Наталья Голубева
Очарованный край

Глава 4

Глава 4.

Сергей

Звезды искрились, затягивали. Запрокинутая голова кружилась, но не хотелось отрываться. Словно в детстве, когда только постигаешь всю бесконечность мира и внезапно упираешься взглядом в небо, понимаешь насколько оно недостижимо.

Сергей чувствовал рядом чье то присутствие, но не спешил поворачиваться, отрываться от волшебства.

– Открылась бездна, звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна*.

Голос знакомый и чужой одновременно заставил вернуться к действительности.

– Сан Саныч?

Если это был режиссер, то он стал значительно меньше ростом. Длинные седые волосы выбивались из-под круглой шапки и падали ниже плеч. Бесформенный балахон под ними еле виднелся. В какой-то момент глаза на обветренном лице показались Сергею белесыми, как у волгой рыбы. Но приглядевшись, он увидел такой же льдисто-серый цвет, какой запомнился у Насти.

– Сур меня кличут, – отозвался человечек, пристально рассматривая Сергея. – А в землянке дочь моя – Нюрда. Хорошо ли она ходила за тобой?

Сергей вспомнил, как Настя отругала его за ребенка, но не сообразил, стоит ли об этом говорить.

Сан Саныч по своему расценил его молчание:

– Не помнишь. Оно и понятно. Камни не пропускают просто так, мзду требуют.

– Камни? – сумел выдавить Сергей.

– Ты сюда сквозь камень пришел.

Сергей снова почувствовал тяжесть и невольно приложил руку к груди.

Белесые глаза Сан Саныча заинтересованно блеснули:

– Гляди-ка! Что еще вспоминаешь?

– Туннель, скала со всех сторон…

– Ого-го, силен! И уже на своих ногах стоишь. А наши лучшие шаманы до сих пор в иных мирах витают.

– Сколько времени прошло?

– Четверть луны, не больше, – отмахнулся Сан Саныч.

– Что, неделя? Меня уже везде ищут. Где мы сейчас?

– Шестьдесят вторая широта, около того.

– Это, наверное, была шахта, – сам с собой размышлял Сергей. – А я упал в обморок, от усталости и напряжения. Меня сюда донесли эти странные люди. Это очевидно.

Сур хитро улыбнулся:

– Не верь глазам своим, мудрый человек сказал.

Сергей растеряно шарил взглядом вокруг, натыкался на землянки. Их обозначал дымок, шедший из-под корней и лесной подстилки. Где-то появлялись люди и заходили обратно, как сквозь землю проваливались. Совсем малютки, ростом и правда как дети.

– В Университете был отдельный факультатив про древние народы. Нам рассказывали, что был народ «чудь, «чудины»… – начал Сергей.

Сур его перебил:

– Брал я уроки в твоем Университете. Только было это в году одне тыща седьмисот шестьдесятом*, коли память не изменяет.

– Да, что вы, при Ломоносове еще? – изумился Сергей.

Сур кивнул.

– И потом мир посещал. Так что говор твой не проблема.

– Так сколько же вам лет?

– В линейном времени или в реально прожитом?

– Уф, ну Вы Сан Саныч… Сур, сильны задачки задавать!

– Знать не знаю, какой такой Сан Саныч. И прекрати меня на Вы величать. А то размножусь, как мошкара, и не будет мне числа.

Человечки стали подходить поближе, присаживаться на камнях и валежнике, а кто на корточках.

– Пойдем, с нашим людом познакомимся, – окликнул Сур.

Самые любопытные из жителей уже тянули к Сергею руки с неожиданно крепкими мозолистыми ладонями, теребили за края одежды. Наконец он догадался и тоже присел. Тут же на колени залез бойкий пацаненок в одной рубашечке без порток. Удивленно расширил глаза, больно дернул Сергея за волосы.

– Тише, тише, – зашипел парень. – Ну оброс немного.

Замолчал и еще раз огляделся: у всех вокруг были светловолосые льняные головы. Его темные кудри заметно выделялись на общем фоне.

Между тем Сур присел на корточки и начал рассказывать неторопливо, как легенду.

