Николай Сычев
Школа душегубов
– Да знаю! – перебил Мефистофель. – К чему мне этот ликбез?!
– Так надо что-то делать!
– Бог создал людей для радостного бытия, а в России народ стал злым и всё больше озлобляется из-за несправедливостей своих правителей и тяжкой жизни. И мы тут ни при чём!
– Э, Тофель! Не юли. Бог создал человека, но для чего были бы мы нужны – не будь ни Бога ни человека?
– Н-н-ну, – замялся главный дьявол. – Так оно, так. Правильно всё…Но…
– Верно и то, – и ты это знаешь, – продолжал Люцифер, – что Бог не может изменить заданную программу, вмешаться в житие своего творения, то есть укоротить или удлинить срок пребывания там Создатель уже не может. Программа выполняется – и всё тут. Судьба каждого человека в его руках. И то, что кто-то плохо живёт, болеет, страдает – виноват сам человек или его окружение, то есть безнаказанная власть.
– Люди, страдая болезнями, укорачивают жизнь свою и сородичей своих?
– Мучаются, а не живут, если они в нищете и болезнях…
– Но ведь Бог не любит слабых и бедных…
– Если человек сам себя не любит, почему его должен любить кто-то другой?
– А как полюбишь себя, если миллионы людей России бедны или вообще нищенствуют? И что самое странное: два века назад, сто лет назад и теперь в России ситуация к лучшему не меняется. А ведь бедные и нищие не могут быть счастливыми.
– Не могут.
– Но не все же они виноваты в своей бедности. Правители довели их до такого уровня. В большинстве стран подобного нет. По крайней мере в Северном полушарии. В других странах долго живут и не уходят ни в рай, ни в ад раньше запрограммированного срока. Но мы снова отвлеклись. Ты про Поле начал что-то…
– А всё это едино. Больше всех, говорю, информационное Поле планеты захламили россияне, раз там больше всего умирает народа преждевременно. От искаженного Поля страдают народы других стран. Энергия Космоса, проходя искаженные Поля, сильно ослабевает, вот и образуются всякие болезни. Получается, что Россия своим укладом жизни отрицательно влияет на всю планету. Ведь и у нас в плане творения-разрушения этого нет, чтобы из-за одной страны мучились люди других континентов.
– В наших программах, конечно, нет, ты что, Люцифер? Поля не должны искажаться!
– Но ведь они загрязняются, и идёт их искажение…
– А что мы? Лично я что могу тут сделать, если основанная масса населения в России живёт бедно, от этого озлобляется? Если не соблюдаются законы бытия, не наказываются явные виновники всех бед? Ведь в этой стране есть всё нефть и лес, золото и газ, уголь и серебро, цинк и медь, поля и луга, реки и озёра, звери и птицы, в земле все полезные ископаемые. И всё это в одной стране! Всё вместе! В других странах что-то тоже есть, а чего-то и нет, а в России – ну всё, что только Бог создал – он дал ей, а живут там плохо. Я что ли повинен в этом? Или ты? Корни убийств, смертей преждевременных – в нищете не только материальной. Хотя всё в мире взаимосвязано.
– Я думаю, что народ там получил наказание социализмом из-за отказа от религии, – задумчиво вывел Люцифер.
– Религии? Какой? В России их много.
– Не юли, Тофель. Ты прекрасно знаешь, что Бог един для всех, но каждая нация выбрала удобную для себя религию. По своим взглядам, убеждениям, мировоззрению. И вот лун с тысячу тому назад большевики в России стали отучать людей от всех религий. Запрещать вероисповедание, преследовать власть стала тех, кто признавал Бога как единого отца.
– Хотя меня и всех нас, как нечистую силу, это должно было бы радовать, но для людей-то ведь это очень плохо…
– А для властей российских – было хорошо. Такую вот линию повели большевики. Их потом коммунистами стали называть.
– Теперь мне ясно, почему почти все коммунисты к нам в ад попадают. Даже и те, кто вроде бы греха на Земле не совершил – всё равно сюда. Потому как отказ от религии, от веры – уже наказание Божье. Даже мы, дьяволы и то верим в Бога. Потому как не было бы его – не было бы и нас! Выходит, коммунисты там были хуже дьяволов?
– А вот теперь ты отвлёкся, – заметил Люцифер. – Скоро встретимся с главным антихристом россиян. Ульянов-Ленин его фамилия. Сейчас мы должны найти вариант решения – как помочь россиянам в их жизни несладкой, чтобы меньше Информационные Поля своими трупами засоряли.
– М-м-да, – набивая трубку золой из-под котлов отозвался Мефистофель. Думаю, найдём решение, если послушаем этого главного антихриста, поймём мотивы его богоотречения, вникнем в учение и узнаем силу, которую он применил для оглупления народов такой большущей страны, где исповедаются самые разные религии. Он что – силён, как мы? Был наделён такой же властью, как нечистая сила? Ведь даже мы не можем попутать все народы враз! Неужто он сильнее дьявола? Но ведь этого не может быть! Потому что в бесконечной Вселенной всего две силы – Бог и мы. Это как свет и тень, как день и ночь…
Ну… а решение, – Мефистофель чуток задумался, – решение будем принимать потом, сейчас нам надо победителя нашего смотра-конкурса выявить и наградить…Да, а этот антихрист давно у нас кипит?
– Вторая тыща лун пошла. Здесь у него котёл персональный, а на Земле осталась его оболочка, до сих пор прах земле не предан. В специальный мавзолей уложен. Чтобы люди ходили и дивились…
– Даже так?! Ну, тогда это сверхдьявол! Что, люди там до сих пор так любят его или боятся?
– Ни Богу, ни дьяволу не понять россиян. Аура там что ли какая-то особая…
– Ну, это ты брось! Аура – это поле Божественное. А раз попрали там всякую религию, то и никакой ауры кроме дьявольской над Россией быть не может! Но ведь и мы особого зла там не творили. Выходит, люди сами заменили этим Ульяновым-Лениным Бога? Но это же… – Вспотел и занервничал Мефистофель. – Это же попрание и отрицание не только Бога, но и нас, нечистой силы!!!
– Для россиян наш контингент, который в котлах парится, хуже любой нечистой силы.
– А на земле многих из них боготворили. Особенно тех, кто при власти был.
– Так больно уж много там власти-то поганой…
– Так радуйся! Что бы мы без русских-то негодяев делали? У них выходит: чем выше человек занимает пост, тем больше он зла творит, больше грехов на нём. Словно аномалия какая-то за последнюю тыщу лун, словно умные люди повывелись…
– Вот-вот! Там умных не любят, они как раз в тюрьмах да лагерях и сидели, их там гноили и расстреливали. Слово сказал против власти – считай, приговор себе подписал.
– Но ведь мы, в отличии от Всевышнего можем воздействовать на жизнь человеческую на Земле, кому-то подпортить судьбу, а в чью-то не вмешиваться. Пусть, хоть и в исключительных случаях…Думаю, надо всех сперва послушать, а этого Ульянова уж напоследок, – собираясь в очередную ночную смену решил Мефистофель. – А то потом неинтересно будет…
– Как скажите, – отозвались сообщники.
И опять в ядовито-жёлтый грот плотной лавиной потекли грешники. Шли седые и молодые, военные и гражданские, бедные и богатые, худые и толстые, мужчины и женщины, христиане, иудеи и мусульмане, городские и деревенские. Воры, бандиты, взяточники, убийцы, клеветники, предавшие близких ни чем не отличались от властителей, обманывающих народ… Все эти толпы хотели и искали лучшей жизни, лучшей для себя участи во время своего пребывания на Земле. А может, призрак некий искали, называемый счастьем, а сотворили зло, хаос, тот, который царит там. Вот и разрушают Божественные Поля Энергии жизни, мешая всей планете существовать по Божьим законам.
