Олег Ёлшин
Тейа
– Я встретил его, – очнулся Леонид.
– Встретил? Каков красавец! Он годится тебе в сыновья, а ему уже больше шестидесяти. Вот, юная душа!
– Да, юная, – повторил Леонид.
– А как Юрий? Как наш писатель? – внезапно вспомнил Леонид.
– Нестеров, – она задумалась, на мгновение стала серьезной и произнесла: – Нестеров не хочет.
– Но, ему пошел шестой десяток, пора бы немного сбросить, – удивился он.
– Он не хочет. Я предлагала. Он такой странный. Сказал только… Дай-ка, вспомню…
Она замолчала, сосредоточенно вспоминая, наконец произнесла:
– «Все должно быть так, как должно быть».
– И все? – удивленно переспросил Леонид.
– Да.
– Я поговорю с ним, – произнес он. Больше они не касались работы, и далекого будущего тоже, потому что сейчас были вместе, были рядом, и не хотелось думать ни о чем…
34
Генри был в тупике. Все операции, которые они проводили в настоящем и будущем, превращались в тлен, в отзвуки той реальности, которая давала им повод задуматься о жизни, но не более того. Венцом всему был конец, который неминуемо наступал. Избавиться от наваждения, все повернуть вспять, было невозможно. В такие минуты он вспоминал своего деда. Этого вездесущего, всепонимающего человека, который мог принять единственно правильное решение и все изменить…
Время шло. Шло параллельно, и в этом Генри однажды убедился воочию. Не на листке бумаги с формулами и доказательствами, выводами лаборатории времени, а наяву. Его великий дед ушел из жизни двадцать лет назад, все тосковали без живого ума, безудержной энергии и фантазии этого удивительного человека. И однажды, в день, когда Вилли впервые удалось настроить канал и перейти во времени на конкретный отрезок, Генри принял решение вернуть любимого человека, наставника, и просто родного деда. Вернуть сюда, в далекое прошлое и его будущее. Он выбрал отрезок времени, который немного отделял старого Ричарда Уилсона от его кончины, и перенес на остров. Собрались родные и близкие, сын и внук сидели рядом, Вилли, следивший за каналом, тоже находился здесь. Это был один из первых его экспериментов и сразу такой ответственный. Дед расположился в любимом кресле, который потомки из уважения даже не передвигали, а прошло около 20 лет. Посидел, подумал, выслушал последние новости и произнес:
– Мне приятно видеть всех вас. Но, сколько мне осталось там?
Все молчали, и никто не решался заговорить.
– Так сколько мне осталось, Генри? – повторил дед. Генри не смог тогда ответить на этот вопрос и промолчал. А дед подтянулся в кресле, посмотрел на свое потомство, на внуков и правнуков и произнес: – Все равно, месяц или день, неделя или год, мои дни – это дни мои, и я должен прожить их в своем времени, сколько бы их не оставалось. Там я полезнее, дети мои, понимаете? Срок мой конечен и предопределен, и оставьте его мне. А все это похоже на эксгумацию, не правда ли?…
Так было тогда, и Генри смог лишь дать всем увидеться с дедом, но сейчас… На этот раз он отправился к нему сам, теперь он был один.
– Дед, тебе осталась неделя. Всего неделя. Сейчас я могу тебе об этом сказать откровенно.
Старый Уильямс потянулся в кресле, которое стояло там, в его далеком времени, посмотрел в окошко на небо, на сонный прибой, который успокаивал вечерние волны океана и спросил: – Ты пришел, чтобы сказать мне только это? Зачем?
Тогда Генри ответил:
– Мы нашли то, что продлит тебе годы и столетия. Нашли эликсир молодости и бессмертия, панацею от всех болезней. И теперь я могу подарить жизнь, вернуть тебя к нам, пригласить в наше будущее. Возвращайся, дед!
А прибой все разбивал неутомимые волны о берег и скалы. Он настаивал, торопил, он отсчитывал волну за волной, растворяя их в желтом песке. Сколько этих волн еще оставалось?
