bannerbannerbanner
Антисвинизм

Наум Баттонс
Антисвинизм

– Он бывал когда-нибудь в хозяйстве Соломона Гросби?

– Никогда, господин.

– А зачем Соломону Гросби потребовалось посылать к вам пророка, кормить вас хлебом и делать вас разумными тварями? – шериф снова обратился к ослу.

– Бог любит свои создания! Он считает, что мы такие же творенья его, как и человек и имеем такие же права на этой Земле, что и вы, люди. Бог считает, что люди нарушили заповеди его, сделав нас животных, рабами своими, убивая нас ежедневно и безнаказанно.

От таких речей осла шерифу Джону Уайту сделалось не по себе ещё больше. Он ненадолго прервал допрос и вышел на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. То, что он там увидел, повергло его в ещё большее уныние. Перед его участком стояла приличная толпа с плакатами, на которых было изображение осла и требования освободить его, как пострадавшего за веру свою.

Некоторые плакаты были сделаны в виде икон, на которых осёл был изображен в виде святого, с печальным лицом, грустными глазами и нимбом над головой. Также были плакаты с надписями: «Позор гонителям свободы совести!», «Долой тиранию!», и прочая крамола, о которой ещё вчера жителям Гринвилла и подумать было страшно.

Быстро вернувшись в участок, шериф приказал поднять по тревоге всех полицейских, их добровольных помощников из граждан и срочно разогнать митинг. Он понимал, что нельзя терять ни минуты, поэтому надо как можно быстрее заканчивать выяснение всех обстоятельств.

Допрос продолжился уже в новом, более динамичном и жёстком режиме и продолжался несколько часов.

Сказать, что шерифу удалось многого добиться от осла – это сказать неправду. Осёл – на то и осёл, чтобы знать только то, что ему положено знать. Тем более что в самом восстании он не участвовал, а только наблюдал за ним со стороны. На все вопросы он отвечал только то, что уже говорил ранее: «я должен»; «я обязан предупредить людей»; «Соломон Гросби – наш бог»; «Пират – пророк его»; «свиньи избраны богом на царство вечное на Земле»; «Стив, его семья, и все люди в хозяйстве погибли»; «конец света для всех людей и пришествие царства бога для всех животных неизбежно!».

Даже когда к нему применили пытку, он продолжал твердить то же самое, только под воздействием боли впадал в ещё больший религиозный экстаз. У него стали появляться всё новые слова и выражения типа: «прости их, милостивый Соломон Гросби, ибо не ведают, что творят!» или «преступления и грехи ваши падут на головы детей ваших!». В какой-то момент допроса у Савла возникла галлюцинация, в которой он увидел Соломона Гросби в виде осла, зовущего его к себе. Савл крикнув: «Иду к тебе, боже!», упал без чувств к ногам растерявшегося шерифа.

Растерянность шерифа была вызвана ещё и тем обстоятельством, что он не знал, как относится к Савлу: как к животному или как к человеку? С одной стороны, перед ним лежал осёл обыкновенный, соответствующий всем параметрам и классификациям учёных зоологов. С другой стороны, это уже был осёл необыкновенный, ибо по рассудку и своему поведению мало чем отличался от среднестатистического прихожанина местной церкви.

Он говорил теми же словами, что и указанный прихожанин и мыслил теми же категориями. Только вместо правильных, для обычного прихожанина, имен богов и пророков, осёл называл имена совершенно другие: богохульные и еретические.

«А вдруг этот осёл мог оказаться заколдованным человеком? Может история, написанная когда-то Апулеем, про «золотого осла», воплотилась в жизнь в тихом и благочестивом городке Гринвилл? – спрашивал себя шериф, всё больше и больше веря в колдовство. – Сейчас убьёшь этого осла, а он возьмёт и превратится в какого-нибудь человека. И хорошо, если этот человек окажется беглым рабом. А может оказаться, как в той сказке, каким-нибудь заколдованным порядочным человеком, ещё, плюс ко всему, и высокопоставленным чиновником. Мало ли среди них по облику людей, а по сути своей – обыкновенных ослов! На всякий случай, надо бы отправить полицейских к Соломону Гросби, на божественности которого так настаивает этот осёл. Пусть он хоть немного прояснит суть событий».

