Николай Леонов
Рублевый передоз

– Ну… Краем уха слышал, – вынужден был признаться Ребров. – Самую малость.

– Так поделись с нами этой малостью.

Старик в задумчивости пожевал нижнюю губу, затем поднял рюмку с коньяком на уровень лица, слегка взболтал содержимое и осторожно, словно это был медленно действующий яд, сделал маленький глоток. Подержал коньяк немного на языке и только после этого проглотил. Глаза цепко уставились на полковника поверх края рюмки. Они блеснули всего на мгновение и тут же потухли, но Гуров узнал этот блеск. Ему не раз приходилось видеть его прежде.

– Вы когда-нибудь разводили кур, Лев Иванович? – Вопрос был риторическим, и Ребров даже не стал дожидаться, что полковник как-то на него отреагирует. – Я разводил. Давно еще. Задолго до того, как открыл «Эдельвейс». Кажется, после второй отсидки… На некоторое время я бросил все и уехал в деревню. Я ведь сам – деревенский, если вы помните… У меня там тетка осталась. Единственная из всей родни. Остальные-то померли давно… Вот я к ней и подался. Думал, завяжу с торговлей «герычем», осяду в родной деревушке и заживу тихо-мирно… – Он помолчал немного и сделал еще один маленький глоток коньяка. Затем бросил взгляд на круглые настенные часы и продолжил: – У меня было больше сорока кур, Лев Иванович. Верите?

Гуров молчал, не сводя глаз с информатора, забыв о кофе. Алябьев слегка поерзал на стуле. Он тоже вынужден был ждать, совершенно не понимая, к чему старик завел эту беседу про кур.

– Больше сорока… Да… – улыбнулся Ребров. – Я тогда здорово загнался по этой теме… Каждый день свежие яйца с ярким, как солнце, желтком. Очень красиво. И вкусно… А если мне хотелось курятинки, я брал топор, сносил башку одной из этих тварей и имел к вечеру очень сытный ужин. Курочка, отварная картошечка, зелень со своего огорода… – Он блаженно закатил глаза. – Хорошие были деньки, господа сыщики, скажу я вам. А куры… Это самые глупые создания во вселенной. Я каждый раз, когда шел к ним с топором, задумывался об этом. Они бегают, клюют че-то там, воруют друг у друга червячков… И даже не догадываются, что их судьба уже предрешена. Мною предрешена… По сути, они все были мертвы. Все сорок штук. Исполнение приговора – вопрос времени… А они об этом и не знают… Смешно, да? Мне и сейчас смешно, Лев Иванович, когда я думаю о тех, кто противостоит Блеклому. Гремлин, Богдан, все их прихвостни… И даже Святой. Они, как те мои куры, господа сыщики. Бегают, суетятся… И не знают, что они уже мертвы. Им уже отрубили головы…

– Блеклый настолько силен? – Гуров потянулся к чашке с кофе.

– А вы сами еще этого не поняли, Лев Иванович? Сила Блеклого – в его неуязвимости. Вот вы, когда допьете кофе и покинете «Эдельвейс», поезжайте к себе в контору, залезьте в архив, пошебуршите там, и я уверен, что какую-никакую информацию на Богдана, Гремлина, Святого и так далее вы все равно нароете. Может, взять их на основе этой информации вы не сможете, но она есть, эта информация… А на Блеклого нет. Никакой. Хоть вверх дном свой архив переверните. Ничего не надыбаете. То же самое и с информаторами. Обтрясете их всех как груши, а результата не будет. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Никто не знает, кто такой Блеклый. И концов к нему нет. Его вообще нет… И в то же время он везде. Его невидимые щупальца во всех структурах, Лев Иванович. Он знает о своих потенциальных противниках все, а они о нем – ничего. Потому он всегда на шаг впереди будет. И впереди вас, и впереди конкурентов.

– Неуязвимых людей не существует, Ребро, – спокойно парировал Гуров. – И ты знаешь об этом не хуже меня.

– Знаю. Вы помните, как первый раз арестовывали меня, Лев Иванович?

– Помню, – подался вперед полковник.

