Павел Сергеевич Почикаев
Тонкий вкус
Складывалось ощущение, что девочка с хрустальным голосом тает буквально на глазах, всё слабее и слабее получилась создаваемые её звуки, я уж подумал, что она не смогла правильно рассчитать силы и просто сорвала голос, но случайно боковым зрением выхватил фигуру сидящего строгого костюма. В этот момент он располагался практически в профиль ко мне, и я отчётливо сумел различить его длинный и мясистый язык, который медленно облизал вытянутые вперёд губы…
Многие так делают ежедневно, даже не давая себе в этом отчёта, но этот жест на фоне угасающей мелодии показался мне чересчур алчущим. Так бы не стал делать ни один ценитель музыки, такое движение более свойственно едокам из тех, кто не сильно жалует правила приличия.
Моментально в моём мозгу созрел образ, но я постарался его отогнать. Наверное, последнее время я слишком много работал и мало находился на свежем воздухе, наверное, от давно копящегося напряжения мой мозг стал искать способов к расслаблению, поэтому столь охотно пускал в ход фантазию. Однако навязчивый образ прилик к внутреннему взору так сильно, что я чуть не проморгал нетерпеливые жесты пальцами, которыми сыпали в мою сторону пришедшие гости.
Я сразу кинулся к бутылкам. Хвала богам, Даниэлле поставил бутылки рядом с нужными стаканами, иначе я бы непременно их перепутал, в моей голове царила такая сумятица, что я немного расплескал виски. Стакан без ножки для низкого, с ножкой – высокому… Бесшумно я приблизился в ожидающим строгим костюмам. Тот, что повыше сразу выхватил из моей руки стакан и одним махом осушил его, а пока он делал это я пристально разглядывал его. Вернее, его губы.
Сейчас они казались мне абсолютно нормальными, но я никак не мог избавиться от чувства неестественности в тот момент, когда он провёл по ним мясистым языком, как будто собираясь распробовать на вкус эту девушку… Я резко вскинул голову, пытаясь отыскать чарующую певицу, но сцена была пустой, она покинула её, пока я возился с бутылками и старался не перепутать стаканы. Странно, что за столь хорошее пение она не удостоилась даже аплодисментов. Да и что стало с её голосом…
Из размышлений меня вывела пухленькая рука, наткнувшаяся на мою собственную. Я совершенно забыл про толстячка, который вслепую ощупывал пространство, пытаясь отыскать предназначавшийся ему стакан. Напиток он цедил маленькими глотками, хотя его сушила невероятная жажда. Невысокий человечек в строгом костюме был полностью мокрым, пот крупными каплями стекал по его вискам, ладони оставляли влажные следы на подлокотниках кресла, и ещё он запыхался. Казалось бы, на протяжении последних двадцати минут он только и делал, что сидел, однако вид имел такой словно только что пробежал километр. Интересно, он тоже облизывался и вытягивал губы трубочкой?
Пивший коньяк давно уже вертел пустой стакан в руках, дожидаясь, когда его компаньон разделает во своей порцией напитка. Он ни разу не приподнял маску, ни задал ни одного вопроса, но тем не менее вернул протянул мне стакан именно в тот момент, когда человечек с эспаньолкой вылил последние капли на свой язык. Против своего желания я увидел его глотку и язык. Да, такой мог сладострастно облизывать губы. Находясь во власти собственных предположений, я вернулся на своё место с окрепшей уверенностью прослушать все оставшиеся песни. Забытая затычка упокоилась в переднем кармане моих джинс.
Выждав несколько секунд после моего ухода, убедившись в нерушимости тишины, один из гостей слегка махнул рукой. В углу сцены мелькнуло мексиканское лицо Даниэлле, и музыкальный вечер продолжился.
Занавес колыхнулся. Пружинистой походкой на сцены вышел высокий субъект примерно моего возраста, который казался бы ещё выше если бы не имел столь ввалившиеся вперёд плечи. На его голове густые волосы были размётаны по сторонам, один вихор нависал прямо над глазами, чем-то напоминая образ Элвиса со знаменитым утиным клювом. За длинной чёлкой практически не было заметно глаз, вокруг рта и на щеках я разглядел пунцующие россыпи прыщей, через одно плечо была перекинута гитара.
Глядя на неё, я сразу перенёсся мыслями к своему собственному "Ovation", содержащемся в куда лучшем состоянии. Гитара на плече этого нескладного парня в мятой рубашке выглядела потасканой и была выкрашена в противный тёмно-синий цвет, кое- где стёршийся до голубизны. Необрезанные струны металлическим пучком колыхались возле колков, подрагивая при малейшем движении. После девочки с божественным голосом парень производил удручающее впечатление.
Волна критики и неприязни к нему могла и дальше нарастать внутри меня, но разбилась в пух и прах в тот момент, когда впервые прикоснулся к струнам, и из-под пальцев сбежали первые нотки. Я сделал несколько бесшумных шажков вперёд, чтобы ничего не пропустить.
Парень принадлежал к той категории гитаристов, которые из принципа никогда не пользуются медиаторами, пальцы обеих рук синхронизировались с невероятной точностью, зажимая и отпуская лады, мелодия постепенно набирала ход.
Вне всякого сомнения, он импровизировал, причём делал это прямо на ходу, он выдумывал мелодию, интуитивно меняя ноты и каждый раз идеально попадая. На лице его царило равнодушное выражение, которое часто можно заметить у настоящих виртуозов, делающих свою обычную работу и не понимающих, почему у остальных людей она захватывает дух. Невольно я стал отбивать ногой ритм, а мои пальцы опускались на воображаемые струны.
Игра парня в мятой рубашке настолько увлекла меня, что на некоторое время я совершенно забыл о двух фигурах с закрытыми глазами, которые продолжали с жадностью ловить и впитывать каждую срывающуюся нотку. Теперь я стоял несколько ближе к ним и мог наблюдать за тем, как оба они вытянули вперёд нижнюю губу и принялись заглатывать музыкальный воздух. Клянусь, именно так это и выглядело! Они втягивали в себя большими порциями пространство, наполненное звуками!
Наблюдаемая картина не несла в себе следов логики, она казалось дикой, невозможной, возмутительной и мерзкой! Она не должна была существовать, однако на моих глазах два строгих костюма питались звуками и голосами, бессовестно жрали их за маленькой дверью уютной забегаловки! Справляли свой пир в шумопоглощающей комнате с повязками на глазах, чтобы ничего не отвлекало от истинного удовольствия поглощения!
И всё это на фоне затихающей гитары!
Мне пришлось прислониться к стойке с бутылками, чтобы не рухнуть головой вперёд, самые противоречивые предположения выстраивались рядами в моём сознании и постепенно подтверждались тем, что я наблюдал. Раньше, всего несколько минут назад, я пытался искать смысл, но чего же неприглядным он смотрелся сейчас, когда я только-только стал его нащупывать.
Инструмент ещё пару мгновений назад звучавший величественно теперь практически шептал, хотя парень ни на йоту не убавил силу ударов по струнам, просто гитара отдавала свой голос, как и девочка, неуверенно мявшая кулачки перед тем, как начать петь. Как будто бы я наблюдал за концертом по телевизору, и кто-то постепенно решил убавлять громкость. Не представляю, как подобное могло происходить, я не видел никаких причин, способных так безостаточно и полно поглощать звук… Кроме…
Кроме двух человек в строгих костюмах с сильно вытянутыми нижними губами и блаженными выражениями на лицах. Человек? Мне захотелось резко подскочить к ним и рвануть дорогие воротники, чтобы посмотреть, что же скрывается за этими пиджаками с рубашками, захотелось ещё раз глянуть на их языки, облизывающие столь невероятную пищу, захотелось громко затопать ногами и разбить об пол несколько бутылок, чтобы помешать им выпить этого парня до конца, но ничего из этого я не сделал.
Я продолжал стоять возле открытого шкафа, и чувствовал, как меня всё плотнее охватывает страх. Не боязнь лишится работы или премиальных, а самый настоящий, глубинный, животный страх. В один момент внушительная сумму, которую я должен был получить за помощь в проведении "одного мероприятия", полностью потеряла смысл, я привык получать деньги за разнос еды и протирание столов, а не за обслуживание тех, что забирают у людей данное им с рождения.
Как просто всё оказалось! Странные бахилы на ногах постепенно начинали вписываться в общую картину, беруши должны были отсекать тех, для кого не предназначалась музыка, повязки на глазах предлагались только избранным. Только тем, кто приходил в это заведение в строго определённые часы, заходил в закрытую комнату и упивался живым звучанием.
Обессилевшая гитара с мёртвыми струнами стала безмолвной, парня на сцене стали сменять другие, и все уходили со сцены, навсегда лишившись сокровенной частички самого себя. Одна женщина в годах и с проседью в волосах пела о несчастной любви, её голос так томительно дрожал, пока окончательно не замолк. Другая так и не сумела довести песню до конца, я видел слёзы на её глазах, я видел мольбу, застывшую в них, но всё было решено уже очень давно. Даниэлле, твёрдо держа её за локоть, увёл со цены несчастную, чтобы она могла уступить место для других, готовых стать блюдами на празднике каннибальской щедрости.
А пока голосящие сменялись немыми и навек замолчавшими, я наливал в стаканы алкоголь и разносил его строгим костюмам. Если в начале они и старались держать себя в руках, то сейчас уже были не в состоянии совладать с собственными эмоциями, и дело было не только в виски или коньяке. С их сытых, но не пресыщенных, жадных и страждущих продолжения, рыл стекали слюни, эспаньолка низкого полностью промокла, а он даже не обращал внимания на капающие на пиджак и стекающие за воротник слюни. Больше всего они напоминали близких к передозировке наркоманов, но я продолжал исправно носить им выпивку, пусть даже высокий был уже не в состоянии попасть ей в рот.
А люди на сцене продолжали меняться, я уже не вёл им счёта, все они были обречёнными, и во всём мире я один знал о том, через что им придётся пройти, но абсолютно ничего не мог сделать. Во-первых, потому что мне было страшно, от того, что эти пухлые губы с чересчур подвижными языками могли посмотреть в мою сторону и осушить меня всего за пару вдохов, пусть бы я оказался и в половину не таким вкусным как те, кто дефилировал по сцене, в последний раз наслаждаясь привычным звучанием, рождающимся у него в лёгких; во-вторых, потому что я сам подписался на эту мерзкую работу и не мог просто развернуться и уйти.
