Николай Романецкий
Узники утлого челна

10. Взгляд в былое. Век 76, лето 3, вересень: Забава

Как все-таки переменчива жизнь-матушка!

Еще полчаса назад, вернувшись в отведенную ей каморку, Забава рвала и метала.

Я ей покажу, уверяла она себя. Эта сука век у меня жалеть будет! Я подстерегу ее где-нибудь в городе – и кинжал под левую лопатку! Я удавлю ее голыми руками! Я отыщу в новгородских ночлежках какого-нибудь татя, заплачу ему – сколь бы сие не стоило! – и попрошу выкрасть ее. А потом четвертовать. Сама же буду сидеть рядом, слушать, как она вопит от страха и боли, и смотреть, как ей отрубают руки и ноги. И дождусь того момента, когда Марена заберет ее к себе, а от этой суки останутся одни лишь окровавленные куски. Я заберу эти куски и зарою на собачьем кладбище…

Четверть часа спустя Забава рвать и метать перестала.

Знамо дело, никого она не подстережет. Не будет ни кинжалов, ни удавки из голых рук. Татя-душегуба тоже не случится. А значит, остается последнее – молиться Додоле. Ведь на то она и Заступница, чтобы вступиться за сирых, убогих и обиженных Мокошью людей.

И потому Забава пала на колени. И молилась, молилась, молилась…

А пять минут назад эта сука самолично вперлась в Забавину каморку.

– Я передумала, милка, – сказала она. – Ваш хозяин и вы получите приют в нашей обители.

И тогда Забава снова пала на колени. На этот раз к ногам этой суки… нет, матушки-благодетельницы, спасибо вам, мать Наталья, век благодарна буду, можете присно рассчитывать на мою помощь, какая бы ни потребовалась…

– Встаньте, дитя мое! – оборвала Забаву предводительница Ордена. – Я все-таки не богиня, а человек.

Забава поднялась с пола, все еще лепеча слова благодарности, но уже стыдясь своего отчаянного низкопоклонства.

– Скажите мне, милка… – Мать Наталья села на табуретку, помолчала, словно собираясь с силами. – Вашего хозяина ведь покусала собака, не так ли?

Забава вдруг поняла: предводительнице важно именно это. Буде Светушку покусала собака, они получат приют и защиту Ордена, буде же нет… Кинжал в спину, удавка из голых рук, тать в ночи…

– Да, – прошептала она. – Моего хозяина покусала собака.

– Как это произошло?

– Не ведаю… Он вернулся домой весь в крови и сказал, что на него напал пес. Кажись, доберман… Все домашние спали… Я почему-то побоялась их будить… – На Забаву снизошло странное вдохновение, и она принялась лгать увлеченно, будто излагала пережитое. (А может, оное вранье и было пережитым!) – Побоялась я сбегать и за врачом… Не знаю – почему. Просто побоялась! И решила привезти хозяина сюда. Ведь додолки ввек никому не отказывают в помощи…

– Вы все правильно сделали, милка. Не волнуйтесь! Мы защитим его от любой опасности. По крайней мере, на время… Орден, вестимо, не Колдовская Дружина и не Словенская Рать, но у нас тоже есть какие-никакие силы. Мы находимся под опекой самой Великой княгини! Так что можете жить спокойно. – Предводительница улыбнулась. – А почему вы заявили мне, будто у вас будет от него ребенок?

К Забаве неожиданно пришло ясное понимание, что на сей раз надо говорить правду.

– Про ребенка я соврала, – пролепетала она. – Чтобы вы позволили нам остаться. Ведь Додола требует от нас, дабы мы совращали волшебников… Но я действительно спала с ним. У моего хозяина появилась мужская сила. И, по-моему, разбудила оную силу я. Вот токмо дети от него родиться не могут.

– Почему вы так решили? – Глаза матери Натальи излучали интерес и участие.

– Я много раз спала с ним во время зеленца. Но чрево осталось порожним. Поэтому я отправилась к женскому лекарю. Лекарь сказал, что со мной все в порядке, причина бесплодства – в моем… э-э… муже. – Забава осмелилась улыбнуться, но почувствовала, что улыбка вышла жалкой и виноватой.

