и подаёте Дормез сюда. Брат Рорик, пойди распусти изолятор, все могут быть свободны кроме Лии. Девчонку вместе с сентинелами сюда. А я пока пойду зайду в дом, осмотрюсь.

Распорядившись, комиссар зашел внутрь дома. Входная дверь вела в просторные сени, уставленными сундуками, на которых могли бы вполне разместиться на ночлег крупные люди. На стенах висела конская сбруя, под ногами пестрели добротные вышитые половики. Пахло приятно, сухим деревом и немного благовониями. Из сеней можно было пройти через противоположные двери в разные части дома. Кастор не успел задуматься над тем, куда пойти, как к нему сама вышла коренастая и плотная девка, еще молодая румяная, с толстой блестящей косой и вздернутым носом на круглом лице.

– Это, святой отец, вы чо хотели? – спросила она озадаченно.

– Ты здесь работаешь? – поинтересовался Кастор.

– Ну так-то помогаю господам по дому.

– Думаю скоро тебе придется помогать другим господам… Ну, я думаю, тебе-то какая разница. Кто сейчас есть в доме?

– Ну чо, я вот, Манька, Аська… Вот Пронька господина Агафона принес раненного. А вон там живет господин Проскур с семьей-то. И Кукша там их, помогает тоже.

– Спасибо, милая. Мне как раз туда. – улыбнулся инквизитор, и зашел в указанную дверь, на проскурову сторону.

В просторной передней царил полумрак, озаряемый только маленькой лампадкой в красном углу. Однако можно было различить крепкий стол, лавки вдоль стен, а на лавках лежащие под покрывалами фигуры людей. Кастор звучно откашлялся, заставляя одну из фигур привстать.

Это была крупная с широкой костью женщина:

– Проску-ур! – напуганно позвала она, уставившись на вооруженного инквизитора, ввалившегося в дом ночью.

– Благодарю вас, он мне и нужен. – кивнул Кастор. В противоположном конце комнаты находилась еще одна дверь, ведшая в дальние покои, и оттуда на голос женщины вышел мужчина, но не Проскур. Это был крепкий плечистый мужик с небольшой лысой головой на мощной шее, и выглядел он весьма угрюмо.

– Кого еще?

– Комиссар Кастор, если вы не заметили. – представился Барроумор и сам направился к двери откуда вышел мужик. – В сторону!

Однако мужик комиссара не пропустил, заступив ему дорогу.

– Извольте убраться, ваше Преподобие. – нагло проговорил селянин, – Время позднее, завтра придёте.

Полумрак скрадывал движения, и позволял нанести внезапный решающий удар. Кортик, тот самый, который недавно был у Агафона, одним движением выскользнул из петли на поясе и с хлюпаньем рассёк мужику лицо. Несчастный завизжал неожиданно тонко для своей комплекции, закрывая лицо руками и наклоняясь к полу, кровь его обильно заструилась сквозь пальцы на половики. Комиссар пихнул его ногой на бок, освобождая себе путь, и вошел, наконец в дальний покой. За спиной его уже ревели разбуженные дети и причитала в истерике женщина.

Следующее помещение было значительно меньше, здесь топилась печь, имелся небольшой письменный стол, но Проскура здесь уже не было: следующая дверь, ведшая в боковой притвор, осталась слегка приоткрыта. Кастор метнулся в неё, пролетел сквозь темный притвор, уронив какую-то кадку с мерзкой квасной жижей и вылетел на двор. Проскур удирал уже за плетнем, тщась скрыться и инквизитор помчался за ним, сбросив во дворе перевязь с мечом. Через улочку, в проем между двумя хатами, дальше на перекресток… И… Нет. Проскур исчез, хотя лунный свет заливал Сборри так, что видимость была не хуже, чем в ранних сумерках, разве что тени были глубоки и черны как абсолютная тьма.