– Живет наш народ по всей северной земле с незапамятных времен. Но пока людей было мало, никто не вмешивался.

– Что ж вы так чудью и назывались? – тут же влез с вопросом Сергей, отводя ручки нахального пацана от своей головы.

Сур цыкнул с досадой.

– Нет же, кто сам себя чудом назовет.

– Это когда уже чужаки пришли, вы так зваться стали?

– Слышишь сам, как чудной и чужой созвучны?

– А как тогда твой народ зовется?

Сур всплеснул руками:

– Людь мы сами себя звали, людь – понятно?

Сергея разбирало любопытство:

– А через камни все время ходили?

– Вот ведь твердолобый! Ходили и говорили с камнями, и с водой, и с ветром. Сейчас говорим и всегда говорить будем. Ты вот дышать-то пока не разучился?

Тут Сергей непроизвольно положил руку на грудь и сделал глубокий вдох.

– Воот, – протянул Сур.

– Дальше что? Ныряете во времени? Вытаскиваете разных знаменитостей? Пушкина, наверное, спасли?

– Если бы, – Сур грустно покачал головой. – Свой срок у каждого и своя суть.

– Не говори загадками, – Сергей начал раздражаться.

– Во-первых, не всегда можно заранее и точно определить время, – начал загибать короткие пальцы Сур. – Можно несколько раз сходить, но сил на это много надо. Во-вторых, не всегда человек оказывается в камне или около камня. Лучше всего пещера, можно подвал, подземелье. А знаешь, – перебил сам себя Сур, – как легко в ваши подземелья ходить? Как они у вас зовутся? Длинные туннели в земле вырыты…

– Метро, – машинально напомнил Сергей. От обилия информации голова пухла.

Сур продолжал, как ни в чем ни бывало:

– А потом, нельзя человека заранее забрать, даже если знаешь, что скоро ему умирать. А он за день-два до этого под землю спустился. А забирать нельзя.

– Пространственно-временной континуум?

– Что-то вроде того, – отмахнулся Сур. – И не все смогут долгий переход сделать, а потом обратно в точку вернуться. Такие как я просто любопытны. Изначальную способность развили, потому что везде нос совали. Кто-то из наших вообще никогда не ходил. Сидит на своей земле, и хорошо ему, даже не ведает, есть у него силы или нет. А есть шаманы. Они сквозь камень видят. Время называют и место. Пути прокладывают. За тобою пять таких ходило.

– И ты тоже?

– Меня не брали, – уклончиво ответил Сур. – Я здесь встречал. И правильно – вы из камня все без сознания вывалились. А призвал тебя Озерный шаман. Он самый сильный. Наши его не посмели ослушаться. Он и путь проложил. Ждет он тебя.

Жители подземной деревни обступили Сергея и Сура плотным кольцом. Принесли деревянные плошки со снедью. В одних дымилось мясное варево. В других блестели моченые ягоды, вроде брусника. Сергей сразу учуял запах протухшей рыбы. Сморщенная старуха упорно подсовывала миску ему под нос. Но Сур быстро убрал угощение и строго сказал что-то на своем языке.

– Не надо тебе это пробовать, поздно. Стар ты уже, – пояснил он Сергею.

– Мне бы хлеба, – пожаловался Сергей.

– Хле-еб, – протянул Сур.– Хлеб у нас лакомство редкое и не для всех дается.

Сергей его не совсем понял, но решил принят как есть.

Все жители деревни хотели прикоснуться к новому пришельцу, что-то сказать ему на своем непонятном языке.

Сергей старался выделить каждого, но это плохо получалось, люди постоянно менялись, только пацаненок вцепился Сергею в куртку и не желал уходить. Сергей понимал только Сура и отчаялся разобрать, что говорили остальные. Поэтому обратился сразу ко всем:

– Я ведь не один из вас. Но знаю девушку. Она бы точно была здесь, как своя.

Сур сощурился:

– Про Настю говоришь?

– Ты про нее знаешь? – подхватился Сергей и тут же болезненно прижал руку к голове. – Или она твоя дочь?

– Знаю, о ком думаешь. Хочешь, покажу.

