Наталья Шевцова
Магически и не только… одаренная семерка и их декан

Пролог

Эхо громкого забористого проклятия отразилось от стен огромного кабинета, заставив встрепенуться и заинтересоваться происходящим внизу восседавших под головокружительно высоким потолком горгулий. Впрочем, происходящее в кабинете уже в следующую же секунду разочаровало их, и они снова задремали.

Какое им дело до двух разговаривающих о чём-то своём мужчин. Тем более, что один из них хозяин. Их дело маленькое – выполнять приказы хозяина и охранять от посягательств чужих порученную их бдению территорию. А раз приказов нет и хозяин здесь, то значит можно и подремать.

– Итак, несмотря на все наши усилия, и королева Элана и партия Благих, по-прежнему, очень популярны в Джюнхейме, – продолжал хозяин кабинета, шелковистые, волнистые волосы цвета красного золота которого были взлохмачены в модном растрепе на манер: я сегодня ещё не расчесывался, но мне это очень идет, поэтому пусть так и остаётся. Черты лица его были одновременно и совершенными и какими-то неправильными. Однако именно эта неправильность делала его лицо ещё более притягательным. А от опушенных длинными золотыми ресницами ярко-зеленых, цвета молодой листвы, глаз и вовсе невозможно было отвести взгляд. Как, впрочем, и от искривленных в вечной насмешливой улыбке пухлых губ. Всё в этом мужчине было одновременно и совершенным и вызывающим. Именно о таких, чаще всего неодобрительно говорят: «подлецу всё к лицу».

И в отношении Локи Хведрунга Лаувейcона это полностью соответствовало действительности. Во-первых, он был не просто подлецом, а известнейшим и непревзойденейшим, а во-вторых, выбери он профессию модели, с такой внешностью, обаянием и ярко выраженной сексапильностью как у него, он мог бы с одинаковым шиком рекламировать и баснословно дорогие деловые костюмы, и модную спортивную одежду и тюремную робу. И при этом бы и за первым, и вторым и третьим – выстраивались бы одинаково бесконечные очереди.

Его отец, грозный и могущественный Сурт… был подобен огненному урагану, а мать нежная и ласковая Лаувейи, богиня лиственных лесов и деревьев, – была воплощением самой жизни. Они полюбили друг друга, но никогда не смогли бы быть вместе. Потому что были слишком разными. И всё же из огня их любви, который и погубил его мать, родился он – Локи.

Внешне – такой же убийственно привлекательный, непредсказуемый, безрассудный и горячий, как отец. А глубоко в душе – способный искренне любить и верящий в торжество добра над злом, как мать.

Мать, которую он убил своим появлением на свет. Мать, которой он был обязан жизнью, но которую никогда не знал. И которую не мог простить за то, что она оказалась столь беспечной и безответственной по отношению к нему, своему сыну. Ведь она понимала! Не могла ни понимать! Что связь с огненным демоном не закончится ничем хорошим ни для неё, ни для плода её не просто запретной, но, по большому счёту, даже противоестественной любви.

Что же касается отца, то его Локи ненавидел всей своей душой. И сколько себя помнил, всегда твердил себе, что меньше всего на свете он хотел бы быть хоть в чём-то похожим на него. И в тоже время, глубоко в душе он страстно и горячо желал как отцовской любви и признания, так и его трона Властителя Муспельхейма.

Вот такой вот он был противоречивой, лавирующей и петляющей между взаимоисключающими одно другое желаниями натурой. Что было бы ещё полбеды, но на свою беду он был ещё и натурой увлекающейся. А посему не было ничего удивительного в том, что иногда он слетал с катушек и совершал поступки, за которые ему не то, чтобы было стыдно, просто эти поступки порядком подпортили ему репутацию. Что было не очень выгодно, поскольку манипулировать кем бы то ни было гораздо легче, когда этот кто-то тебе доверяет.

Впрочем, Локи не унывал. Так даже интересней, рассуждал он. Велика ли честь обвести вокруг пальца простофилю, а вот обыграть сильного игрока – это не только самому интересно, но и другим внушает уважение.