– Я глупый тогда был и совсем неопытный, – грустно улыбнулся информатор. – А считал себя таким ловкачом! Подумать только… Да… И тот подельник, с которым вы меня взяли, он тоже считал себя ловкачом. Но он, как и я, был глупый и неопытный. Хотя в итоге оказался умнее меня. Он ведь больше не попадался. А я еще много-много раз… А знаете, почему?

– Почему?

– Потому что теоретически он завязал.

– Что значит «теоретически»? – уточнил Гуров.

Ребров плеснул себе еще полрюмки коньяка и решительно отставил бутылку в сторону. Маленьких радостей для сегодняшнего утра ему было предостаточно.

– Он не торговал больше. Никогда. Но остался в теме. Его скромный бизнес строился на том, что за очень небольшой процент он сводил тех, кто торгует, и тех, кто покупает. Две стороны одной медали вроде бы, а найти друг друга им не так-то просто, как кажется. А он помогал. Просто знакомил, и ничего больше. Понимаете, к чему я? Нет? – Улыбка старика стала чуть шире. – Я поясню, господа сыщики. Мне нетрудно. Вам не кажется странным, что Блеклый, или кто-то там из его людей, очень легко выходит на нужных дилеров и нужные точки? Словно идет по списку? А? Но ведь список ему не с неба упал… У того моего старого подельника, Лев Иванович, такой списочек имелся.

– Садись! – властно приказал Марафонец и залпом осушил полстакана виски.

– Садиться не буду, – хмыкнул в ответ Шершень, – а вот присесть – присяду.

– Я сказал, садись, умник! – Тяжелая ладонь припечаталась к столу. – И засунь себе свой тупой уркаганский юмор знаешь куда? Я тебя позвал не в шарады играть. Сядь на диван и завали хлебало! Понял?

Марафонец бездумно покрутил на среднем пальце правой руки массивную золотую печатку с изображением двуглавого орла. Стянул ее с пальца, затем надел снова. Плеснул себе в стакан новую порцию виски.

Шершень молча подчинился, расположившись на низеньком кожаном диванчике вдоль длинной стены. Над его головой висела большая картина с изображением какой-то батальной битвы времен Отечественной войны двенадцатого года. Скорее всего, Бородинской. Но Шершень не успел оценить шедевр живописи в полном объеме. Его хмурый взгляд остановился на широкоплечей фигуре Марафонца. С номинальным главой службы безопасности Блеклого он встречался впервые. До этого момента их пути ни разу не пересекались. Все указания для бригады Шершня тот передавал строго по телефону. А тут вдруг такая честь… Сам позвал.

– Как, по-твоему, умник, чем я тут занимаюсь? – не поморщившись, пригубил виски Марафонец.

Шершень ничего не ответил.

– Я задал тебе вопрос!

– А до этого мне было сказано «завалить хлебало», что я, типа, и сделал…

– Опять умничаешь, сучонок!

– Я просто жду указаний, – равнодушно пожал плечами Шершень.

– Я спросил, чем я тут, мать твою, по-твоему, занимаюсь! Как думаешь, умник?

– Ну… – Шершень слегка переменил позу. Агрессивный настрой Марафонца заметно сбил его с толку. И главное, он не мог понять, с чем эта агрессия связана и почему направлена именно против него. – Это же, типа, охранное предприятие… ЧОП… Да? Значит, контора предоставляет различные услуги по охране… Формально как бы «крышует»… Или…

– Чем занимаюсь тут лично я? – Марафонец снова снял с пальца печатку. Снова надел. Снял. Надел. Шершень пристально наблюдал за этими машинальными движениями.

– Осуществление руководства, я полагаю…

– А вот хрен ты угадал, умник! – Марафонец резко поднялся на ноги и уперся двумя кулаками в стол. Шершень хотел было тоже встать, но в последний момент передумал. – Нет никакого долбаного руководства! И нет никакого его осуществления. Понял? Я сижу тут, как сраная обделавшаяся мартышка, и перебираю бумажки. Перебираю бумажки! Понял? С утра до вечера, мать их! Сижу и перебираю… А еще время от времени мне звонит какой-то удод из бывших штабных «крыс», выдает указания, и я, как попка-дурак, передаю их дальше. Тебе и тебе подобным засранцам. Вот чем я тут занимаюсь, как глава СБ при Блеклом! А теперь скажи мне, умник… Как, по-твоему, я об этом мечтал? Ради этого прошел две военные кампании? Побывал в стольких горячих точках, сколько у тебя твоих вонючих пальцев на твоих обеих поганых руках не наберется? Чтобы сидеть тут и перебирать долбаные бумажки?

