Павел Чук
Первый среди равных
Валентин весело хмыкнул. И в этом Мире, куда бы он ни попал, параллельная это Вселенная или другая Галактика всегда найдутся и отличия, и приятные греющие душу мелочи. Как знал не понаслышке, всё-таки ни один год в армии служил, обычай обмыть звание или награду – это целый ритуал. Свою первую медаль «За отвагу», о которой и говорить никому нельзя, довелось получить из рук командира прям перед выходом на задание. Замотался, забыл и не сдал её вместе с документами секретчику, и она оказалась с собой.
Тот выход оказался не столько трудным, сколько затяжным. Оборудовали лёжку с напарником и следили за редким передвижением живой силы и техники по дороге. На третий день как-то случайно достал из рюкзака бархатную коробочку с орденом:
– Что не сдал?
– Забыл, – честно признался я.
– Спрячь поглубже, а ещё лучше… ладно, просто спрячь. Первая?
– Ага.
– А знаешь, что её обмыть надо?!
– Знаю. Вернёмся, обмоем. Не на задании же.
– Верно. А знаешь, откуда такой обычай «обмыть» на Руси появился?
– Так со времён Великой Отечественной, – искренне ответил я.
– Не правильно, слушай. Обычай «обмыть» ведётся ещё с восемнадцатого века, его в своём толковом словаре Даль упоминал…
Я слушал рассказ своего напарника и удивлялся, откуда он знает столько всего. Оказалось, что глагол «обмыть» изначально связан, в первую очередь, с приведением в порядок человека. Это обряд «купания» – «обмывания» покойника. Но самое интересное, что смерть издревле не являлась скорбным ритуалом. Не зря говорили славяне о тризнах, как о пиршествах на могилах усопших. В случае «обмыть покойника» – значит отправить его в новую, вечную жизнь и торжественно подготовить к другому, долгому пути.
С конца восемнадцатого века, как в своём великом труде – толковом словаре Даля отмечал автор, «обмываться» стало почти всё более или менее значимое. Для того чтобы придать приобретению или делу статус важного, подчеркнуть величественность события, его переводили в разряд ритуального фразой: «надо обмыть», закладывая смысл: «со всей тщательностью подготовиться». А поговорка «это дело надо обмыть», да, пошла после Великой Отечественной войны. Но традиции выпить по поводу радостного события имеют корни с древних времён. Ещё древние греки праздновали и не забывали окропить землю вином в честь удачного завершения дела или по случаю прибытка, делясь радостью с Богами.
– О, как, не знал!
– Так и я не знал, пока не заинтересовался этой традицией, – ухмыльнулся напарник, – как вернёмся с задания, не забудь пригласить.
– Обязательно!
– А обычай первой зарплаты, знаешь? – оживился напарник. Затронутая тема ему нравилась, и он не преминул блеснуть знаниями.
– Знаю. Я как раз матушке подарок купил, отправил, а остальное с отделением в ресторане прогуляли.
– Это правильно, что матушку не забыл. Из мемуаров Чкалова, помнишь, такой лётчик был в начале двадцатого века.
– В школе изучали. Он ещё из Москвы через Северный полюс в Америку как командир экипажа беспосадочный перелёт совершил.
– Ага. Он. Небось не ЕГЭ сдавал?
– На следующий год ввели. Я по-старому, зубрёжкой, – в ответ улыбнулся я.
– Понятно, – удовлетворённо кивнул напарник, – так из воспоминаний Чкалова, когда он закончил лётную школу, году так в двадцать четвёртом и прибыл в гарнизон, так на первую зарплату купил фуражку военлёта, а остальные, замечу, немалые деньги пропил, обмывая обновку.
– Только у нас стоимость обмывания может в разы превысить стоимость покупки.