Дьяволы, вроде бы и радовались, но подсознанием каждый из них понимал, что когда много лет кряду народу умирает больше, чем рождается, то такая страна обречена. Но Россия сама избрала такой путь. С помощью ли поводырей своих – не в этом суть. В пропасть ведёт этот путь. Люди не понимают этого? Но ни Бог, ни дьявол изменить тут ничего не в силах. У каждого народа своя дорога. Бывает она и общей. Только вот гибельные подобия добра, в которые как в ловушку попали люди России, такие как политическая борьба и борьба за власть, высокие посты любой ценой – это страшный соблазн. И ничему не научили горькие уроки братоубийственной революции. Государство оправдывало массовые расстрелы тем, что оно будто бы несёт благо народам. Ни войны, ни революции сейчас нет, но безнаказанность жуликов, казнокрадов, хапуг, бандитов даёт аду такой урожай, как если бы в России грохотала война. Страна словно решила уничтожить саму себя, свой генофонд. Одни правители сменяют других, отменяются одни законы, сочиняются другие, порой резко противоположные, меняется политика, тактика, социальный строй, народ попадает из одной крайности в другую, а жизнь лучшей не становится. Впрочем, дьяволов не так волновал уровень жизни россиян, как очень высокая смертность, когда, не отбыв на Земле и половины отмерянного срока, люди отдают Богу душу. Но не берёт он её. Потому как не долетает она до рая, а размывается в Полях космических.
– Я считаю, – изрёк как-то Шайтан, – что на лживый путь счастья россиян подвигли всё же революционеры…
– Ты что, дорогуша! Их на Земле ни одного не осталось, все они здесь, – засмеялся Уриан.
– А последствия их деятельности – там, – не унимался Шайтан. – Дух витает, души мутит…
– Да не революционеры, а идеи, – поддакнул Вишап.
– Да какие там идеи!? – вскинулся Вельзевул. – Там социальный строй резко сменился, политику сейчас вершат не коммунисты, а коммерсанты, объединившись в мафиозные кланы с милицейской и другой правоохранительной властью. Хапуги и подлецы ушли в коммерцию. А туда надо умных, дальновидных, талантливых. Только умные движут жизнь вперёд, дают прогресс, умными обозначается эпоха и время, которое зовётся памятью общества. А у мафиозников никаких добрых идей не было и быть не может. У них ничего кроме наживы в голове нет, не созданы они для нормальных дел. Вот и пришло оттуда к нам за последние 20 лет 30 миллионов душ обоего пола. Особенно много мужчин.
– Так с самого начала кровопролития оттуда мужиков больше к нам попадает, – заметил Шайтан. – Гляньте вон на толпы – почти одни мужики в очереди за наградой…
Рабочее время дьяволов обозначалось с шести часов вечера до шести утра. Оно делилось на четыре смены, что несли специальные стражи-вигилии. Раньше Мефистофель со свитой, бывало, ко второй смене подлетал, а когда и к третьей. Но теперь все трудились по 12 часов, начиная вести разбор-прослушивание сразу, как только заступала первая смена вигилий. Конца этим слушаниям не было. Как-то с вечера толпой и по одному пошли чекисты времён гражданской войны.
– Александр Георгиевич Белобородов. – Представился молодой холёный и шустрый красавец, носивший портупею.
– А чем знаменит? – вопрос к нему Уриана.
– В двадцатом году поставил к стенке первого комкора революции Думенко. На Дону приказал казнить несколько тысяч восставших казаков. Без суда и следствия – по законам революции.
– У революционеров один закон был – кто не с большевиками – того к стенке, – пояснил всем Вельзевул. – Так что нас ты своей кровожадностью не удивишь.
– После я стал членом Оргбюро центрального комитета партии, наркомом внутренних дел РСФСР. Сам Ленин на меня всегда рассчитывал. В пример ставил, – гордо рекомендовался Белобородов.
– У-у! Тогда много крови на твоих руках. Молодец! В резерве будешь, за Ягодой твоя очередь, – известил Мефистофель.
– Шая Исаакович Голощекин, – представился следующий вошедший. – Лучший друг Якова Свердлова. Это мы с ним составили безукоризненный план расстрела царской семьи. Ну, Николая Второго, значит. Я был членом президиума Уралсовета вместе с этим Санькой Белобородовым. В ЧК не покладая рук работал. Секретарём ЦК по Уралу и Сибири был. Членом коллегии ЧК-ГПУ. «Жестоким палачом с чертами дегенерации» прозвали меня там работяги.