Сур ловко подхватил расшалившегося мальчишку и передал на руки какой-то старухе. Увлек Сергея от охающих и вскрикивающих чудинов. Какое-то время шли по редкому сосновому лесу, огибали каменные выходы, спускались в пологие балки. Потом тропа вытянулась в нитку, стала круче, потянула в распадок. Когда спуск закончился, Сергей закинул голову и оторопел от высоты, с которой они спустились.

Сур подвел Сергея к ровной каменной стене. Словно бритвой провели и отсекли часть скалы. В мельтешении красных, белых и черных точек складывались причудливые рисунки. Сур положил обе ладони на поверхность, постоял несколько мгновений. Потом оторвался и жестом предложил Сергею сделать тоже самое. Камень нагрелся от тепла тела, рисунки задрожали и поплыли.

Сергей видел своих товарищей. Они как будто двоились и троились, накладывались сами на себя. Но Сергей замечал только Настю. Вот она горюет в закопченной деревенской избе, а вот где-то среди замшелых валунов или в деревянном доме, больше похожем на современные. И везде один и тот же рефрен: «медведь заломал», «зарубили», «в горе остался».

Сергей почувствовал, как холод обвивает его, хватает за руки, тянет к себе. Резко оторвал ладони от камня.

– Видишь? Для всех твоих ты мертв.

– А как же они?

– Будут жить, если ты об этом.

– Они выберутся?

– Нет, в свой мир им уже не попасть. Если только ты не откроешь проход.

– Что мне для этого сделать?

– Ответить может только шаман. Он тебя позвал, он и научит.

– Как там Настя? – волновался Сергей.

– Тяжело ей, – вздохнул Сур. – Она многое чувствует, но мало верит. Себе не верит, а мир вокруг боится.

– Она же одна там совсем, как ей помочь?

– Так, есть у нее уже помощники. Вот хоть Хийти попроси за нее.

– Это леший?

– Не совсем. Скорее дух леса. Ничего невозможного для него нет.

– Как его найти?

– Что искать, где лес, там и он. А если увидеть хочешь, не можешь по другому уяснить, то лосем он любит оборачиваться. Это северный наш, исконный зверь. Позже уже, как стали в здешних местах кони появляться, стал и в них входить.

– Что же мне ему сказать?

– Все, что хочешь. Проси сил, проси защиты для себя, для других. Только вот угощение не забудь. Лес уважение любит.

Сур порылся в складках одежды и извлек кусок грубого хлеба, протянул на ладони.

– Ты же говорил, хлеба нет?

Сур молчал, выражения глаз из-под кустистых бровей было не разобрать. Сергей не решился спорить, настороженно взял горбушку и поскорее сунул в карман. Чтобы не передумать, сразу развернулся, направился вглубь леса. Сур не стал останавливать, проводил долгим взглядом.

Пока высокие сосны стояли широко на хвойном подоле, идти было нетрудно. Потом стали попадаться ели – одна, другая, как будто в гости забежали ненадолго. Первый упавший ствол внезапно перегородил дорогу, вывернув пласт земли с корнями и разметав во все стороны колючие ветви. Показал, что дерево прожило здесь долгую жизнь. Сергей не стал тратить время на обходы, перелез, царапая руки и раздирая одежду. Земля подо мхом недовольно зачавкала, налилась сыростью. С одной стороны поднялся и набрал силу косогор. С другой, бурелом переплетался все гуще, оттесняя к скальной стене.

Сергей упрямо ломился вперед, вытаскивая из грязи размокшую обувь, опираясь на вылезающие то и дело камни. Добравшись до очередного разлегшегося ствола, парень тяжело оперся на него двумя руками. Принялся бить кулаками в жесткую кору, обдирая костяшки. Лес стоял безмолвно, только струйки тумана тянулись между корнями.

Сергей выдохся, привалился к дереву.

– Помоги… – прошептал чуть слышно. – Помоги Насте. Пусть знает, что она не одна.

Потом вспомнил, торопливо вытащил горбушку, пристроил на стволе, поправил, чтобы не упала. Всмотрелся в глубину леса.