– Не ехидничай, это именно так. Я как-то купил жене серёжки, так на «обмыть» истратил раза в три больше, – улыбаясь, поведал напарник…
Я лежал на полу, укутавшись в подобие шинели. Сон, то обволакивал, затягивая в лоно Гипноса10, то вырывал из забытья и волнами накатывали воспоминания. Я смирился со своей участью и только сейчас понял, как тяжело родителям. Их сын, то есть я – пропал без вести. Ни трупа, никаких следов от меня не осталось. Они, небось всю родню, все экстренные службы подня́ли на мои поиски, но результат ожидаем – я тут, а они там и не ведают, что со мной всё в порядке. Так же тяжело было во время войны получать не похоронку, а извещение с короткой припиской: тогда-то, там-то, ваш сын, брат или муж, пропал без вести. Оставалась надежда, что вернётся, что это ошибка. И долгие годы ждали, надеялись и верили в чудо…
– Валео! Не спишь? Тебя полковник вызывает! – кто-то толкнул в плечо.
– Тише. Остальных не разбуди. Сейчас выйду, – ответил, прогоняя остатки воспоминаний.
Глава 13
Стремительно набирающая силу осень преподнесла последние тёплые деньки перед короткой, но очень неприятной зимой. Эну Линесса прогуливалась в саду, мечтательно строя планы на будущее.
Климат в столице Канторийской Империи Тиносванне очень не нравился эну Линессе и в детстве, будучи жив отец, она вместе с домочадцами перебиралась в зимнюю резиденцию, расположенную в пяти днях пути от столицы, где проводила время, сначала листая старинные фолианты, а повзрослев, читая обширную библиотеку, собранную отцом. И это вошло в привычку. Теперь она с предвкушением ожидала, что отправится в зимнюю резиденцию и погрузится в удивительный мир чужих мыслей, запечатлённых на бумаге.
Ни болезнь, ни смерть отца не изменило сложившийся порядок. Её дядюшка Император Странис Первый не возражал, что племянница зимой уединяется в дальней резиденции и практически в одиночестве проводит долгие месяцы зимы. Но скоро всё поменяется. Буквально через год ей исполнится двадцать один год и по местным законам она станет совершеннолетней.
По Закону о Престолонаследии, претендовать на трон она не может, если только выйдет замуж за какого-нибудь короля или императора другой страны, но среди претендентов, чтобы породниться с представительницей древнего монаршего рода, достойных кандидатов не сыскать. Кто или помолвлен, или безнадёжно стар.
За мечтаниями она не заметила суету и большое количество экипажей возле дворца.
– Что случилось? Разве на сегодня назначен приём? – поднимаясь по лестнице, остановила эну Линесса первого попавшегося под руку слугу.
– Извините, эну Линесса, – с поклоном ответил немолодой мужчина, – но я не знаю. Вам лучше обратиться, к кому из дворян.
«Странно», – подумала эну Линесса, поднимаясь на второй этаж к себе в покои.
Проходя мимо большого зеркала, она остановилась, всматриваясь в своё отражение. Невысокая, но не настолько, чтобы маленький рост бросался в глаза. Вытянутое, худощавое лицо с небольшим количеством румян. Аккуратные густые чёрные брови. Большие, открытые глаза с зелёно-серыми искорками смотрели на неё укоризненно.
Эну Линесса ухмыльнулась. Именно глаза, доставшиеся от мамы, в которых невозможно понять внутреннее состояние, очень нравились её отцу, и она этим очень гордилась.
Эну Линесса вспомнила последнюю их встречу. В тот день она уже приготовилась отойти ко сну, но никак не могла уснуть, ворочаясь под одеялом, доставляя неудобства ночной няне, как дверь отворилась, и её проводили к лежащему в спальне отцу. Она знала, что он болен и не в себе. Ей удавалось изредка подслушивать разговоры взрослых во время завтрака или обеда, но, сколько ей тогда было? Девять, двенадцать лет? Что она понимала? Она и не сразу сообразила, что заболев, её братья, скончались. Сначала ей говорили, что они уехали лечиться, что скоро вернутся, а когда заболел отец, она поняла, что братья больше не вернутся, что больше им не гулять, не играть, не бегать, веселясь по дворцу…
– Дочка, подойди. Дай взглянуть на тебя… – сквозь гримасу боли, говорил мужчина.
Линесса не сразу узнала в лежащем в постели, укутанным одеялами человеке своего отца. Его лицо осунулось, побледнело. Черты лица обострились, и во взгляде отсутствовали те властные, но добрые нотки, что и отталкивали, и притягивали одновременно.