– Непросто популярна, а слишком популярна, – с тяжелым вздохом подтвердил гость. – Особенно с тех пор, как благодаря ставке на Суде Крови она стала кредитором ни много, ни мало, а всего Содружества Неблагих дворов Феерии.

Это был худосочный, высокий и светловолосый фейри, с маленькой аккуратной бородкой и злыми, бегающими черными, как у крысёнка, глазками-бусинками. И его полное имя и титул были – Его Высочество Асбранд Вайлиарч принц Лета. Однако в отличие от своей тётки благой королевы Леты, Асбранд был лидером партии Неблагого двора.

Партии Благого и Неблагого дворов вот уже несколько тысячелетий соперничали между собой, пытаясь завоевать умы и сердца избирателей. И если во всех других королевствах Феерии к власти попеременно приходили то Благая, то Неблагая партия фейри, Джюнхейм – испокон веков был и оставался для Неблагой партии неприступной цитаделью.

Эхо очередного громкого забористого проклятия отразилось от стен огромного кабинета, заставив вновь встрепенуться горгулий, которые в этот раз уже уснули не сразу: вначале они неодобрительно покосились на хозяина, затем обменялись между собой понимающими, сочувствующими друг другу взглядами и уже только после этого вновь задремали.

– Чтоб ему провалиться в Гиннунгагап! Я семь лет уже наблюдаю за этим мальчишкой и троллем! Практически всех, кто был на том балу, допросил с пристрастием! И, тем не менее, по-прежнему, не понимаю, как этим двоим удалось победить Несса и Иксиона! Не скажу, что они полные слабаки, но по сравнению с Нессом и Иксионом – они ноль без палочки и магически и физически! Да и Хель бы не попросила присмотреть за мальчишкой, если бы с ним было всё чисто! Что-то с ним не так, я чувствую это печёнкой, но понять не могу что! Правда, справедливости ради надо отметить, что до сих пор я занимался этим Алексом Каролингом спустя рукава, но теперь, когда на носу новые выборы, которые нам без хорошей аферы не выиграть, я займусь им всерьёз!

– Ты ведь ещё помнишь, что он неприкасаем? – мрачно напомнил Асбранд.

– Помню, – кивнул Локи. – Как помню и то, что неприкасаем не только он, но и оба его дружка и твоя тётка. Поэтому к решению нашей проблемы мы подойдём творчески. Мы поставим мальчишку в такие условия, в которых ему вновь придётся воспользоваться своими таинственными способностями. Только на этот раз я буду рядом, чтобы наблюдать за ним лично. И уж кто-кто, а я сразу пойму, в чём секрет нашего золотого мальчика. А за одно, возможно, пойму также, почему этот красавчик так меня бесит!

– Возможно, ты ревнуешь его к Повелительнице? – вопросительно изогнув правую бровь, насмешливо вопросил собеседник.

– Ревную к Хель?! – иронично переспросил Локи. – В отличие от моего папаши, я предпочитаю женщин из плоти и крови, а не из тлена и льда! Нет, я не ревную мальчишку, я…как же это объяснить?.. – на мгновение задумался он. – Я именно терпеть его не могу! – неосознанно сцепив зубы и сжав кулаки, закончил он свою мысль.

Глава 1

Наше время…

Кэссиди посмотрела на встревоженную подругу и покровительственно улыбнулась:

– Расслабься, Пэн. Мне больше не одиннадцать. С тех пор я выросла и поумнела! Не переживай, мы больше не будем ни следить за Каролингом, ни мстить ему…

– Кэ-э-эсссси-и-и-и-и! Вот теперь ты мне явно что-то не договариваешь! И это пугает меня ещё больше! – закатила глаза Пенелопа и плюхнулась, раскинув руки (как раненная птица крылья), с размаху на кровать, делая вид, что падает в обморок. Упав на кровать, девушка издала протяжный вздох, напоминающий тоскливый вой: – О-о-о-о-ох!

– Да, расслабься же, Пэн, – рассмеялась Кэссиди, запустив в страдающую подругу подушкой. – Я же сказала уже, что я выросла и поумнела! Да и ты мне слишком дорога, чтобы я рисковала снова тебя потерять. А если я о чём и не договариваю так это только о том, что я тебе изменила… Прости, но я нашла тебе замену и теперь у меня другой подельник… Очень могущественный подельник!