Предводительница улыбнулась в ответ ободряюще:

– И с ним ничего не случилось? Он не потерял своей волшебной Силы?

– Нет. А разве он должен был ее потерять?

Мать Наталья снова улыбнулась:

– Не должен, не должен. Вы все правильно сделали. Вы – первая, кому удалось соблазнить чародея. О других таких я не ведаю. По крайней мере, в последние лета о них никто не слышал. – Предводительница погладила Забаву по голове. – Вы, милка, – истинная додолка. Я горжусь тем, что мы сумели воспитать такую женщину.

Забаве показалось было, что ей льстят, но с какой бы стати глава Ордена принялась льстить одной из недавних его воспитанниц?..

– Я вовсе не старалась его соблазнить, – смутилась Забава. – Я просто его очень, очень, очень люблю. Он совсем не такой, как прочие колдуны. Он добрый и ласковый.

– Да-да, я все понимаю. – Мать Наталья еще раз ободряюще улыбнулась. – Кому-либо ведомо о том, что происходило между вами и чародеем?

– Ни единой душе! – Забава помолчала секундочку, раздумывая, след ли рассказывать предводительнице о мышином жеребчике. И решила – не след. – Вы первая, кому я поведала свою историю.

Теперь задумалась – и очень надолго! – мать Наталья.

Забава терпеливо ждала, понимая, что у предводительницы Ордена дочерей Додолы имеется множество причин для размышлений.

– Хорошо, – сказала наконец мать Наталья. – Вы останетесь в обители. И вот еще что… – Она понизила голос. – Вы ведь догадываетесь, милка, что у вашего хозяина есть враги. А потому никто не должен знать о том, что он здесь.

– Может, обратиться к нашему судебному заступнику? – робко предложила Забава. – Он справно знает свое дело.

– Судебный заступник ничем вашему хозяину не поможет. – В голосе предводительницы прозвучала такая уверенность, что Забава враз ей поверила. – О том, что чародей находится в обители, никто за ее стенами не должен знать. Своих людей я предупредила. Молчите и вы. И обо всем остальном, что мне поведали, молчите. Кстати… Извозчик, с которым вы приехали, ведал, кого он везет?

Забава похолодела.

Сказать «да» – неизвестно, как все обернется. Впрочем, известно!.. Попросят их отсюда, в силу обычной осторожности попросят. Сказать «нет»?.. Она чувствовала, что на этот раз «нет» прозвучит неубедительно. И это в тот самый момент, когда, кажись, все идет на лад!..

– Не ведаю, – прошептала она. – Извозчик видел то же, что видели ночью и вы. Разве токмо ему было известно, кто именно живет в нашем доме… – Она протяжно вздохнула. – Не ведаю.

На этот раз предводительница не задумывалась.

– Ладно, – сказала она. – Будем надеяться на лучшее. Извозчикам все равно, кого они возят. – Мать Наталья встала. – Теперь вот что… Хотя я, милка, и восхищена вами, в обители не принято бездельничать. Работа на кухне вам, надо полагать, хорошо знакома, и потому…

– А можно, я лучше буду сиделкой при моем хозяине? Ведь ваша лекарица не сможет находиться с ним бесперечь. А мне кажется, при нем все время кто-нибудь должен быть. И потом… К нему ведь негоже допускать посторонних людей! Тех, кому не стоит знать лишнее…

– Ладно, – великодушно согласилась предводительница. – Вы правы. Я немедленно распоряжусь, чтобы вас определили в сиделки к новому больному.

Предводительница, величественно кивнув Забаве, удалилась по своим предводительницким делам.

А Забава, быстро отрадовавшись ее решению, подумала о том, сколь же переменчива жизнь-матушка.

11. Взгляд в былое. Ива

В следующий раз изумрудный туман пришел к ней в тринадцать лет.

Ива и Машка Укропова играли после ужина в своей каморке.