– Милый мальчик, – ответил тот, – если то, что ты говоришь мне, правда, если это не твоя юношеская фантазия,… я готов, – и старик хитро прищурился, – столетия – нет. Но годы или месяцы, какие-то мгновения, не отведенные мне этой жизнью… Я готов ненадолго остаться с вами. Здравствуй, новый век…
Вот когда Генри в первый и единственный раз вмешался в свое прошлое. Чем все это закончится, он не знал, не спрашивал об этом в лаборатории времени, мнение их ему было известно… Только оставил в далеком прошлом записку себе и родственникам. Они прочитали ее и поняли все…
Старому Ричарду было много лет. Если не столетие, то совсем немного отделяло его от этого рубежа. И когда в комнату вошла Валери, взяла в руки шприц и уже хотела сделать укол сыворотки, он понял, что жизнь бесконечна. Если сейчас, в свой последний день или час, он готов так смотреть на женщину, значит, он будет жить! И сколько еще не осталось, он хочет жить и любить, словно, ему еще нет и пятидесяти… Нет – сорока!.. Двадцати. Потому что душа не покидала этой земли и стремилась познать все то, что не успела за прожитые годы долгой, далекой, теперь уже прошлой жизни…
Так на острове появился еще один гражданин, еще один житель, который не стремился подняться туда, «наверх», получая все радости от этого места здесь, в миллионах годах «позади». И как удивительно, как чудесно было наблюдать, когда шел по пляжу великий старец – человек, который помолодел на десятки лет, а жизнь и желания были с ним, были его прошлым и будущим…
35
И снова корабли – плавучие острова и дворцы выныривали из пучины времени, приближаясь к маленькому островку в океане прошлого. Снова встреча великих и сильных мира сего проходила у Генри на вилле. У Генри и у Ричарда. Некоторые из гостей хорошо помнили старика, и рады были пожать эту благородную руку.
– Ричард, старина, ты снова с нами? – воскликнул пожилой господин без галстука, отводя его в сторону.
– Сколько времени прошло с нашей последней встречи – лет двадцать? – изумлялся он, глядя на Ричарда.
– В гробу я видал ту последнюю встречу, где тогда и находился, – засмеялся Ричард, пожимая ему руку. Потом прищурился и хитро посмотрел на собеседника:
– А я помню ты, старый сыч, даже слезы не проронил!
Человек без галстука опешил, вспоминая тот день, и на мгновение замер. Но, снова заговорил:
– Все шутишь, совсем не изменился! Выглядишь на бодрый полтинничек. Сколько тебе сейчас?
Ричард с удовольствием затянулся сигарой, выпустив колечко дыма. И вообще, теперь он все делал с удовольствием.
– Сколько мне сейчас? – повторил он. – Черт его знает, сколько! Знаешь, когда Генри приволок меня на остров, я думал, что мне уже лет двести – и ничем не удивишь. Но потом…, ты только послушай, старина…, когда вошла в комнату молоденькая девчонка с зелеными глазами, взяла в руки шприц и уже хотела сделать укол… Эта крошка держала мою руку, а я смотрел в ее зеленые глаза… Тогда и понял, что мне… не больше ста!
– Ха-ха-ха! – и они громко засмеялись на всю просторную залу.
– Что смеешься?! Через несколько дней мне было уже семьдесят. А сегодня я чувствую себя, как юноша – на полтинник. И если я готов был тогда, в последний день жизни, так смотреть на женщину, значит не все прожито!
– Ну, конечно, старина! – согласился человек без галстука.
– Вот только не знаю, как поступить с памятником на острове. Мои детки расстарались – видел? Памятник при жизни – это как-то…
– Оставим там твоего друга, а из тебя вылепим динозавра.
– Вот и правильно! Буду работать чучелом – отгонять птиц.
– Чучелом?! Ты мужчина – еще хоть куда!
– Ты так думаешь? Значит, еще съездим на сафари, старина, погоняемся за ящерами! – и Ричард потрепал старого приятеля по плечу.
– Конечно! А знаешь… Я тоже надумал зайти к вашей зеленоглазой на укол! Пора, так сказать, сделать подтяжку… Ха-ха-ха…
И уже серьезно добавил: – Ты слышал о наших делах?… Старина, ты кое-что пропустил!
