Оргьен Тобгьял Ринпоче
Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро. Жизнь и эпоха

Затем Ринпоче долго ругался, ничуть не ограничивая себя в выражениях, а в конце добавил:

– Ты поднёс мне сосуд долгой жизни, и я искренне верю, что это пойдёт мне на пользу. Поэтому я принимаю это подношение. Но это никак не меняет того факта, что все эти ваши «держатели линии» ни-как не вырастут из детских портков!

Кхатог Онтрул не осмеливался произнести ни слова. Он без промедления уехал в Кхатог, как только завершилась аудиенция.

Кхандро рассказывала, что даже во время путешествия в Сикким Ринпоче непрестанно переживал по поводу ситуации в монастыре Кхатог. Цеджор упоминал, что Ринпоче трепетно относился ко всем аспектам Дхармы Будды. Если он узнавал, что в каком-то монастыре возникли какие-то проблемы, то всегда принимал это близко к сердцу, вне зависимости от того, с какой школой или линией эти проблемы были связаны. Всё это приводило к тому, что он редко пребывал в безмятежном расположении духа.

Прямо перед отъездом Ринпоче в Лхасу Дриме Шингкьонг (нынешнее, а не предыдущее перерождение Шингкьонга) вернулся в Кхатог из Конгпо. Узнав об этом, Ринпоче напомнил о своём намерении:

– Завтра же я проверю содержимое шкатулки, и, если чего-либо там не досчитаюсь, его ждёт порка!

ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ ЧОКЬИ ЛОДРО В МОНАСТЫРЬ КХАТОГ

После того как ушёл из жизни Кьяла Шингкьонг, предыдущее перерождение Дриме Шингкьонга, его брат и казначей отправились в Китай, прихватив с собой множество ценных вещей. Этим поступком они сильно разозлили членов клана Трепа Цанг, которые восприняли это как кражу собственности монастыря Кхатог. Они пустились в погоню и, настигнув беглецов, отняли у них всё, что у тех было с собой. С того момента эти два клана – Трепа и Шингкьонг – стали враждовать между собой. Их спор о разделе имущества был таким яростным, что его никто не смог бы разрешить.

Как-то раз, когда Чокьи Лодро давал передачу цикла «Драгоценность учений терма», этот конфликт вызвался уладить Шечен Рабджам. На протяжении пятнадцати дней он выслушивал позиции сторон и долго консультировался с членами обоих кланов. У каждого участника конфликта была возможность высказать свою точку зрения на проблему, но никто из них не осмелился обратиться напрямую к Кхьенце Ринпоче. В конце концов был вынесен вердикт, согласно которому Трепа должны были не просто вернуть всё, что отняли у Шингкьонга, но вдобавок к тому ещё и выплатить компенсацию за оскорбление членов этого клана. При этом клану Трепа было разрешено остаться в монастыре Кхатог. Таким образом конфликт был разрешён, однако впоследствии эти два рода всегда относились друг к другу с неприязнью.

Гораздо позже, когда Кхатог Ситу Янгси был ещё совсем молод, а в монастыре Кхатог царил упадок, эта неприязнь вылилась в открытый конфликт. Как-то раз молодая невеста одного из представителей клана Трепа со своей матерью и свитой – разодетые в лучшие наряды и украшения – присутствовали на празднестве Цечу. Заметив их, ряженые, принимавшие участие в представлении, наполнили духовые инструменты землёй, и когда во время исполнения танца Гинг пришло время дуть в трубы, молодую девушку и её свиту с головы до ног засыпало землёй. Для клана Трепа это было настоящее унижение. Мужчины клана были взбешены, и всё кончилось тем, что они отрезали уши одному из ряженых.

Кхатог Ситу Янгси и сам Чокьи Лодро, узнав о происшествии, оба пришли в негодование. Именно после этого случая Чокьи Лодро перестал посещать монастырь Кхатог. Он больше не принимал участие в жизни монастыря, как делал это раньше. Однако он успел сделать для монастыря Кхатог много полезного.