Знамо дело, воспитанницам вяткинского приюта Ордена дочерей Додолы запрещалось играть («баловаться», говорила мать Надежда) перед сном, но как удержишься…

Обе только что втайне от матери Надежды прочли «Предощущение любви», роман в стихах ключградской сочинительницы Тихомиры Китай-Городовой, и восторг переполнял их до краев.

Ива представлялась Зоренькой, а Машка – глупым слепцом Пересветом. Решили соскоморошничать заключительную сцену романа – когда прозревший, наконец, Пересвет Кулик объясняется в любви Зореньке Зайцевой.

Финальное объяснение заставляло колотиться девчоночьи сердца, когда книга еще только читалась. Колотились оные сердца и теперь.

– Пошто я бёг от вас? – декламировала Машка-Пересвет. – Чего искал в подлунной? Ведь вы – мой идеал, я не могу без вас.

А плачущая от счастья Ива-Зоренька молча обнимала суженого за шею.

Она и сама не заметила, когда утонула в изумрудном тумане.

Резануло грудь. Потом туман превратился в нечто плотное и холодное, и она забарахталась в этом холоде, то выныривая на поверхность, то вновь погружаясь во враждебную плоть. Она слишком поздно поняла, что вокруг вода – намокший подол сарафана уже обмотался вокруг головы. Сердце рвалось из груди, его удары становились все громче и громче, и после очередного вдоха, когда холод хлынул в грудь, она завопила от ужаса…

Перепуганная Машка позвала на помощь.

Иву, которую бесперечь била лихоманка, отправили под надзор к приютской лекарице, а признавшуюся в «баловстве» Машку даже не наказали.

Ива не поведала лекарице о тумане, и та – не найдя «отклонений в состоянии девочки», но, порядка ради, продержав ее два дня в постели – была вынуждена отпустить больную подобру-поздорову.

Никто столь не радовался возвращению Ивы, сколь Машка…

А через седмицу Мария Укропова при так и невыясненных обстоятельствах утонула в Вятке.

Ее тело нашли через пять дней ниже по течению. Вокруг головы девочки обмотался подол сарафана.

Впредь ходить на реку в сарафанах воспитанницам приюта было строжайше запрещено.

Марию похоронили.

Безутешная Ива тем же вечером рассказала матери Надежде, что она испытала в той игре с мертвой ныне подружкой.

Мать Надежда, как могла, успокоила девочку.

Но еще через седмицу поезд вез мать Надежду и Иву в Новгород.

– Мы едем к матери Наталье, – сказала мать Надежда.

А Иве было плевать на сию новость – гораздо важнее всяких там наталий оказалось то, что рядом с нею не сидела Машка. Это переполняло девчоночью душу невыносимой печалью.

* * *

Предводительница Ордена дочерей Додолы оказалась высокой женщиной с грустными очами и добрым голосом.

Она встретилась с малолетней гостьей в первый же вечер. Поинтересовалась успехами воспитанницы в учебе. А потом попросила мать Надежду оставить ее с Ивой наедине.

Едва мать Надежда удалилась, предводительница сказала:

– Поведайте мне, сестрица, о вашей игре с девочкой, которая позже утонула в реке. Она ведь была ваша подружка?

– Она была моя подружка, – откликнулась Ива. И поведала.

Мать Наталья выслушала ее очень внимательно. А выслушав, надолго задумалась.

– Вы ведь учились допрежь у колдуньи? – спросила она наконец.

– Да. У бабы Любы.

– И чему она вас научила?

Ива рассказала.

Мать Наталья позвонила в колокольчик.

– Пришлите ко мне сестру Рогнеду, – сказала она появившейся на пороге девице.

Через несколько минут вошла еще одна девица.

– Звали, мать Наталья?

– Покажите-ка, милка, вашу рану.

Сестра Рогнеда приблизилась, подняла забинтованную шуйцу, размотала бинт. У основания большого перста зиял глубокий порез. Видимо, от кухонного ножа…

– А вы, сестрица, покажите свое умение.

Заговаривать раны Ива научилась давно. Заговор был первым, во что посвятила ее баба Люба.