Ничто вокруг не изменилось: однообразные стволы, сырой мох, полная неподвижность, даже пичуги не перепархивают. Сергей выдохнул, надо же было поверить в россказни. Еще раз постучал кулаком по стволу, больше чтобы выпустить напряжение. Но угощение трогать не стал, оставил. Уже уходя, расслышал легкое шуршание. Резко обернулся. Кусок хлеба лежал на земле, по нему деловито ползали муравьи.

Сергей махнул рукой и принялся продираться через плотную заросль елочек. Залез уже в самую середину и только потом понял, что никакой заросли здесь не было. Случайно взглянул в сторону. Там почти сливался с подлеском контур широкой спины. Струи тумана и сумерки не давали ее рассмотреть. Поднялась горбоносая голова, увенчанная развесистыми рогами. Маленькие глазки с затаенным огоньком уставились на человека.

Сергей смотрел только в эти глаза и не замечал, как ноги существа удлиняются, вознося мощное тело с рогатой головой под самые кроны сосен. Исполинский лось покачивался, колыхался вместе с туманом. Глядел на человека сверху вниз.

Умом Сергей понимал, что сейчас надо безумно бояться. Орать и трястись от ужаса. Обледенеть, обливаясь холодным потом. Он и правда застыл, не смея нарушить наваждение, но чувствовал скорее спокойствие. Как совсем недавно, закинув голову и различая звезды сквозь полог леса.

Зверь или дух бесконечно долго оставался на месте. Потом незаметно туша пришла в движение. Замелькали все чаще длинные ноги, совершенно бесшумно опускаясь в мох и взметываясь снова. Как будто не огромное животное, а бестелесная тень прошлась по лесу и растаяла в сером тумане, не встревожив ни одну ветку.

* «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния» Михаил Васильевич Ломоносов

* Сан Саныч использует архаичные формы числительных, применявшиеся в XVIII веке

Настя.

Утром Настю ворча растолкала Марь Ивановна. В окошко заглядывала стылая темнота. В печке скупо потрескивали поленья, но не могли разогнать зябкость. Настя не понимала, что от нее хотят, но послушно встала и не раскрывая глаз, стала натягивать на себя одежду. Так ее поднимала в школу мама почти за два часа до начала занятий. Учителям надо прийти заранее. И Настя покорно сидела в пустом классе, зевая и вяло перелистывая книжку.

Марь Ивановна поставила на стол кружку подогретого молока, положила краюшку хлеба, все время поторапливая Настю и перемежая русские слова с финскими.

– На ферму пора. Lehmä ei odota*. Отсюда слышно, как ревут. А председатель и того громче будет. Ты сколько дней больная пролежала? Он трудодни считал, пальцы загибал.

Заставив все еще не проснувшуюся Настю надеть ватные штаны, тулуп, ушанку и повязав сверху пуховым платком, Марь Ивановна выставила ее за порог в мутную снежную круговерть.

– На огни иди, – махнула она рукой и даже подтолкнула в спину.

Настя потопала, загребая валенками снег. Все происходящее казалось не реальным, но колючие снежинки, задуваемые ветром в лицо и за воротник, заставляли идти проворнее.

Показались широкие досчатые двери, над которыми болтался из стороны в сторону фонарь. В маленьких окошках тоже пробивался свет. Внутри барак встретил теплом, запахами сена, навоза и сладковатого дыхания коров. После снежной ночи Насте показалось, что ничего лучше не существует.

Пока она разомлев стояла, пытаясь прийти в себя, подскочила Люба. В красной косынке на голове, в аккуратных кирзачах, которые Настя узнала по антуражу. Как же давно они его примеряли.

Люба раздраженно сунула Насте в руки жестяное ведро.

– Тунеядка! – процедила сквозь зубы. – Поставлю вопрос на комсомольском собрании.

Договорить ей не дали. Между задами коров вальяжно прошелся Рома. Выглядел он как всегда стильно, ему очень шла белая рубаха, расшитая по вороту. У Насти от радости дыхание перехватило. Рассеялись все сомнения, мучившие ее. Главное, что он жив. Но парень только мельком бросил на нее взгляд и как будто поморщился. Обратился к Любе:

– Товарищ бригадир, у Мушки теленок пошел.