– Как ты выросла. А глаза, словно мамины, такие же… красивые.
Отца она больше не видела, не разговаривала с ним. Пышные похороны прошли, как в тумане. Поняв, что в таком большом и сложном мире осталась одна, Линесса долго горевала, но наступила зима и её вновь отвезли в зимнюю резиденцию, где она окунулась в любимое дело, и постепенно забыла о произошедшей в семье трагедии.
Только повзрослев, поняла, сколько добра для неё сделал дядюшка. Она его искренне любила и сейчас, смотрясь в зеркало, у неё ёкнуло сердце.
«Неужели с дядей что-то случилось!!!» – пронеслась ужасающая мысль, и она побежала, не замечая, как её провожают заинтересованные взгляды придворных.
– Впустите меня!!! – стоя возле наглухо закрытых дверей, кричала Линесса, грозя гвардейцам из личной охраны императора всевозможными карами, – впустите! Я приказываю! Пожалуюсь генералу и он вас в самый дальний гарнизон сошлёт или сразу на войну, а то ишь, особу царских кровей не впускать вздумали!
Но гвардейцы, с невозмутимым видом, не шелохнулись.
Дверь медленно растворилась, и оттуда показался личный лекарь Императора:
– Кто тут шумит? Прекратите! Императору необходим покой.
– Джессин Бонса, – быстро заговорила эну Линесса, – что с императором?
– Ах, это вы, эну Линесса. Подождите. Я сейчас выйду, поговорим.
Ходя из стороны в сторону, с нетерпением, девушка ожидала личного лекаря Императора. Её мысли метались, строя одно предположение за другим. Её начинало трясти от нервного напряжения. Она вновь ощутила себя маленькой и беззащитной, словно в те дни, когда умирал отец. Но в тот момент подставил плечо, утешил, не дал сгореть во всепоглощающей скорби, дядюшка, а сейчас слёг и он. Линесса почувствовала, что остаётся совсем одна. Да, она повзрослела, набралась жизненного опыта, но в большей степени интересовала не её дальнейшая судьба, а что с Императором.
– Пойдёмте ко мне, эну Линесса. Вижу, вы не в себе. У меня есть отвар, как раз для таких случаев. Вам необходимо успокоиться.
– А как же Император?
– С ним останутся, присмотрят. Сейчас он отдыхает. Не беспокойтесь.
– Он болен?
– Да, захворал Император, но ничего страшного. Перенервничал. Столько на себя взвалил, но, думаю, через пару недель восстановится. Не беспокойтесь. Организм хоть и ослаблен, но под бдительным присмотром быстро пойдёт на поправку.
Эну Линесса и Джессин Бонса медленно шли по коридору пока не остановились возле неприметной двери, где проживал императорский лекарь. Линесса никогда не бывала у него в покоях и не знала, где они находятся, потому что в случае надобности за лекарем посылали, и он тут же приходил.
– Проходите, присаживайтесь. Извините, у меня не прибрано. Слуг я сюда не допускаю, а учеников у меня нет. Такая специфика, понимаете ли.
Линесса уселась в удобное кресло и внимательно смотрела на пожилого лекаря, перебирающего на столе какие-то тёмные бутылочки.
«Сколько ему лет? Шестьдесят, семьдесят? Сколько себя помню, Джессин всегда был рядом, при дворе. Лечил и меня, и братьев, и прежнего Императора, но… не вылечил. Почему его оставили?!», – закралась подозрительная мысль.
– Выпейте, эну Линесса. Успокойтесь, – лекарь протянул кружку с резко пахнущей жидкостью. – Это отвар из цветков липерии.
– Что с Императором? – взяв в руки кружку, но не торопясь пить, вновь спросила эну Линесса.
– Я же сказал, переутомился, устал.
– Вы не договариваете, почему отводите глаза? Смотрите на меня! – ожидая опасность, в минуты тревоги, неожиданно в девушке проснулся властный характер.