Через пять минут стремительно затягивающийся порез сестры Рогнеды уже покрылся молодой розовой кожицей. А еще через пять минут на его месте остался лишь небольшой белый шрам.

Мать Наталья некоторое время цокала языком, осматривая былую рану.

– Вы свободны, сестра Рогнеда. Заутра можете приступать к обычным хозяйственным работам.

Девица подобрала окровавленный бинт и скрылась за дверью.

Мать Наталья повернулась к Иве:

– Вас ведь не водили к чародею, сестрица?

– Нет. Мама не успела, а баба Люба сказала, что от чародея проку не будет. Что она обучит меня ведовству лучше всяких чародеев. – Ива вдруг захлюпала носом. – А потом взяла да умерла…

Мать Наталья встала, вышла из-за стола, прижала к груди Ивину головку.

– Ну-ну, не плачьте, милка. У нас вам будет всяко не хуже, чем у бабы Любы. Будете жить в обители Ордена…

В сердце Ивы хлынула полноводная благодарность.

И сама не ведая почему, девочка рассказала предводительнице о том, что произошло за седмицу до смерти родителей.

* * *

Утром на следующий день мать Надежда уехала назад, в Вятку, без своей воспитанницы.

А предводительница пришла в Ивину каморку.

– Как вам тут, дитя мое? Не слишком одиноко?

Ива вскочила со стула:

– Спасибо, мать Наталья. Все справно.

Все и вправду было справно, несмотря на отъезд матери Надежды.

За прошедший вечер к Иве забежало несколько сестер – излеченная сестра Рогнеда успела разболтать о гостье по всей обители. И к ночи у Ивы было уже несколько подруг, готовых ради нее на все. Так, по крайней мере, уверяли излеченные.

В общем, одиночеством здесь и не пахло.

– Чем бы вы, Ивушка, хотели заняться?

Этот вопрос ныне уже не вызывал у Ивы никаких проблем.

– Я хочу лечить людей.

– Хорошо, милка. Самое для вас дело! Вы будете работать в нашей больнице. Мы лечим не только своих сестер, но и всех бедняков в округе. Не у каждого из новгородцев есть деньги на личного врача.

– Спасибо!

– Это еще не все, – продолжала мать Наталья. – У меня есть знакомая ведьма. Я договорилась. Вы будете продолжать обучение у нее. Ведь учебники Колдовской Дружины нам, увы, недоступны.

– А почему? – спросила Ива.

Мать Наталья усмехнулась:

– Наверное, чародеи боятся, что мы можем оказаться сильнее. – Она помолчала. – А впрочем, вам пора знать правду. К сожалению, Талант женщин от их взаимоотношений с мужчинами умирает.

– Ввек не буду иметь взаимоотношений с мужчинами, – выпалила Ива.

– Вы хотите стать ведьмой?

– Да! Очень хочу!

– Что ж, я помогу вам. И пусть вы не станете ведьмой… В любом случае, из вас получится хорошая лекарица.

– Я стану ведьмой! – Ива упрямо наклонила голову. – Обязательно стану!

– Хорошо, хорошо… – Мать Наталья улыбнулась доброй улыбкой. – А теперь расскажите, в какой именно момент у вас возникали те… видения, о которых вы мне поведали. Что вы делали?

– Обнимала маму. И Машку тоже. А они меня целовали.

– Меня можете обнять?

– Знамо дело, могу.

– Давайте.

Мать Наталья одарила Иву поцелуем, а та обняла предводительницу за шею.

Изумрудный туман не появился.

– Ничего?

– Ничего, – сказала Ива.

Мать Наталья надолго задумалась. А потом спросила:

– Что происходило еще? Вы что-нибудь ощущали?

Иве эти расспросы вдруг надоели.

– Ничего я не ощущала!.. Просто я… Просто я любила их. И маму, и Машку. Очень любила!

Мать Наталья тяжело вздохнула.

А Ива неведомо почему сказала:

– Я и вас полюблю! Вот увидите!