5. Основание шедры Кхамдже

Яслышал упоминание о том, что Кхьенце Чокьи Лодро постоянно ездил по окрестностям, чтобы собирать подношения, но в действительности это неправда. После того как в тринадцать лет он закончил курс обучения, его отправили в монастырь Кхатог собрать подношения в Хоргоке и Дзачукхе, а из автобиографии Ринпоче можно узнать, что он заезжал с такой же миссией ещё и в королевство Линг. Однако кроме этих двух поездок, насколько я знаю, была лишь ещё одна, которую он предпринял в возрасте двадцати трёх лет (1916). Он тогда собирал средства на строительство шедры Кхамдже в монастыре Дзонгсар.

Однажды ночью – это была ночь полнолуния на пятнадцатый день нового года – Ринпоче нарисовал детальный план будущего здания шедры. По современным меркам это был небольшой комплекс обычных строений, однако для того времени этот проект считался чрезвычайно претенциозным. Ринпоче посетил предполагаемое место строительства, чтобы рассчитать площадь, которую займут здания будущей шедры. Его сопровождал ньерпа лабранга Кхьенце. Закончив замеры, они отправились в хранилище лабранга, чтобы оценить, хватит ли средств на осуществление задуманного проекта. Однако в «сокровищнице» они обнаружили лишь две коробки чая, семь или восемь мешков ячменя, а также небольшой круг масла.

– Похоже, наша казна практически пуста, – глубокомысленно заметил старик ньерпа. – Не понимаю, Ринпоче, на что вы надеялись, затевая такой грандиозный проект?

– Я собираюсь сам поехать и собрать необходимые средства, – ответил тот. – С деньгами проблем не будет.

Ринпоче подробно объяснил строителю Цевангу Палдену и его рабочим, как должны выглядеть здания шедры, назначил ответственным за ход работ Солпона Джамтру и отправился в долину Йилунг, в монастырь Даргье, чтобы получить разрешение на сбор средств. Как только разрешение было получено, он отправился собирать подношения. Начав с Адзом Гара, он посетил множество мест и собрал достаточно средств, чтобы закончить весь проект. Ему тогда исполнилось лишь двадцать четыре года.

АДЗОМ ДРУГПА

Когда Адзом Другпа получил письмо от Ринпоче, которым тот известил его о своём скором визите, радости его не было предела. Он тут же написал ответ: «Ринпоче, прошу вас, приезжайте как можно скорее, отправляйтесь в путь, не откладывая!».

Группу путешественников во главе с Ринпоче встречали все ламы, монахи и миряне Адзом Гара. Они выстроились по краям дороги, ведущей в Адзом Гар, и по совету самого Адзома Другпы выражали свои благоприятные пожелания чтением молитвы цог Джигме Лингпы из цикла «Сердечная сущность обширного пространства». На Адзоме Другпе было великолепное парчовое одеяние с очень длинными рукавами, расшитое золотыми узорами. Его голову украшал шёлковый шарф, завёрнутый в стиле пенджабского тюрбана, а на шее можно было заметить ожерелья из камней зи. Когда он вышел вперёд, чтобы поприветствовать Ринпоче, то продемонстрировал лотосовую мудру и прыгнул вниз с крыльца, перемахнув разом столько ступенек лестницы, что у всех возникло ощущение, что он не перепрыгнул эти ступеньки, а перелетел их. Затем взял в руку поводья лошади Ринпоче и лично проводил его в гар. Ринпоче занял место на самом высоком троне, а сам Адзом Другпа обратился с речью к собравшимся.

– Перед вами самый выдающийся тулку моего коренного гуру – величайшего мастера Кхьенце Вангпо. Тому из вас, кто побогаче, следует поднести ему коня. Те, кто победнее, могут ограничиться подношением козла. Сам же я подношу ему всё, что у меня есть, – всё, что делает мою жизнь благоприятной, – стада, власть и линию Дхармы.

Позже Чокьи Лодро рассказывал об этом случае Дилго Кхьенце: «Это было очень щедрое подношение, – признался он. – И я принял всё, что Адзом Другпа мне тогда предложил, направив эти средства на строительство шедры. Он был настоящим духовным мастером! Вдобавок ко всем материальным подношениям я ещё получил и посвящения из цикла „Воплощение Трёх драгоценностей“ и „Обретение жизненной силы видьядхар“ Лхацуна Намкха Джигме».