– Вы, прям, как ваш отец. Такая же строгая, – ухмыльнулся Джессин и присел напротив девушки, – Император сильно болен. У него лихорадка. Какая, пока определить не получается. Симптомы определить трудно, они неочевидные. Что плохо, вы не знаете, но Император страдает головными болями. Иногда теряет сознание, провалы в памяти. Понимаете, я вам говорю то, что никому знать нельзя, что никто, кроме лекарей и теперь вас, не знает…
– И даже эну Доанна? – удивилась Линесса.
– И она тоже, но вероятно, догадывается. Всё-таки супруги и много времени проводят, точнее, проводили вместе.
– Может лекаря, какого позвать, заграничного? – робко, словно рассуждая сама с собой, спросила эну Линесса.
– Какой заграничный лекарь, когда война идёт? Вы в своём уме?! И не понимаю, почему в своих врачевателей не верите, думаете, что за границей лучше? Университеты всякие там, магистратуры непонятные, а что из поколения в поколение знания передаются, новыми познаниями пополняются, это вы не знаете? Эх, если бы назад, лет так на десять, и с теми знаниями, которые сейчас, то вылечил бы ваших братьев!
Невольно на глазах девушки навернулись слёзы. Она вспомнила старших братьев, отца и не в силах сдержаться, зарыдала.
– Что вы, что вы, эну Линесса. Успокойтесь. Не надо волноваться, ничего страшного нет. Я, как и говорил, с Императором всё будет хорошо, выздоровеет.
– Вы в этом уверены?
– Уверен. Лихорадка протекает, хоть и в тяжёлой форме, но бояться нечего, Болезнь известная, изученная. Вот только наложение на хронические болезни, возможно, изменили симптоматику, но не волнуйтесь. Во дворце собрались лучшие лекари, – слова Джессина звучали как-то неуверенно, что не ускользнуло от слуха эну Линессы.
– Зачем вы меня успокаиваете?! Вы сами не верите в то, что говорите! Кстати, не думали, что Императора могли отравить? И из-за этого такие симптомы. Я не понимаю в медицине, но нельзя отбрасывать и этот вариант. Тем более, сами говорили, что заболевание протекает с неочевидными симптомами.
– Отравили? Но, позвольте, кто?! Посторонних к Императору не допускают. Всю еду, питьё, проверяют. Микстуры, согласовав рецептуру, готовлю я лично и из проверенных ингредиентов.
В дверь постучали.
– Кто там?
– Император очнулся! Требует к себе, – послышалось из-за двери.
– Извините, эну Линесса, но мне надо идти, – заторопился, собираясь Джессина Бонса.
– Можно повидаться с дядюшкой? – вставая с кресла, настойчиво попросила Линесса, делая упор, что ей необходимо поговорить не с Императором, а с родственником.
– Не сегодня. Император слаб и ему необходим отдых…
Не скрывая недовольства, эну Линесса вышла в коридор.
Сегодняшний день она хотела посвятить сборам к отъезду в зимнюю резиденцию. Всё-таки погода стоит сухая, дороги не размыло, а совсем скоро зарядят дожди, и придётся очень долго и некомфортно добираться до ставшего родным места. Именно чтобы спросить разрешения уехать в зимнюю резиденцию эну Линесса хотела встретиться с дядюшкой, но планы изменились. Она не решилась покинуть дворец во время болезни Императора.
В государственные дела её не посвящали, но убыть в такой неподходящий момент и отстраниться от придворных интриг, которые, как не сомневалась, разгорятся с новой силой, было бы неразумно, рассудила она. Тем более, когда главный хранитель, самый сильный из тех, кто ей благоволит, оказался на больничной койке. Пусть она неопытная, пусть у неё нет советников, пусть не поднаторела в дворцовых интригах, но всё её естество умоляло, нет кричало: «Останься!»…
В покоях Императора немноголюдно. Только самые верные слуги и дежурный лекарь. По всеобщему согласию, медики договорились дежурить по очереди возле ложа Императора, следя за состоянием больного, а Джессина Бонса удостоился права принятия окончательного решения в лечении венценосной особы. Его опыт и мудрость стояли на недосягаемой для других высоте и ценились не только Императором, но и признавались врачебным сообществом.