Предводительница снова улыбнулась, но теперь улыбка казалась грустной. Словно мать Наталья жалела о чем-то…

– Хорошо, милка! Учитесь на здоровье. Я никому не дам вас в обиду!

* * *

Ива полюбила предводительницу не вдруг.

Нет, мать Наталья очень хорошо относилась к девочке. Но что-то между ними стояло, и это что-то находилось внутри самой Ивы. То ей вдруг приходило в голову, что ее любовь к предводительнице не понравилась бы маме, той маме, настоящей, сгоревшей в пламени зимнего пожара. Или начинало казаться, что за вниманием предводительницы скрывается какая-то игра, притворство какое-то. Как у самой Ивы, когда она уверяла настоящую маму, будто ей нравится смотреть, как та печет папе пирожки. Она знала, что маме понравятся сии слова – потому и говорила… Хотя с гораздо большим бы удовольствием сбежала на любимый луг, к своим божьим коровкам.

Вот и предводительница говорила Иве слова, которые должны были понравиться девочке, но что думала мать Наталья на самом деле…

Жизнь шла своим чередом.

Ива лечила порезы; училась грамоте, арифметике и прочим наукам в обительской школе; в первицу, середу и пятницу ходила к тете Гориславе, перенимала у нее колдовские чары и заклинания.

Предводительница раз в седмицу посещала девочку, интересовалась Ивиными делами, подолгу беседовала с нею.

Беседы касались самых разнообразных тем – любви и семейной жизни, Додолы и остальных словенских богов, нынешнего Великого князя и Чухонской войны. Только утопленница да сгоревшие родители ввек не упоминались собеседницами…

Постепенно Ива почувствовала, что уже не может обойтись без этих бесед. Более того, всего через пол-лета она обнаружила, что эти же самые разговоры на эти же самые темы с кем-либо из обительских сестер не доставляют ей того удовольствия, что вызывала беседа с матерью Натальей… Впрочем, нет, не с матерью… С мамой Натальей! А порой – и с мамочкой Натой!

Ива часто думала о той, первой беседе. И довольно быстро сообразила, что предводительница полагает, будто новоиспеченная сестрица способна заглянуть в будущее человека, которого любит…

Но почему же, в таком случае, ничего подобного не происходило при обниманиях с папой? Ведь папу Ива любила гораздо больше мамы!

Как бы то ни было, а девчоночье сердце долго без любви не живет. Скоро Ива полюбила мамочку Нату.

И это произошло. В тот самый день, когда тетя Горислава явилась в обитель, встретилась с предводительницей и похвалила девочку за усердие и упорство.

Мамочка Ната, вестимо, передала хвалу виновнице, и та, не удержавшись, в восторге повисла у предводительницы на шее.

Изумрудный туман не заставил себя ждать.

А потом Ива обнаружила себя сидящей на койке в незнакомой светлице с зарешеченными окнами. На руках у нее был конверт, в каком сестры-матери носят своих детей. Из конверта торчала кукольная головка с нарисованными голубыми глазами. У Ивы были тяжелые женские перси, левая оказалась оголенной, с непривычно большим коричневым соском. Ива пыталась сунуть сосок в нарисованный кукольный ротик.

– Баю-баюшки-баю… Что же вы не едите, радость моя? Хватит спать, надо кушать…

Откуда-то доносились негромкие голоса, Ива хорошо их слышала, но смысла не понимала.

– Депрессивный синдром при наличии галлюцинаций…

– Может, отобрать у нее куклу?

– Уже пробовали… Наблюдается мгновенный всплеск агрессивности, направленный на всех окружающих…

А ребенок по-прежнему отказывался есть.

– Помогите же мне, пожалуйста! – сказала Ива. – Он болен. Иначе бы он ел… Помогите! Он не должен отказываться от моего молока!

Нарисованные глазки не мигая, равнодушно смотрели сквозь нее.

И тогда она взбесилась.

– Я ненавижу вас! Вы – проклятые ублюдки! Чтоб вас мары забрали!

Она ожесточенно дралась со всей подлунной, пока ее не стиснули в жестких объятиях и не укололи больно в предплечьее…

Пришла она в себя от того, что ее часто-часто трясли за рамена. Открыла глаза.

Перед нею на коленях стояла мамочка Ната.

– Ну же, Ивушка, вы видели? Что вы видели?

Ива устало опустилась на стул.

– Видела… Я видела, как вы кормили персью…

Она чуть не брякнула «куклу». Но что-то помешало ей: слово прямо-таки застряло в горле, перехватило дыхание.

Предводительница по-прежнему стояла на коленях – словно молилась перед кумиром Додолы.

Ива откашлялась:

– Я видела, как вы кормили новорожденного ребенка. – Она посмотрела предводительнице прямо в глаза. И вдруг, сама не ведая зачем, добавила: – А рядом с вами была я.

Испуганно замолкла, ожидая, что за разоблачением дело не задержится. И обмерла – в самой глубине глаз предводительницы плескались столь безудержные радость с надеждой, что Ива поняла: даже на смертном одре она не скажет мамочке Нате правду.

Ввек!

12. Взгляд в былое. Век 76, лето 3, вересень: Наталья

В пятницу утром Наталья поднялась в самом распрекрасном настроении. Душа ее пела.

Запланированные на предстоящий день дела не казались ныне обременительными. Индо мысли о бесплодстве убежали куда-то далеко, за пределы подлунной. Ее совершенно не трогало, что на улице с утра идет дождь. А главное, она была уверена, что приняла вчера правильное решение, и оной уверенности минувшие сутки ничуть не поколебали.

Отныне жизнь ее обрела новый смысл, и Наталья не могла не думать об этом.

Сколько поколений простых додолок, ни сном ни духом не ведавших о Великом Прорицании, появились на свет, в должный срок родили своих детей и в должный срок отправились к Марене! Сколько предводительниц, тайно знавших о нем, но вынужденных относиться к Великому Прорицанию как к давней легенде, поменяло друг друга! С нею все случилось не так – ведь пришествие в мир Волшебника С Собачьей Раною выпало именно на ее срок!

И отныне главная задача – всячески помогать Ему в начинаниях Его!

Но допрежь всего надо, чтобы Он встал на ноги, чтобы враги не нашли Его раньше времени, ибо волшебник без сознания – есть бессильный волшебник, не способный защититься не токмо от заклятий себе подобных, но и от простого подосланного душегубца с обыкновенным столовым ножом.

Сначала она хотела было обратиться к Великой княгине с просьбой немедленно организовать охрану обители – причину придумать несложно, – но поразмыслив немного, поняла, что именно подобные меры быстро наведут гипотетических противников на след Волшебника. И потому решила оставить все как есть.

Вестимо, буде Его принялись искать – так рано или поздно найдут. А сыск наверняка начнут с извозчика.

Знамо дело, определить трибуну, привезшую в обитель ночных незнакомцев, – задача не простая, но страже вполне доступная. Через какое-то время сыск свершится, извозчика найдут, и местоположение чародея Смороды сразу станет его врагам известным.

Весь вопрос – решатся ли они проникнуть в обитель немедленно? Буде бы ведали о Великом Прорицании, решились бы непременно, а так… Вряд ли кто, окромя Святослава IX Рюриковича, способен из-за судьбы какого-то там чародея, коими в Словении пруд можно запрудить, поссориться с самой Великой княгиней… Так что несколько спокойных дней у нас есть.

А когда Он придет в себя, многое прояснится и многое же перестанет зависеть от нее, предводительницы. Значит, главное сейчас одно – побыстрее поставить Его на ноги.