ТРЕТИЙ ДОДРУБЧЕН ДЖИГМЕ ТЕНПЕЙ НЬИМА

Затем Ринпоче отправился в Додруб Гар и там впервые встретился с предшественником нынешнего Додрубчена. Третий Додрубчен ещё был не слишком стар, но страдал от хронической болезни и не мог передвигаться без посторонней помощи. Тем не менее когда Ринпоче прибыл в гар, Додрубчен лично встретил его у дверей своего дома, выйдя на улицу с помощью прислужников.

В конце своей жизни Третий Додрубчен продолжал давать учения и посвящения, но почти никогда не разговаривал с кем-либо лично. Однако ради Ринпоче он нарушил это правило – они пообщались лично, и Додрубчен был с ним очень радушен. Невзирая на своё недомогание, Додрубчен мог давать посвящения, зачитывая довольно долгие отрывки текстов. Он даровал Ринпоче посвящения «Собрание видьядхар», «Собрание Достославных» и «Три корня ньингтиг» и нарёк его Пема Еше Дордже.

Додрубчен страдал и от болезни ротовой полости, которая в Тибете называется бам и дре. Симптомы этой болезни заключаются в том, что у больного опухают дёсны, а между зубами появляются ранки. Губы и язык Додрубчена всегда были опухшими и потрескавшимися. Зубы его были чёрного цвета, а из воспалённых дёсен часто сочились кровь и гной. Сам он писал об этом так: «Когда я был ещё совсем юным, я как-то раз встретил учителя с весьма ограниченными взглядами, и получилось так, что я отклонился в сторону от истинной Дхармы. Кармическим результатом этого стали мои болезни. Однако поскольку болезни позволяют мне очистить эту дурную карму уже в текущей жизни, то я не испытываю из-за них ментальных страданий».

Говоря об «учителе с весьма ограниченными взглядами», он имел в виду одного кхенпо, последователя школы гелуг, который учил его философии в монастыре Додрубчен. Когда этот кхенпо умер, монахи спросили у Додрубчена, где именно должна быть построена ступа в его честь.

– От этого кхенпо я получил учения по всем пяти «Великим трактатам», – ответил Додрубчен, – но ступу в память о нём в монастыре ставить не стоит. Пусть она будет за стенами монастыря.

По этой истории можно сделать вывод, что в те времена школа гелуг обладала в монастыре Додрубчен немалым влиянием.

Я не смог обнаружить никакой информации о том, насколько щедрые подношения были сделаны Ринпоче в гаре Додрубчен.

НАЗНАЧЕНИЕ РЕКТОРА ШЕДРЫ КХАМДЖЕ

К тому времени, когда Чокьи Лодро вернулся в Кхамдже, выяснилось, что средств хватило и строительство всех зданий было закончено. Первые двадцать пять студентов шедры начали первый год обучения, и Ринпоче лично стал их спонсором, организовав систему материальной поддержки студентов, которая гарантировала каждому из них ежегодную стипендию.

Кхенпо Шенга, первый кхенпо шедры Кхамдже. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

Кхенпо Онто Кхьенраб, второй кхенпо шедры Кхамдже. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

Примерно в то же время, когда Ринпоче решил открыть шедру, принц Деге Цеванг Дудул праздновал свою свадьбу в монастыре Гончен. На эту свадьбу были приглашены все учителя, так или иначе связанные с царской семьёй, включая даже Кхенпо Шенгу, который прибыл из Палпунга, где давал в то время учения. Всем было отлично известно, что взаимоотношения Кхенпо с правлением монастыря Палпунг оставляли желать лучшего. Понимая, что такого благоприятного и подходящего события, как эта свадьба, может больше и не представиться, Ринпоче решил, не откладывая, предложить Кхенпо должность.

– Я надумал открыть шедру, – сказал он Кхенпо прямо. – Что ты думаешь о том, чтобы переехать в Дзонгсар и стать её ректором?