– Наверное, нет.

– Вот и я думаю, что не для этого. – Марафонец опустился обратно в кресло, снова хлебнул виски. – Но я сижу, перебираю и каждый сраный день надеюсь на то, что рано или поздно на меня обратят внимание. Заметят меня… И предложат сто́ящую работу. Я все еще продолжаю надеяться. Понимаешь меня, умник? Но Блеклому плевать на мои надежды! Как и тому удоду из штабных «крыс»!.. – Он помолчал пару секунд. – А тут появляешься ты! Весь такой в белом, мать твою! На сраном белом коне! И моментально становишься в глазах Блеклого фигурой более значимой, чем я.

– Эй, послушайте! – Шершень рискнул прервать тираду босса. – Я че-то не вкуриваю, о чем базар вообще?

– Не вкуриваешь? – хищно прищурился Марафонец. – Хочешь сказать, что это не ты спас жизнь Блеклому?

– Когда?

– Вчера. Вчера, мать твою! Или у тебя такая короткая память, придурок?

– Так это все-таки был он? Блеклый? – На губах Шершня появилась легкая улыбка. – Тот человек в желтом комбинезоне? Да?

– Конечно, он. – Марафонец окончательно сдернул с пальца печатку и небрежно швырнул ее на стол. Рука потянулась к верхнему ящику стола, и Шершень сразу напрягся, ведь его верный «глок» отобрали на входе в здание. – Ты совсем дебил, что ли? Сам не догадался?

– Я предположил… Но не был уверен на сто процентов…

Рука Марафонца снова появилась над столом. Между двумя пальцами был небрежно зажат конверт из темно-коричневой бумаги. Начальник службы безопасности Блеклого задумчиво помахал им в воздухе пару секунд, а потом, как показалось Шершню, брезгливо бросил на стол. Налил себе виски. На собеседника Марафонец уже не смотрел. Развернулся вполоборота вместе с креслом и уставился за окно.

– Забирай, – глухо произнес он.

– Что это?

– Твой вонючий билет в светлое будущее, мать твою. Билет, которого столь вожделенно ждал я, но так и не дождался. Некоторым везет по-крупному. Да, умник? А некоторым не везет вовсе… Блеклый по достоинству оценил то, что ты для него сделал, и теперь ты… Как бы это сказать?.. Избранный, что ли… – Глаза Марафонца потухли, а речь сделалась куда менее эмоциональной. – Если не растеряешься, парень, – далеко пойдешь. Блеклый никогда ничего не забывает. В этом весь он, как я слышал… Так что забирай этот вшивый конверт и вали отсюда!

Шершень поднялся с дивана, сделал несколько неторопливых шагов в сторону стола и забрал конверт. Марафонец по-прежнему смотрел в окно. Он выглядел крайне подавленным, но подчиненный не испытал по отношению к нему ни капли жалости. Молча вскрыл конверт и заглянул внутрь. Лист бумаги с печатным текстом и фотография.

– Это заказ на ликвидацию? – на всякий случай уточнил он.

– Нет, мать твою, это любовное послание. Конечно, заказ, придурок! Блеклый не любит у кого-то слишком долго оставаться в долгу. Людей, которые пытались убить его вчера, послал Святой. Блеклый намерен вернуть ему должок. И сделаешь это ты. Так он решил. Как говорится, раз уж начал, так и заканчивай. На снимке – Святой, если ты сам не допетрил до этого, умник. На листке – вся информация, которую удалось на него нарыть. Места, где он любит бывать, люди, с которыми часто встречается… Я лично занимался этим вопросом. Я ведь тут для того и сижу, чтобы перебирать и составлять сраные бумажки… Когда ознакомишься, сожги все. В том числе и фото. Где и как ликвидировать Святого, решишь сам. И вали уже наконец отсюда, меня от тебя тошнит, умник!