– Да, много вы кровушки людской попили, – весело заметил Люцифер. – И с царем ловко управились. А главный палач царской семьи здесь ли?
– Тут я!
В грот вошёл Янхель Хаимович Юровский, еврей средних лет, принявший лютеранскую веру. – Докладываю: подготовил и провёл всю операцию. Лично сразил первой пулей Романова. Все следы уничтожил, как Яков Моншович Свердлов приказал.
– Мотивация расстрела царя понятна, но объясни нам – зачем было сына его малолетнего убивать и дочерей? А также врача и повара, что были вместе с ними? – округлил блестевшие узкие глазки Шайтан.
– А вам тут в вечности вашей не понять этого! Мы власть свою, большевистскую строили, а детки – они ж прямые наследники, на престол в любой день могли претендовать. А нам к чему конкуренция? Ленин нас призывал к борьбе за единоличную, нашу власть. А повар и врач – они ж люди не белой кости – чего их жалеть?
– И какой же чин тебе за твои заслуги достался? – спросил Мефистофель.
– Работал председателем Екатеринбургского ЧК, потом в Москву на повышение пошёл – там заведовал московским райотделом ЧК, заведовал управлением Гохрана, замдиректора завода «Богатырь» был, потом директором Политехнического музея в столице.
– С полутораклассным образованием за плечами, – дал информацию Асмодей. – У коммунистов главным критерием было не образование и какие-либо умственные способности, а слепая преданность партии, секретарям-вождям и умение приспосабливаться к обстоятельствам. Если партия требует жестокости – большевики такими и становились, точнее подбирались такие для исполнения гнусных дел. Ленин называл Юровского надежнейшим коммунистом. Кроме убийства царской семьи на его счету сотни загубленных.
– Тысячи! – гордо поправил дьявола Юровский.
– Ну вот, ещё один достойный кандидат на премию, – продолжил Асмодей. – А дочь Янхеля Хаимовича прославилась акциями по разрушению православных храмов и сожжению икон. Её именем, как активнейшей комсомолки до сих пор в городе Кирове называется одна из красивейших улиц.
– Помощников-то много у тебя было? – раскуривая в очередной раз трубку, спросил Мефистофель.
– А вот они, родимые. Петя Ермаков – его именем тоже улица названа в Екатеринбурге. Помогал мне расстреливать царскую семью, потом золотишко прятать, снятое с трупов царевн и царевича маленького. А это – Костя Стоянович, рядом – Алексей Петров, немало в вятских прорубях попов и протоиереев утопивший. А это Пинкус Войков, Лёва Сосновский, Гоша Сафаров, Яворский, Шиндер, Тенетул, Сакович, Кайгородов, Радзинский, Ваганов, Медведев, Никулин, Маратов, Федя Лукояновский, Федя Сыромолотов, Серёжа Чуцкаев, Федя Эйхманис, Лазарь Коган, Нафталий Френкель, Глеб Бокий, Яша Петерс, Боря Дидковский, Коля Толмачев, Паша Быков. А эти вот – наёмные революционеры были, – кивнул Юровский на шеренгу иностранцев, – не за совесть, за деньги помогали мне суд вершить: Изидор Эдельштейн, Анзелм Фишер, Андеас Вергази, Имре Надь, Эмил Фекете… Фу, язык сломаешь, – передохнул Янхель Хаимович. – Но имейте, друзья, в виду, что возглавлял всю команду лично я! Без меня тогда не так бы вышло. А ведь вышло всё – хорошо! Или вы иначе думаете?
– У-у, скоко неруси попили кровушки русской. Да дружок, верно, верно, – подбодрил Юровского Мефистофель. – Садись вон рядом с Ягодой и Белобородовым – главными претендентами на премию будете. Кто у нас там следующий?
– А всего полчаса до восхода солнца осталось. Так что не успеем послушать – рассказы у всех длинные, как списки расстрельные, – заметил Шайтан.
– А что, по спискам убивали? – полюбопытствовал Вишап, почёсывая копытом за левым ухом.
– Гуртом, – пояснил Люцифер. – Не по одному же, когда безвинных – тысячи. Даже решения выносили списками, так по ним и расстреливали…
Собрались на следующую ночь сразу после шести вечера, когда на дежурство только заступила первая смена вигилий. Дьяволы часто меняли облик, то в виде людей, то в виде чертей появятся. На сей раз все были в цивильной одежде в обликах великосветских мужей. И предстал перед ними не лишённый внешнего лоска и обаяния, пышнотелый польский еврей Андрей Януарьевич Вышинский, работавший во времена правления Сталина сначала заместителем, а потом и генеральным прокурором СССР. На руководящей работе в МИДе он корпел вплоть до самой смерти, до 1953 года. После себя оставил большие труды по вопросам государства и права, по которым долгие десятилетия учились студенты юридических вузов. Большой любитель обвинять и заключать, в аду он был немногословен, гордился только тем, что вывел постулаты наподобие таких как «Признание вины – царица доказательств» и «Законы существуют для защиты и поддержания власти».
– Чего он сюда припёрся? – спросил Вишап. – Какой вред нанёс?
– О! – ты не представляешь заслуг этого прокурора перед нами, – начал разъяснять пунктуальный Люцифер, большой спец. – Законы в любой стране защищают справедливость. На то они и принимаются. Но это всюду, кроме России. Чем деспотичнее власть, тем быстрее она перетягивает чашу весов правосудия на свою сторону. Когда Сталину понадобилось подвести под массовые репрессии и расстрелы юридическую основу, он нашёл для дел таковых Андрея Януарьевича. Вышинский попрал «принцип презумпции невиновности», который гласит, что не обвиняемый доказывает свою невиновность, а карательные органы должны доказать его вину. Это понятно каждому и соблюдается всюду. Не может же содержащийся под стражей человек провести следствие, собрать факты, свидетелей. Это обязаны делать органы, их это хлеб. Повторяю: так поступают во всём мире. Кроме России, где с первых дней прихода к власти большевиков слияние исполнительной и законодательной властей привело к величайшему в истории человечества произволу. Вся законность пала, закон и власть стали одним и тем же. Власть присвоили партийные бюрократы, которые стали властью и законом на долгие-долгие десятилетия. Это похуже, чем времена инквизиции, помнишь, в Италии мы разбирали тысячи две лун назад…
– Помню, – кивнул Вишап.
– Ну так вот в России, в период массовых репрессий о справедливом расследовании по делу обвиняемого не заботились. Вот чем угодил карательным органам господин Вышинский. Всюду закон придерживается истины: признание собственной вины нельзя считать доказательством оной. Может, человек берёт всё на себя, чтобы выгородить настоящего преступника? Или обвиняемый ненормален, нездоров. Да мало ли чего ещё…Потому – признание вины – это вовсе не доказательство. А Вышинский утверждал обратное: признание человеком своей вины превосходит другие доказательства и является решающим в деле. Слышь, вороны вон – и те смеются над таким постулатом, даже птицам понятна абсурдность советских законов, сочиненных этим вот Андреем Януарьевичем. Чего молчишь, генпрокурор?
– Были б мы на Земле, я б вам показал абсурдность! – озлился Вышинский.
– Ты и так там на десятки лет наворочал, миллионы людей по твоим учениям безвинно жизни лишались…Твой метод устраивал только чекистов-коммунистов, которые массовые расстрелы превратили в конвейер смерти. Твой метод развязал большевикам руки: любой ценой вырви у арестованного признание. Одного стращали видом крови и пыток. Из другого выбивали этими изуверскими пытками признание, третьего подкупали обещанием свободы. И в итоге человек «признавался» в содеянном. И шёл по этапу в лагерь. А чаще – на расстрел.
Юридические «труды» нашего претендента – вовсе не ошибки, а целое учение, попытка теоретически обосновать самочинные действия карающих сталинских чекистов. Очень уж угодил своими «трудами» Вышинский вождю народов. Видимость законности соблюдена, карательным органам стало меньше хлопот. Дела у них пошли в гору, машина террора заработала на полную мощность. Одним из главных положений генпрокурора было: истину установить в суде невозможно, преступление не восстановишь, не повторишь во всех деталях, суд использует только те материалы, которые даёт ему «дело». А там роспись обвиняемого в признании своей «вины». Всё, стряпай решение! А законом от 14 сентября 1937 года вообще упрощалось судебное разбирательство и отменена защита по делам лиц, обвиняемых во вредительстве. Стало у них действовать особое совещание, выносившее решение быстро и однозначно. Наркомат внутренних дел стал сам принимать решения о сроках наказания без каких-либо судебных разбирательств, без адвоката, даже без самих обвиняемых. Стали судить списками, точнее уж и не судили, а выносили решения так называемые «тройки» – прокурор, чекист и секретарь обкома партии. Правосудие в СССР фактически было упразднено уже в тридцатые годы, олицетворением высшего закона стал Сталин и его репрессивный аппарат. Попрание элементарных человеческих норм стало для чекистов-палачей лестницей служебного роста, средством их обогащения. Только с января 1935 года по 22 июня 1941 года в России было арестовано 19 миллионов 840 тысяч «врагов народа», из них 8 миллионов сразу расстреляно, остальные погибли на этапах и сгнили в лагерях. Этот большевистский конвейер смерти пресекла война, которую развязал Гитлер. Но и во время войны чекисты продолжали выслуживаться и находили «врагов народа» как в тылу, так и на фронте. И не забывайте, арестовывали и гробили лучших людей.
– Так получается, – подал голос Араска, – что партия все годы вела войну со своим народом ещё до вторжения гитлеровских войск?
– Большевики обеспечивали борьбу ленинской партии с любой другой идеологией единственным методом – методом физического уничтожения своего народа. А подкладку для приговоров состряпал вот этот Андрей Януарьевич, чьи труды десятилетиями изучали в вузах будущие юристы: следователи, судьи, адвокаты, прокуроры… И потом успешно претворяли теорию на практике в течение десятилетий. Вот вам и генпрокурор!
– Так всё было? – с ухмылкой спросил Мефистофель, тыча в Вышинского потухшей трубкой.
– А как иначе? Я творил в свою в эпоху, старался в меру сил своих. По – другому нельзя. Мои законы одобрены Сталиным и шли на пользу. Нам партия и вождь всегда напоминали об обострении классовой борьбы. А почему моими законами так долго пользовались коммунисты – вы об этом Сталина и спрашивайте.
– Умница! – воскликнул главный дьявол, почёсывая копытом левое ухо. – Творец-мудрец! Какие таланты по истреблению людей вскрыла в народе эта революция и учение Ленина! Какие головы творили в сталинскую эпоху! Ну право, гении!..Аппарат репрессивный у них работал как машина, как вечный двигатель! Да – а-а, сейчас таких спецов там нету…
– Теперь, дорогой Тофель, там другая крайность. А миллионы душ прут и прут сюда, – напомнил Люцифер.
– Но ведь даже у нас, в аду и то есть и адвокаты, и судьи, и прокуроры…
– Так, то – у нас! Сравнил тоже ад с Россией. У нас завсегда порядка больше…
– Так сколько же сподручных было в ведомствах прокуратуры и ЧК ихней? – поинтересовался Мефистофель.
– Тысячи. Аввакумов был, Кобулов, Берия, Ягода тот, Менжинский… Работали мужички! Да была ещё бабёнка одна – Шурочка Какашидзе, равной коей по жестокости даже в нашем аду не сыскать! Больно уж она любила над мужиками поиздеваться, в евнухов их превращать. Её боялись не только заключённые, даже сами следователи. Про Ежова я уже говорил, про начальников ГУЛАгов – тоже. А сколько тысяч следователей-палачей! О! Нет, не посчитать! Выслушать каждого даже в вечности нашей невозможно. Сил не хватит. Ну, если ничем другим больше не заниматься…
– Не можем же мы все дела бросить и слушать только претендентов России на милостыню нашу, – заключил Мефистофель. – Вон того наглого очкарика лобастого давайте, больно уж напорист…
– Да это ж Лаврентий Павлович! – узнал вошедшего Араска. – Кто ж Берию не знает? И на Земле и здесь все понаслышаны о его подвигах в истреблении лучших умов России. Маршал Советского Союза как-никак! Такого можно и не выслушивать, а сразу первый приз давать…
– Нэт, вы послушайтэ, друзья дорогие, родные, умные! Имя моё до сих пор наводит страх на россиян. Я уж там постарался. Нэ даром хлэб ел. Скольких приказал стенкэ поставить, – этого даже вам нэ посчитать! Не поддаётся учёту работа моя на посту первого секретаря ЦК компартии Грузии и на посту министра внутренних дэл СССР. И смерть Кирова на моём счету. Он жэ, подлюга, приказ давал, чтобы менэ расстреляли как вражеского шпиона. Ещё при Ленине это было. Повезло менэ тогда, но истинные чекисты зла нэ забывают. Я в долгу нэ остался, – гордо напомнил Берия. – А что? И в Грузии харошо поработал…
– Ага! В первый же год своего правления ты там отправил за решётку почти всех руководителей, которые знали тебя как отъявленного негодяя. Позднее всех их по твоему приказу расстреляли. Все, кто знал тебя, как подлеца, умерли не своей смертью. Хорошую практику прошёл на своей родине, выслужился. А Сталину такие палачи и нужны были, он не терпел рядом с собой умных, способных. Молодец, Лаврентий! О тебе и слов нет.
Это ж твой лозунг висел во всех конторах и общественных местах: «Долг каждого честного человека искать врагов народа всюду, даже под собственной кроватью»?
– Конэчно. Я их всюду находил. И у станков, и в школах, и в колхозах…
– И потом к стенке приказывали ставить?
– С тэми, кто против нашей лубимой партии – церемониться нэ можно…
– Молодец! Садись вон в стороночке, одним из первых будешь. Таких как ты, мы вне конкурса пропускаем, – пресек его излияния Мефистофель.
– Э, да вы послушайте! Я мало чего сказал! Дайте доскажу, у менэ много чего есть…
– Дорогой! Ну кто не знает твоих подвигов?
– Нэ-эт! Всего никто нэ знает, кроме менэ…
– Ну ладно, ладно… Верим ведь, знаем, дорогуша, что равных тебе чекистов-коммунистов никогда не было в России. Мы таких заслуженных всюду без очереди должны пропускать. Гордимся тобой, дружище! Это пусть другие вспоминают о своих подвигах. А ты первый изувер на Земле! И этим всё сказано. Так ведь?
– Пачему – у? Мало чего забылось. Память у менэ хорошая…
– Да-да, умница. – уже раздражаясь назойливости Берия снова одобрил главный дьявол. – Другие ждут! Вон их скоко…Тихо, тихо! Сталин идёт, вождь и отец народов, которого в России почти каждый день вспоминают, хотя он уже более полувека как у нас…
– Добром иль худом? – спрашивает Шайтан.
– Что?
– Ну, вспоминают – как, худом или?..
– Послушай сам и сообрази…
Перед дьявольским жюри предстал на тощих ножках, с впалой грудью никогда не утомлявшийся от пьяных и кровавых пиров невысокого роста круглолицый, с густой щёткой рыжеватых усов Иосиф Виссарионович Сталин, ставший на Земле исчадием ада. Самодовольство, самолюбование, мелочное тщеславие читалось на рябом лице некогда самого страшного человека планеты. Чёрствость души, как и заносчивость, нетерпимость к мнению других – всё читалось на узком лбу и в колких вприщур глазах.
– Чемпион? – весело спросил Мефистофель. – Душ много к нам спровадил?
– Много. Поболе вашего. – Сказал чётко, как обрезал.
– А мы, дорогуша, сюда никого не затянули. Мы в земные деяния людей не вмешиваемся, если нас не просят. Это вы там себя за богов считаете, вместо радости творите одни пакости. А потом свои грехи на нас валите, бес, мол, попутал – объясняете. – Мефистофель радостно так оглядел ряды собратьев своих, с ухмылкой и любопытством посматривающих на Сталина. – Из нашей братии никто на земле никого не попутал и ничью жизнь никто не укоротил. Так, братцы?
В ответ главному дьяволу был одобрительный гул, сливающийся с таким же карканьем воронья.
– А на твоей вот совести сколько душ погубленных? А то вон Берия больно хвастался, что всех вас перещеголял…
– Вай, издержки производства… Это вы тут вечные, а я всэго трыдцат лэт руководил. А дали бы мне вашу вечность! О! – Тогда бы и баланс можно сводить…
– Тогда бы и считать вообще некого было, – ехидно засмеялся Люцифер. – О тирании твоей и голодоморе все наслышаны. Говорят, за пяток подобранных в поле колосков ты приговаривал к вышке? За три колоска еще прощалось, а за большее – каюк? Твой нарком юстиции Крыленко требовал беспощадно карать «расхитителей социалистической собственности». 55 тысяч человек были осуждены за колоски. Более двух тысяч из них расстреляно. В начале тридцатых годов, сразу после создания колхозов великий мор охватил твою страну. У крестьян изымали всё съедобное, оставляя их умирать от голода. Даже семенное зерно красные комиссары додумались забирать. Хлебозаготовительные кампании превратились в войну с крестьянством. Террор уполномоченных по сбору зерна обрушился на весь СССР. Чекисты забирали даже горячую пищу из чугунков. Почти шесть миллионов человек умерли в ту пору от голода. И ты. дорогуша, знал об этом, – мотнул копытом Люцифер в сторону Сталина. – Знал, но скрывал всю правду от народа, от членов ЦК. Секретарь Харьковского обкома партии Роман Терехов осмелился как-то доложить тебе о голодоморе на Украине. А ты ему сказал, что сказки всё это и тут же снял его с работы. Было всё это?
– Другим в назидание. Чтобы добро народное нэ крали, – чуть утишил голос Сталин.
– Ага, боялся народа. А ещё Черчиллю после войны хвастался на конференции, что во время коллективизации ты вёл борьбу против десяти миллионов кулаков – кормильцев страны, по сути дела. Большинство из них было уничтожено, говорил ты Черчиллю.
– Ну, да! Классовая ж борьба тогда обострялась…
– Какая борьба? С кем? Со своим народом? Зачем?! С голодомором надо было бороться. Германия, Польша, другие страны хотели помочь русским, собрали хлеб, другие продукты, чтобы в Советский Союз отправить, помочь народу. Но ты приказал тормознуть составы с едой на украинской границе, не пропустил ни один эшелон, назад завернул. А правду о голоде скрывал не только от своего народа, но и от зарубежных стран, которые сочувствовали жителям страны Советов.
– А комиссаров красных, командующих армиями, фронтами к стенке ставил, – напомнил Вишап.
– Так вы мне что – суд чините? – побагровел Сталин.
– Что ты, родной! – стал успокаивает его Мефистофель. – Это мы заслуги твои перечисляем. Да и они ведь не все. Далеко – о – о – не все! Ты, Люциферушка, не пугай правдой вождя российского. Много за него не говори. Он и так всё вспомнит. Верно, Виссарьоныч, – фамильярно иронизировал главный дьявол.
Люцифер пропустил замечание Мефистофеля мимо заросших ушей. Он продолжал:
– Умных людей, кто хоть слово против тирании высказывал – ставил вождь к стенке. Безо всякого суда и разбирательства. Приговоры выносили особые совещания, «Тройки», «двойки» и частенько даже в отсутствие обвиняемых, наказание зачастую было подготовлено заранее. Десятки миллионов неповинных людей расстреляно, в лагерях загублено. Такой вот геноцид, генацвале, – так злорадно засмеялся Люцифер, что и без того трусливый Сталин съёжился, ростом стал, вроде, ещё меньше. – Но ты не тушуйся, великий инквизитор. Ты первый у нас миллионер! Вот тебя мы и премируем, – воодушевил он совсем уж струхнувшего вождя. – К убийствам у тебя, друг, была просто какая-то патология, страсть необъяснимая. – Ты почему свой-то народ истреблял?