Кхенпо Шенга тут же принял предложение Ринпоче:

– Прямо сейчас я остаться в монастыре Дзонгсар не могу, но вы ведь дальновидно сообщили мне обо всём заранее, поэтому в следующем году я обязательно вернусь.

– Правду говорят люди! – сказал Ринпоче своим близким помощникам. – Драка попрошаек – праздник для собак! В следующем году Кхенпо Шенга переезжает к нам!

«Драка попрошаек – праздник для собак» – это старинная тибетская поговорка. Смысл её заключается в следующем: когда попрошайки дерутся, то обычно лупят друг друга дорожными сумками, в которых держат цампу. При этом значительная часть цампы просыпается на землю, откуда собакам очень легко её слизать.

Кхенпо Шенга сдержал своё слово и вернулся через год. Тогда шедра наконец была официально открыта. Эту историю рассказал Гонгна Тулку, который, в свою очередь, слышал её от самого Чокьи Лодро.

Кхенпо Джамьянг Гьялцен, третий кхенпо шедры Кхамдже. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ СРЕДСТВ

Янгси Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо как-то спросил меня: «Правда ли, что обязанность следить за распределением материальных средств монастыря была возложена на Раконга Сотру?

На самом деле это не так. У шедры Кхамдже, монастыря Дзонгсар и ретритного центра Кармо Тагцанг были разные управляющие, за работой которых следил старший управляющий. Джаго Ламу, который долгие годы выполнял в монастыре Дзонгсар обязанности проверяющего (дзонгпон), правительство Деге официально назначило государственным уполномоченным (ходра), и именно в его обязанности входило следить за тем, чтобы учёт ячменя и пшеницы производился надлежащим образом.

В те времена в Тибете было принято следовать древней традиции, согласно которой такие организации, как лабранг Кхьенце, не обладали правом владеть землёй. Бóльшая часть плодородной земли находилась в собственности царской семьи Деге. Это были обширные угодья, находившиеся на территории Кхама. Именно из этих земель были выделены участки под сам лабранг Кхьенце, под здания шедры и двух ретритных центров. Несколько менее крупных землевладельцев выделили лабрангу поля под пашни и работников для возделывания урожая. Всё, что требовалось от самого лабранга, – это предоставлять семена для посева и посылать с проверкой своего представителя, который оценивал урожай, делал расчёты, сколько должно быть передано зерна на нужды учреждений лабранга. После этого кладовщик шедры снабжал шестимесячной нормой зерна, масла и соли каждого студента и работника. Тем, кто работал в лабранге, выделялась провизия и спальное место, однако никакого денежного довольствия им не полагалось.

Значительное количество масла лабранг тратил на изготовление масляных светильников. Целые стада дри держали ради молока, из которого взбивали масло для светильников. (Тогда в Тибете не было магазинов, где можно было бы купить готовое взбитое масло.) Все эти огромные стада лабранг сдавал в аренду семьям кочевников, которые занимались их выпасом и отдавали часть молока и масла в качестве арендной платы. У лабранга были спонсоры из преданных последователей Ринпоче, которые также подносили зерно, масло, мясо и другие продукты. Все эти продукты хранились в специальной комнате под замком в резиденции Ринпоче. Туда было разрешено заходить лишь солпонам, которые изготавливали масляные лампы. Деньги в те времена подносили очень редко.

После открытия шедры Кхамдже Ринпоче поднёс деньги, которые заложили основу для фонда, из которого позже выделялись зерно, масло и другие необходимые продукты студентам шедры, а также тем, кто выполнял ретрит в ретритном центре Кармо Тагцанг. Деньги из этого фонда также выделялись и для ретритного центра сакья Драгон, который находился в монастыре Деге Ринчен.

Все активности, связанные с Дхармой, которые совершались в монастыре Дзонгсар, спонсировались жителями соседних деревень. Бюджет на каждый отдельный ритуал монастырь распределял самостоятельно. Лишь в тех случаях, когда Ринпоче решал организовать более сложный и длительный ритуал, как, например, ежегодный друбчо Ваджракилаи, часть средств обычно заимствовалась из фонда лабранга. Лабранг также спонсировал разнообразные нововведения Ринпоче. Например, он заменил стиль традиционных священных танцев, и теперь монахи учились исполнять их так, как это было принято в монастыре Сакья. Когда монахи освоили новый стиль, был организован специальный фестиваль. Кроме спонсорства подобных специальных проектов, Ринпоче никак монастырю материально не помогал, в этом не было необходимости. Не делал он и подношений лабрангу Тхарпаце^[10].