Шершень спрятал конверт во внутренний карман куртки и спросил:

– А сроки исполнения?

– Вчера. Не будь дебилом! Чем скорее, тем лучше. Или ты даже таких простых истин понять не в силах? Первое покушение на Блеклого обернулось для Святого неудачей. Второе не заставит себя ждать. Надо сработать на опережение.

– Лады. Я понял, босс.

– Иди к черту! – поморщился Марафонец.

Шершень не стал спорить. Развернувшись и не оглядываясь, он вышел из кабинета главы службы безопасности Блеклого. На губах его играла победоносная улыбка.

Легкий моросящий дождик заставил Гурова приподнять воротник пальто и зябко поежиться. Температура тела под тридцать восемь градусов, систематически преследовавшая полковника на протяжении последних двух дней, наконец спала до нормы, но все прочие симптомы простуды, хоть и в легкой форме, никуда не делись. Он достал из кармана платок и высморкался. Бросил короткий взгляд в сторону начала аллеи, затем сверился с наручными часами. До назначенной встречи оставалось чуть меньше пяти минут.

Сквер в это время года выглядел пустынным и заброшенным. Прохожие редко забредали в столь отдаленный уголок столицы. Мимо Гурова, пошатываясь и громко икая, медленно «проплыл» изрядно подвыпивший паренек лет семнадцати, бережно прижимая к груди початую бутылку водки. На мгновение он остановился, хотел было приблизиться к сидящему на скамейке сыщику, но передумал и, небрежно махнув рукой, поплелся дальше.

В десяти метрах позади парнишки, припадая на левую ногу и помогая себе при ходьбе пошарпанным бадиком с резиновым набалдашником на конце, ковылял старый цыган с седой косматой бородой и низко надвинутой на лоб кепке с широким козырьком. Из-под расстегнутой куртки старика виднелась поношенная тельняшка. В левом ухе красовалась огромная серьга. Цыган остановился, прикурил сигарету, закашлялся, пуская дым через ноздри, а затем разместился на скамейке справа от Гурова. Полковник повернул голову, намереваясь попросить седобородого старца оставить его в одиночестве, но тот заговорил первым:

– Здорово, сыскарь!

На пару секунд Гуров даже опешил, после чего на его губах проступила невольная улыбка, которую он моментально подавил строгим выражением лица.

– Твою дивизию! Ну, что за маскарад опять?

– Конспирация, конспирация, – протянул старик, пуская перед собой густые клубы дыма. – А что тебе не нравится?

– От тебя воняет навозом, – повел носом полковник. – Ты в курсе?

– Конечно. Это тоже часть образа. Я люблю достоверность. От цыгана должно пахнуть навозом.

– Кто тебе сказал такую глупость? – еще больше нахмурился Гуров.

– Слушай, сыскарь… Давай по делу. Вы вышли на Даниила?

– Нет.

– Взяли его брата?

– Тоже нет, – раздосадованно поморщился полковник. – Парнишка как сквозь землю провалился.

– Это плохо. – Человек в образе старого цыгана пыхнул сигаретой. Пристроил бадик к краю скамейки. Вытянул ноги. – Очень плохо. Скорее всего, его уже нет в живых. И ты знаешь, о чем это говорит?

– О том, что Даниила предупредили, – вынужден был признать Гуров.

– Верно, – согласился собеседник. – А значит, среди твоих людей завелась «крыса». Сколько человек принимало участие в поисках парнишки?

– Около десяти-пятнадцати оперативников.

Цыган прищелкнул языком. Вынул изо рта сигарету и уставился на тлеющий кончик. Гуров высморкался.

– Проверь каждого, сыскарь. Один из них – определенно человек Блеклого.

– Уже занимаюсь этим.

– Славно. Но у меня есть для тебя кое-что еще. Ниточка слабая, но потянуть за нее прямо сейчас стоит. Так сказать, по горячим следам…

– Что за ниточка? – вскинулся Лев.

– О четырех трупах на Старокаменской наверняка уже слышал? – Старый цыган снова пристроил сигарету во рту и, не дожидаясь ответа на поставленный вопрос, продолжил: – Один из убитых – некто Колос. Один из самых доверенных и преданных дилеров Гремлина. Он не пошел на сделку с людьми Блеклого, и его грохнули. Работала на Старокаменской бригада Власа. Я тебе уже говорил о них, если помнишь.