– …смотрю, жар спал. Как ваше самочувствие?
– Голова раскалывается, что шевельнуться больно, – ответил Император.
– Вы плохо спали. Сейчас вам надо поесть и обильное питьё.
Слуга помог Императору приподняться, но тот скорчился от боли, закричав сквозь зубы:
– А-а-а!!! Голова! Где Ингар, позовите его.
– Ингар Симиони отбыл из дворца, – услужливо доложил слуга.
– Там, в верхнем ящике, микстуры. Подайте! – продолжая корчиться от боли, сквозь зубы говорил Император.
– Микстуры? – удивился Джессина, но подошёл к секретеру, на который указывал Император и выдвинул верхний ящик. Достал небольшую тёмную бутылочку и внимательно прочитал этикетку: «Болеутоляющее. Принимать три раза в день по малой мерной ложке».
– Ваше Величество, давно принимаете?
– Месяц, примерно. Давайте скорее.
– Почему меня не предупредили?
– Я говорил, что ваши лекарства не помогают.
Джессин откупорил бутылочку, осторожно принюхался:
– Вытяжка толокнянки, настой коры че́рвеня, оргинс. Ещё что-то, что не могу разобрать. Слишком тонкий аромат. Всё настояно на «жгучей воде». И это вам помогает?
– Да! – раздражённо выкрикнул Император, но потом смягчился, – обрадовался, что после приёма микстуры Ингара головные боли практически перестали беспокоить. Пропустил несколько раз приём, а сейчас голову словно зажали в тиски и бьют по ней кузнечным молотом. Дайте скорее микстуру!!!
– Ваше Величество, бутылочка пуста. Выпейте приготовленную специально для вас.
Со стола Императора Джессин взял кружку с водой и влил в неё несколько десятков капель из стоящих на столе возле Императора склянок.
– Она не помогает.
– Выпейте. Я поговорю с Ингаром Симиони, узнаю состав, и лично буду готовить эту микстуру в нужном количестве…
Выходя из покоев Императора, Джессин недовольно бурчал себе под нос:
– Надо поговорить с этим Ингаром. Почему не сказал, что без моего ведома даёт Императору какие-то лекарства?! А состав?! Скорее, похоже на мочегонное, чем на обезболивающее, но на «жгучей воде» не настаивают такого рода препараты. Может, из-за этого и диагноз определить не можем. Одни симптомы усилились с побочными эффектами, а другие наоборот, ушли на второй план…
Эну Доанна расположилась в своей опочивальне, готовясь к неприятному, но необходимому разговору. Второй день Император лежит, не вставая, и она в растерянности. Она не успевает всех подкупить и убедить поддержать изменения в Закон о Престолонаследии. А ещё Ингар Симиони куда-то пропал. Эну Доанне доложили, что за ним посылал Джессина, и тот обещал прибыть, но не сразу, а только через день.
– К вам посетитель, Ваше Высочество! – дверь тихо распахнулась, и на пороге показался слуга.
– Кто там? – недовольно произнесла эну Доанна, хотя с нетерпением ожидала именно этой встречи.
– Ингар Симиони, – почему-то без регалий представили посетителя.
– Впустите.
Церемониальное приветствие.
После обязательных по этикету вопросов: «Как добрались?», «Как самочувствие?», «Не устали с дороги?», эну Доанна набросилась на него с упрёками:
– Что ты натворил?! Знаешь, что личный лекарь Императора заинтересовался тобой? Он тебя подозревает? Почему сразу не прибыл по его требованию? Хочешь, чтобы тебя причислили к шпионам?
– Успокойтесь эну Доанна. Дела идут так, как задумано. Главное, чтобы вы не оказались одни.
– Но Император не встаёт с постели! Не занимается государственными делами. Я не могу к нему попасть! Этот Джессина никого не пускает! А ещё эну Линесса постоянно крутится возле покоев Императора!
– Лекаря беру на себя. По этому поводу не переживайте. Главное, убедите советников Императора изменить Закон. У него скоро наступит ремиссия – это такой период, когда симптомы течения болезни исчезают и кажется, что больной выздоровел, но потом…
– Что потом? – неуверенно спросила эну Доанна.