ВЕРЁВКА ДЛЯ КОЛЬЦА В НОСУ

«Джамьянг Кхьенце Вангпо был очень умным человеком, – сказал однажды Ринпоче Дилго Кхьенце. – Он никогда не передавал в руки других людей верёвку от кольца в носу».

Так Ринпоче перефразировал строку из одной молитвы устремления: «Накинув верёвку от кольца в носу на собственную шею, направлю все усилия на Дхарму»^[11]. Этой шуткой он хотел подчеркнуть, что Кхьенце Вангпо никому и никогда не позволял собой манипулировать.

Когда монастырь Нгор признал Ринпоче одним из своих шабдрунгов [великий лама, держатель линии] и сделал ему щедрое подношение, включавшее палатки, оборудование для кочевого лагеря и лошадей, Ринпоче умудрился сделать так, что весь караван вернулся назад, так до него и не добравшись. По его словам, ему это всё было не нужно, поскольку сам он всегда хотел бы вести образ жизни нищего бродяги. Вот так он совершил поступок вполне в духе Кхьенце Вангпо. Прими тогда Чокьи Лодро подношения от монастыря Нгор – и впоследствии ему пришлось бы в обязательном порядке посылать ответные ежегодные подношения. И не сделай он этого хоть раз, как его тут же публично вычеркнули бы из списка настоятелей Нгора. Поэтому можно с уверенностью сказать, что Ринпоче проявлял такую же дальновидность, как и Кхьенце Вангпо.

6. Ранние годы в лабранге Кхьенце

Когда Кхьенце Вангпо бывал в монастыре Дзонгсар, то останавливался в домах, которые для него предоставляли кланы Сомо и Думо. Когда Кхьенце Чокьи Лодро переехал в Дзонгсар, он поселился в имении, которое принадлежало клану Дилго, в строении, где раньше жил старый монах, один из родственников Кхьенце Вангпо (что означало, что сюда в те времена, возможно, захаживал и сам Кхьенце Вангпо). Думаю, там до сих пор над дверью прикреплён камень с надписью «Чиме Друбпей Гацел», которая вырезана так же, как обычно вырезают на камнях мани-мантры. Все подобные постройки были сделаны из бамбука и стояли вплотную друг к другу. Как только стало ясно, что Кхьенце Чокьи Лодро теперь будет жить в Дзонгсаре постоянно, в стенах были сделаны проходы и установлены двери, и таким образом все соседние постройки были объединены в один большой дом, который стал называться «лабранг Кхьенце». Я расскажу несколько историй о жизни обитателей этого лабранга, которые слышал сам.

Поначалу помощников у Ринпоче было немного – повар, солпон [помощник, отвечающий за подачу ламе пищи и чая] и личный секретарь Цеджор. Он не хотел, чтобы в лабранге жили миряне. Если он узнавал, что в лабранге остановился мирянин, то сразу же делал помощникам выговор: «Зачем он тут? Проедать запасы продовольствия, которое нам поднесли? Недопустимо использовать подношения лабрангу подобным образом! Пусть уходит!».

В те времена Деге Цанг не посылал в монастырь Дзонгсар высокопоставленных чиновников, и жизнь здесь текла размеренно, без особых забот. Такая жизнь продлилась недолго; на тот момент, по словам Цеджора, Ринпоче всегда пребывал в состоянии покоя, ум его был очень ясным, и он был способен одновременно осуществлять сразу несколько видов активности, эффективно управляясь как с серьёзными задачами, так и с повседневными делами. С раннего утра и до обеда он выполнял практику в полной тишине, после обеда позволял себе небольшой отдых, затем снова возвращался к практике, не отвлекаясь ни на что другое до самого вечера. Соответственно и его помощники в те времена тоже вели довольно лёгкую и беззаботную жизнь.

Однажды Ринпоче даже признался Цеджору, что именно тогда он чувствовал себя совершенно счастливым.

– Как? – удивился Цаджор. – У вас же тогда не было толком никакого имущества и помощников было раз, два и обчёлся.

– Сколько бы у меня ни накопилось с тех пор имущества, – ответил Ринпоче, – никогда я уже не был так счастлив, никогда не ощущал такого умиротворения, как в те славные дни, когда всё только начиналось.

РЕГУЛЯРНЫЕ РИТУАЛЫ ЛАБРАНГА

Церемония на основе садханы «Собрание тайн дакини» выполнялась лабрангом Кхьенце ежегодно, но чаще всего в форме друбчо и лишь иногда в форме друбчена. Мандалы, украшения^[12] и особые субстанции посвящения были размещены на алтаре, стоявшем у стены, перед котором выставлялись торма и подношения. Множество практикующих, не являвшихся обитателями лабранга, приходили, чтобы принять участие в церемонии, но сами ритуалы выполняли в основном ламы и монахи.

Больше всего средств лабранг тратил на ежегодную церемонию годовщины Гуру Ринпоче, которая выпадала на десятый день пятого или шестого месяца по тибетскому лунному календарю. В ходе этого празднества обычно выполнялась сложная церемония пиршественного подношения на основе садханы «Собрание тайн гуру». Практики защитников-дхармапал согласно традиции школы сакья – Гур Махакалы, Шала Шипы и Магсора Гьялмо, а также соответствующие молитвы из «Нгодруб Ролцо» – молитвы девяти защитникам традиции Миндроллинг – выполнялись поочерёдно каждый двадцать первый день лунного месяца. Во время церемонии Нгодруб Ролцо были запрещены молитвы помощникам защитников, и поэтому их не читали. Церемонии согласно садханам «Собрание видьядхар» и «Супруга мудрости – Царица Великого блаженства» выполнялись соответственно на десятый и двадцать пятый день лунного месяца, начинаясь ранним утром и заканчиваясь незадолго до заката.

На протяжении всей жизни Ринпоче каждый год на третий день лосара клан Сомо подносил ему большой кусок сладкого сыра. Этот традиционный дар всегда приносили непосредственно в комнату Ринпоче, в хранилище для продуктов, где хранились масло и мясо. Управляющий обычно разрезал сыр на двенадцать одинаковых частей, каждая из которых затем использовалась весь год для ежемесячного цог на десятый лунный день. Сыр добавляли в цампу, а из полученной смеси изготавливали торма, стилизованные под острие ваджры, – один большой и один маленький. Этими двумя торма, небольшим куском мяса и тарелкой жареного ячменя все подношения для цог и ограничивались. Меньшее из двух торма всегда подносили самому Ринпоче.

Ринпоче рассказывал Дилго Кхьенце: «Клан Сомо подносил мне сладкий сыр каждый год с тех пор, как я сюда приехал, и я каждый год подносил его как цог на десятый лунный день. Я начинаю верить, что они делают его в чистой земле Медноцветной горы».

Для церемонии цог Ринпоче обычно доставал из сундука выделанную шкуру леопарда и расстилал её на алтаре. Он также доставал оттуда пять простеньких тарелок, подставку и кинжал. Тарелки (включая и тарелку «освобождения») он расставлял на шкуре от головы до хвоста, а монахам надлежало положить в первую из них добрый кусок торма, поскольку, не побеспокойся они об этом, старик, который постоянно хрипел и кашлял, не получил бы то, что ему причиталось, а это серьёзно расстраивало Ринпоче.

Вино для цог наливали из небольшого деревянного бочонка, который использовался для этой цели ещё со времён самого Кхьенце Вангпо. Монахам было дано строгое распоряжение наливать вино в чашу из черепа непосредственно из самого бочонка, не переливая его сперва для удобства в чайник или кувшин. Ринпоче также требовал, чтобы в бочонке всегда было достаточно вина, и он всегда бранил монахов, если оно заканчивалось.