– Помню. Только что это мне дает? Помнится, ты так же говорил, что накрывать бригады застрельщиков можно, но бесперспективно. Через них ни на кого не выйдешь, каждая ветвь – тупиковая.

– Я помню, что говорил. Только случай на Старокаменской – особый. До меня дошли слухи, что в последнее время Блеклый не очень-то жалует Марафонца. Не то чтобы он ему не доверяет… Нет. Но там натянутые отношения. Не исключено, что в скором времени место Марафонца в иерархии Блеклого займет другой человек…

– Кто?

– Шершень. Но речь сейчас не о нем. Я хотел сообщить тебе, что бригада Власа работала на Старокаменской не по указке Марафонца. Влас получил наводку от другого человека. Рангом повыше… И получил ее напрямую. Понимаешь, о чем я, сыскарь?

– С Власом общался кто-то из доверенных людей Блеклого? Из его ближайшего окружения?

– А ты догадливый, начальник, – усмехнулся «цыган». – Быстро соображаешь. Если будешь и дальше так быстро соображать, глядишь, в скором времени дослужишься до генерала.

– Хорош паясничать, – мрачно откликнулся Гуров. – Кто этот человек?

– Я не знаю, – пожал плечами старик. – Но, думаю, Влас знает, раз он общался с ним напрямую. Поговори с Власом, сыскарь. – Он сунул руку в карман куртки и протянул полковнику сложенный пополам блокнотный лист: – Это адресок того места, где его можно отыскать. Власа… Дальше уж действуй сам, полковник Гуров. А мне пора. Будем на связи. – Он тяжело поднялся со скамейки, собираясь уходить, но Гуров довольно требовательно ухватил его за локоть:

– Постой! Есть еще кое-что… Один щепетильный момент, в котором мне может понадобиться твоя помощь… Одна птичка принесла на хвосте интересную информацию к размышлению. Есть вероятность, что Блеклый не случайно выбирает дилеров из числа конкурентов. У него имеется вполне определенный список.

Информатор удивленно изогнул наклеенную седую бровь и задумчиво изрек:

– О списке я ничего не слышал. Но, может быть, ты и прав. Я постараюсь прощупать эту тему. Что-то еще, сыскарь? Или уже отпустишь мою руку?

Гуров отпустил и, посмотрев на «цыгана», усмехнулся:

– Да. Еще будь добр, не приходи на следующую встречу в костюме человека-паука.

– Я постараюсь.

– Это хата его шмары. – Шершень по привычке обернулся назад, но запоздало вспомнил, что, кроме сидящего за рулем Кола, в салоне автомобиля никого больше нет. Никто не хрустел чипсами на заднем сиденье, никто не потягивал пиво из бутылки, никто не уминал хот-дог или шаурму. Подельника, тупо говорящего о себе самом в третьем лице, что частенько раздражало, больше не было. – По сути, у него их три…

– Три? – хохотнул Кол. – А нехило, да? Я вроде еще считаю себя бойцом в самом расцвете сил, но при этом троих одновременно по-любас бы не потянул. А Святой, значит, тянет? Типа, половой гигант? А, Шершень?

– Да не комплексуй, брат. Зуб даю, что все его три лярвы кувыркаются с ним чисто за «бабки». Святой башляет, вот они и подмахивают… Схемка-то простая. И известная… Но, согласно записям Марафонца, эта телка, – кивнул Шершень в сторону высотной многоэтажки, – у Святого на особом положении. Как там в фильме говорилось?.. «Тут у него лежбище!» Зовут ее Елизавета…

– Красиво. Как императрицу.

– Ага. Святой приезжает к ней по графику. Опять же, если верить информации Марафонца… Аж четыре раза в неделю. Понедельник, среда, суббота и воскресенье. Жутко пунктуальный чел. Нарушить привычное расписание – для него смерти подобно… Сегодня суббота, так что он подкатит к половине восьмого, то есть через одиннадцать минут, и останется до утра. Личная охрана из двух человек будет дежурить снаружи. Святой наивно полагает, что о Елизавете никто не знает…

– Святая простота, – скаламбурил Кол и снова хохотнул. – Как действуем, брат? Валим сначала «наружку», а потом…

– Нет, – категорически отмел данное предложение Шершень. – У меня заказ только на Святого. Лишних «жмуриков» себе на шею вешать я не намерен. Отработаем клиента и по-тихому свалим.