– Что-что?! Ты меня уже заменила?! Ты мне уже изменила?! Кэсси!!! Как ты могла?! Когда успела?! – преувеличенно яростно возмутилась Пенелопа, приподняв голову и просверлив подругу обиженным взглядом. – Кэсси, мы ведь не виделись всего-то несколько часов! – девушка театрально закатила глаза. – Ты разбила моё сердце, неверная! Ты растоптала мне душу! И как? Вот как мне теперь жить?! – театрально-надрывно вздохнула она. – Ну и кто же она? Моя соперница? – голосом шекспировского Отелло потребовала Пенелопа ответа.

Однако тут вдруг девушку осенило и она подпрыгнула на кровати, в одно мгновение, перейдя из лежачего положения в позу лотоса:

– Или это он?! – она всплеснула руками. – Кэсси, ты, что уже успела познакомиться с классным парнем?! И влюбиться!? Если так, то тогда ладно… Тогда я за тебя только рада!

– Рано радуешься! – сладким голоском известила Кэссиди. – Никакой это не он. И ни в кого я не влюбилась. Это она. Мой могущественный подельник – моя крестная!

– Королева Благого летнего двора фейри согласилась помогать тебе в твоих проделках, основной целью которых является портить жизнь твоему опекуну?! – скептически вопросила Пенелопа.

Однако уже в следующее мгновение скептицизм её перешёл в тревогу.

– Ой, божички! Ой, мамочки! Кэсси, что ты с ней сделала?! – с ужасом запричитала она.

– Я с ней сделала?! – возмутилась подруга, положив ладонь на грудь. – Вообще-то это она со мной сделала! Она меня дара лишила!

– Она-а… те-бя-а лиши-иила да-ара? – изумленно переспросила Пенелопа и, согнув руки в локтях, подняла перед собой раскрытые ладони. – Подожди-подожди, подруга! Во-первых, о каком даре ты говоришь? О даре, в смысле магического таланта, или просто о подарке? А, во-вторых, я запуталась! Мы теперь и твоей крёстной тоже мстим? Или же мы с ней играем в одной команде?

– Пэн, не забывайся! – фыркнула Кэссиди. – Никакого «мы» нет и быть не может! В этот раз я не собираюсь тебя впутывать! – заявила она подруге. – Есть только я! И Я собираюсь с помощью моей крестной заняться расследованием убийства Агейра Вегарда, для того, чтобы снять подозрения с моих родителей! А этот мерзкий, самодовольный, черствый, твердолобый тиран, диктатор и узурпатор против! Теперь ты понимаешь, что я просто не могу, не имею права просто сидеть и ничего не делать?!

– Убийство Агейра Вегарда?.. Ой, мамочки! Этот тот, который министр? – переспросила Пенелопа, растерянно захлопав ресницами. – И подозревают твоих родителей? Но почему? Кому вообще могла прийти такая чушь в голову? И что, Каролинг не верит в их невиновность? Ну-уу гад! Ну-ууу сволочь! Плевать на УМИ! Кэсси, я с тобой! С тобой до конца!

– Ох, прости, Пэн, – Кэсси провела ладонями по лицу, приложила их к губам и вздохнула. – Ты же ничего ещё не знаешь…

Девочка ещё раз вздохнула, после чего подробно рассказала подруге и об убийстве министра межсторонних дел Потусторонности и его сына и о том, почему в этом обвиняют её родителей.

Вслед за чем рассказала также и о том, что у неё, оказывается, есть врожденный дар визуально-сенситивной эмпатии, которого её лишили в младенчестве. И что этот дар может помочь ей найти настоящего убийцу и это, единственное, что может спасти её родителей.

И если бы не Каролинг, который строит из себя суперзаботливого опекуна, они с крёстной уже бы знали, кто – настоящий убийца…

– Но этот гад… этот предатель нам препятствует! – возмущенно воскликнула Кэссиди. – Причём самым подлым образом! Представляешь Пэн, какая он сволочь! Он знает… Хорошо знает, что ни с мамой, ни с папой, ни с Ричардом нет связи, но при этом заявляет, что без их разрешения он, видите ли, не может согласиться на разблокировку моего дара! Сволочь!