– Слышал, слышал про ваши дела, – проворчал Ричард, – ладно, пойдем к остальным…
И они вернулись к длинному столу переговоров, заняв свои места.
Сильные мира… Что они могли сейчас предложить? Гигантские деньги, самые мощные рычаги на планете, которые до сих пор решали все, теперь не работали, и любое неразумное движение там, «наверху», любое действие приводило к неминуемому концу. Ричард знал многих из этих людей, знал, на что они способны. Но сейчас все они, словно попав в неминуемый водоворот, который пока вращался большими размеренными кругами, заставляя все двигаться по заколдованному кругу, уже притягивал к середине, где заканчивался пропастью. И никакие деньги, сила или власть не могли повлиять на события. Тем не менее, к концу беседы было принято решение: нанести удар на опережение по заводам страны-изгоя и вывести из строя установки с фотонной бомбой. Решено было сделать это позже, за месяц до события, чтобы не дать им возможность повторить попытку. Но, главным было – обойти ту роковую дату. Ричард сидел за длинным столом, внимательно слушал, молчал и понимая, что ответ нужно искать не здесь. Высокие гости недолго пробыли на острове и вернулись в свое время.
И снова амфитеатр летнего театра заполнялся людьми. На сей раз никто не выступал, не вручал наград. Ричард попросил Генри пригласить людей и просто поговорить. И теперь народ праздной толпой собирался, занимая места на трибунах. Они сидели и ждали, они были зрителями, и никто не хотел брать на себя роль ведущего. Люди знали, что их пригласили поговорить об их будущем, но многие были далеки от политики, а остальные, такие как Вудли, уже не имели решения, потому молчали.
Генри коротко рассказал о ситуации там, «наверху», в их далеком мире, и попросил высказаться тех, у кого были какие-нибудь идеи. Но для многих их помыслы и стремления теперь находились здесь и уже не выходили за рамки острова. Одни смирились, другие по привычке надеялись на военных, дипломатов, правителей, да и не привыкли они брать на себя такую ответственность и решать все за целый мир – так устроена жизнь. Каждый в своем маленьком кругу, словно в раковине, – и царь, и Бог. Но стоит выглянуть наружу – не хватает ни сил, ни разума, а главное – желания, задуматься о том, что где-то дует ураганный ветер и сносит все на своем пути. Пора что-то решать, но способны на это лишь единицы. И теперь Генри мучительно искал среди людей, среди этого маленького бессловесного стада тех немногих, которые были способны на что-то еще.
Вот сидит Вудли – гениальный разведчик. Не раз он спасал и вытаскивал, прикрывая собой те бреши, которые, словно, на тонущем корабле образовывались снова и снова.
Вот Леонид. Он уже выполнил свою миссию, побывал на передовой, но вернулся ни с чем.
Валери. Эта юная девушка теперь работала на будущее их острова, а, может быть, цивилизации, сама не осознавая того. А ее физик был с ней рядом. Им было достаточно этого, было хорошо вдвоем, спокойно и легко.
Писатель. Это гениальный человек! И если в его книгах героям что-то удавалось, то в жизни, по-видимому, нет. Сейчас он сидел, молчал и думал, мнение его Генри помнил хорошо…
Ричард Уилсон с удовольствием озирался по сторонам. Как было сказано выше, теперь этот человек снова все делал с удовольствием. Оставив предыдущую жизнь далеко позади и начав новую, он ценил каждое мгновение, каждый вздох, каждый взгляд этих людей, птиц над головами. Ценил свет солнца, которое снова освещало его столетнюю жизнь и помолодевшее тело. На вид ему не было и пятидесяти, а те пять месяцев, которые еще оставались до неминуемой катастрофы, казались ему вечностью. Он смотрел на этих людей, совсем молодых мужчин и женщин. Многие уже сбросили, как ящерицы, свои старые тела, и сидели юные, обновленные, безмятежные и счастливые на этом острове, где ничего не могло случиться. Они были спокойны, привыкая к новой жизни, которую им подарила сыворотка Валери. И вдруг его осенило…
– Посмотрите на меня! – неожиданно для самого себя воскликнул он. Люди повернулись к нему с интересом. Все знали, кто это, и ждали его слова.
– Сегодня я готов пригласить всех на свои похороны. Сегодня все вы можете постоять над гробом моим и бросить горсть земли на могилу.
Он мгновение помолчал, оглядев шокированных людей, потом улыбнулся и продолжил:
– Да-да! Я не шучу! День моей кончины прописан на памятнике, который стоит на этом острове – вы можете это проверить – ровно двадцать лет назад. Настолько меня перенес ваш аппарат времени. Но никогда еще я не чувствовал себя таким молодым и здоровым. И сегодня я всех приглашаю на мой день рождения. Я снова родился и живу!
Люди начали аплодировать.
– Хочу ли я жить, когда мне почти сто лет? Конечно! Еще как хочу! И все, собравшиеся здесь, хотят, и там, «наверху» тоже. Противоестественно – отказываться, если для этого есть возможность и условия. Возможность – посмотрите на эту прекрасную миссис, – и показал на Валери. – Она нам ее подарила. Условия – поглядите вокруг, обратите свой взор к нашей жизни в будущем. Так будет всегда! И все те люди на планете тоже хотят эту жизнь без болезней и старости.
Он перевел взгляд на Генри:
– Вот ты говоришь – скоро не останется места на Земле, если все станут жить вечно? Нужно контролировать рождаемость? Фотонный век дал нам столько нового пространства, что хватит на столетия! Столетия! А там будет видно. Мы должны подарить всем это чудесное избавление, дать людям здоровое тело и жизнь, тогда душа их будет здорова! Вы спросите, хочу ли я жить? Да! Хочу! И все этого хотят… А там посмотрим.
Люди в приподнятом настроении покидали трибуны маленького амфитеатра.
– Подумать только, – смотрел по сторонам Генри, – когда-то в подобных театрах разворачивались кровавые события, на утеху самым низменным желаниям, страстям здесь терзали и убивали зверей, гладиаторов, а теперь в таком же амфитеатре эти же люди придумывают и создают жизнь. И если они научились этому здесь, почему бы не научиться и там «наверху». Генри был полон энергии и сил. Он знал, что дед обязательно поможет. Та и случилось. А, значит, снова появилась надежда.
И только один человек после этого совета задумчиво брел по кривым дорожкам, направляясь в отдаленную часть острова, где любил работать, придумывая все новые эпизоды, главы, и где никто не мешал. Он шел, размышлял и не знал ответ на вопрос: Стоит ли исцелять тело, когда больна душа? Медленно так брел и тихо повторял эти слова снова и снова…
36
– Мистер Генри, нам нужно поговорить, – угрюмо произнес Леонид, входя в кабинет Уилсона.
– Да, мистер Громов, рад вас видеть! Слушаю, – приветствовал его Генри, не понимая настроения физика.
– Валери сказала, что начинается работа над сывороткой «Валери»?
– Да, Леонид, у вас правильные сведения.
– И она будет занята в производстве?
– Конечно! Так же, как и вы совсем недавно в продвижении своего изобретения… Вас что-то смущает?
Генри продолжал внимательно на него смотреть, пытаясь понять причину тревоги.
– Нет,… не смущает,… просто, хотел спросить… Я семь месяцев не был дома, работал там, на Большой Земле… Но я мужчина, мне было проще, а Валери,… как сказать,… женщина,… совсем еще молодая женщина, и ей будет трудно семь месяцев носится по всему миру и работать в таком режиме.
Наконец, Леониду удалось закончить эту длинную сумбурную речь, и он замолчал. А Генри улыбнулся, посмотрев на этого неисправимого собственника, теперь все понимая.
– Мне приятно слышать, что наш остров стал для вас домом, – ответил он.
– И все-таки, я хотел бы знать о ваших планах! – настаивал Леонид.
– Ну…, во-первых, семи месяцев у нас уже нет,… вы прекрасно знаете об этом, – тактично начал Генри, продолжая улыбаться.
– Ну, не семь… не важно. Меня беспокоит эта длительная командировка…
– Надеюсь, вы не собираетесь оградить ее от такой работы? Насколько я понимаю, это дело ее жизни? – с пафосом воскликнул Генри.
– Да, но…
– Но все равно не хотите отпускать ее от себя… Понимаю…
– В конце концов, я мог бы ей помочь. У меня есть опыт работы, я много общался с людьми… Могу тоже ездить… Меня знают…
Заметив чертову улыбку Генри, он на мгновение умолк.
– Да! Я не хочу отпускать ее одну! – наконец, сдался Громов.
– А как же ваша работа? Насколько я знаю, у вас были свои проекты, грандиозные планы. Вы хотели построить аэродром на соседнем острове, создать летательные аппараты на фотонном двигателе, а вместо этого будете продавать сыворотку?
– Да, сыворотку, – настырно произнес Леонид.
– Валери будет не одна, мы ей поможем, – попытался возразить Генри.
– Я не отпущу ее! – уже громче произнес тот.
– Мы создадим все условия, чтобы она не так перегружала себя. Впрочем, какие ее годы?
– Повторяю, я не отпущу ее! – гневно выкрикнул физик.
– И я не отпущу ее! – внезапно так же громко произнес Генри.
– Не понял!? – растерялся физик. – В конце концов, мы свободные люди… Мы вольны делать то, что хотим! Во всяком случае так думает она.
– И я не отпущу ее! – снова повторил Генри и улыбнулся. – Не отпущу на Большую Землю – это очень опасно.
– Да? Почему? – удивился тот.
– Потому что все ваши изобретения там, «наверху» пытаются превратить в забаву для военных, и пока все до единого на планете не будут инфицированы сывороткой, она и ногой не ступит на Большую Землю. А секрет ее вакцины останется здесь вместе с ней.
– То есть, она никуда не уедет? – переспросил физик, недоверчиво глядя на него.
Генри уже не мог сдерживать себя, косясь на этого тупицу. Собственно, это, наверное, свойственно многим гениальным людям, – подумал он. – И все же…
И все же продолжил внятно говорить, почти по слогам:
– Да, она будет работать здесь до конца проекта, пока мы все не закончим. Пока мы не сумеем обойти тот дьявольский день, она будет находиться здесь. И работать тоже будет здесь.
– На острове?
– На острове!
– То есть, никуда не поедет?
– Никуда! – Генри едва сдерживал смех. А физик задумчиво направился к выходу, что-то бормоча себе под нос… Но, снова вернулся.
– А если она захочет сама? – задал он вопрос, эта ужасная мысль внезапно засела в его голове, и он не находил решения.
– Значит, мы ее не отпустим! – решительно воскликнул Генри.
– Правильно, не отпускайте! – обрадовался физик.
Но Генри все-таки не сдержался. Он пронзительно на него уставился и серьезно произнес:
– То есть, вы согласны с тем, что она, как свободный человек, не может покинуть острова?
– Да, конечно!.. Не понял? Что?
– Вы против того, чтобы ее, даже по собственной воле, туда отпустили?
– Да!.. Но… Вы же сами сказали… Вы издеваетесь?
– Нет!.. Нет Леонид, ну, что вы, это я так… не волнуйтесь, все будет нормально. Идите работать, – и серьезно добавил: – Все будет хорошо!
– Да…да, я пойду…спасибо, – Леонид уже направился к выходу. Но Генри опять не сдержался:
– Леонид! И последний вопрос. Когда Валери придет просить меня не отпускать вас в небо, в космос или куда вы там соберетесь, мне что ей ответить?
Леонид повернулся и сурово на него посмотрел.
– Ха-ха-ха, – наконец захохотал Генри. Он смеялся и уже остановиться не мог. Физик тупо на него уставился, не зная, обижаться или нет. Но, неожиданно так же громко начал смеяться. И долго еще эти два человека хохотали, пока не пожали друг другу руки…
37
Корабли и тяжелые баржи вереницей шли от воронки в сторону острова. Они подходили к далекому пустынному краю, сгружая тяжелую поклажу, и уплывали назад, а на берегу уже поднималось высокое строение, которое сверкало на солнце пластиковыми стенами и огромными окнами. Над зданием кружили вертолеты, завершая крышу массивной конструкции. Завод по производству сыворотки готовился к началу работ. Все происходило не один день или месяц, но все случилось за короткое время на глазах у изумленных граждан острова. И вот праздная толпа собирается на берегу, заполняя пляж, готовясь к такому событию. Оставалось немного, и двери гостеприимно распахнутся. Люди в белых халатах, разрезав розовую ленточку, устремятся в лаборатории к своим пробиркам и колбам, создавая маленькое чудо, которое скоро будет отправлено «наверх» и даст людям жизнь. И вот уже первые партии волшебных таблеток сходят с конвейера, уже тяжелые баржи с ценным грузом отходят от причала и отправляются на Большую Землю. Они несут жизнь и надежду на будущее. А будущее бесконечно и не имеет границ…
Разве можно представить, что будет с человеком, которому неожиданно подарили бессмертие? Вся та короткая, размеренная или бурная жизнь, имевшая свой план и устоявшийся ритм, переворачивается в одно мгновение: наши тайные, мимолетные и пугливые мысли о болезнях и страданиях, о смерти, о конце, который неминуем и предопределен, а поэтому не хотим об этом задумываться и знать не хотим. И не ходим к врачам, чтобы как можно позже узнать о неизбежном. И вдруг узнаем о том бесконечном, что теперь растянется на многие годы или столетия.
Можно будет учиться всю жизнь, или прожить в любви и согласии долгие века, не потерять любимого человека… дорогих и родных людей. Обойти пешком всю планету, проплыть на лодке океаны, перепробовать множество профессий. Можно будет лететь к звездам долгие годы, не боясь их безвозвратно утратить, потому что теперь этих лет бесконечное множество. Только не оступись, не упади, не потеряй ненароком в сумасшедшей гонке сквозь века и расстояния драгоценное тело свое. А оно в благодарность будет всегда молодым и здоровым, и нести будет сквозь времена, обгоняя мечты и мысли твои, тебя человек… Человек, заслуживший бессмертие…
Солнце вставало над островом, освещая все вокруг: отели и пустынные пляжи, лежаки и зонтики, гору, черным конусом восходящую кверху, словно, упирающуюся острым пиком в самое небо. Освещало далекий берег, где завод ожидал начала рабочего дня, и этот берег, где две фигурки встречали любимый рассвет. Это стало традицией для Валери и Леонида, и теперь этот берег и утро принадлежали только им. А солнце давно привыкнув к такому, радостно сияло на их лицах. Они уже выбрались из воды и сидели на пляже, наблюдая за восходом. Долго так сидели и смотрели.
Валери заметно волновалась, но ничего не говорила. Потом достала из сумочки часы, посмотрела на них, вскочила и начала лихорадочно одеваться. Так она делала уже несколько дней с тех пор, как завод начал работать – нервно собиралась и мчалась к конвейеру, боясь опоздать. День за днем. И сейчас больше не смотрела на него, а Леонид с тихой молчаливой улыбкой сидел, наблюдая за ней. Наконец, не выдержав, произнес:
– Ты далеко?
– На завод… Ты же знаешь!? – возмущенно произнесла она, на ходу застегивая одежду.
– На завод!?… Вы только на нее посмотрите! У нее появился свой завод! Какая незадача!
Он постарался поднять ей настроение, помня, с каким восторгом сам не так давно трудился в бесконечной китайской долине на первом его заводе.
– Да, на завод.
– Какая пунктуальность! Могла бы и опоздать…
– Не могла бы…
– А если я тебя не отпущу? Или обижусь? Может быть, я хочу с тобой позавтракать или что-нибудь еще!..
– Не ворчи, я побежала!.. Что-нибудь еще! – возмущенно повторила она.
– Значит, твоя чертова вакцина не подождет? Так-так!
– Нет, не подождет!
– Значит, твоя чертова вакцина тебе дороже, чем провести со мной лишних пару минут?
– Так! – резко остановилась она, сверкнув огненно-зелеными глазами. – Чего ты хочешь?
– Чтобы ты меня поцеловала, – невинно произнес он.
После последней встречи с Генри Леонид успокоился и чувствовал себя замечательно. Он получал удовольствие от жизни, своей работы, от этой девушки, которая теперь была с ним, но по утрам убегала на свой завод. И сейчас он любовался ею, вспоминая свою командировку, а видя ее волнение, хотел помочь. Даже подтрунивал над ней, чтобы снять напряжение. А еще он помнил, как когда-то она ревновала его к делу всей его жизни.
– Целую, – и она поцеловала, – что еще?
– Так не целуют! – возмутился он.
– Еще поцеловала!
– Иди, – нарочито безразлично произнес он.
– В последний раз поцеловала… Все?… Отстань! Дурак! – воскликнула она, когда он крепко схватил ее за талию, – ты дашь мне уйти или нет?
– Тогда и ты в следующий раз не говори мне ничего, – произнес он, имея в виду свою работу. А планов у него было громадье!
– Размечтался! Завтрак в холодильнике, обед в ресторане, ужин дома! Ушла. И чтобы ужин был вкусным, – грозно сказала она. – Приду злая, уставшая, голодная. Все, мой физик! Аривидерчи!
– Ну-ну, пока, мой фармацевт…
Она обернулась, посмотрела на него долгим взглядом, вдруг замерла, словно заметила впервые, подошла и нежно поцеловала.
– Так лучше?
– Да!
– А так?
– Да!
– Еще?… Я никуда не пойду! – воскликнула она, отшвырнув сумку далеко в сторону.
– То-то же. Я пошутил – иди, – сдался он.
– Теперь я не шучу, – и, обхватив его за шею, затолкала по пояс в воду. Одежда ее намокла, но девушка, смеясь, обнимала его, толкалась, висела на шее, пока вдвоем не свалились в пенные волны прибоя…
Наконец, оба встали, продолжая смеяться. Вдруг стала серьезной и даже испуганной.
– Когда ты был там – «наверху»… Тебе не было страшно? – тихо спросила она.
– Нет, а что?
– Я чувствую себя, как на экзамене,… который нельзя не сдать. Два года назад я сделала сыворотку,… кремчик для кожи лица. Для разглаживания морщин. Просто крем, которых тысячи!!! А теперь оказалось, что от этой вакцины зависит все. И от меня тоже!.. Не все рождаются героями,… я просто женщина!.. Мне страшно…
– Перестань, все будет хорошо, – воскликнул он, взяв ее за руки, только теперь понимая, что с ней творится.
– Эти люди с их сумасшедшими деньгами, их влиянием столько времени не могут остановить войну, – горячо продолжила она, – потом твоя командировка, твое изобретение и все напрасно. До конца осталось всего три месяца, а тут какая-то сыворотка!
Они стояли по пояс в воде, держа друг друга за руки, а восходящее солнце, находясь между двумя фигурами, словно лежало в ладонях, ярко освещая их лица.
– Ты же знаешь, что это не так. Валери, ты сделала чудо. Если больному, который знает, что ему осталось немного, сказать, что он снова здоров, как ребенок, что будет жить долго, не будет больше болеть – он будет счастлив! Он не станет лишать себя жизни и других тоже! Жизнь не настолько абсурдна.
– Юрий так не думает…
– Ричард так думает, и Генри, и все остальные на острове… Я так думаю! Тебе достаточно?
– Да, достаточно, теперь да, спасибо тебе, – прошептала она.
Он смотрел на нее, не выпуская рук. Она была такая юная, нежная, вся мокрая от воды, и казалась сейчас такой беззащитной, что захотелось спрятать ее, взять в ладошку, укрыть, положить в карман и не выпускать.
– Маленький мокрый воробей, – подумал он, видя, как она приходит в себя.
– Так я пошла? – улыбнулась она.
– Нет!!! – и он громко засмеялся. Она тоже захохотала…
– Ну-ну, пока, мой фармацевт! Беги, переоденься – опоздаешь! – и отпустил ее.
– Аривидерчи! – бросила на прощанье девушка, помчавшись к отелю. А он все стоял и улыбался. Но через мгновение серьезно, с тревогой и даже ужасом в глазах посмотрел ей вслед.
– Неужели она сделает это? – подумал он. – Неужели ей это удастся?
Но Валери не заметила этот взгляд. Ни к чему ей это. Маленький мокрый воробей…
38
В саду на вилле у Генри и Ричарда собрались четыре человека. По одну сторону длинного стола занимали места хозяева острова, а рядом с ними сидел всем знакомый медиа-магнат Сильвио (теперь на острове частый гость), по другую находилась Глорис. Они сидели и внимательно на нее смотрели, а та, держа в руках бумаги, тоже молча смотрела на них. Все были в возбужденном состоянии, ожидая новостей. Наконец, Сильвио произнес:
– Ну, расскажи, Глорис, – какие наши дела! – сказал это и откинулся на спинку мягкого дивана, утонув в нем целиком. Он был невозмутим, и по его лицу трудно было понять, какие новости всех ожидают. Глорис заглянула в свои бумаги и начала читать:
– Семь миллиардов доз вакцины были произведены и доставлены к нам два месяца назад…
– Мы сами отправили их вам два месяца назад – мы знаем об этом, – в нетерпении перебил ее Генри. Она спокойно на него посмотрела, потом перевела взгляд на Сильвио. Тот кивнул, и она продолжила:
– Господин Сильвио нам очень помог, во всех средствах массовой информации на его телеканалах и в прессе была проведена мощная рекламная компания.
– Преувеличиваешь, Глорис, преувеличиваешь, – скромно потупил глаза Сильвио, – продолжай!
– Дальше,…что было дальше? – задумчиво произнесла она…
Все слушали, внимая каждому ее слову, а слова эти отражались от стен просторной залы, безжалостно методично доходя до слуха каждого своим сухим языком:
– Государства и правительства стран по-разному реагировали на это событие. Многие медицинские организации и учреждения предложили провести проверку данного средства и определили срок испытания новой вакцины – от трех до пяти лет.
Она спокойно произнесла эти слова, и на мгновение замерла. Чаще всего почему-то женщине доводится зачитывать приговор. Но она справилась с этой задачей, какой бы тяжелой она ни была. Глорис умела все.
– Но у нас нет трех лет! – в ужасе воскликнул Генри.
– Им этого не объяснишь, так полагается, – и спокойно продолжила читать:
– Всякий новый медицинский препарат должен пройти проверки и согласования, испытания и доработки, анализы и тестирования сначала на животных и только потом, спустя годы, на людях. Что, безусловно, правильно и неоспоримо – таковы международные нормы. Если что-то пойдет не так, жизни людей будут под угрозой…
Ей неприятно было зачитывать этот текст, но она выполняла свою работу. Сильвио понял ее и снисходительно произнес:
– Глорис, не надо формальностей, давай по существу…
– А по существу… Все государства заблокировали этот проект и спустили его на согласования в министерства и ведомства, – сказала это и отбросила бумагу в сторону. – Собственно, если по существу – это все. Три года, господа! – безжалостно закончила она.
– Три года, – проворчал Ричард. – Даже, если не брать во внимание нашу ситуацию… Какие там три года, когда только в странах с высоким уровнем жизни каждый крупный мегаполис теряет ежедневно от болезней и старости сотни людей… Ежедневно! А в масштабах страны, а в масштабах целой планеты? Три года – это сотни миллионов жизней! О чем они думают?
– Эмоции, Ричард! – произнес Сильвио. – Это уважаемые государственные институты, а, как ты знаешь, наша организация никогда не работала с таким контингентом. Мелочевкой мы не занимались, медиков такого уровня у нас нет.
– Не медиков, а чиновников, – возразил Генри.
– На сегодняшний день это одно и то же, – заговорила Глорис уже без бумаги. – Тысячи людей ждут нового лекарства и гибнут, пока какой-то чиновник не поставит свой росчерк. Но, некая корпорация еще не успела окупить устаревшее средство, и пока она не продаст его, новое будет лежать в столе. Хотя в других странах этот препарат давно уже спасает людей. Такие правила игры! А тут, всем неизвестное средство… Впрочем, дело даже не в этом…