– А телка?

– И телку не тронем.

– Оставим свидетеля? – обеспокоился Кол. – Не слишком ли рискованно? Мне понятен твой гуманизм, брат, но…

– Остынь! Ладно? Я все продумал. Во-первых, мы оба будем в масках, а во‑вторых, для того я и взял с собой подельника. Тебя, то бишь. На мне – клиент, на тебе – телка…

– В каком смысле?

– В самом прямом, брат. В самом прямом. Огреешь ее по кумполу, и пусть отдыхает. Только не переборщи. Аккуратно так… Чтоб сознание из нее вылетело, но осталась живой. Сумеешь?

– Мне случалось проделывать такие штуковины. Так что, думаю, да.

– Вот и отлично!

Шершень расстегнул куртку и вытащил небольшой бумажный сверток. Развернув его, бросил на колени напарнику черную спецназовскую маску с прорезями для глаз и рта. Вторую, точно такую же, сунул в боковой карман собственной кожанки. Затем проверил наличие «глока» на привычном месте, за брючным ремнем, и, выбираясь из салона, проинструктировал напарника: – Наденем маски уже возле квартиры. Пошли! В нашем распоряжении осталось четыре минуты. Не будем затягивать.

Кол не заставил себя ждать. Он снял с головы бейсболку «Найк», небрежно сунул ее за пазуху, и оба боевика, оставив «Шкоду» на противоположной стороне улицы, быстрым спортивным шагом двинулись к нужному подъезду. Лифт поджидал их на первом этаже. Шершень пропустил подельника вперед, зашел следом и указательным пальцем утопил металлическую кнопку с цифрой «шесть». Кабина плавно поползла вверх. В правой руке Шершня появился пистолет. Он споро накрутил на него глушитель и завел руку за спину. Кол тоже вооружился. Его наручные часы показывали семь часов двадцать восемь минут. Окаменевшее лицо не выражало никаких эмоций.

Лифт остановился, и дверцы разъехались, выпуская пассажиров наружу. Лестничная площадка была пуста. Незваные визитеры дружно натянули на лица черные вязаные маски.

– Только под глазок не вставай, – предупредил Шершень.

– Кого ты учишь, братишка? – глухо откликнулся Кол. – Не пальцем деланый, в натуре.

Шершень понимающе хмыкнул в ответ, приблизился к двери, ткнул пальцем в кнопку электрического звонка и сместился влево. Кол занял позицию с противоположной стороны. Из квартиры донеслись приближающиеся легкие шаги.

– Пончик, ты? – осведомился низкий женский голос с налетом ленцы, после чего, не дожидаясь ответа, хозяйка квартиры повернула ключ в замке. У нее не было ни тени сомнений относительно того, кто пожаловал к ней в этот час. – Надеюсь, ты сделал выводы после нашей последней встречи, и твоя рубашка…

Какие там были пожелания касательно рубашки Святого, ни Шершню, ни его подельнику узнать было не суждено. Дверь отворилась, и свет изнутри квартиры осветил вьющиеся рыжеватые волосы стройной длинноногой девушки, облаченной в синюю джинсовую мини-юбку и белоснежную блузку с широко распахнутым воротом. Взгляд Кола на мгновение сфокусировался на выпирающим из выреза аппетитном бюсте. Глаза девушки то ли испуганно, то ли удивленно округлились, после чего Кол стремительно приблизился к ней, и его правая рука в черной перчатке запечатала жертве рот. Он буквально силой втолкнул рыжеволосую красотку внутрь, развернул к себе спиной и ударил рукояткой пистолета по темечку. Длинные пушистые ресницы дрогнули, карие глаза закатились, и девушка без чувств повисла на руках незваного гостя. Кол не позволил ей брякнуться на пол.

Шершень переступил порог и мягко закрыл за собой дверь. Щелкнул замок.

– Жива? – коротко поинтересовался он.

