Олег Артюхов
Эскадра
– Вот это и есть то самое дело. Нужна твоя помощь. Это новое устройство перемещения проходит испытания. Я уже испробовал, теперь мне нужно посмотреть на процесс со стороны. Давай полезай в самое кольцо, только краёв не касайся. С той стороны пройдёшь до конца туннеля, там тебя встретит профессор Артемьев и всё, что нужно, скажет.
Дитрих пожал плечами и исчез в портале. Теперь мне нужно сообщить Александру о диверсии Дока. Терминал возле шлагбаума засветился красным и начал издавать резкие звуки, значит, объявлена тревога. Не желая устраивать переполох, я подошёл к терминалу, приложил коммуникатор к валидатору и по личному коду вызвал Александра. Через пять секунд на экране терминала появилось его изображение.
– Привет, Саш, это Павел.
– Вижу, что Павел, а кто тогда в аудитории?
– Тоже я, но два года моложе.
– Ты, что, бредишь или выпил лишнего? – Александр был не шуточно озадачен и растерян.
– Долго рассказывать. Дитриха я забрал на два года вперёд, иначе через полчаса он погибнет от яда в капельнице. Док предатель, убийца и иностранный шпион. Все растворы, приготовленные для медицинской коррекции второй команды отравлены цианидом. Всем скажешь, что Дитрих погиб, не теряй время действуй быстро. Шинорин тоже предатель, пригляди за ним. Увидимся через два года. Прощай, – терминал повернулся вслед за мной, а я прошёл десяток шагов и нырнул в портал.
– Закрыть портал, – проговорил я в гарнитуру, сел в электром и доехал до хроноустановки, где Дитриха уже окружили сотрудники во главе с профессором. Артемьев что-то энергично втолковывал Дитриху, а тот стоял с совершенно ошарашенным видом.
– Привет ещё раз, мой воскресший друг, – я искренне обнял его, почувствовал живое тепло и с моей души свалился один из булыжников, – Сергей Иванович тебя уже просветил.
– В общих чертах, – голос его дрогнул.
– Тогда осваивайся, отправляйся домой и свяжись с мужиками, от твоего звонка они точно обалдеют. Ты с ними поаккуратнее, а то вдруг они привидений боятся. А мне пора опять за кромку.
Я заглянул в записную книжку коммуникатора и постучал по гарнитуре:
– Внимание оператор. Дата 2 сентября 2014 года, время 17-25. Координаты: 48 градусов 22 минуты 48,5 секунд северной широты, 38 градусов 20 минут 28 секунд восточной долготы западная окраина села Логвиново. Высота над уровнем моря 259 метров. Поехали, – и я покатил на электроме к появившемуся вдали кругу портала.
На той стороне портал открылся удачно за густыми кустами акации, растущими вдоль дороги. Отсюда я отлично видел наш «Урал», который ёрзал, устраиваясь в ложбинке на северной окраине села. По моим прикидкам до артналёта оставалось минут пятнадцать-двадцать. Я дождался, когда Марк и Док выбрались из «Урала» и принялись снимать со сцепки миномёт. Скрываясь за машиной, я подошёл к кабине справа и, дождавшись, когда мужики взялись устанавливать опорную плиту и прилаживать к ней ствол, открыл дверку.
В кабине, привалившись к спинке, сидел контуженный Валет, Юрий Карпин отец моих ребятишек, в помятом запылённом костюме, бледный с тенями под глазами, не здоровый, но живой. Через несколько минут вернутся Док и Марк, а, когда начнётся налёт, они все вместе залягут в первое попавшееся укрытие.
– Здравствуй Юрий, Бор просил переправить тебя в безопасное место, айда за мной.
– Кто вы такой, я вас не знаю. Может быть вы из конторы заявились. Никуда не пойду, моё место здесь, – он поморщился от головной боли и несколько раз глубоко вдохнул, видно его тошнило.
– Я Павел, меня за тобой прислал Бор. Ты, Юрий, сейчас хреновый помощник нашим миномётчикам, так что вылезай и пошли со мной. А что касается конторы, то неужели ты думаешь, что эти балерины смогли бы сюда добраться, в самое пекло?