Люба наскоро вытерла руки передником, зыркнула на Настю и, ничего не сказав, убежала с Ромой.

Настя и не хотела привлекать к себе внимания. Прижала к себе ведро, как последнюю линию обороны, и пошла по проходу. Далеко не каждое стоило было занять, зияли большие провалы. У буренок выпирали кости таза и раздавались в стороны округлые животы. Настя не знала точно, правильно ли это, но коров ей стало жалко. Некоторые оглядывались на нее, не переставая жевать клок сена, смотрели темными влажными глазами. Лирообразные рога украшали почти каждую, и Настя посматривала на них с опаской.

Около одной коровы примостилась девчушка лет десяти. Присев на низенькой табуреточке и подставив ведро под огромное вымя, она маленькими ладошками тянула за соски. Струйки белого молока вспенивали поверхность в ведре, от которого шел легкий пар.

Настя стояла несколько минут, заворожено глядя, как быстро наполняется ведро, потом опомнилась. Слова про тунеядство больно обожгли. Так ей мать любила напоминать, про необходимость работать.

Настя поискала взглядом вокруг себя и увидела свободную скамеечку. Смело подсела к соседней корове. Та начала беспокойно перебирать раздвоенными копытами и наклонять рогатую голову. Настя благоразумно отошла подальше, бросив и ведро, и скамейку. В дальнем конце коровника шумно переговаривались Люба с Ромой, видимо коровьи роды давались нелегко.

Девчушка надоила уже полное ведро и теперь, ухватив его двумя руками, с трудом тащила по проходу. Настя подбежала к ней, взялась за ручку. Вместе они донесли груз и аккуратно процедили молоко через тряпицу в бидон. Он заполнился только на половину.

Девочка бодро пошагала обратно и снова нырнула под коровье брюхо. Настя осталась стоять перед «своей» коровой. Вдруг почувствовала, что ее дергают за одежду сзади. Девочка протягивала два угловатых коричневых кусочка:

– Возьми, kohtele lehmää*.

Девчушка сразу убежала работать. Настя разглядела на ладони замусоленный колотый сахар. Осторожно пошла к буренке. Надо было пройти мимо ее бока в тесном стойле. Корова повернула голову, натянула веревку, шумно вдохнула ноздрями. Настя отдернула уже протянутую руку и уронила угощение на пол.

Рогатая тут же принялась перебирать сено у себя под ногами, не обращая внимание ни на что вокруг. Настя уселась на краешек табурета, подставила ведро под вымя и несмело взялась за толстые мясистые соски. Потянула раз, другой – ничего не произошло. Попробовала сжать один сосок двумя ладонями. Корова обижено мыкнула, и Настя вжалась спиной в перегородку. Переждав несколько минут, попыталась снова.

Только напрягаясь на пределе сил и поймав ритм Настя смогла сдоить немного молока. И то через несколько струек руки предательски заныли.

Люба пробегала мимо несколько раз, заглядывала в почти пустую тару и фыркала. Девчушка снова потащила полное ведро по проходу. У ворот раздался голос Николая: «Обед, работяги, обед!» Все потянулись на выход.

Настя решила сначала процедить надоенное с таким трудом и задержалась дольше остальных.

Снаружи брезжил короткий зимний день. Столовую долго искать не пришлось – к ней вела единственная натоптанная в снегу тропинка.

Внутри сытно пахло щами. Над длинным грубо сколоченным столом висели плакаты. Вот серые фигурки стремительно летят с горы на лыжах. Вот большой красный человек насаживает на штык скрученного перебинтованного человечка. Настя передернулась от отвращения и побыстрее отвернулась.

Посередине зала председатель держал речь, периодически по ленински выкидывая вперед правую руку.

«Совсем, как памятник!» – фыркнула про себя Настя. А сама постаралась мышкой прошмыгнуть за угол стола.

– Советское правительство в тяжелое военное время заботится о благополучии своего народа. Доярки регулярно получают горячее питание и молочные продукты.

Настя осмотрела стол. Перед ней стояла помятая жестяная миска с дымящимся варевом, в котором угадывались кусочки капусты и волокна мяса. В стороне обнаружилась такая же миска со сметаной, густой, как сливочное масло.

Скрипнула дверь в общий зал. Показалась рыжая борода Николая. Он хлопал белобрысыми ресницами и пытался выговорить первое слово.

Сан Саныч ослабил хватку, и Настя рванулась на улицу. Ей хотелось как можно скорее оказаться в домике Марь Ивановны. Она еще слышала сзади скрипучий голос председателя, отчитывающего Николая. Что будет, если она не вернется в коровник, Настя тоже не до конца осознавала. Слезы душили ее, застилали глаза, замерзали и кололись на щеках. Так она опять пропустила появление коня. Руси уже какое-то время шел по снежной целине, параллельно тропинке, неуклонно смещаясь наперерез Насти.

Заметив его, девушка охнула и ускорила шаг. Конь вызывал у нее мистический ужас. Она содрогалась от мысли, что он прикоснется к ней, встанет рядом. Он пугал даже больше, чем председатель.

Тропинку зажимали озеро и железная дорога. Настя как раз приблизилась к месту, где шпалы лежали ближе всего. Не думая о последствиях, она кинулась в снег и перескочила на рельсы. Ей почему-то казалось, что шпалы задержат коня, хотя сама она загребала валенками и через шаг спотыкалась.

Руси и вправду не пошел на железку, зато топал параллельно, фыркая, потряхивая гривой и тяжело вытаскивая из снега ноги.

– Что тебе от меня надо? – Насте было настолько страшно, что хотелось слышать хотя бы свой голос. Внутри ее коснулось далекое теплое воспоминание – руки Сергея, поддерживающие и защищающие. Но страх снова накрыл липкой волной, заставил ноги ослабеть.

Полоса рельс резко забрала в сторону. Домик Марь Ивановны виднелся через луг, но как до него доберешься, если путь преградил снег и упрямый конь? Настя всхлипнула и хотела повернуть обратно. Руси словно почувствовал ее намерение, бодрее перебрал копытами, готовясь вскочить на насыпь. Настя, уже ничего не осознавая, кинулась вперед, дальше от поселка.

По сторонам железки очень скоро поднялись темные заснеженные ели. Зрелище могло заворожить своей красотой и умиротворением, если бы не усталость и страх, гнавший Настю вперед. Руси все-таки забрался на рельсы и теперь шага следом, только медленно, часто оступаясь и прихрамывая.

Между деревьями показался просвет. На луговине снег немного сдуло, сквозь него проступала жухлая трава. А чуть выше на подъеме чернел знакомый дом. Как это раньше Настя не заметила, что он совсем недалеко от железной дороги? В общем-то это ничего не меняло. Но Настя подумала, что в доме сможет укрыться от коня. Такая мысль пришла ей скорее от отчаяния. Пальцы на ногах давно онемели и руки совсем не чувствовались. Девушка быстро прикинула, как добежать по траве, и одним прыжком скатилась с железнодорожной насыпи.

Все оказалось не так просто, она упала по пояс в снег. Загребая руками, с трудом вылезла на твердое место. Схватила упавшую рукавицу, хотя вся в ледяных комках она была почти бесполезна. Странно, но единственная мысль крутилась в голове: только бы не потерять валенки. Настя бежала, так ей казалось, но скорее еле переставляла непослушные ноги. Дыхание вырывалось со свистом, в груди немилосердно жгло.

Руси озадачил ее маневр. Оглянувшись, Настя увидела, что конь все еще стоит на насыпи, поставив вертикально уши, смотрит ей вслед. Это прибавило сил. Настя обогнула угол, держась за стену, и ввалившись в дверь, привалилась к ней спиной. Снаружи неслось трубное ржание, то ли злобное, то ли обиженное.

Дом внутри стоял выстуженный, покинутый. Слабеющий свет из окон выхватывал поломанную мебель, разбросанные тряпки, которые Марь Ивановна не забрала второпях. И все-таки дом обнимал, укрывал, заботился. В нем не было ветра и сюда не мог пробраться злосчастный конь. Настя уже слышала за дверью его фырканье и скрип копыт. Так просто от него было не отделаться.

* Lehmä ei odota (фин) – корова ждать не станет

* Kohtele lehmää (фин) – угости корову