– Живехонька. Не хипишуй, брат.

– Тащи ее в ванную.

Стрелки наручных часов Шершня замерли на отметке «семь часов двадцать девять минут». Верный своей пунктуальности Святой должен был уже подниматься в лифте. Шершень был уверен, что так оно и было. Он погасил свет в прихожей, взял стул и расположился на нем лицом к двери. Кол с телом девушки скрылся в недрах квартиры. Через мгновение до слуха Шершня донесся звук льющейся воды. Он положил «глок» на правое колено и направил дуло прямо на дверь.

Ровно в половине восьмого электрический звонок ожил. Тренькнул три раза, с интервалом в две секунды, и смолк. Шершень не пошевелился. Указательный палец любовно обнял спусковой крючок «глока». Через полминуты условный троекратный звонок повторился. И вновь тишина. С противоположной стороны двери звякнула связка ключей. Нужный ключ скользнул в замочную скважину, дважды провернулся вокруг собственной оси, и дверь бесшумно отворилась. Святой переступил порог квартиры. Он был один. Если в его голову первоначально и закрались какие-то подозрения, то шум льющейся воды в ванной комнате моментально развеял их. Он что-то сладко промурлыкал себе под нос, заставив Шершня иронично скривить губы в улыбке.

Рука Святого потянулась влево, нащупала выключатель, и вспыхнувший свет выхватил из мрака фигуру спокойно сидящего на стуле человека. В ту же секунду Шершень без колебаний спустил курок. Легкий хлопок, и пуля, вырвавшись на свободу, как засидевшийся в гнезде птенец-переросток, «клюнула» Святого в правую скулу. Крови почти не было, не считая двух серо-бурых капель, упавших на остроугольный воротник пальто легендарного столичного авторитета. Святой тяжело привалился к дверному косяку, после чего плавно осел на пол. Его смерть была быстрой и безболезненной.

Шершень поднялся со стула, скрутил с «глока» глушитель и сунул оружие за брючный ремень. Приблизился к жертве, склонился и на всякий случай проверил наличие пульса на шее. Сомнений не оставалось – клиент был мертв.

– Кол! – негромко окликнул он напарника.

Шум воды смолк. Подельник выплыл из полумрака.

– Все?

– Да. Как телка?

– Да чего ты о ней так печешься? – хохотнул Кол, поблескивая глазами из прорезей вязаной маски. – У тебя на нее какие-то виды, братишка?

– Я уже сказал, что не хочу лишних жертв, – жестко отчеканил Шершень. – Это ни к чему. И я задал тебе вопрос.

– С ней все в порядке, через пару часов оклемается. Ты доволен?

– Вполне.

– Как будем выбираться?

– Через крышу. – Шершень стянул с головы маску. Его взъерошенные посеребренные сединой волосы были слегка влажными. Кол последовал примеру напарника. – Я уже снял замки в этом подъезде и в крайнем слева. Выходим спокойно, без шухера, и тихо сваливаем. Охрана Святого не чухнется раньше чем через три-четыре часа.

Он пропустил напарника вперед, вышел на лестничную площадку следом за ним и захлопнул дверь.

По адресу, полученному от информатора, располагался небольшой одноэтажный домик с зеленой конусообразной крышей и просторной верандой, вход на которую был оформлен в виде трех арочных перекрытий разной величины. В левом углу веранды сиротливо притулился старенький покосившийся столик на алюминиевых ножках. Даже от калитки, расположенной в двадцати метрах от веранды, можно было заметить вековую пыль и засохшие следы от плевков на его потрескавшейся деревянной поверхности. По центру стола красовался граненый стакан, давно лишенный своей природной прозрачности.

Гуров окинул взглядом прилегающую к дому территорию.

– Ощущение заброшенности, Лев Иванович, – подал голос Поликарпов, – вы не находите? Кто вам сказал, что Влас тут?

В правой руке майор для верности сжимал табельное оружие. Гуров позволил себе лишь расстегнуть три верхних пуговицы пальто, вполне достаточно для того, чтобы выхватить пистолет из наплечной кобуры в случае необходимости. Большего полковнику и не требовалось.

Два темных круглых фасадных окна походили на глазницы мертвеца.

Лев ухватился за ручку калитки и легонько потянул ее на себя. Створка со скрипом поддалась. Поликарпов вскинул дуло пистолета.

– Либо тут никого нет, – сказал он, заступая на территорию следом за полковником, – либо они откровенно зашухарились. Третьего не дано, Лев Иванович. И я лично склоняюсь к первому варианту. То есть, проще говоря, мы с вами в очередной раз тащим «пустышку». И это чертовски обидно.

– Хватит разглагольствовать, Дим, – недовольно откликнулся Гуров. – Проверь баню, а я проверю дом.

– А чего ее проверять? Нет там никого. Там на трубе паутина. Я ее даже отсюда вижу. А если в бане на трубе паутина, значит…

– Проверь, – твердо повторил Лев, а сам направился в сторону домика с конусообразной крышей.

Поднялся на веранду. Остановился возле входной двери и опустил взгляд. На коврике у порога имелись свежие комья грязи, слетевшие с чьих-то ботинок. Если в настоящий момент в доме никого не было, то кто-то определенно наведывался сюда не позднее сегодняшнего утра. Он машинально расстегнул еще одну пуговицу пальто и повернул ручку двери. Запорный механизм не поддался. Дверь была заперта на ключ. Сыщик спустился с веранды и приблизился к ближайшему низко расположенному окну. Достал пистолет, обмотал рукоятку носовым платком и коротко, без замаха, ударил по стеклу. Крупные рваные осколки осыпались ему под ноги. Легко подтянувшись, он взобрался на узенький косой подоконник, ухватился рукой за раму и спрыгнул в образовавшийся проем. Подошвы ботинок коснулись деревянного скрипучего пола. Гуров замер и прислушался. В доме царила мертвая тишина. Поликарпов оказался прав, здесь не было ни единой живой души.

Однако для очистки совести Лев, не включая свет, прошелся по дому. Две жилых комнаты, малогабаритная кухонька, замызганный санузел с потрескавшейся местами плиткой на полу, запертая на ключ дверь в гараж, располагавшийся с левой торцевой части здания…

– Лев Иванович! – раздался за окном шепот Поликарпова. – Вы тут?

– Тут, Дима, тут. Где мне еще быть?

– И что там? Ничего?

– Ничего и никого, – разочарованно протянул Гуров. – Чисто.

– В бане тоже чисто, Лев Иванович. Впрочем, как я вам с самого начала и сказал. Паутина на трубе в бане – верный признак.

– Но люди тут были, причем совсем недавно. Сегодня.

– Организуем засаду? – предложил майор. – В расчете на то, что в скором времени они вернутся?

Гуров не успел ответить. С трассы свернул автомобиль и, чуть переваливаясь на ухабах, покатил в их сторону.

– Внутрь! Живо! – скомандовал Гуров.

Но Поликарпов то ли растерялся от неожиданности, то ли элементарно замешкался… Так или иначе, он не последовал этому совету. Вместо того чтобы перемахнуть через подоконник и оказаться в помещении рядом с Гуровым, он присел на корточки, рассчитывая, что низкорослый ивовый кустарник скроет его широкоплечую фигуру.

Машина остановилась у калитки. Гуров, чуть сместившись влево, из своего укрытия видел, как из салона выбрались двое. Скрипнули несмазанные петли калитки. Плавно подняв руку на уровень плеча, Лев поймал на прицел одного из вновь прибывших – высокого мужчину в черном кашемировом пальто и в точно такой же черной кепке.

– Смотаемся сегодня в «Лагуну»? – Голос второго, полноватого блондина без головного убора, звучал несколько простуженно. – Ближе к полуночи. Или можно даже в районе одиннадцати. Колян сказал, там застолбились вчера две новые сочные официантки… Хотелось бы взглянуть. Как минимум… А там, глядишь, и перспективка какая нарисуется!.. А че? За спрос не бьют в нос. Верняк, Влас?

Поликарпов переместил центр тяжести тела, и под его правой ногой предательски хрустнула сухая ветка. Высокий в кашемировом пальто, которого подельник назвал Власом, среагировал молниеносно.

– Шухер! – гаркнул он и затравленным кроликом метнулся в сторону.