– Потом вы знаете, что произойдёт. Срок, который я вам озвучил, неизменен.
В дверь постучали. Эну Доанна неохотно разрешила войти.
– Извините, что прерываю беседу, – в помещение вошёл взволнованный слуга, – но Джессина Бронса потерял сознание. Всех находящихся во дворце лекарей просят прибыть в правое крыло.
– Что с ним? – встрепенулся Ингар. На его лице отразилось непритворное беспокойство. – Извините эну Доанна, но мне необходимо покинуть вас. О порядке приёма соляных ванн, мы с вами поговорим позднее.
– Ступайте, Симиони. Жду вас после того, как освободитесь.
Дверь за посетителем закрылась, Доанна осталась одна и не удержалась, едва слышно произнести: «Вот шельмец, всё успевает!!!»
Глава 14
Вопреки желаниям, Эну Линесса осталась в столице, но её не допускали не только к Императору, а и запретили бывать в центральном крыле дворца, где в опочивальне продолжал, не вставая с кровати лежать её дядюшка. Со смертью Джессины Бонсы, что сказать – возраст, развели руки знатоки медицины, она практически оказалась изолирована в своих комнатах, изредка выходя на прогулку.
– Эну Линесса, вам помочь?
– Спасибо, Зассина я сама. Думаю пройтись перед обедом.
– Но на улице так холодно! Дождь идёт со снегом! Как же хорошо было в загородной резиденции. Там тепло! И, наверно, никогда не бывает холода. Почему мы так и не уехали? – горничная Зассина примерно одного возраста с эну Линессой. С детства были вместе. Играли, бегали маленькими детьми по замку, делились самыми сокровенными тайнами. И Зассина иногда забывалась, разговаривая с хозяйкой почти на равных. Но эну Линессу пренебрежение этикета не беспокоило. Именно сейчас, когда будущее её самой казалось безутешным, Линесса поняла, что не осталось ни друзей, ни верных людей, способных открыто подставить плечо в наступивших трудных временах.
Больной Император уже месяц не в состоянии вести дела, проводить приёмы и совещания. Лекари почти никого в его покои не допускали. Изредка разрешая приближённым заходить удостовериться, что Император жив.
В это время Эну Доанна развернула бурную деятельность. От имени Императора принимала послов, разрешала накопившиеся дела, чем сыскала недовольство некоторых высших придворных. Но с ними она быстро расправилась, выслав подальше из столицы.
Эну Линесса чувствовала, что надвигаются тяжёлые времена, но ничего поделать не могла. Долгими вечерами она думала, что может и вправду, когда исполнится двадцать один год и она станет совершеннолетней, выйти замуж и уехать из столицы, а может и из страны. Придворные до сих пор предлагали, как им казалось завидные партии замужества, но Линесса знала, точнее, догадывалась, что все кандидаты подобраны именно эну Доанной и ей не хотелось осознавать, что является пешкой в чьей-то игре.
– Эну, мне с вами пойти? – тихо спросила Зассина. По её недовольному лицу читалось, что она не хочет облачаться в зимние одежды и выходить из тёплой опочивальни.
– Нет, Зассина. Останься. Перебери вышивальные принадлежности, переданные уважаемым Гонзой. После обеда будем вышивать. И ещё, всё-таки помоги мне одеться.
Промозглый ветер. Не только мелкие, назойливые ледяные капли дождя, но и пугающая пустота сада удручала. В предобеденное время обычно в саду на прогулке можно встретить много знакомых лиц, остановиться, поговорить, обсудить ничего незначащие дела. Познакомиться с новыми лицами, но сейчас сад опустел. И придворный садовник, ухаживающий за молодыми кустарниками, и слуги, убирающие, вымощенные привезёнными из восточных провинций редкими породами гранита дорожки, спрятались от непогоды.
Эну Линесса уже жалела, что не послушалась советам служанки и наперекор здравому смыслу выбралась на свежий воздух, но такова её суть. Она с детства поступала именно так, как хотела, не зная отказа ни в чём. Будучи единственной дочерью в большой семье, знала, что братья её не выдадут, а суровый для всех отец простит шалости, строго наказав нянькам, чтобы лучше присматривали за молодой эну.
«Эх, папа, папа. Что мне делать, как поступить?! Почему жизнь так несправедлива? Сначала мама, потом братья, потом ты – папа. Я хорошо запомнила твои слова: «Дочь. Тебе никогда не стать Императрицей, но поступай так, чтобы ни я, ни подданные страны не разочаровались в тебе», но что они значат, до сих пор понять не могу».
– Эну Линесса, – резкий голос заставил вздрогнуть, выводя из раздумий, – вы замёрзли?
Это стоял рядом неизвестно откуда появившийся Ингар Симиони. Совсем недавно вокруг, что простирался взгляд, на длинных дорожках сада совсем никого не было. И вот рядом с ней стоит новый старший лекарь, после смерти Джессина Бонса занявший его место. Ходили слухи, что этот Симиони незаконно рожденный одного из высших дворян, но никто так и не смог ни опровергнуть, ни подтвердить эти догадки.
– Нет.
– Советую вам не переохлаждаться. Погода не располагает к длительным прогулкам. Позвольте вас проводить.
– Не стоит, хотя, – тут в голову эну Линессы пришла интересная мысль, если её не допускают в покои Императора, то почему не узнать, как состояние дядюшки у первого лица, кто не понаслышке знает состояние венценосной особы. И не только знает, но и принимает непосредственное участие в лечении Императора. – Проводите. Думаю, вы правы, не стоит перед обедом слишком долго гулять.
– Вы совершенно правы.
– Как здоровье эну Доанны? – издалека начала расспросы Линесса.
– Хорошо.
– Я очень рада, а то стала переживать, что вы, как лекарь, бываете чуть ли не каждый день в покоях моей тётушки. Беспокоилась, что болезнь супруга сказалась и на её здоровье.
– Не беспокойтесь, супруга императора в полном здравии. Она беспокоится о здоровье Императора. Из-за этого у неё развилась бессонница. Но ничего страшного. Душевный разговор, тёплое питьё и всё пройдёт.
– Лучшее лечение для супруги – это известие, что Император выздоровел. Не так ли?
– Несомненно, вы правы. Именно этим, не покладая рук, и занимаемся. Заказали необходимые травы, снадобья и, думаю, Император пойдёт на поправку. Знаете, слишком редкие травы оказались нужны, а отыскать их во время войны оказалось трудной задачей.
– Но выполнимой?
– Выполнимой. Те места, где прорастает необходимый цветок, сейчас занят неприятелем, и запасы редкого ингредиента иссякли. Но скоро его доставят.
– Думаете, мы победим в войне? – как-то неожиданно для себя, перевела разговор Линесса.
– Несомненно, эну Линесса!
– Но я слышала, что дела на юге Империи не так хороши, как хотелось.
– Я не силён в воинском искусстве, но смею заверить, что Империя сильна и одержит столь долгожданную победу.
– Ваши слова обнадёживают, Ингар Симиони. Благодарю, что проводили.
Смешанные чувства от встречи с Императорским лекарем обуревали эну Линессу. Она не знала этого человека только слухи, что ко дворцу его приблизила эну Доанна, что он незаконнорожденный сын, что обучался за границей, но последнее с большой долей вероятности – правда. Знания и умения, позволили относительно молодому мужчине, не достигшему и сорока лет, занять достойное положение в медицинском сообществе. Его профессионализм лекаря, его знания медицинской литературы, признавался всеми, с кем ей удавалось поговорить. Но их встреча Линессу насторожила. Появилось чувство опасности, такое зудящее, неприятное жжение под левой лопаткой и она поспешила в свои апартаменты.
Не успела эну Линесса войти в опочивальню, как её встретила Зассина:
– Госпожа! Приходил слуга эну Доанны. Она просит, чтобы вы отобедали вместе с ней.
Неожиданное предложение супруги Императора Линесса выслушала невозмутимо, словно именно к этому готовило недоброе предчувствие, появившееся после встречи в саду.
Как дядюшка слёг в постель, эну Доанна и эну Линесса не встречались, избегая друг друга. Линесса помнила отношение к себе супруги Императора, её козни и небылицы, распускаемые при дворе. Одна только история с заезжим скульптором чего стоит.
На одном из приёмов, Линессе представили знаменитого скульптора, волею судьбы оказавшегося проездом в Империи и ожидавшем позволения продолжить путешествие, возвращаясь к себе на родину. Война вносила свои особенности. К иностранным гражданам оказывалось пристальное внимание. За их перемещением следили, долго согласовывая маршрут и сроки пребывания. Скульптор действительно оказался знаменит и его имя – Тито, стало нарицательным, означавшим целое течение в искусстве, символизирующее идеальную, до мельчайших деталей, передачу в камне образа человека. Пользуясь случаем, его работы заказывала столичная знать. При встрече, пленённый красотой эну, Тито невзначай пожаловался Линессе об отсутствии подходящей натурщицы для заказанной ему статуи правительницы Вантисы – женщины, согласно древним легендам, обладавшей невиданной красотой и ставшей после смерти воплощением любви.
Лично позировать эну Линесса не собиралась, но предоставила летний загородный дом в распоряжение мэтру Тито и позволила ему отобрать среди служанок и жаждущих позировать претендентку для натуры, от которых отбоя не было. Очень много девушек пожелали стать музой для великого мэтра. Среди них оказались и молодые особы благородных кровей.
Вернувшись в столицу, Эну Линесса не ожидала, что короткое отсутствие при дворе станет предметом пересуд и пошлых слухов, один краше другого, описывающих непотребные оргии, творившиеся в летнем доме. Когда эну Линессу пригласил к себе Император, она чуть не зарыдала от безысходности, поняв, что угодила в умело расставленные сети завистников. Но обошлось. Император долго молчал, смотря в покрасневшие от слёз глаза племянницы и после, показавшейся вечностью, паузы, произнёс: «Прежде чем что-то делать, думайте о последствиях. Вы – эну Линесса, потомок великого Императора и должны понимать, что находитесь под пристальным взглядом не только поклонников, но и завистников, стремящихся даже такими способами опорочить имя вашего отца. Всё, идите».
Короткий разговор, официальное обращение Императора на «вы». Впервые, с соблюдением дворцового протокола, Император проводил встречу не как с племянницей, а как с подданной, что поставило в тупик эну Линессу. Она всё считала себя ребёнком, беззаботно жила, купаясь в обожании, но этот разговор показал – детство закончилось. Её мировоззрение поменялось. В одночасье она повзрослела, словно сделала следующий шаг, и переступила границу, оказавший во взрослой жизни, где самостоятельно приходится принимать решения, где необходимо отстаивать своё мнение, где предстоит отвечать за свои поступки и не только перед родителями, родственниками, но и перед Законом, но в первую очередь – перед своей совестью…
– Доброе утро, эну Доанна.
– Доброе утро, эну Линесса, – ответив на приветствие, произнесла супруга Императора.
Соблюдая этикет, она ждала, не садясь за стол, а прохаживалась, изредка бросая взгляд в окно. Вошедшая эну Линесса первая поздоровалась со старшей по возрасту и положению дамой, что соответствовало правилам этикета, и эну Доанна одобряюще склонила голову, выказывая своё удовлетворение. Она внимательно смотрела за реакцией Линессы на приглашение, пытаясь прочитать её душевное состояние, но на безукоризненно строгом, ничего не выражавшем молодом лице, отсутствовали признаки беспокойства.
«Как повзрослела за эти дни», – отметила для себя эну Доанна, жестом приглашая занять место за сервированным на две персоны столом.
Планы эну Доанны постепенно исполнялись. Бо́льшую часть членов Совета Императора она убедила изменить Закон о престолонаследии, но оставались два немаловажных момента: во-первых – это супруг, но с ним Доанна уладит дела не поднимая шума; во-вторых – эну Линесса, которая в случае принятия самой строгой, предложенной Доанной формулировки о престолонаследии, всё равно имела хоть и призрачный, но шанс претендовать на Императорскую корону.