«А не сдох ли уже этот осёл? – осенило вдруг Джона Уайта. – Что-то уж больно долго его не могут привести в чувство! Даже если и не сдох, надо бы быстрее избавиться от его тела. Сдохнет потом, никуда не денется! Вывезти его в лес, там ему и конец. В городе бардак уже переходит все границы. Евкл пусть посидит в камере, пока страсти не улягутся, а потом видно будет, что с ним делать. Впрочем, вину надо свалить на него. А тело осла надо показательно протащить по городу и выставить на центральной площади, чтобы все видели, что это никакое не божество, не пророк и не заколдованный человек. Тогда страсти улягутся, и все эти секты исчезнут сами собой. К Стиву в хозяйство, на всякий случай, надо отправить вооружённый отряд. То, что животные могли там устроить бунт, маловероятно, а вот рабы могли. И чтобы эта зараза не распространялась дальше, лучше задавить её в зародыше!».

Шериф дал команду проверить состояние осла и после того, как Савла ткнули в бок раскалённым прутом, и тот не прореагировал, шериф решил, что подследственный испустил дух. Савлу привязали задние ноги к палке, а палку к лошади и потащили волоком через весь город. Впереди ехал глашатай, который объявлял людям примерно следующее: «Смотрите люди добрые! Перед вами, так называемый посланник божий, которому бог якобы обещал власть над вами и жизнь вечную! Вот его труп, который весь в грязи и пыли! Следствие законным путём выяснило, что это никакой не пророк и не божий посланец! Это обыкновенный осёл по кличке Савл, бежавший из хозяйства всем вам хорошо известного и уважаемого Стива Хопкинса! Следствию об этом рассказал беглый раб из этого хозяйства – Евкл. Методом «чёрной» магии он научил разговаривать этого осла и хотел посеять смуту среди порядочных горожан, введя их в религиозную распрю. Подлый Евкл уже признаётся в своих преступлениях и вскоре предстанет перед справедливым судом! Тело же этого осла будет выставлено на главной площади, привязанным к столбу в течение трёх часов. Каждый добропорядочный гражданин и прихожанин сможет увидеть собственными глазами, что это – обыкновенный, дохлый осёл, а не какой-нибудь пророк нового бога, которого якобы зовут Соломоном Гросби!».

Когда осла волокли по улицам, горожане весело улюлюкали, кидали в него камни, тухлые помидоры и яйца, крича при этом: «Ну что, осёл, твой бог не может тебе помочь?! Где же твой любимый Соломон Гросби, честное имя которого ты опорочил?!».

Савла привязали к столбу, подвесив за задние ноги, и глумление над его телом продолжалось ещё около часа, пока не грянул очередной «гром среди ясного неба». И «гром» этот случился от того, что какой-то благочестивый прихожанин, на память об этих событиях, решил отрезать у Савла ухо. В этот момент осёл очнулся и истошно завопил, сначала по-ослиному, а затем и по-человечьи.

– Зачем мучаете меня, люди? – кричал Савл. – Я лишь исполнял свой долг, свою обязанность, порученную мне богом! Вы, богохульники и еретики, покайтесь пока не поздно и примите веру истинную! Смеётесь вы сейчас над богом всемогущим, гордыня переполняет вас, но помните – грозное пришествие Соломона Гросби уже скоро и направит он на вас гнев свой, поднимется против вас всякая тварь божья и ждёт вас погибель вечная и страшная! Сейчас сильны вы, но Соломон обещал, что всякую силу сделает слабостью! Сейчас веселы вы, но Соломон обещал, что скоро омрачит скорбью непреходящей лица ваши! Сейчас мудрыми считаете себя, но посрамит Соломон Гросби мудрость вашу перед немудростью нас животных, ставших людьми! Падут скоро преступления и грехи ваши на головы ваши и на головы детей ваших! Славен вовеки бог мой всемогущий Соло… – и на этой неоконченной фразе осёл Савл замолк навсегда, так как острая сабля шерифа пронзила его сердце.

Народ на площади, а на ней собрался почти весь город, стоял в оцепенении.

Шериф вытер о труп осла кровь с сабли и взмахом руки дал команду отряду полицейских очистить площадь. Труп осла сняли со столба, привязали к лошади полицейского и тот помчался прочь из города, чтобы там, в лесу, оставить тело Савла на съедение диким птицам и зверям.

Толпа молча стала расходиться. Уже не было ни призывов, ни веселья, ни обсуждений. Была какая-то прострация, охватившая каждого человека из этой толпы. Теперь это была уже не толпа, живущая одной эмоцией, порывом, ни о чём не думающая и делающая каждого своего участника бездумным и полностью подчинённым винтиком. Теперь это, казалось бы, монолитное и единое целое раскололось на тысячу осколков, тысячу различных личностей, которые расходились по домам, каждый со своим переживанием, мнением и впечатлением.

Так происходит раскол любого общества, любого государства. Казалось бы, монолитное и несокрушимое, объединённое одной идеей, религией или целью, это общество, ранее не терпевшее никакого инакомыслия, никакого изменения традиций, покорившее многочисленных врагов, вдруг рассыпается под воздействием на умы своих членов какого-нибудь впечатляющего бреда никому ранее неизвестного полоумного мученика.

С этого момента город Гринвилл стал уже не тем тихим провинциальным городком, каким он был раньше. Раньше в нём жили добрые и праведные прихожане, которые готовы были с «чистой совестью» распять любого, кто осмелился бы подвергнуть их устоявшиеся ценности сомнению. Эта «чистая совесть» осталась бы и сейчас с ними, если бы к столбу вниз головой был привязан, например, какой-нибудь беглый раб Евкл или даже начитавшийся умных книжек еретик-горожанин. Всё это было бы очень обыденно и справедливо. Вопли этой жертвы и призывы её к состраданию никого бы не тронули за душу.

Но в данный момент произошло необъяснимое чудо. Во-первых, это был не человек, а осёл. Во-вторых, он говорил и мыслил так же, как и каждый из собравшихся на площади горожан. И, в-третьих, он не просил о пощаде, а обличал, запугивал, проклинал, и, что самое неприятное, делал их чистую совесть не совсем таковой. Он создал чувство вины у всех этих людей. А вместе с этим чувством возникло и чувство страха.

 

Угрызения совести учат только одному – «грызть» других. В человеческой голове неизбежно, при этих угрызениях совести, срабатывает инстинкт самосохранения, который воплощается в вопрос: «кто виноват?».

Придя после экзекуции осла к себе домой, каждый добропорядочный гражданин Гринвилла, чувствовал себя «не в своей тарелке». Жалость к этому ослу, суеверный страх после его последней проповеди, на которой осёл превзошёл самого себя и своим поведением напоминал поведение на казни самых почитаемых человеческих мучеников, вносили хаос в смиренный и упорядоченный рассудок каждого горожанина. Чувство вины переполняло город.

Наутро к мэру поступило обращение, чтобы на месте казни осла воздвигнуть небольшую часовню имени осла-великомученика. Раздались требования найти труп осла и предать его захоронению как человека, с соблюдением всех обрядов и почестей, воздаваемых святым мученикам. Требовали покарать шерифа, за жестокость к невинному волшебному и божественному ослу.

Мэр, которого самого потрясли произошедшие события, незамедлительно вызвал к себе шерифа и между ними состоялся очень непростой разговор.

– Почему вы приняли такие важные решения самостоятельно, без консультации с действующей властью? – грозно начал мэр. – Кто дал вам право устраивать публичные казни без соответствующего на то распоряжения мэрии и, тем более, без постановления городского суда? Вы видите, к чему привели ваши самонадеянные и скоропалительные решения? Город расколот на различные секты, смута и крамола бередят головы достопочтенных и благонамеренных граждан! Вы будете отвечать за всё это!

– А что бы вы посоветовали мне делать, уважаемый господин мэр?.. И кого надо было выводить на суд человеческий? Осла?.. Над нами смеялась бы вся страна! Да, что там страна – хохотал бы весь мир! И вы, и я стали бы всеобщим посмешищем! Но мы-то с вами ладно!.. Мы – маленькие люди, несущие свою службу ради правды и справедливости. Но мы этим действием посягнули бы на устои государственной власти! Мы бы подорвали авторитет всей судебной системы! Наш городской суд стал бы посмешищем, так как явился бы первым в мире судом, который проводит судебный процесс… над ослом!

– Заметьте шериф, что суд этот был бы не над простым ослом, а над ослом разумным и говорящим! Этот осёл нёс очень опасную, подрывающую устои крамолу, какую говорит не каждый начитанный еретик! У еретика всё слишком сложно для благоверных граждан! А здесь проповедь от сердца! От простоты! И это более ранит сердце и разум обывателя, чем заумные речи учёного мудреца. А суд должен был бы установить – кто стоит за этим ослом. Так что я не вижу здесь причины для того, чтобы быть посмешищем этому суду, который разбирает столь необычное и поэтому важнейшее дело. Тем более, вы видели, какие волнения стали происходить после первой проповеди этого заколдованного осла!

Я слышал, что осёл всё время ссылался на имена Соломона Гросби и Стива Хопкинса. Город стал молиться этому Соломону. Если честно, то он мне никогда не нравился! Тёмная личность! Вы могли бы пойти изначально по этому пути, а не пытаться решить эту непростую проблему очень простым способом, выставив говорящего, всё ещё живого после пыток осла, на всеобщее обозрение.

– Если честно, господин мэр, я был уверен, что осёл сдох на допросе! Естественно, знай, что эта тварь жива, я бы не выставил её на площади!

– Вы очень много думаете, шериф! А это не входит в ваши обязанности! От ваших раздумий происходят вот такие последствия! Напоминаю, что в ваши обязанности входит поддержание правопорядка во вверенном вам городе, а не принятие решений, которые затрагивают политическую и, тем более, религиозную жизнь государства! После того как вы арестовали этого осла, вы должны были, в первую очередь, известить об этом меня, а потом уже, после консультаций, проводить свои дурацкие расследования и допросы. Если бы осёл сдох на этих допросах, то ваши действия имели бы успех, и вы были бы удостоены заслуженной награды за свои действия. И я заодно. Но этот осёл, почему-то оказался на центральной площади нашего города живым, и пошатнул уверенность благопристойных граждан в правильности существующих порядков, устоев, традиций и веры.

Поэтому я умываю руки и не беру на себя ответственность за произошедшее. Более того, я даю вам сутки на то, чтобы навести в городе порядок и восстановить в головах горожан былую уверенность в незыблемости традиций, веры и власти. Мне нужен «козёл отпущения» на голову которого я смогу возложить все грехи и преступления этого города, и если вы, уважаемый шериф, не найдёте мне для этого подходящей кандидатуры, то этим «козлом» я сделаю вас. Вы поняли меня, шериф?

– Понял, господин мэр! Будьте уверены, что я выполню поставленную вами задачу: виновные будут найдены и наказаны по всей строгости действующего закона.

– Нет, шериф! Действующее законодательство слишком мягко наказывает за такие преступления! Здесь мало смертной казни за колдовство! Это должно быть такое законодательство, которое бы ввергало в шок даже при одной мысли о его исполнении. Я сегодня же созову городской совет, и мы ужесточим действующую статью закона. Те, кто стоят за этим ослом, будут отвечать уже по новой статье. Мы отправим запрос губернатору штата на разрешение самостоятельно принимать решение о вынесении смертных приговоров за колдовство не только самим колдунам, но и всем членам их семей. Всё имущество их будет конфисковано в пользу города. Я думаю, что губернатор не только поддержит нашу инициативу, но и постарается распространить её на весь штат, а потом и на всю страну.

– Хочу спросить вашего совета, господин мэр: а что делать с Евклом?

– А кто это?

– Это раб Стива Хопкинса, который прибежал вчера утром и первый рассказал о каком-то восстании животных на плантации. Я понимаю, что это полный бред, поэтому предлагаю сделать «козлом отпущения» именно его.

– Я бы не стал на вашем месте так не доверять показаниям раба. Говорящий и проповедующий осёл – лучшее тому доказательство. Вы послали полицейских к Хопкинсу?

– Ещё нет, но я хотел это сделать сегодня же. И к Гросби тоже.

– Вы правильные вещи делаете очень медленно и не оперативно, шериф! В отличие от неправильных вещей! Я уже сейчас, в эту самую минуту, должен бы слушать доклад о результатах визитов полиции к Хопкинсу и Гросби! А вы ещё только собираетесь к ним наведаться! Немедленно послать к ним в хозяйства вооружённые отряды, привести обоих сюда и выяснить все обстоятельства этого дела. А с Евклом надо поступить так, как было объявлено народу на площади. Обратной дороги здесь нет. Это на какое-то время успокоит горожан и снова сделает их благонамеренными и добропорядочными. Но уверяю вас, шериф, что Евкл здесь ни при чём! За всем этим стоит кто-то солиднее. Найдите его, шериф, и предайте суду. Это очень опасная игра! Кромвель покажется нам всем просто безобидным мальчишкой, по сравнению с этим человеком, который захотел изменить не только общественную формацию, но и всё мироустройство на этой земле.

Глава 18

Примерно через час, два отряда, один в пять человек, а другой в десять, были отправлены, первый к Соломону Гросби, а второй, к Стиву Хопкинсу.

Давайте, уважаемый читатель, проследим сначала за первым отрядом, ибо здесь событий оказалось немного. Отряд, подъезжая к плантации Гросби, не обратил внимания на раба, сидящего на холме около стога сена. Только проехав около километра и оглянувшись назад, один из полицейских увидел поднимающийся к небу столб чёрного дыма. Конечно, полицейские не догадались, что это был сигнал, предназначенный именно Соломону Гросби, и они продолжали своё спокойное движение к его хозяйству.

Когда они прибыли, то к своему разочарованию узнали, что хозяин недавно, сев верхом на своего коня, уехал, сказав, что убыл по делам и вернётся часа через три-четыре. Полицейский сержант, не придумав ничего лучшего, принял решение дождаться Соломона в его доме. А может, ему было просто неохота пускаться в погоню за вполне, как он считал, приличным и порядочным человеком. Звали этого сержанта Роберт Грин, и впоследствии ему ещё предстоит сыграть в судьбе Соломона Гросби значительную роль.

Ох уж эта наивная вера в честь и порядочность людей из, так называемых, высших сословий. Вера в их слово не позволяла усомниться в их искренности. Сколько проходимцев и негодяев разбогатели на этой вере! Сколько лукавых добилось власти и погубило немало порядочных и честных людей, для которых слова: честь, достоинство, порядочность, чистоплотность в делах были не пустым звуком! Они сами были такими и поэтому от других ждали такой же честности и порядочности.

Все государства, империи, религии рушатся именно из-за этого обмана. «Сбереги нас от лукавого!» – очень правильная просьба, направленная от человека к своему Богу. Хотя, если разобраться, то кто такой человек, чтобы просить что-то у Бога. Просить – значит лучше Бога знать, что нужно этому человеку. Просить – это значит встать выше Бога! Не тебе, Бог, решать, что нужно человеку! Поэтому Бог нередко наказывает человека, исполняя его желания!

Но просьба «сбереги нас от лукавого» беспроигрышна. Так же, как просьба о «хлебе насущном», «прощении долгов наших» и о «не введении нас в искушение». Это единственные просьбы, которые мы вправе направлять Богу. На остальное: «да будет воля Твоя на Земле, как и на Небе!».

Но лукавые на Земле сейчас правят. Они правят уже давно. Они лишают нас хлеба насущного и, вводя в искушение, облагают долгами, которые прощать никому не собираются. Они не прощают нам долгов, ибо их бог, которому мы направляем эти просьбы, сказал им однажды: «будете давать деньги в рост, и будете править на этой Земле».

Эти лукавые объединились в секту, в которой и состоял Соломон Гросби.

Этот Бог не выполнил наши основные просьбы, которые когда-то Сам и завещал нам всем: Он не спас нас от лукавого, который лишает нас хлеба насущного, вводит в искушение и обложил долгами не прощаемыми. Он не спас нас, как не спасал всех наших предков. Он не спасёт и наших потомков. Поэтому я верю одному мудрому автору, жившему задолго до меня, который сказал, что этот «Бог умер!». И никогда не воскресал. И не воскреснет впредь. Живой Бог не может не исполнить того, о чём Его просят. Если он этого не исполняет – значит, Он умер. А вместе с ним и Его Дьявол, ибо он есть тень Бога.

Здесь правит Лукавый, от которого этот самый Бог просил избавить самого себя незадолго до Своей смерти. Здесь правят «человеко-свиньи» и «человеко–псы», не верящие ни в богов, ни в дьяволов. Они убили их в своей душе, а вместе с ними и саму душу. Наделённые, как и все мы, лукавством и жестокостью, убив свою душу, а с ней и Бога, которые ограничивали влияние этих факторов, они служат своему новому богу —«золотой корове» – предмету неодушевлённому, но дающему власть. Для них эта «золотая корова» есть и бог, и дьявол. Это их идол! Это их внутреннее самооправдание.

Этот идол неуязвим для человеческого суда и слуги его тоже стоят над этим институтом, который они придумали для нас, и который есть наш эшафот.

Соломон Гросби оказался также неуязвим для человеческого суда, ибо такие слова, как честь и порядочность для него были пустым звуком. Если бы сержант не поверил его словам, если бы он отдал приказ пуститься в погоню, то Соломон Гросби, может быть, и предстал бы перед справедливым судом человеческим. Но Мать Бога, которой он втайне молился, поклоняясь всем её ценностям, которые были порождены женскими началами, покровительствовала ему.

Мне порой кажется, что если есть Дьявол в мироздании, то это «она». Но это мне только кажется, и я на этом не настаиваю.

Сержант поверил в «честное благородное» слово Соломона Гросби и, вместо того, чтобы пуститься в погоню, остался пить чай, ожидая его. Даже то обстоятельство, что Соломон не появился ни в обещанное время, ни намного позже, не смутило его и не поколебало веры в «честное и благородное слово».

Прождав возвращения Соломона до конца дня, сержант направил свой небольшой отряд обратно в Гринвилл, попросив домашних передать Соломону просьбу, чтобы тот в ближайшее время появился в городе у шерифа для разъяснения кое-каких вопросов.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru