Омар Суфи
Власть и страсть. Книга первая

– Однако у нас внутри немало тех, кто ратует за иную внешнюю политику. Дело тут не только в либералах. На днях много шуму наделал Найджелл Фарадж со своей речью о блестящей изоляции. Я так понимаю, среди ваших коллег в Консервативной партии, есть немало сторонников этой политики.

Лицо Артура Барроуза опять сделалось недовольным.

– К сожалению, такие есть… Скорее, это по инерции. Видишь ли, мой мальчик, у нас все было хорошо с нашей изоляцией, а потом и с Бисмарком, пока этот взбалмошный кайзер не вступил на трон и не начал эту ужасную гонку вооружений. Что мне вам об этом говорить, когда вы сами все прекрасно знаете. А Фарадж… Да, он из наших, из консерваторов… Патриот, но… но… Судьба Британии не в национализме, а в величии, в ее просторах, в ее способности привлечь на свою сторону миллионы людей. Наша модель управления – самая эффективная… Да-да. Я не слепой патриот… история сама рассудит. Посудите сами – мы в двадцатом веке… Не может один человек управлять всей страной в наш технологический век. Наши парламентские традиции, я думаю, и стоят за нашим успехом. В Германии, к примеру, нет противовеса взбалмошным желаниям кайзера. Отсюда и проблемы.

В это время подошел четвертый гость – Андре Дешамп, представитель партии во французском парламенте «Республиканская Федерация». Он был великолепно одет, пострижен, с элегантными длинными усами и несколько подчеркнуто медленными манерами. Тройка англичан перешла на французский. После формальных приветствий Роджер представил более подробно француза своему дяде:

– Господин Дешамп оказывает нам серьезную поддержку в комитете по иностранным делам. Я вам говорил о его роли при обсуждении нашего альянса.

– Всегда приятно иметь дело с людьми, имеющими схожие взгляды.

Дешамп слегка улыбнулся:

– Я думаю, дорогие гости, нам необходимо создать общеевропейский правый альянс…

Артур Барроуз несколько растерялся. У него были другие планы – обсудить внешнеполитические проблемы, в частности, вопрос военного союза и флота для противостояния растущей силе Германии.

– Идея интересная, но, боюсь, не располагаю возможностью от имени моей партии обсуждать данный вопрос.

– Гм… А вопрос срочный. Левые силы объединяются против нас. Они говорят о необходимости защитить рабочий класс от набора в армии так называемых буржуазных правительств. Вам, надеюсь, известны эти настроения… И этот пацифизм…

– Да… но… Нам, может, стоит поэтапно решать вопросы.

– Франция в беде! У меня нет времени, да и оптимизма… Мы только пережили этот ужасный закон об отделении религии… Франция – это католическое государство! Я понимаю, вы этого не разделяете. Куда мы катимся?! Это дело Дрейфуса³…. Я, конечно, как бы… против евреев не имею ничего против, в принципе… если они, конечно…

Дешамп пытался вызвать какие-то сочувствующие слова у собеседников, но они молчали.

– Вчера вышли две статьи о Франции… моей Франции, которая исчезает… Жак Бертийон на основе статистических данных утверждает о нашей умирающей нации. Рене Гоннард – о нашей смертельной болезни – духовной деградации. А была еще одна статья этой прекрасной Мари Ли Пен. Я не знаю, какую конкретную роль тут играют евреи или арабы – а они ее играют! Мы вступили в двадцатый век импотентами!

– Мне, кажется, внутреннее положение Франции не так драматично, как может показаться… прессе, – попытался как-то начать диалог Барроуз. – Гораздо острее стоит вопрос Германии, и особенно для вас. Я не хотел бы вызывать болезненные воспоминания тридцатилетней давности… Вопрос Германии не исчез, а стал еще более актуален.

– Знаете, все приезжают в Париж и восхищаются, – сказал Дешамп, продолжая свою тему. – Город света, эти театры, кабаре, омнибусы… асфальт даже… Мне кажется, весь этот прогресс уничтожит нашу цивилизацию…

– Что-то подобное писал, кажется, Ювал Харари недавно…

– Ах, этот тоже еврей!

– Дорогой друг, – уже несколько нервно сказал Барроуз. – Мы должны подумать о конкретных шагах. Проблем много. Мой подход к этому делу состоит из осуществления маленьких практических шагов. Вот эти два моих отпрыска работали день и ночь над важными документами по формированию альянса против Германии…

– Я в вашем распоряжении, сэр, – уже несколько спокойно ответил Дешамп.

– Вот и хорошо. Теперь перейдем к конкретному обсуждению…

 
                                       * * *
 

На следующий день, проводив Артура Барроуза с Северного вокзала на поезд Париж-Булонь, откуда пассажиры пароходом добирались до Лондона, Роджер и Реймонд на фиакре поехали на выставку в Большой Дворец. Открывшееся шоу воздушных средств передвижения поражало воображение простых обывателей. Однако для Роджера и Реймонда данная поездка не была развлечением – им предстояли важные встречи.

У входа их ждал коллега из Британского военного министерства Джефри Викс. Сам Дворец, который был построен в довольно короткие сроки между 1897 и 1900 годами, впечатлил Роджера, который посещал его впервые. А находящиеся там летательные средства, в том числе дирижабль, – сразили наповал.

«Это будущее!» – восклицал Роджер. Джефри Викс навиделся всяческого рода воздушных аппаратов и снисходительно улыбнулся.

– Будущее не только в средстве передвижения по воздуху, но и в возможности его военного применения. А самое главное – Британия уже более не является островом. Вот об этом нам стоит всем подумать…

– Вы говорите прямо, как мой отец.

– Сэр Барроуз – дальновидный человек.

Они остановились у французского самолета Блериот-9. Рядом с ним стоял странного вида тип, который внимательно разглядывал летательное средство.

– Давайте я познакомлю вас с моим хорошим приятелем, инженером Кристофером Ллойдом.

Инженер кивнул в сторону Роджера и Реймонда, не показывая особого желания знакомиться близко.

– Ерунда, приятель, – обратился он к Джефри. – Пар, только пар! Вот на чем можно будет летать… Видишь все эти монгольфье – они надежны, правда, нуждаются в подпитке. А вот и дирижабль – тоже многообещающая штука. А вот все эти моторчики… Не верю! Ну, братья Райт на своем драндулете поднялись в воздух кое-как, так все после них и помешались на монопланах и бипланах с моторчиками.

– А тем временем, мой дорогой друг, Луис Блериот наметился перелететь через Ла-Манш вот на этом драндулете, как вы его окрестили.

Глаза у Кристофера Ллойда вспыхнули и округлились. Он потряс свою белую шевелюру и выпалил:

– Я создам вам воздушный флот! Если не хотите, мне есть, кому предложить…

– Ладно, приятель, не горячитесь. Я просто делюсь с вами информацией…

Ллойд отошел разглядывать дальше, а трое британских служащих последовали вглубь дворца.

– Этот чудак нам очень важен. У него гениальный ум. Правда, к сожалению, он помешан на стим-панке…

– Это еще что? – спросил Роджер.

– Он считает, что будущее за паровым двигателем. Его нельзя упускать… Вы видели, что он намекнул… «Мне есть, кому предложить»…

– Германии, очевидно… Этот Ллойд – американец?

– Да… Друзья, нам предстоит очень серьезная работа в этом направлении.

Англичане остановились у стойки компании «Easy Fly» и Джефри Викс представил своих знакомых высокому мужчине Марку Хадсону. Последний сразу перешел к главной теме:

– Моя компания создана группой инженеров, и у нас самые амбициозные намерения. Мы хотим организовать массовые воздушные пассажирские перевозки между европейским и американским континентами. На первом этапе мы хотим организовать перевозки около ста пассажиров за раз.