– Проклятье… – сквозь зубы сказал Кастор, однако уходить не спешил. Заместитель головы был где-то здесь, притаился как крыса в тени, за плетнем, ожидая возможности бежать дальше. Но комиссар так легко сдаваться не собирался.

– Слушай меня, Проскур! Ты хочешь оставить семью и бежать? А твои дети? Дети преступника, беглеца? Говорю тебе, если ты сбежишь, я засуну их в самый грязный приют Остера, где они будут жрать по гнилой луковице на обед пока не сдохнут от цинги. А твою жену я арестую по обвинению в пособничестве, и будет она санитаркой в пограничном гарнизоне. А в твоем доме будут жить совсем другие люди, Проскур! Выйди сюда, и Господь свидетель, твоей семьи ничего не коснётся.

Из-за плетня поднялась сутулая головастая фигура.

– И вы… вы смеете после этого называть себя служителем Бога? – тихо, но зло проговорил заместитель.

– Конечно. – ответил Кастор, – Отцы едят кислый виноград, а у детей на зубах оскомина. Ты сделал правильный выбор. Если не будешь больше глупить, все закончится хорошо даже для тебя.

Через пол часа вся инквизиционная комиссия, включая сентинелов и кучера, была размещена в доме головы. Прибыл так же местный лекарь, уже пожилой мужичок, который занялся Агафоном, которому становилось все хуже, и между делом перевязал Кукшу, того самого наглеца, которому Кастор разрубил нос.

Сам Комиссар вместе с Рориком в том самом покое, где ютился Проскур, устроили для него допрос.

Мерцая и дрожа горела трескучая толстая свеча. Заместитель сидел со связанными руками у печки, Кастор восседал за столом, а Маркус, сложив на груди руки, стоял в углу, готовый приступить к физическому воздействию при дознании.

– Всё очень просто, Проскур. Ты не просто обвиняешься в препятствовании расследованию, и организации покушения на членов инквизиционной комиссии. Я, в рамках данных мне полномочий, признал тебя виновным и приговорил к казни через повешение. Вот готовый документ, с имперской печатью. – Барроумор продемонстрировал арестанту добротную грамоту, с огруглой нашлепкой сургуча.

– Вы же сказали… – возразил Проскур.

– Знаешь, повешение для тебя это тоже хороший исход. Допустим брат Рорик мог бы предварительно выбить, а вернее вырезать из тебя какие-нибудь сведения, и это в рамках протокола. Но мы просто тебя повесим. Впрочем, я не настолько коварен. .. Мне нужна информация относительно судьбы детектива Грейса. Как он погиб, и где мне искать его тело. Если тебе будет чем поделиться, то я оформлю тебе амнистию и ты займешь место Агафона. Если нет, то прости, приговор останется без изменений.

– Я скажу всё, что знаю. – заговорил Проскур с готовностью. – Ваш инквизитор крепко взялся за ведьмину девку. Приказал её арестовать, и должен был увезти по утру в Шелвик, где её ждали допросы и казнь. Но за ней тут ухлестывал шурин мой, Паул. Дурачок… Околдовала она его, похоже. Он в ночь пошел к инквизитору, хотел дать ему на лапу, но что-то пошло не так и он прямо в избе заколол его шилом. Потом прибежал сюда в ужасе, к Агафону. Агафон послал с ним Кукшу, того, которого вы порезали. Они вдвоем что-то сделали с телом, а по утру Паул уехал в Синестол. Хотел забрать с собой Лию, но Агафон её не отдал, пригрозил выдать сынка инквизиторам. Вот и всё, что знаю.

– Знаешь… Ты мне не нравишься. – проговорил Кастор. – Но если я перестану держать слово, это плохо скажется на моей репутации и осложнит работу в дальнейшем… Поэтому, господин Проскур, можете быть свободны. Брат Рорик, развяжи его, и давай сюда Кукшу. Оказывается, мы с ним не договорили.