– Ты прав. Но передай Бору, что не могу я бросить ребят в трудную минуту.
В сердитом отчаянии, поглядывая краем глаза на наших миномётчиков, я прорычал прямо в лицо Валету:
– А я тебя на курорт приглашаю что ли? Майор Карпин Юрий Владимирович, я приказываю тебе следовать за мной, если ты хочешь вернуться живым к Саше и Танюшке.
Его лицо мгновенно изменилось, меняя выражения от растерянности, подозрительности, отчаяния и опасения до решимости действовать. А я продолжил давить:
– Все вопросы потом. Обещаю, что Бор ответит на каждый из них максимально честно и подробно, а теперь надо идти.
Валет кивнул головой и тяжело выбрался из кабины. А я специально показался Марку и Доку и помахал им рукой:
– Бор приказал мне доставить Валета, он зачем-то срочно потребовался командиру.
– Э-э, парень, а ты кто такой?! – заорал Марк, хватаясь за автомат.
– Спокойно, Марк, я прибыл связным от Захарченко. Скоро всё закончится. Помощь близка, держитесь.
Марк, остановился, задумался, потом махнул рукой и продолжил возиться с миномётом. А мы с Валетом прошли вдоль дороги и спустились под откос, где за кустами чуть виднелся бледный круг портала. Почти успели. Слева от дороги с мощным ударом поднялся огромный куст взрыва, потом ещё и ещё. Я схватил Валета, буквально закинул его в портал и нырнул следом одновременно с близким взрывом, кинувшим мне вслед кучу земли, мусора и пыли вперемешку с осколками металла.
При прыжке в портал я налетел на рельсовую эстакаду и, если бы не личная броня, точно что-нибудь бы сломал. Отряхнувшись от мусора, я разглядел лежащего Валета, которому не так повезло так, как мне. Похоже, он крепко рукой приложился к железу и сейчас лежал постанывая. Бедный Юра, сколько же шишек ему досталось.
– Оператор, здесь Бор, закройте портал и пришлите санитарную машину, надо оказать срочную помощь раненому и отвезти его в медицинский центр.
Через десять минут санитарный электром увёз Валета в Центр. Перед отправкой я по коммуникатору вкратце рассказал Артемьеву историю Юрия Карпина и предупредил, что с ним надо обойтись максимально бережно, поскольку у него взрывная контузия, он попал к нам из района боевых действий и ничего не знает о том, где оказался, и понятия не имеет о местных порядках и правилах. Заодно я предупредил профессора и обслуживающую команду, что следующими гостями будут люди из сорок первого года, которых я выдерну из тяжёлого боя, и они вообще будут не в состоянии соображать, что к чему.
Чуток передохнув, я влез в записную книжку коммуникатора и связался с оператором наведения:
– Оператор, здесь Бор. Дата 4 июля 1941 года. Время 15-40. Координаты: 54 градуса 15 минут 30 секунд северной широты, 27 градусов 2 минуты 55 секунд восточной долготы. К западу от городка Красное. 127 метров над уровнем моря. Открытие портала через десять минут. Внимание, возможны поправки по ходу операции.
Я подтянул снаряжение, проверил оружие, снарядил гранатомёт кумулятивной гранатой и засунул за ремешки разгрузки ещё три. Появился мерцающий круг портала, и я шагнул в Великую Отечественную войну.
В нос, уши и глаза ворвался бой. Воздух клубился дымом, пылью, яростью и насилием. Вокруг лязгали и рычали прорвавшиеся немецкие танки, раздавались взрывы и густой треск пулемётов. Портал открылся вплотную к горящей «тройке», борт которой занял часть прохода.
Моментально в памяти всплыли подробности того сражения, и с точностью до метра я вспомнил положение каждого бойца. Вон я сам в теле Батова Василия Захаровича метнул гранату, вон Баля ползёт к горящей машине, а вон и Ванька, прячется за подбитой «четвёркой», чтобы кинуть последнюю гранату в проползающего мимо бронированного монстра.