Реймонд присвистнул:

– Тут пока речь идет о двух-трех пассажирах, а вы уже думаете о коммерческих перевозках.

– Именно… У нас есть технологии. Мы собираемся объединить технологию дирижабля и моторных аппаратов. Вы здесь можете увидеть некоторые образцы дирижаблей. Но мы говорим о качественно новых подходах и технологиях. Мы считаем…

– А нельзя ли поконкретнее – кто «мы»? – спросил Реймонд.

– Пока мы хотим оставаться закрытой группой… Речь идет о группе людей из различных государств. Но я, как англичанин… понимаете… хотел бы, чтобы эти технологии послужили на пользу Его Величеству. Но, вместе с тем, я не могу вот просто так выдать своих приятелей. У меня есть обязательства и коммерческие интересы.

– Вы – подданный нашей короны? – спросил на этот раз Роджер.

– Я… формально да… Поэтому и думаю, что эти технологии могут принести Британии огромную пользу. Я имею в виду пользу и для колоний – представьте только, как быстро можно будет перевозить пассажиров и грузы – и для военных дел. Сегодня мы добираемся до Австралии за месяц, до Индии – за двадцать дней, через океан в Канаду за десять. Все это можно радикально сократить.

– Так в чем проблема?

– Я обсуждал эту проблему с господином Виксом. Чтобы ввести вас в круг нужных людей, нам нужны некоторые финансовые вливания. Тогда группа инженеров будет видеть в партнерах надежную опору, можно будет и наладить сотрудничество с британскими инженерами…

– Какая-та конспиративная группа… По крайней мере, звучит именно так, – сказал несколько недовольно Роджер.

– Дело, конечно, за вами. Я господину Виксу сказал по максимуму.

Викс отвел Роджера и Реймонда в сторону и негромким голосом начал:

– Мы живем в период становления воздушного флота, я бы сказал. Как гражданского, так и в перспективе военного.

Он вытащил пару бумаг с эскизами больших летательных аппаратов и продолжил:

– Выглядит несколько фантастически. Но за этим будущее. Когда Берлиот достигнет берегов Британии, мы должны будем задуматься, как защитить наш остров. Раньше его защищала география. Теперь, по крайней мере, через пару лет – география отойдет на второй план перед лицом прогресса. Достаточно взглянуть на вот эту выставку вокруг нас. Мир меняется на наших глазах. Надо смотреть вперед. Я считаю, что мы должны контролировать абсолютно все в этом направлении. От идей полусумасшедшего Кристофера Лойда до подозрительного Марка Хадсона… А теперь конкретно… ему нужны деньги и имена наших самых передовых инженеров. Нам нужно это предоставить.

– Вам надо сообщить руководству вашего министерства, – сказал Роджер.

– А вы сообщите через посольство. Так вернее… не потонет в кабинетах нашей бюрократии.

 
                                       * * *
 

Роджер вошел в свой кабинет в Британском посольстве в Париже. На столе лежала пара телеграмм и официальные депеши из Лондона с поручениями посла Френсиза Берти. Это был опытный дипломат аристократического происхождения, окончивший школу в Итоне. Он был одним из ключевых фигур в создании Антанты. Роджер всегда как-то чувствовал, что фигура Берти его давила, несмотря на то, что посол питал самые теплые чувства к Роджеру. Роджер был мечтатель. Лишившись рано родителей и, несмотря на то, что он вырос в великолепных условиях в семье своего дяди, он был чувствителен к потерям и лишениям людей. Он думал о судьбе сирот, которые остались без должного попечения, в отличие от него. Мечтатель и книгоед, он, конечно, находился под впечатлениями произведений Диккенса.

Его душа иногда разрывалась между чувством долга перед Британской империей и его либеральными идеями. Когда к власти пришло правительство либералов во главе с Генри Кемпбелл-Баннерманом, Роджеру стало немного легче. Он был горячий сторонник либеральных реформ, в том числе, так называемого народного бюджета, предусматривающего всеобщую пенсию и различные социальные выплаты. Для дипломата всегда трудно выбирать между различными течениями и идеологиями во внутренней политике страны. И, даже сделав выбор, надо уметь спрятать собственные преференции внутри себя. В конце концов, кто бы ни управлял страной, дипломат должен неукоснительно соблюдать инструкции из центра, а по некоторым вопросам внешняя политика есть продолжение внутренней.