– Ва-ааау! Ну и дела-ааа! – выдохнула Пенелопа, всё ещё переваривая только что полученную информацию. – А он точно знает?

– Знает, – пасмурно кивнула девушка. – И поэтому знаешь, что я теперь думаю? Я думаю, а так ли он беспокоится обо мне? Возможно, просто у него самого рыльце в пуху? И потому он боится, что на квартире Вегарда я и крёстная узнаем что-то такое, о чём он не хочет, чтобы мы узнали… – Кэссиди замолчала и многозначительно посмотрела на подругу.

Та, пожав плечами, закатила глаза к потолку и постучала средним пальцем правой руки по нижней губе, изображая напряженную работу мысли.

Не дождавшись ответа от подруги, пышущая праведным гневом Кэссиди, приняла решение самостоятельно.

– Если он думает, что я позволю моим родителям погибнуть из-за его тёмных делишек – он очень ошибается! – зловеще проговорила она. – Плевать я хотела на его мнение! Он мне никто! А мои родители… Они мои родители! – воскликнула она и разрыдалась.

– Но Алекс ведь пообещал, что подумает… Ты сама сказала. Или я тебя неправильно поняла? – попыталась утешить подругу Пенелопа.

– Он сказал это только для того, чтобы выиграть время, – хлюпнула носом Кэссиди. – Ты же знаешь, Пэн, как хорошо я умею читать людей…

– Угу, знаю, – кивнула Пенелопа. – И знаю, как редко ты ошибаешься.

– Подозреваю, что это так проявлялся мой запечатанный дар эмпатии, о котором я понятия не имела, – Кэссиди снова хлюпнула носом. – Поэтому теперь, когда я знаю о своём даре, я совершенно уверена, что Алекс попросил у крёстной время, лишь для того, чтобы отделаться от неё. А на самом деле он совершенно не хочет, чтобы с моих родителей сняли подозрение в убийстве министра. Настолько не хочет, что даже готов пожертвовать своим лучшим другом!

– Так вот почему он меня сюда приволок! Вот гад! – закрыв ладошками рот, понимающе вздохнула Пенелопа. – Кэсси, забудь про меня и про мои эгоистичные желания! Ты должна сделать всё от себя зависящее, чтобы помочь своим родителям! Потому что… – она вздохнула, подбирая причину, но потом поняла, что причина очевидна и выдохнула, – потому что они твои родители! В общем, я с тобой, Кэс! Прости меня, если сможешь за то, что я на какое-то время продала свою душу дьяволу, и не сомневайся во мне больше! Я с тобой! От начала и до конца!

– Нет, Пэн, как я уже сказала, я слишком люблю тебя, чтобы позволить себе риск снова тебя потерять, поэтому, в глазах Каролинга, ты должна остаться чистой, как только что выпавший снег. И потому, не обижайся, но я всё сделаю сама, – покачала головой Кэссиди, не желая принимать жертву подруги. – Точнее не совсем сама, а с крёстной. Я уже всё продумала. Завтра, верней уже сегодня, как только настанет рассвет, я проведу ритуал и вызову крёстную. И попрошу её распечатать мой дар. После чего, мы с ней сразу же отправимся на ту злосчастную квартиру, и я расскажу ей всё, что сумею почувствовать или увидеть…

– А если твоя крёстная не согласится? – поинтересовалась Пенелопа, которая, судя по её встревоженному личику, очень боялась за подругу.

Пенелопа любила подругу искренне и беззаветно. Со всеми её недостатками и положительными качествами, которых однозначно было больше. И всё же её терзали смутные сомнения – так ли, на самом деле, коварен Александр Каролинг.

Девушка и сама неплохо разбиралась в людях. И несмотря на то, что Каролинг, безусловно и откровенно, был редкостным бабником, всё же он всегда казался ей порядочным и честным человеком.

Насколько она знала, он никогда не обещал своим пассиям вечной любви или прогулки под марш Мендельсона. Он просто жил и наслаждался жизнью.

А вот что касается фейри… То фейри девочка доверяла гораздо меньше. Даже самым лучшим из них.

– Согласится, – уверенно возразила Кэсси. – Она сказала, что исчерпала все свои возможности. А ей очень, ну просто очень нужно доказать, что министра убила не моя мать! И при этом дело не только в том, что крёстная переживает за маму, но и в том, что виновность мамы – пагубно отражается на её имидже Благой королевы. Понимаешь?

– Понимаю, – согласно закивала девушка. – Дружба с убийцей и на моей бы репутации плохо отразилась, а тут целая Благая ко-ро-ле-ва, – задумчиво проговорила она и вдруг спохватилась. – Ой, прости! – воскликнула она, прижав пальчики к губам. – Я не имела в виду ничего плохого насчёт твоей мамы, а только то, что я понимаю твою крёстную! Слишком хорошо понимаю… – в её голосе вновь прозвучала задумчивость. – И меня это беспокоит… Кэсси, а ты уверенна, что не доверять нужно именно Александру, а не твоей крёстной? Ведь твои родители и Ричард почему-то доверили опекунство именно ему, а не Её Величеству…

– Пэн, как они могли доверить опекунство моей крёстной, если она фейри! – фыркнула Кэссиди.

– Не знаю, Кэс, – тяжело вздохнула девушка. – Вот только ни твой брат ни твои родители не доверили бы тебя кому попало… А значит, они полностью доверяют декану Каролингу, – резонно заметила она.

Вслед за подругой тяжело вздохнула и Кэссиди.

– Пэн, не отговаривай меня, пожалуйста, – жалобно попросила она. – Это всё равно не поможет, а я не хочу с тобой ссориться! Как ты и сказала, они мои родители! И я уже всё решила!

– Я просто беспокоюсь за тебя, – шмыгнула носом девушка. Украдкой утерев краешком пальчиков непрошенные слезинки. – Но отговаривать не буду, – покачала она головой и снова шмыгнула: – Потому что я понимаю тебя… Однако мне никто не мешает надеяться, что твоя крёстная вдруг возьмёт и найдёт другой способ доказать невиновность твоей матери! – в очередной раз шмыгнув носом, сквозь продолжавшие застилать глаза слёзы улыбнулась она.

– Не на что надеяться, Пэн… – покачала головой Кэссиди. – Нет, конечно же, тебе никто не мешает надеяться, – грустно улыбнулась она. – Вот только все улики указывают на маму и папу. И Элана сказала, что она уже исчерпала все свои возможности… – проговорила она со вздохом.

После чего встрепенулась, широко улыбнулась и громко хлопнула в ладоши.

– А вот мы ещё нет! Более того, мы ещё и не начинали! – нарочито веселым тоном объявила она и достала из пространственного кармана первые десять томов трёхсот-томника Всеобщей Ментальной Магической Энциклопедии. – И это лишь малая часть того, что нам нужно просмотреть за оставшуюся часть дня и ночь, чтобы понять, что мне делать с моим даром, – поделилась она «радостью» с подругой. – Ostende mihi cognitionis esse quaesivit!¹ – прошептала она, и один из томов энциклопедии тут же засветился, взлетел в воздух и послушно приземлился на коленях девушки, раскрывшись при этом на нужной ей странице. – Итак, что тут у нас? – пробормотала девушка, взяв лежащую у неё на коленях книгу в руки и посмотрев на обложку. – «Элементарная эмпатиматика», – проговорила она и посмотрела на подругу. – Как насчёт эмпатиматики? Или поискать для тебя, что-то другое?

– А-а-а… давай! – махнула рукой Пенелопа. – Хрен редьки не слаще! Эмпатиматика, так эмпаматика!

– Тут ты права, – согласилась Кэсси. – Что эмпатиматика, что магосенситивология, что… – она на мгновение замолчала, подзывая к себе очередную книгу, – менталоневросимптоматика! Никакой разницы! Что первое, что второе, что третье – то ещё чтиво на ночь!

Глава 2

Кэссиди и Пенелопа честно пытались сосредоточиться на чтении…

Однако каждый раз, когда они случайно задевали друг за друга либо локтями, либо ногами – одна из них тут же вспоминала что-то очень важное, что она ещё раньше хотела рассказать подруге, но забыла. И вот теперь вдруг вспомнила.

В результате, обмен информацией проходил продуктивно, а вот о чтении того же сказать было нельзя.

Поймав себя на том, что она уже шестой или седьмой раз перечитывает одну и ту же страницу и всё равно ничего не понимает, Кэссиди решила сменить место дислокации.

Забравшись на широкий подоконник и усевшись по-турецки, она отгородилась от подруги, задернув тяжелую атласную гардину, и, наконец-то, полностью погрузилась в чтение.

В ожидании восхода солнца, переворачивая страницы книги, она, время от времени, поглядывала в окно, отмечая за толстым стеклом лишь размытые дождём силуэты фонарей. А посему, даже если бы рассвет очень захотел наступить незаметно – ему бы это не удалось…

Ибо, едва только за окном посерело достаточно, чтобы можно было рассмотреть не только свет фонарей, но и жёлто-красные оттенки переодевшихся к осени деревьев, Кэссиди соскочила с подоконника.

– Пэн, всё! Бросаем чтение! – объявила девушка. – Ты расставляешь свечи. Они на тумбочке, – проинструктировала она подругу и, уколов безымянный палец острым краем золотой булавки, которую всегда носила с собой именно для таких случаев, добавила: – А я тем временем пропишу на зеркале координаты личных покоев моей крёстной.

Закончив выводить символы, Кэссиди убедилась, что все четыре свечи стоят на положенных им местах. И все четыре горят ровным, спокойным пламенем. Ещё раз проверила символы и, наконец, прошептала:

– Ostende mihi quem videre cupio!²

И… ничего.

– Ostende mihi quem videre cupio! – потребовала она более громким голосом.

И снова… ничего: поверхность зеркала, как была обычным зеркалом, так и осталась.

– Ostende mihi quem videre cupio! – в этот раз Кэссиди уже практически кричала.

И опять и снова… ничего.

Перепроверять координаты Кэссиди не стала. В этом не было смысла. Как не было смысла и в том, чтобы снова и снова повторять формулу вызова.

Если бы её зеркало всё ещё было связным, то рябь на его поверхности появилась бы, ещё тогда, когда она заканчивала прорисовку последнего символа.

Девушка нахмурилась, усмехнулась и покачала головой: вот это я наивная!

– Что-то не так? – озвучила очевидное Пенелопа.

Кэссиди была так расстроена и так зла на себя, что даже на ногах стоять не могла. Опершись спиной на шкаф, она в буквальном смысле слова, сползла по гладкой поверхности лакированного дерева вниз.

– Наоборот, – насмешливо хмыкнула она. – Всё так! Он всё, всё, всё учёл! Более чем в его репертуаре! Три – один в его пользу! Что б его! А я – идиотка! Полная, круглая и наивная идиотка! Нет, ну что за гад? Что за изверг? Что за червь подколодный?!

– Может «змей подколодный»? – одновременно сочувственно и иронично улыбнувшись, поинтересовалась Пенелопа.

– Что? – не поняла Кэссиди.

– Не червь, а змей подколодный… – с улыбкой пояснили ей.

– Нет, Пэн, – фыркнула Кэссиди. – Он именно червь, а не змей! Потому что мне так и хочется! Так и хочется… – девушка неосознанно сжала кулачки, – наступить на него и раздавить! И раздавить!

– Ну, если наступить и раздавить, то, конечно, лучше червя. Их давить и проще и куда безопасней, – с озорной улыбкой понимающе кивнула подруга. – Ты это имеешь в виду?

– Нет, я имею в виду, что он куда омерзительней и гадостней любого змея! – фыркнула Кэссиди. – Чтоб ему… окуклится! И ведь не поленился же, проверил зеркало! И заблокировал! Когда только успел?

– Итак, с крестной связаться не получится? – с явным облегчением в голосе то ли уточнила, то ли резюмировала Пенелопа.

– С помощью этого зеркала, нет, не получится, – с раздраженным вздохом подтвердила Кэссиди. И тут же, гордо вздернув подбородок, объявила: – Но меня это не остановит! Как там говорится, постучите и вам откроют? Вот мы сейчас и постучимся…

– Постучимся? – округлила глаза подруга. Однако тут же сама себе и ответила. – А-аа… Ты имеешь в виду поисковый ритуал? А тебя не смущает то, что сейчас половина шестого утра? – сладенько уточнила она.

– Нет, нисколько! – отмахнулась Кэссиди, мысли которой были заняты составлением списка всех необходимых ей для нового ритуала приспособлений и ингредиентов.

– А вот ту, которую мы разбудим на час раньше для того, чтобы воспользоваться её связным зеркалом, я уверена это очень смутит, – между тем всё тем же сладеньким голосом продолжала подруга. – Меня б, например, столь ранние гости, которых я ещё и в первый раз в жизни вижу, не просто смутили, я бы их за подобное святотатство просто прокляла! Например, трёхдневным поносом!

– Да уж это у того, кто рискнёт припереться к тебе в шесть утра, навсегда отобьёт желание повторить свой подвиг! – хихикнула рисующая пентаграмму Кэссиди. – Однако ты права, – задумчиво проговорила она, – в лучшем случае мне просто не обрадуются и не пустят на порог. А в худшем, как ты и сказала, проклянут! Значит, задачка усложняется, придётся искать незаблокированное связное зеркало, хозяйки которого нет дома…

– И заодно криминально отягощается, – со вздохом прокомментировала Пенелопа. – Потому что, Кэсси, такой поход в гости называется «проникновение со взломом»!

– Это если меня поймают, – отмахнулась подруга. – А в мои планы быть пойманной не входит.

– Проникновение со взломом в первую же ночь моего перевода в УМИ… Простите, мистер Каролинг, но по другому я поступить не могу… – с очередным вздохом пробормотала Пенелопа.

– Пэн, что ты там бормочешь? Я не разобрала ни слова… – закончив с пентаграммой, вопросительно посмотрела на подругу Кэссиди.

– Говорю, что пойду с тобой на дело, – «перевела» Пенелопа своё бормотание.

– Нет, Пэн, – припечатала подруга. – Я иду одна!

– Но, Кэсси! – возмутилась девушка.

– Пэн, нет! Я всё сделаю сама! – сказала, как отрезала Кэссиди.

Пенелопа приготовилась было стоять на смерть, но вдруг её осенило.

– И на шухере тоже постоишь сама?! – елейным голоском поинтересовалась она.

– Нет, не сама, – в тон подруге парировала Кэссиди. – На шухере постоят мои магические сигналки.

– Которые будут реагировать на кого? На любого, кто будет проходить по коридору? – ехидно поинтересовалась Пенелопа.

Бросив раздраженный взгляд на подругу, Кэссиди открыла было рот, чтобы ответить, но её опередили и ответили за неё.

– Ах да, как же это я сразу не подумала, – всё тем же елейным голоском продолжала Пенелопа. – У тебя же вагон времени! – иронично фыркнула она. – Поэтому, что для тебя лишних тридцать-сорок минут, которые тебе дополнительно понадобятся на то, чтобы заполучить образец ауры хозяйки комнаты, затем снова вернуться в коридор, расставить там сигналки, привязать к каждой образец ауры, после чего снова вернуться в комнату и…

Выставив перед собой ладони, словно бы защищаясь, Кэссиди улыбнулась, цокнула языком и, покачав головой, признала:

– Хорошо, хорошо, хорошо, ты права! Времени у меня в обрез! И поэтому мне никак не обойтись без кого-то, кто постоял бы на шухере! Пэн, но только на шухере! Ты меня поняла?! – строго проговорила она, подняв вверх указательный палец.

– Разумеется, только на шухере! – согласно закивала девушка и резонно заметила. – А как же иначе я смогу предупредить тебя заранее?

Кэссиди на мгновение задумалась и, признавая, что подруга снова права, кивнула.

– Ну да. Точно, – пробормотала она и, активировав поисковое заклятие, закрыла глаза.

На сей раз обошлось без неприятных сюрпризов.

Едва только она произнесла последнее слово формулы, как её астральное «Я» тут же отделилось от её тела и понеслось в пока неизвестном ей направлении. Пол под ней и окружавшие её стены мгновенно исчезли. Всё, что Кэссиди видела – это всего лишь три ярко белых устремленных вдаль луча.

Всего три связных зеркала на кампус. Не густо.

Но лучше, чем ничего.

Лучше, правда, лишь в том случае, если одно из них таки окажется в гордом одиночестве.

Кэссиди пробормотала формулу заклятия, улавливающего вибрации сердцебиения в радиусе трёх метров от связного зеркала, потянулась чувствами к самому яркому из лучей и… чуть не заверещала от затопившей её радости.

Сердцебиения не было.

Дабы быть уверенной наверняка, она расширила круг улавливающего сердцебиение заклятия ещё на пару метров.

И снова ничего.

«Вот и отлично!» – улыбнулась собственным мыслям девушка и, открыв глаза, высвободила поисковое заклятие, перенеся тем самым указывающий путь ярко-белый луч из астрального мира в реальный.

– Пэн, я его нашла! Я нашла одинокое связное зеркало! – радостно сообщила она подруге.

Пенелопа ничего не ответила, лишь мысленно обреченно вздохнула:

«Ну разумеется, она его нашла. Кто бы сомневался!»

– Иди за мной, – между тем перешла на шепот Кэссиди. – Но старайся держаться от меня на максимально возможном расстоянии… – открывая дверь своей комнаты и выходя в коридор, в очередной раз проинструктировала она подругу.

– Кэсси, подожди! – тормознула подругу Пенелопа. – Я накину на нас отвод глаз!

– Я уже сделала это, – обернувшись, прошептала Кэссиди. – Ты просто потом обнови полог, как только я зайду в комнату со связным зеркалом…

Вслед за чем, приложила пальчик к губам и многозначительно посмотрела на подругу, намекая тем самым, что дальше им лучше передвигаться в абсолютно молчании.

Пенелопа кивнула, что, мол, понимает и со всем согласна.

Прежде чем привести девочек к нужной им двери, лучик света сначала долго вёл их по очень длинному коридору, затем заставил подняться на три этаже выше, после чего снова заставил их долго идти по коридору, пока, наконец, не застыл на серебристой табличке, высветив номер комнаты «613».

До сих пор Кэссиди никогда не верила в плохие приметы. Однако увидев номер комнаты, её вдруг окатило волной дурного предчувствия…

«Если таким образом, ты пытаешься мне сказать, что вламываться в чужие комнаты нехорошо, то зря стараешься, я об этом прекрасно знаю! – хмыкнула она, обращаясь к лучику. – Да, да, знаю, – покаянно добавила она. – И ни разу не горжусь собой, но у меня нет другого выбора, поэтому, будь другом, лучше просто освети мне замочную скважину».

Однако, очевидно, ей попался излишне озабоченный совестью лучик. Потому что вместо того, чтобы осветить ей замочную скважину, он взял и исчез.

– Ну и ладно! Не очень-то и нужно было… – проворчала и, нащупав пальцами замочную скважину, прошептала:

«Aperire cincinno»³.

После чего, осторожно нажав на ручку, открыла дверь и переступила порог.

«Lux est lux sicut est mihi locus⁴» – прошептала она очередное заклинание. На сей раз, это было заклинание освещения комнаты. Освещение, к слову, ни какое-нибудь, а освещавшее комнату только для самой Кэссиди. Для всех же остальных комната оставалась по-прежнему погруженной во мрак.

Комната осветилась, но… Кэссиди так и замерла в дверном проеме.

До сегодняшнего дня, она была уверена, что когда, кто-либо говорит, что «на его или её голове от ужаса на голове зашевелились волосы…» – все эти люди выражаются образно.

Однако в том, как зашевелись её собственные волосы на её СОБСТВЕННОЙ голове – ничего образного не было… Её волосы действительно зашевелись и стали дыбом от ужаса! Причём не только на голове, но и по всему телу тоже, которое вдруг зачесалось во всех мыслимых и немыслимых местах сразу.

Чтобы окончательно не впасть в панику и не завизжать, как полоумная, Кэссиди заставила себя найти глазами зеркало.

Громадное – от пола до потолка, оно отражало в себе часть комнаты. Заглянув в его отражение, девушка машинально отметила, что комната – обставлена со вкусом, роскошью и комфортом.