Старик обычно ковылял за Таши Намгьялом, когда тот ходил за вином для цога. «Эй! Эй! – кряхтел он, подставляя огромную деревянную кружку. – Ну-ка, плесни немного сюда!» Таши Намгьял наполнял его кружку, и старик молча осушал её в один присест огромными глотками, издавая при этом гортанные булькающие звуки. Затем он удалялся, но возникал откуда-то снова каждый раз, когда Таши Намгьял шёл за вином. Он никогда не пропускал ни одной «заправки» из бочонка.

Иногда, когда Ринпоче не мог уснуть или когда у него поднималось давление, он и сам мог угоститься из бочонка, смешав предварительно вино с агаром-35 (тибетское лекарство из трав для успокоения элемента ветра в тонком теле).

В конце каждого цог в лабранг приходила старуха, которая таскала на кухню воду, и Ринпоче всегда следил, чтобы ей также досталось угощение с цог, которое она смогла бы отнести домой.

Верхушки торма для цог десятого лунного дня всегда были стилизованы в виде ваджр, а те, что использовались для двадцать пятого, всегда были округлыми. Ринпоче никогда не подносил сладкий сыр на цог двадцать пятого дня.

В хозяйстве лабранга имелся череп барана, на котором сохранились оба рога. Этот череп всегда использовали во время празднования лосара. Всё остальное время он просто лежал в комнате, где хранились реликвии. Ринпоче считал этот череп очень благоприятным символом, поскольку тот хранился в лабранге со времён Кхьенце Вангпо. Когда в нём появлялась необходимость, он сам шёл за ним в хранилище реликвий. В действительности в это хранилище реликвий не имел доступ никто, кроме самого Ринпоче (я сам точно не знаю, но говорят, что туда пару раз заходил Чагдзо). Ежегодно на тринадцатый день двенадцатого месяца Ринпоче доставал череп и отдавал помощникам, чтобы они сделали из него голову барана и украсили ей особое торма. Те покрывали череп маслом разного цвета, лепили из него глаза и рот, смазывали маслом рога и затем водружали получившуюся голову на большое блюдо и относили показать Ринпоче.

Ринпоче всегда сам руководил приготовлениями к празднованию лосара и относился к этому очень серьёзно, всегда предусмотрительно заказывая всё заранее, в том числе фрукты – яблоки и апельсины. Иногда фрукты доставляли на две-три недели раньше, и тогда он собственноручно – такую работу он не доверял никому – наполнял коробки зерном и аккуратно расставлял фрукты таким образом, чтобы они не касались друг друга, а затем присыпал зерном. Однако, несмотря на подобные предосторожности, иногда фрукты всё равно начинали подгнивать. На тринадцатый день последнего месяца года на алтарь ставили подношения и делали торма. Приглашённые на праздник, включая и тех, кто жил в самом лабранге, обозначали места на полу табличками со своими именами, чтобы быть уверенными в том, что им хватит места.

В первый день нового года все просыпались в три часа утра и выполняли практику согласно садхане «Практика активности: гирлянда драгоценных камней», а также практики Церингмы и Шал Шипа традиции Миндроллинг. Музыканты начинали дуть в трубы, какие обычно используют кхампы. Если в лабранге в это время присутствовал достойный умдзе, Ринпоче доверял ему кимвалы Кхьенце Вангпо, а начинающим умдзе давали обычную пару. Практику начинали так рано для того, чтобы успеть всё закончить к рассвету, когда начинали подавать ферментированный рис, чай с маслом и рис с шафраном. Затем из комнаты выносили цог и все торма, и там оставался лишь столик, стоявший прямо перед Ринпоче, на котором были вино долгой жизни и ритуальные пилюли. Теперь всё было готово к новогодним аудиенциям для монахов монастыря Дзонгсар.

В этот день Ринпоче редко встречался с посторонними. После окончания аудиенции обычно накрывали стол для близких Ринпоче. Для празднования в узком семейном кругу оставались также Шечен Рабджам, Дилго Кхьенце и Кхатог Ситу. Праздничное застолье обычно начиналось около десяти часов утра. Председательствовал за столом всегда сам Ринпоче. Оставшуюся часть дня Ринпоче и другие ламы просто отдыхали. Стол накрывали также для обеда, который начинался в три часа дня; а на ужин желающие могли перекусить обычной лапшой.

В те времена в Тибете люди ели четыре раза в день. Рано утром они готовили цампу с чаем (её называли ден джа), около десяти часов утра был завтрак, в три или четыре – обед, а некоторые могли ещё что-то перекусить перед тем, как отправиться спать.

Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро в шапке сакья в комнате Джамьянга Кхьенце Вангпо в монастыре Дзонгсар. Вторая половина 1930-х гг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

ПОМОЩНИКИ ЧОКЬИ ЛОДРО

Солпон Джамтра

Эту историю мне рассказал Цеджор, но она также входит в «Великую биографию».

Ринпоче было всего восемнадцать лет, когда он взял под свою опеку юношу по имени Джамтра. Когда Джамтра немного подрос, он стал одним из помощников Ринпоче и оставался рядом с ним на протяжении десяти или даже двадцати лет. Я поинтересовался тогда у Цеджора, что за человек был этот Джамтра.

– Джамтра испытывал к Ринпоче искреннюю преданность, – ответил Цеджор. – Я уж не знаю, была ли это такая преданность, какую описывают в священных текстах, но не было никакого сомнения в том, что он просто боготворил Ринпоче. Как и большинство кхамп, он был самоуверенным и совершенно непредсказуемым.

Когда шабдрунг из Нгочог Цанга приехал с визитом в монастырь Дзонгсар, у помощников Ринпоче состоялся следующий разговор.

– Уверен, что Ринпоче завтра пойдёт к этому шабдрунгу, чтобы поднести ему хадак, – заявил Джамтра.

Все присутствующие согласились с ним, отметив, что Ринпоче всегда обходителен и вежлив и что он, вне всякого сомнения, смиренно окажет шабдрунгу почести. Однако мысль о том, что Ринпоче таким образом признает, что его положение ниже, чем у гостя, раздражала Джамтру.

– Дзонгсар Джамьянг Чокьи Лодро и сам шабдрунг! – возмущался Джамтра. – С какой стати один шабдрунг должен унижаться, демонстрируя более низкое положение по отношению к другому?

Однако на следующий день, как все и предполагали, Ринпоче навестил шабдрунга из Нгочог Цанга и поднёс ему белый хадак. Джамтра ходил весь пунцовый от злости. Он провёл день, рыская по лабрангу, как раненый тигр, и лишь ворчал в ответ каждый раз, когда Ринпоче к нему обращался.

Прошло несколько дней, и как-то раз Ринпоче спросил у Цеджора, не знает ли тот, упоминал ли Джамтра о своих планах поехать в Лхасу, в Нгорпу.

– Да, – ответил Цеджор, – он действительно говорил, что планирует подобную поездку.

– Скажи ему, что не следует ехать, – попросил Ринпоче. – Сделай всё, что сможешь, чтобы остановить его. У меня ясное предчувствие, что если он поедет, то его ждут неприятности. Но не рассказывай ему о нашем разговоре, иначе он поступит ровно наоборот. Это должно выглядеть как твоя собственная идея.

Цеджор так и сделал. Он пошёл к Джамтре и предостерёг его от поездки в Лхасу.

– С чего это вдруг мне не ехать? – возмутился Джамтра. – Остальные ведь едут! А, кажется, я понимаю, в чём тут дело! Это Ринпоче считает, что мне нельзя ехать. Но в любом случае, что бы Ринпоче ни говорил, я уже не могу отменить поездку, поэтому ехать мне всё равно придётся.

Когда Ринпоче узнал, как отреагировал Джамтра, то отсчитал Цеджору пятьдесят монет.

– Отдай их Джамтре, – сказал он ему. – И передай от меня, что если он во что бы то ни стало хочет ехать, то пусть хотя бы возьмёт с собой эти деньги.

Однако, когда Цеджор попробовал вручить Джамтре деньги – а среди других там были даже древние китайские монеты, которые ещё ходили в обороте в Деге в то время, тот не смог сдержать своего раздражения.

– Да у меня у самого полно денег. Я, если что, из богатой семьи. И не нужны мне деньги Ринпоче! – пробурчал он.