Роджер все больше задумывался о роли своей грандиозной империи в международных делах. Британия управляла многочисленными колониями с различным населением, и это было в порядке вещей. С некоторых пор он стал задумываться о судьбе многих народов в Африке и Азии. И когда месяц назад к нему попало письмо от тезки Роджера Кейсмена, приятеля его кузена Реймонда из Министерства по делам колоний, о неком исследовании про Конго, управляемым королем Бельгии Леопольдом, он с интересом прочел его… и ужаснулся. В нем речь шла о жестокой эксплуатации и массовых убийствах африканского населения Конго. Больше всего его потрясли фотографии африканцев с отрезанными руками – это было наказание со стороны бельгийских владельцев каучуковой плантации за нарушение дисциплины или неэффективную работу. Надо сказать, британское правительство, будучи само владельцем многочисленных колоний, отнеслось к информации от Кейсмена очень внимательно и помогло раскрутить в прессе скандал. Британия и ряд других союзных государств потребовали пересмотреть статус Конго, и вот сейчас в Бельгии обсуждался вопрос о передаче Конго из личного владения короля правительству страны – кстати, у власти в Бельгии тоже находились либералы во главе с Социалистической партией.

Роджер из Парижа помогал, как мог, в выявлении фактов массовых нарушений и жестокостей в отношении прав населения Конго, и пересылал информацию Кейсмену, полученную от журналистов, путешественников и прочих исследователей. И при этом он не переставал задумываться над словами своего соотечественника Редьярда Киплинга о «ноше белого человека». Эта ноша для местного колониального населения зачастую значила еще большую обузу и лишения. Британия сама находилась под давлением либеральной прессы из-за своей недавней войны в Южной Африке и притеснении бурского, то есть голландского населения региона.

Роджер прочел внимательно письмо – Кейсмен просил его пойти на собрание кружка «Защитников Африки», которое должно было состояться вечером в Париже. В письме указывалось, что данный кружок создан как международный, и первым председателем должен быть избран Герхард Шульц из Германии. Роджер предложил пойти своему кузену Реймонду вместе, но у того планы были другие – прогуляться по ночному Парижу, пойти в кабаре – то есть вкусить развлечений, которыми славился город огней.

Роджер раздумывал – стоит ли сказать послу Френсизу Берти про просьбу Кейсмена. У Великобритании были свои причины радоваться разоблачению жестокостей бельгийского короля. Как страна, которая хотела стать тоже колониальной державой, Бельгия не могла вызывать положительных эмоций в качестве конкурента. В 1884—1885 годах на Берлинской конференции европейские страны – Британия, Франция, Германия, Испания, Португалия, Бельгия, Италия – достигли договоренности, несмотря на ожесточенное сопротивление Германии, о так называемом принципе «эффективной оккупации», что привело к делению Африки на колониальные зоны. Однако до конца он не устранила соперничества между империями.

В конце концов, как дисциплинированный чиновник, Роджер доложил своему начальству о намерении посетить кружок.

Посол задумался, покачал головой и сказал:

– Кейсмен, как я слышал, написал кучу депеш и докладов – его рвение в деле прав негров похвально, конечно. Британия одна из первых запретила работорговлю. Но я не уверен, куда занесут нас все эти движения в пользу туземного населения. Вот даже ваш любимец, философ Джон Стюарт Милль писал, что зрелые народы, как мы, должны патронировать отсталых точно так же, как родители имеют контроль над детьми.

– Он писал про либерализм…

– Что-то в этом роде… – перебил его посол. – Ну, идите. Было бы полезно узнать, чем этот кружок дышит. Но нам не стоит быть там активными. Ваша задача – собрать информацию… Будьте внимательны, Роджер.

Роджер на эти слова внутри себя отреагировал негативно. Все эти высшие чины всегда видят во всех либеральных делах происки врагов. Вслух Роджер поблагодарил посла и пообещал собрать, как можно больше информации о членах кружка.

Роджеру нравилась дипломатическая работа в плане возможности общения с широким кругом людей. А Париж, несомненно, был тем местом, где можно было встретить кого угодно – людей на любой вкус. Кроме того, живое общение ему было по душе – возможно, поэтому он не пошел в науку, хотя обожал книги. Что-то было более впечатляющее от человеческих контактов, знакомств и рапортов именно в результате общения – будь то просто беседы или серьезные переговоры о важных межгосударственных делах.

Заседание кружка «Защитников Африки» проходило в одном из небольших комнат частного клуба, нанятого на деньги почти уже избранного председателя Герхарда Шульца из Германии. Он представился профессором университета из Лейпцига и был одним из движущих сил кружка, состоящего из активистов и интеллектуалов. Народу было достаточно много, и Герхард Шульц пытался навести порядок и предоставить слово всем, кто хотел выступить.

Внимание Роджера привлекла белокурая молодая девушка в очках, сидящая неподалеку от него. Трудно даже было сказать, чем она его привлекла. Таких молодых симпатичных девушек в Париже было много. Разве что он не ожидал здесь встретить много женщин – а их было немало.

Тон выступающих был достаточно радикальным – ораторы клеймили колониальную практику, как позорное явление европейской цивилизации. Все эти глупые попытки оправдать присутствие европейских колонизаторов в Африки и Азии в качестве «la mission civilisatrice»⁴ должны быть осуждены и отвергнуты. После первых ораторов слово взяла женщина из Британии и прямо заявила:

– Белый мужчина – хищник и поработитель! Он хочет быть хозяином миллионов людей в отдаленных уголках земли точно так же, как он хочет командовать женщиной дома. Мы в двадцатом веке уже несколько лет и не имеем права голоса!

Шульц попытался вступить в разговор и остановить дебаты, которые грозились открыть совсем другую тему:

– Я вас попрошу придерживаться темы обсуждения. Вопрос о суфражизме очень важный, но, боюсь, что мы будем вовлечены в совсем другие…

– Вот так всегда! Мужчина закрывает этот вопрос!

– Мадам Пратт, я вас прошу… у нас… другая, тоже важная тема!

Госпожа Пратт проворчала что-то в нос и продолжила:

– Мне просто противно слышать одно имя Киплинга!

Услышав имя известного британца, Роджер превратился вслух.

– Все умиляются этим его Маугли. Его «ноша белого человека» – ничего более унизительного нет для миллионов страдающих порабощенных коренных жителей. И как вам нравится наш британский министр по иностранным делам, который, посетив буддийский храм в Бирме, начал цитировать еще один перл Киплинга – «Дорога в Мандалай»? И заканчивал цитирование про британский поцелуй местной женщине… Это вот все то же сексуальное и мужское порабощение!

– Мадам Пратт! По теме прошу, – вступился Шульц.

Тут Роджер заметил, что его прекрасная незнакомка улыбнулась. Эта была самая красивая улыбка, которую он видел.

После того, как госпожа Пратт закончила выступление, из последних рядов потянулась рука:

– Нейл Фергюссон, профессор из Оксфорда, – представился он присутствующим. – Если позволите мне, давайте перенесемся на сто лет ранее…

– Зачем? – агрессивно спросила мадам Пратт.

– Ради предмета сегодняшнего обсуждения, – спокойно ответил Нейл Фергюссон. – Я хочу, чтобы мы перенеслись в то время, когда не было, как здесь некоторые выразились, британского сапога в Африке и Азии. Люди жили счастливо и блаженно… не будучи предметом эксплуатации белого человека.

Профессор слегка усмехнулся и продолжил:

– Я думаю, что такая интеллектуальная публика не может предположить, что жизнь в отдаленных и диких уголках нашей земли была счастливой. Я даже не буду касаться вопроса религии – а именно, того, что многие народы пребывали в состоянии паганизма. В нашу эпоху борьбы за секуляризм – это тут во Франции как раз-таки ощущается – о религии становится все труднее говорить… Так вот, люди были предметом еще более жестокой эксплуатации. И, несмотря на прозвучавший критицизм в отношении «ноши белого человека», я берусь утверждать, что мы – европейцы, и, в частности, британцы, принесли многим народам прогресс и избавление от феодальных порядков. Не везде мы достигли успеха. В Индии наличие кастовой системы имеет печальные результаты, и даже наше присутствие не очень помогает… В конце концов, посмотрите вокруг! Париж, Лондон – наша медицина, транспорт, культура – и вы хотите сказать, что этот прогресс ничего не значит, и что дикие туземцы в Африке не получают никаких дивидендов?..

Уже после этих фраз публике стало ясно, куда клонит профессор Фергюссон, и началось недовольное роптание.

– Конечно, я не могу оправдать то насилие, которое было совершено со стороны Леопольда Второго в Свободном Конго… с такой жестокостью надо бороться. И я тут буду в первых рядах с вами…

– Нам такой активист не нужен, – заявил сидящий в первых рядах высокий блондин, судя по акценту, немец.

Шульц тоже был недоволен, но Фергюссон настаивал на праве ответа. Однако больше и громче всех возмущающаяся госпожа Пратт и еще ряд женщин заставили замолчать британца, который, в конечном счете, вынужден был покинуть заседание.

После выступления пары ораторов, Шульц призвал принять конкретную программу действий. Главным предметом обсуждения стал Леопольд Второй и положение в так называемом Свободном Государстве Конго. Выступающий миссионер из Бельгии показал фотографии местного населения с отрезанными кистями рук. Миссионер далее утверждал, что в результате жестокой эксплуатации, болезней и убийств, население Конго сократилось на 13 миллионов.

Решено было собранные материалы о жестокостях в так называемом Свободном Государстве Конго предать широкой огласке. На заседании присутствовал ряд журналистов, в том числе, из Британского журнала «Punch», и они все с готовностью согласились способствовать этому.

Когда заседание было объявлено формально оконченным, белокурая девушка, которая привлекла внимание Роджера, стало собирать подписи для петиции. Когда она подошла к Роджеру, он робко спросил:

– Вы из Бельгии?

– Нет, из Германии. А вы?

– Я из Британии… Роджер Кларк.

– Очень приятно. Меня зовут Гертруда Шмидт.

– Вы помогаете бельгийцам, как понимаю. А могу спросить, что вы здесь делаете в Париже? Приехали на заседание кружка?

– Я учусь в Сорбонне.

– Ах вы – студентка?! Очень… интересно…

– А вы чем занимаетесь?

– Я… – Роджер несколько секунд обдумывал, стоит ли говорить про место работы. – Я… работаю в Британском посольстве…

Гертруда удивленно подняла брови, и Роджер поспешил сказать:

– Я здесь по просьбе моего хорошего приятеля Роджера Кейсмена.

– Вот как! Я им просто восхищаюсь! Хотела бы с ним познакомиться…

Роджер не знал, как продолжить разговор, и выпалил:

– Можно я вас провожу?

– Хм! А я пока никуда не собираюсь…

– Да, конечно…

Гертруда улыбнулась:

– Мне нужно собрать подписи и передать петицию вон тому джентльмену из Бельгии. Его зовут Дидье Жак и он является помощником Эмиля Вандервельде.

Роджер, конечно, слышал о Вандервельде – известном бельгийском политике-социалисте, возглавляющем Второй Интернационал.

– Вы слышали об Ассоциации по реформированию Конго? Я им помогаю…

– Я знаю, конечно. Мне, кстати, интересно, кто создал данный кружок «Защитников Африки» здесь в Париже.

– Бедствия в Африке не заканчиваются только в Конго… Этот кружок имеет цель заняться и другими проблемами…

– Я вижу, – несколько настороженно ответил Роджер. – А вы, случайно, поближе не знаете Герхарда Шульца? Он из Германии…

– Близко не знакома… Но можно же познакомиться прямо здесь и узнать поближе.

– Да, конечно.

Роджер не совсем понимал, почему он так замялся перед Гертрудой. Он и сам мог познакомиться с кем угодно. Ведь он же дипломат, и установление новых знакомств – это часть профессиональных навыков и обязанностей одновременно. Но после всех этих слов – полу-укоров, полу-насмешек, как Роджеру показалось, он решил продемонстрировать свои способности и ринулся на Герхарда Шульца. Последний говорил с Роджером очень любезно и стал интересоваться Роджером Кейсменом. Хотел наладить более тесные связи с ним. После непродолжительного разговора, в ходе которого Роджер пытался добыть как можно больше информации о Шульце, он стал подходить и к другим участником собрания, и, как это он умел делать, знакомился – то есть налаживал контакты.

Через полчаса к нему подошла Гертруда и несколько иронично сказала:

– Браво, я вижу, вы решили познакомиться со всеми членами клуба…

Тут уже Роджер, взяв такой же тон, ответил:

– Да. У меня это получается. Вам же нужна петиция… я, кстати, всем про нее сказал.

– Но подписи собираю я…

– Так вот, собирайте дальше. Они все согласны. Более того, у меня есть люди, с кем мы можем продолжить дело…

– Что вы имеете в виду?

– Надо поднять шуму… много шуму… Роджер Кейсмен будет доволен. Вон тот журналист из французского «Le Matin» – Жан дю Тей. Он будет писать статью про Конго и про нашу борьбу…

– Нашу? Вы тоже борец за права африканцев? – спросила с иронией Гертруда.

– Я могу обидеться… Не забывайте, что все это дело начал мой коллега Роджер Кейсмен. Один из зачинателей.

– Вы – правы, – согласилась Гертруда и мило улыбнулась.

После мероприятия Роджер все же навязал свое общество Гертруде, и она согласилась, чтобы он ее проводил до дома. Они шли по играющему в огнях Парижу, и Роджер впервые почувствовал в этом городе дыхание романтики. Романтических вечеров у него в Париже было немного, несмотря на славу города любви. Свободное время у Роджера опять-таки в основном было связано с дипломатической работой или, в крайнем случае, с чтением. Несмотря на то, что он оставался холостым, что в те времена в его возрасте, можно даже сказать, было неприличным и, по крайней мере, странным, флирта он не любил и мечтал встретить интересную девушку с определенными познаниями, а не просто домохозяйку.

Уже подходя до конечного пункта вечерней прогулки, Роджер обратил внимание на двух джентльменов. Его профессия требовала всегда быть внимательным – дипломатическая работа за границей, даже в дружественной стране, требовала бдительности. Он почувствовал, что двое мужчин уж как-то пристально на них глядели, а когда он присмотрелся к ним, они отвели взгляд в сторону и старались сделать вид, что непринужденно разговаривают.

– Гертруда, у вас есть поклонники?

– У меня? – удивилась она. Секунду позже она перешла на свой игривый тон и сказала: – Может, и есть.

– А я серьезно… Вы только не оглядывайтесь. Вон там стоят два джентльмена…

– Господи! Скрытых поклонников у меня точно нет. А кому я могу быть интересна?

– Ну, давайте я провожу вас до двери квартиры.

– Не думаю, что моя хозяйка будет в восторге! Она вообще считает, что приличная девушка не должна учиться, тем более, вдали от дома, за границей. Она все спрашивает меня – зачем девушке из Германии учиться в Париже?

– Тем не менее, она сдала вам комнату…

– Я думаю, что я убедила ее в своей серьезности и… приличии.

– Я постою здесь еще минут пять, а вы поднимитесь в свою комнату одна.