И потому Наталья решила, что Ива Алюшникова немедленно перестанет заниматься прочими своими пациентами и сосредоточится исключительно на лечении больного чародея. А для других лекариц следует распустить слух, будто сестра Ива занимается излечением самой предводительницы – прихворнула наша мать, сестры, да помогут ей Сварожичи…

С этой же целью Наталья решила снизить на ближайшие несколько дней привычную административную активность, пореже появляться перед сестрами-додолками, переложив некоторые свои обязанности на товарку предводительницы Волю Капустину. В молчании товарки Наталья была уверена как в своем собственном – слишком уж многим обязана предводительнице бывшая мастерица Ночного Колдовства, приторговывавшая продажей своих ведовских способностей ночным татям, опосля нескольких дерзких краж заинтересовавшая своей персоной сыскников-волшебников министерства охраны порядка и очень своевременно изнасилованная опившимся вдрызг последним подельщиком. Лишившаяся своего Таланта Воля той же ночью отправила к Марене не успевшего проспаться подельщика, отрезала ему перунов корень и скрылась от сыскников-волшебников в обители, правдиво поведав предводительнице Ордена всю свою неправедную историю. Предусмотрительная Наталья, поразмыслив, дала душегубке приют – всякое в судьбе бывает, авось неправедница когда и пригодится.

Неблагие дела в обычной жизни очень часто оказываются исключительно благими в политической.

На Великую-то княгиню, милка, надейтесь – да и сами при том не плошайте!.. Ко всему прочему, сестра Воля оказалась весьма способной руководительницей, а главное – ввек не задавала своей спасительнице лишних вопросов, прекрасно помня главную заповедь новгородских татей «За многими знаниями – многие печали»…

Решив «заболеть», Наталья тут же развила тайную, но энергичную деятельность. Забаву определили в помощницы к сестре Иве, отвели свободную палату рядом с той, где лежал бездвижный чародей, и вскоре новая сиделка приступила к своим обязанностям. Сестра Воля Капустина обрела новые заботы, а сестра Ива Алюшникова утратила старые, передав своих пациентов двум другим лекарицам обители и немедленно занявшись излечением неожиданной хвори у предводительницы.

А опосля обеда Наталья заполучила от судьбы новый знак.

У нее вдруг, совсем не в должное время, начался очередной зеленец. И хотя у женщин ее возраста подобные сбои происходят сплошь и рядом, Наталья посчитала случившееся за благосклонный взгляд Мокоши.

При летошнем зеленце, как и в былые времена, обретя зелень в глазах, Наталья по вечерам переодевалась в простое платье и отправлялась на новгородские улицы. Знамо дело, она не походила на охотную бабу – те во время зеленца непременно предохраняются, – но любовника находила быстро.

Какой словен откажет зеленоглазой словенке в ее откровенном желании заполучить в утробу семя! Не повезло голубке – муж не плодоносен, лекари бессильны, а ребенка обрести хочется… Святое дело, ребята!

Для подобных вылазок специально снимался номер в гостевом доме – из посторонних доступ в обитель имели токмо хворые, – и, намиловавшись со случайным любовником и заимев в чрево его семя, Наталья под утро возвращалась в обитель.

Так было раньше…

Сестра Воля сразу заметила, что у предводительницы позеленели глаза, и явилась за привычными распоряжениями. Но на сей раз оных не последовало.

– И введете его в искус, – произнесла предводительница непонятную Воле фразу. И добавила: – Вы свободны, милка. Занимайтесь делами. Ныне мне ваша помощь не надобна.

Вестимо, сестра Воля изрядно подивилась. Но ушла молча.

А Наталью обуяло возбуждение, связанное отнюдь не токмо с зеленцом.

«И введете Его в искус», – повторяла она себе снова и снова. «И введете Его в искус!..»

Она уже была уверена, что у нее нет другого пути, окромя как ввести Его в искус. Оставалось лишь дождаться, когда Он придет в себя и получит возможность в оный искус ввестись. Но тут все от нее зависящее Наталья уже сделала.

Далее решали лекарские способности сестры Ивы Алюшниковой, любовь к хозяину Забавы Сосниной и собственные жизненные силы Его организма.

А Наталье оставалось ждать.

Ждать и надеяться – удел, не присущий додолкам. Додолки привыкли брать свою судьбу в собственные руки. Но теперь Наталья была не просто додолка и не просто предводительница Ордена.

Теперь она была единственным человеком во всей подлунной, ведавшим, что Великое Прорицание сбылось и Он, наконец, пришел.