Я во все лопатки рванул в ту сторону. Вижу, Ванька пригнулся, и, не глядя, начал пятиться, а там из-за обгорелого корпуса медленно выползал танк. Вот сейчас Иван споткнётся и упадёт. Время пошло на секунды. Я скинул с плеча гранатомёт. Дистанция тридцать метров. Почти в упор. Выстрел. Яркая кумулятивная вспышка, и через пару секунд, вышибая люки, вверх и в стороны ударили мощные фонтаны внутреннего пламени. От слишком близкого взрыва Ванька конкретно поплыл, но был жив!
Не теряя времени, я схватил оглушённого Ивана и поволок к порталу. Подойдя к тускло светящемуся кругу, я перетащил Ивана на ту сторону, но не успел дать команду на закрытие, как за мной следом заскочил немец-танкист. Ошалело озираясь, он остановил на нас взгляд и начал садить из парабеллума, сука. Положив Ваньку на плиты пола, я отмахнулся от пуль и от всей души накатил белокурой бестии кулаком по роже. Ганса унесло в проём портала обратно в сорок первый, а я испытал неимоверное удовлетворение.
– Оператор, закрыть портал. Медиков сюда. Напомните им и профессору Артемьеву, что эвакуированный человек из сорок первого года попал к нам прямо из жестокого боя. Через пять минут откройте портал по тем же данным, но на пятьдесят угловых секунд западнее.
В течение паузы я глотнул воды из фляги, зарядил гранату и приготовился к последнему на сегодня броску в прошлое. Засветился портал, и я шагнул в мерцающий круг.
Справа от моста в проутюженных танками окопах среди дымящихся воронок топорщились обломки двух наших сорокапяток. Бой разгорелся по другую сторону дороги. Там в дымно-пыльном мареве беспрерывно трещали автоматы, бухали взрывы гранат, коротко рычал наш крупнокалиберный ДШК. За ним и стоял Сашка.
Не долго думая, я шарахнул гранатой по немецкому танку, вползшему на мост. От кумулятивного взрыва у него сдетонировал боекомплект и сорвало башню, которая свалилась в речку. Так, мост закупорен. Теперь надо пробираться через дорогу к нашим. Там наши позиции утюжили два немецких панцера. Один из них ёрзал вдоль окопов. Ну, уж, нет, такой расклад нам не нужен. Уперевшись в борт подбитой машины, я прицелился и влупил гранату немцу в трансмиссию. Крестоносец сразу жарко вспыхнул, превратившись большой костёр.
Я зарядил последнюю гранату и бросился в сторону машины, с кузова которой бил ДШК. Время затормозилось. Я видел, как в замедленной съёмке, танк ударил в борт грузовика и, взмахнув руками, Сашка полетел на землю. Не теряя времени, я с колена начал выцеливать танк, развернувшийся, чтобы опрокинуть «Опель», под колёсами которого пытался подняться из пыли оглушённый падением Сашка. Танк не успел сдвинуть грузовик. Граната с яркой вспышкой впилась ему под башню, и опять раздался «большой бабах». Я молил лишь, чтобы отлетевшая башня не грохнулась на Сашку. И она, зараза, грохнулась именно туда! Но, слава богу, упала на кузов Опеля, который и принял на себя удар груды железа, прикрыв моего друга.
Сашку я вытянул из-под нависающей над грузовиком сорванной башни. Он слабо ворочался и мало что соображал, ошеломлённый падением и близким взрывом. Я взвалил его на себя и потащился к порталу. По телу пробежала струя пуль, потом ещё одна. Я не обращал на них внимания и только матерился сквозь зубы. Осталось десять метров. Пять. Два. Ещё шаг и мы по ту сторону. Я осторожно положил друга и вернулся в сорок первый. А теперь, гансы, получите привет от тёти Моти. И мой автомат начал собирать кровавую жатву. Выпустив последний патрон, я запихнул пустой магазин в разгрузку, шагнул в портал и по связи отдал команду:
– Оператор, закрыть портал. Пришлите санитарную машину. Эвакуированного бойца буду сопровождать сам.
Я устало присел на эстакаду и остатками воды смочил голову. Уф-ф, давненько я так не воевал. Отвык. В последнее время всё больше мечами, саблями да ножамимахать приходилось. Сашка заворочался, очнулся:
– Где я?
– Ты Александр Мефодьевич в полной безопасности у друзей, – зная Сашку, я старался быть как можно более доброжелательным.
– Кой на хрен в безопасности! Наши насмерть бьются, а я в безопасности?! – его лицо буквально перекосило от гнева. – А ну, возвращай меня обратно!
– Не могу. Некуда тебя возвращать, – я старался подбирать слова, – Тот бой давно закончился, но тебе отмечать победу не пришлось.
– Это ещё почему? Я труса не праздновал! Воевал честно!
– А, потому, что тебя не было там после боя, вернее, раздавленный танком ты лежал завёрнутый в старый брезент вместе с семнадцатью другими погибшими бойцами.
– Так, я что… помер что ли?
– Ты мыслями то шибко не терзайся, но в той реальности тебя и вправду раздавил танк, который сбросил тебя с кузова машины. И похоронили тебя на высоком берегу на окраине городка Красное.
– А… где же тогда я сейчас? – на растерянного Сашку было жалко смотреть.
– Ты находишься в 2016 году на южной оконечности полуострова Камчатка на особой территории «Надежда», которую все местные жители называют Лукоморьем. А я Павел Смирнов, который раньше был Василием Захаровичем Батовым, твоим командиром, выдернул тебя сюда за несколько секунд до твоей смерти. Меня, кстати, тоже убило бомбой пятью днями позже.
Сжав голову, Сашка сидел на эстакаде и качался взад-вперёд. Похоже парня нешуточно торкнули перемены. Стараясь вывести его из футуршока, я продолжил говорить:
– Наша рота победила в том бою и потом освободила лагерь с военнопленными, всю войну наши бойцы прошли вместе и победителями вошли в Берлин в мае сорок пятого.
– Так, наши победили? Германия разгромлена? Уф-ф, уже легче. Значит, не зря мы погибли, – Сашка явно оживился, и я почувствовал, что его начинает отпускать.
– Если тебе станет от того легче, то наш Ванька Иванов тоже здесь. Там он тоже попал под танк. А здесь жив и почти здоров.
– Где он! Хочу его увидеть. Поехали скорее к нему.
Я кивнул и, удовлетворённый результатом, подсадил Сашку в медицинский электром, а сам сел рядом. По дороге он не отрывал взгляд от окрестностей, жадно впитывая всё, что видел: крупные и мелкие сооружения Паужетки, вулкан с гейзерами и горячими источниками, ровную широкую дорогу, мосты через реку Озёрная, вид Доброграда, серпантин, ведущий к Центру, скалы Орлиного Крыла. Через полчаса мы встали на площадке возле Центра. Ещё через четверть часа Сашку уже вертели и обследовали врачи в медицинском секторе. Там же в соседних боксах находились Ванька и Валет, Дитрих сейчас общался с безопасниками, поскольку в лечении не нуждался.
Я вышел на воздух и, зажмурившись, глубоко вздохнул и улыбнулся, наконец-то избавившись от тяжкого бремени невозвратной потери близких людей. Вместо подспудно ноющей вины пришло ощущение безмятежного покоя. Благодать! Все мои друзья рядом и все живы. А в соседнем отделении находятся мои жена с сыном. Пытаясь не упустить блаженное ощущение счастья, я достал коммуникатор и набрал код Лары.
– Привет, страдалец, – с экрана устало улыбалось осунувшееся лицо жены, – вот ты и дождался. Сын получился замечательный, похож и на тебя и немножко на меня. Молоко есть, кормлю. Сама в порядке. Обещали через три дня выписать. Сам-то как?
– Спасибо тебе, Ларчик, за сына. Поздравляю и горжусь. Мы все ждём тебя, особенно мама. Тут ещё вот какое дело. Сегодня я вытащил из прошлого отца наших ребятишек, и теперь они не сироты.
– Ой, как здорово, – лицо жены озарила улыбка, – я рада за ребят и за их отца. Кажется, его зовут Юрий?
– Да, Карпин Юрий Владимирович, тридцати шести лет от роду. Я решил, что первые пару месяцев ты побудешь у наших, с мамой тебе будет полегче, пока не втянешься и не поправишься. Юрий с ребятишками, пока поживёт у нас, подберёт жильё, а я помогу им пережить все невзгоды.
– Ты всё правильно решил. Скоро увидимся, целую, до встречи, – и изображение на коммуникаторе исчезло.
Появление малыша в нашей семье произошло торжественно и беспроблемно. После недолгого семейного совещания назвали его Вячеславом, по-домашнему Вячко или Славка. Парень оказался спокойным и даже с голодухи не кричал, а только кряхтел и угукал. Ночью спал и никого не доставал истошными воплями. Меня, как «косорукого бабуина», жена с маманей к ребёнку не допускали, и сами вдохновенно занимались уходом.
После пяти дней тщательного обследования и неотложных манипуляций Юрия отпустили из клиники для амбулаторного долечивания. А после того, как он ознакомился с приказом об отставке от службы в Конторе в связи с гибелью на боевом посту, он будто огромный камень с души сбросил и крылья расправил. Впереди у него была новая жизнь и новый смысл. Танюшка и Сашок не отходили от него ни на шаг, и он тоже не мог оторваться от детей, жадно впитывая радость, которой он был лишён последние годы.
Немало обнадёживало то, что вся «воскресшая» четвёрка моих друзей довольно быстро врубилась в нынешнюю реальность. Валет моментально освоился и влился в команду, о Дитрихе и говорить нечего, но, что удивительно, Ванька с Сашкой тоже стали проситься в хронодесант. Немного подумав, я принял их, поставив под начало Валета, чтобы, совместно долечиваясь, они быстрее освоились в новом времени и новом мире. А через недельку милости прошу на тренировки вместе с моим братцем Олегом.
Сашка получил позывной Шет из-за его вездесущности и пронырливости. Ивана прозвали Зуб, из-за того, что в последнем бою выбил передний зуб. А моего братца Олега мужики с самого начала звали Новиком, пусть так и остаётся.
Ко всем прочим проблемам меня с головой захлестнули повседневные дела и заботы, заставляя мотаться между Порт-Надеждой, Паужеткой и Орлиным Крылом. До дома добирался за полночь, да и то не каждый день. Однако всё на свете когда-то кончается, и у меня наступил долгожданный момент, когда неизбежная текучка осталась позади, и можно было приступить к непосредственной подготовке экспедиции, контуры которой уже чётко обозначились.
Как и планировали, первый шаг за кромку мне предстояло сделать вместе с Лунём, Ополем и Ставром. Нашу четвёрку ждала Черногория 1899 года. Почему именно Черногория? По нескольким причинам.
Эта маленькая балканская страна в 19 веке фактически в одиночку успешно противостояла Турции, самостоятельно освободилась от ига, и в 1878 году на конгрессе в Берлине европейские страны признали её независимость. Ещё во времена борьбы с Османской империей в Черногории сложилось самоуправление, которое возглавил старинный уважаемый род Негошей, проводящий независимую политику. На рубеже веков Черногорию возглавлял Никола Петрович, принявший трон из рук родного дядьки. Никола получил прекрасное образование во Франции и считался сторонником европейских светских манер, поощрял предпринимательство, строил дороги и мосты, развивал города, порты и уделял внимание культуре и образованию. Он отличался простотой в общении, обычно ходил в одиночку по городу, сам принимал людей и судил. Родив девять дочерей, Никола умудрился шесть из них отдать в жёны в европейские монархические семьи.
Теперь, что касается причин. Во-первых, выйдя из-под ига османов и опеки австрийцев, Негоши наладили прекрасные отношения с Россией, через тесные экономические, культурные и матримониальные связи. А одна из дочерей Николы Милица вышла замуж за Великого Князя Петра Николаевича. Тоесть русские люди не были чужими в Черногории.
Другим не менее важным для нас обстоятельством являлось обладание Черногорией участком адриатического побережья, отдалённого от крупных портов с отличной глубоководной бухтой возле города Бар. Проще говоря, это был удобный медвежий угол на задворках Европы.
В-третьих, эта бедная захудалая страна на балканских задворках испытывала острейший денежный голод.
Четвёртый аргумент –нехватка продуктов питания и частые голодные периоды. Достоверно известно, что в Черногории голодными были 1900, 1903 и 1904 годы.
И последней, пятой причиной было то, что Черногория – единственная страна, которая в 1904 году сразу объявила Японии войну в знак солидарности с Россией.
Вот на этих пяти струнах я и собирался играть.
Что касается морской части операции, то здесь рулил флотский клуб «Цусима», перебравшийся в Порт-Надежду и обосновавшийся в морском собрании. Заседая ежедневно, моряки наконец-то сформировали экипажи будущих кораблей. Но с поправками, поскольку модернизация внесла существенные изменения в штатные расписания и сократила численность личного состава. Осетра значительно урезали, но даже при всех сокращениях суммарная численность экипажей всё равно равнялась тысяче.
Что касается оснащения будущих кораблей, то флотские начальники со скрипом и жалобами всё-таки разрешили подчистить склады и перебросить к нам на баланс уже безнадёжно устаревшее оборудование и снаряжение, место которому либо в музее, либо в мартеновской печи. Однако по меркам начала20 века всё это барахло было выдающимися технологическими новинками. К отправке в прошлое время приготовили контейнеры со стрелковым оружием разного калибра, стрелочными индикаторами и датчиками, механическими вычислителями, ручными инструментами, с бухтами кабелей, электродвигателями и генераторами, оборудованием электро-газосварки, сильными и слабыми источниками света, разной оптикой, эхолотами и гидрофонами, оборудованием телефонной и радиосвязи, специальными красками, комплектами одежды и бытовой мелочёвкой.
В Орлином Крыле подготовка к операции тоже набирала обороты. Все наши группы занимались по своим планам, поскольку им предстояло решать разные задачи. И, не смотря на то, что этапы операции будут разнесены по времени на четыре года, все команды отправятся за кромку почти одновременно, ведь теперь для хроноустановки неважно, когда, куда и сколько отправить людей в 1899 или в 1903 год, в лето или в зиму.
С профессором Артемьевым я виделся редко, но как-то встретившись, услышал столько восторженных отзывов о новой подаренной «Мелитой» операционной системе, что слегка растерялся от фонтана эмоций обычно сдержанного учёного. Выслушав профессора, я осторожно опустил его на землю, заказав производство сотни генераторов-преобразователей для обработки огромных судов и два десятка генераторов-деструкторов для резки массивных деталей и перфорации броневых листов.
В Порт-Надежде работа тоже шла полным ходом. Прежде, чем приступить к переобучению на старую технику группы моряков проходили личное «бронирование». Потом морские спецы начинали чесать лбы, не зная, как подступиться к старинному оружию и технике. Чего только стоили монструозные орудия главного калибра в чудовищных башнях, с их системами подачи, наведения и электрического обеспечения. С не меньшими проблемами столкнулись и механики, разбираясь в хитросплетениях использования паровых котлов и турбин старого образца.
Отдельной группой работали радисты и радиотехники, которые до этого понятия не имели, с какой стороны подступиться к ламповым рациям фирмы «Телефункен» 1915-20 годов. Электрикам тоже приходилось не сладко, все комплектующие, инструменты, приборы, генераторы и даже кабели и провода требовали полностью пересмотреть их профессиональные навыки. Слава богу, что нашлись деды, которые ещё застали ту древнюю технику в работе.
Более иных пришлось потрудиться штурманской группе и группе обеспечения наведения артиллерийского огня. Они буквально по крупицам собирали информацию, и восстанавливали методики работы с допотопными приборами навигации и управления огнём.
Вы не поверите, но порой сущие мелочи доводили меня до отчаяния. Я буквально изощрялся и изворачивался, уговаривая офицеров отрастить бороды и усы, а матросов усы по тамошней моде. Отказывались наотрез. А ларчик просто открывался. Достаточно было предъявить им фотографии командного состава и нижних чинов императорского российского флота.
Что касается меня и моих напарников по «черногорской» группе, то мы наметили переход на конец января. За эти два месяца я подтянул немецкий и освоил сербский язык и научился правильно носить одежду того времени. Сначала мне мешала трость, но потом я понял, что это не только некий статусный атрибут, но и отличное оружие самозащиты.
Мои спутники тоже заметно изменились и приобрели бюргерскую основательность и некий викторианский лоск. Теперь с нашими подстриженными бородками, завитыми кверху усами, расчёсанными бакенбардами, набриолиненными волосами, моноклями, часами на цепочках через пузо, шляпами-котелками, жилетками и галстучными булавками мы ничем не отличались от типичных европейских буржуа.
Одновременно с нами готовилась к выходу в 1919 год группа наших боевиков. Они весьма экзотично смотрелись в форме каппелевского полка, вернее отряда Народной армии КОМУЧа, или иначе – белой армии Восточного фронта. Мужики обнашивали зимнюю форму цвета тёмного хаки с красным кантом и красными погонами. К ней прилагалась тёмно-серая бекеша, фуражка цвета хаки, тёмный башлык, чёрные сапоги и перчатки и длинный прорезиненный плащ грязно-зелёного цвета. Мои «буржуи» вместе с «белогвардейцами» смотрелись в коридорах Орлиного крыла весьма экзотично.
По общему мнению, от современного оружия мы отказались. Моя группа «черногорцев» вооружилась увесистыми тростями со скрытыми клинками. А «каппелевцы» получили на оружейном складе укороченные мосинские карабины, многозарядные пистолеты-маузеры и кривые артиллерийские кинжалы-бебуты. Из современного оружия они взяли лишь биокорректор с сильным снотворным.
День начала операции выдался холодным. Лёгкий морозец усугублял противный ветер, который так и норовил забраться под наши летние костюмчики. Заскочив в корпус хроноустановки, мы облегчённо вздохнули, наслаждаясь мягким теплом. Александр вручил каждому из нас портмоне с ассигнациями и монетами России и Австро-Венгрии, трости и российские паспорта образца конца 19 века. Помимо этого мне достался саквояж, в котором лежали разные принадлежности, а также подарки правителю Черногории: в бархатных футлярах шикарная ручка-самописка «Паркер» с золотым пером и золотые наручные часы, сработанные под швейцарский образец Бурэ. Там же находилась папка с рекомендательными письмами от министра финансов Российской империи Сергея Юльевича Витте и гарантийными письмами от Государственного банка России и Петербургского международного коммерческого банка. Документы, конечно, поддельные, но безупречно сработанные
Мы подъехали к концу павильона, дождались, когда замерцает кольцо портала и все вместе шагнули в Черногорию конца 19 века.
ГЛАВА 3.
Майское утро в Подгорице встретило нас ярким солнцем, тёплым ветерком с Ариатики и особым южным запахом, который любой северянин узнает с закрытыми глазами и почует с первого вдоха.
Портал открылся в заброшенной нежилой части старого города, где причудливо перемешались вросшие в землю римские, византийские и славянские развалины, густо затянутые плющом, диким виноградом и сорной травой. Непрерывно спотыкаясь, мы пробрались по безмолвным руинам с остатками былого величия и вышли на мощённую камнем и накатанную до состояния колеи древнюю дорогу, с проросшей между плитами травой. Укрываясь от жгучего солнца, мы прижимались к узкой тени у разрушенных стен, и, пробираясь по античной мостовой, удивлялись, что в этих краях всё построено из камня даже низкие заборы и собачьи будки. Слегка напрягали тишина и безлюдье, будто на старый город обрушилась какая-то напасть, забравшая всех жителей.
Вздох облегчения вырвался, когда в конце улочки мы встретили человека, несущего вязанку хвороста. Он уступил дорогу и слегка поклонился, сняв помятую пропотевшую войлочную шляпу.
Плавно изогнувшись, улочка пересеклась с другой, тоже мощёной старым камнем, до блеска натёртым колёсами и ногами. На этой улице строения тоже дышали древностью, но выглядели новее. Кое- где встречались двухэтажные дома с черепичными крышами и крытыми балконными галереями. Появились и прохожие. Лучше других освоивший сербский язык Лунь жестом остановил погонщика волов:
– Здраво. Где у граду кућу владара? (Здравствуй. Где здесь в городе дом правителя?).
– Здраво. Вам је тамо. Кроз три улице ће бити трг, иза ње палата. (Здравствуй. Вам туда. Через три улицы площадь, за ней дворец.), – возница махнул куда-то за спину, снял шляпу и вытер рукавом украшенную лысиной голову.
– А има ли у близини добар гостионице? (А есть ли поблизости приличный постоялый двор?).
– Како да не буде. Постоји такав. Кроз две улице лево близ реци. (Как не быть. Есть такой. Через две улицы налево ближе к реке), – он неспешно расправил усы и, прикрикнув на волов: «цоб-цобэ», стукнул их по задницам палкой и потащился дальше.
Небольшую уютную гостиницу мы нашли на второй по счёту улице, плотно застроенной двух и трёхэтажными аккуратными домами. Мимо изредка громыхали повозки и коляски, запряжённые сытыми гладкими лошадьми. Среди публики в национальных одеждах попадались люди и во вполне европейских костюмах, головы некоторых дам украшали широкие и лёгкие шляпки, а затянутые в тонкие белые перчатки руки модниц держали ажурные зонтики от солнца. На другой стороне улицы двое мальчишек громко кричали, размахивая газетами.
Вблизи арочных входов в дома в тенёчке на низких скамейках вокруг таких же низких столиков по трое-четверо сидели местные мужчины, потягивали кофе и ракию, жевали овечий сыр и неторопливо беседовали, лениво наблюдая за уличной жизнью. Неподалёку от гостиницы висела вывеска с нарисованными булками, и оттуда тянуло добрым ароматом свежеиспечённого хлеба. Ещё чуть дальше чуть колыхался от ветерка навес, под которым стояли столики с лавками. Тот же ветерок доносил слабый запах жаркого и специй.
Шикарная по местным меркам гостиница на восемь номеров нас вполне устроила. Мы заняли два крайних номера, устроились, осмотрелись и решили пройтись по городу и уточнить что к чему.
В первую очередь требовалось перекусить, о чём недвусмысленно напомнили наши желудки. Выйдя на улицу, мы пошли на запах и остановились возле идущих вниз ступенек таверны, из которой разносились умопомрачительные ароматы. Переглянувшись, мы, не сговариваясь, спустились в прохладный полумрак. Здесь в пустом помещении стояли всего четыре столика. К нам вышел смуглый высокий и крепкий хозяин и широко улыбнулся в густые усы:
– Что желают господа? (дальше не стану заморачиваться с переводом, ибо неинтересно)
Как знаток языка и черногорской кухни слово взял Лунь:
– Нам, уважаемый, нужно подтвердить своим друзьям репутацию вашего заведения, ибо сказано, что здесь лучшая кухня в округе. А посему принесите нам чорбы и бурека на всех, а потом «мешано мясо» и кофе с кифлами.
– О-о! Господин знаток местной кухни. Всё будет исполнено. А пока попробуйте нашего вина.
Как по волшебству на столе появился большой мокрый кувшин с вином и четыре глиняные кружки. Кисловатое вино было ни хорошее, ни плохое, зато прохладное.
Густая, наваристая похлёбка из телятины – чорба оказалась выше всяких похвал, или мы так восприняли нормальную пищу после еды 21 века? Но мясное ассорти из пяти видов мяса: небольших колбасок-чивапи, маленьких шашлычков на палочке – ражничей, тонких длинных роштильских колбасок, отбивной на гриле – вешалице и нарезанного копчёного свиного окорока пршута показалось волшебной едой. Удивительно, но, наевшись досыта, хотелось есть ещё. Отдуваясь, мы проглотили по чашке кофе, немного посидели в тенёчке и по предложению Луня прошлись до берега Морачи, где с полчаса повалялись на травке, разувшись и сняв пиджаки и галстуки. Потом поднялись, стряхнули послеобеденную дрёму, привели себя в порядок и приступили к делу.