– Смотрите… кажется, эти двое мужчин уходят.

Теперь Роджер был просто уверен, что они за ними следили.

– Они за нами следили. И это, должно быть, как-то связано с сегодняшним заседанием.

 
                                       * * *
 

Пока Роджер был вовлечен в благородное дело по спасению жизни коренного населения Африки, его кузен Реймонд целенаправленно двигался по улицам Парижа в сторону «Мулен Ружа». Сегодня вечером там будет выступать звезда кабаре Тейра Патрик – красавица из Сиама, отцом которой являлся британский офицер. Когда ей было восемнадцать лет, она перебралась в Лондон и устроилась работать секретаршей в один из городских банков, но это работа ей быстро наскучила. Ее заметил один из хореографов кабаре-танцев и пригласил на работу в небольшой второразрядный столичный клуб. Ее восточная красота привлекла внимание мира эротики, и она за несколько лет стала звездой, перебравшись в кабаре высшего класса. Так что было вполне естественным, что на ее выступлении было столпотворение.

Реймонд познакомился с ней случайно в одном из парижских отелей и стал одаривать ее дорогими подарками, с малой надеждой привлечь ее внимание. Но после третьего подарка она неожиданно ответила ему… и теперь Реймонд, при каждом визите в Париж, наведывался к ней.

В воздухе «Мулен Ружа» витало мужское ожидание и напряжение, и первые полчаса, пока публику разогревали легкими танцами, Реймонд немного даже заскучал. Когда раздалась торжественная музыка и красный занавес раздвинулся, представляя Тейру Патрик, все затихло. Она была в ланжери от «Виктории Секрет», которая прикрывала интимные места ровно настолько, чтобы мужское воображение работала на полную мощь. Реймонд был весь во внимании, его восхищению не было предела – изящество ее движений, эротичность танца и тела возбуждали каждую клеточку британца. Он был просто бессилен над своей плотью. Да и стоило ли себя обуздывать? А не родился ли человек для удовольствий? Реймонд был далек от протестантского пуританизма и обожал Париж за этот праздник жизни.

Тейре нравилось властвовать над публикой – она знала, что и после танца она еще долгие часы будет в умах мужских посетителей. Она то и дело останавливала взгляд на отдельном мужчине и слегка подмигивала ему. В отличие от других звезд кабаре, которые обычно танцуют для всех и никого, устремляя взгляд куда-то вглубь зала, Тейра имел свой неповторимый стиль.

После выступления она позволяла паре мужчин в присутствии телохранителей зайти к ней в гримерку. Но Реймонд был в списке особых – ему было позволено заходить каждый раз, и при этом они оставались наедине. И в этот раз Тейра указала телохранителю покинуть комнату.

– Ты – божественна! – воскликнул Реймонд и присел на одно колено, протягивая ей ожерелье из жемчугов.

– Как мило, – ответила Тейра своим томным голосом, несколько уставшим и таким возбуждающим, будто она только что встала из постели. Она протянула Реймонду руку для поцелуя.

– У тебя будет время, надеюсь, для меня, – целуя руку сказал Реймонд.

– Ох, не знаю… Но я прямо вижу, что ты сейчас взорвешься…

– И прямо взорвусь! Тейра, я знаю, что ты начинаешь играть со мной. Я завтра уезжаю обратно в Лондон…

– Без игры наша жизнь не интересна… Видишь ли, меня этой ночью пригласила на встречу одна почти что королевская особа… Не ревнуй! Сам понимаешь…

– Неужели у нас в этот раз ничего не получится?

Тейра сняла корсет и продолжала что-то болтать. Реймонд уже ничего не слышал. Эти груди он мог наблюдать в кабаре, но здесь в гримерке они были так близки. И вдруг его слух поймал:

– А что, если я завтра с тобой поеду в Лондон? Давно я там не была… Навещу отца…

Реймонд глотнул слюну, накопившуюся за пару минут наблюдения голой груди Тейры, и сказал: