Наталья Гимон
Сплетённые судьбой. Сказки дедушки Корая
– Откуда ты… – отступил назад молодой правитель запада, спадая с лица.
– Обижа-аешь, – криво усмехнулся старый король. – Я знаю почти всё о каждом из вас. Твой отец не зря называл меня Кзар-проныра. И что бы ты себе не понапридумывал о связи между вашими землями, а вы для остроухих всего лишь игрушки, лекарство от скуки, которое вполне можно заменить чем-либо более интересным, если вас не станет.
Атрид рванул, было, меч из узких, дивной, явно эльфийской работы, ножен, но тут, кладя руку ему на плечо, в разговор, наконец, вмешался третий, невысокий, спокойный и молчаливый мужчина.
– Остынь, друг. – Несколько мгновений он пристально, будто задумавшись, смотрел в огонь и вдруг негромко произнёс: – Мы пока даже не знаем, откуда они свалились нам на головы, эти чернокрылые. И знаешь, Кзар прав: падение нашей расы скорее всего будет только на руку эльфам. Так что рассчитывать мы можем только на себя. – И, помолчав ещё немного, добавил: – Видимо, время людей здесь закончилось. Если мы хотим выжить, нам придётся уйти…
* * *
– Что же мне делать, брат? – Такин сидел на вершине невысокого обрыва, обняв руками колени и вглядываясь в прозрачную сине-серебристую даль. В стране его сердца, куда молодой король, едва пожелав, мог «шагнуть», лишь только сон смежал его веки, над землёй плыла ночь, освещённая сиянием двух лун – огромным бледным гигантом, шириной в локоть, и крошечным в полпальца высотой месяцем. Лежащий рядом с ним дракон приоткрыл глаза и взглянул на человека.
– А ты разве ещё не решил?
– Но мне нужен твой совет! – Такин резко обернулся и почти в отчаянье посмотрел на своего Хранителя. – Я действительно не знаю, правильно ли моё решение!
Подняв голову со своих страшных лап и тоже теперь глядя на серебристую, словно от снега, равнину, ящер молчал, погрузившись в раздумья, и затянувшаяся тишина заставила человека вновь вернуться к созерцанию ночного пейзажа и блужданию среди своих мрачных мыслей.
– Ты боишься, что тебя назовут трусом, верно? – Голос дракона был глух и печален. Человек ему не ответил. Зачем? Всё и так было понятно. Из ноздрей волшебного зверя вместе со вздохом вырвались тонкие струйки дыма. – Я помню, как впервые увидел тебя, Такин. Ты был маленьким нескладным мальчишкой, подарившим мне, беспомощному, только что появившемуся на свет детёнышу золотые крылья. Я помню, как моя мать, прежде чем уйти к звёздам, сказала мне: «Этот человеческий малыш станет великим. Помоги ему в этом». Я сделал всё, чтобы исполнить её просьбу, и за двадцать семь прошедших с того момента зим ни разу не пожалел, что стал твоим Хранителем. – Глаза ящера чуть сузились, выдавая улыбку. – Ты – хороший король, Такин, – сильный, справедливый, умный – и всегда следуешь велению своего сердца. Не моим советам, нет, а своей совести. И никто никогда не посмеет назвать тебя мерзавцем или трусом. Ты доказал это всем. Так ответь мне: почему же ты до сих пор сомневаешься? Вспомни свой первый урок: смотреть на мир глазами других, тех, кто зависит от твоих желаний и поступков. Как думаешь, чего они ждут от тебя сейчас?
– Что случится чудо, и я выиграю эту войну, – не оборачиваясь, ответил Такин и тут же воскликнул, обхватив голову ладонями. – Но я уже подвёл их! Я не смог сберечь столько жизней!..
– Верно, – беспощадно кивнул дракон, – только этого они ждали раньше, а ты – не всесильный Создатель, могущий встать поперёк горла у самой смерти. Ты – прежде всего человек. Король. И теперь твой народ надеется, что ты сбережёшь жизни хотя бы тех, кто выжил. Ведь они так отчаянно хотят жить. Все они, независимо от знаков на гербе их земли.
– Но я не справлюсь один! – кулаки человека бессильно сжались. – Если бы ты мог быть со мной там, под небом моего мира…
– А кто сказал тебе, что ты один? – громадная чешуйчатая голова почти вплотную приблизилась к его лицу. – Ты даже не представляешь, сколь великие силы оберегают тебя в этой войне, выступая на твоей стороне. Любой завоеватель о таком союзе может только мечтать. Ты ещё убедишься в этом.
Человек не ответил ни слова. Какое-то время он и дракон просто молчали. Потом Такин поднялся с земли, обнял руками могучую гибкую шею, прижавшись к ней лбом, и тихо спросил:
– А как же она? Как я могу оставить её? Ведь это будет равносильно предательству!
– Твоя избранница – эльф, – мягко напомнил мудрый зверь, – она поймёт.
– Нам и без того приходится хранить свои сердца от чужого взгляда, чтобы никто не прочитал в них то, чего быть не может и не должно. Мне даже подумать больно, что я её больше никогда не увижу.
– Почему же «никогда»? – узкие зрачки золотых глаз насмешливо глянули на человека. – Я ведь сказал тебе: твоя избранница – эльф. А ты умеешь видеть сны. Так что, кто знает…
Когда Такин «ушёл», дракон ещё долго неподвижно лежал на вершине холма, а потом вдруг расправил могучие золотые крылья и, оттолкнувшись, взрывая когтями каменистую почву, взвился ввысь, навстречу большой луне. Спустя мгновенье над спящей землёй разнёсся яростный рёв. Но даже стремительные крылья не могли унести прекрасного зверя от терзавшего его самого чувства вины. Драконы способны видеть течение Великой реки. Им ведомы все камни, брошенные в её воды и породившие всплеск на гладкой поверхности миров. Златокрылый многое знал, но пока он был Хранителем этого сердца, он не мог, не имел права разбивать его…
* * *
В Зале Четырёх Стихий было тихо и прохладно. Казалось, даже облачённый в сине-белое одеяние мужчина, стоящий в самом центре возле парящей в воздухе плетеной словно из древесных ветвей чаши, не дышал. Положив руки на её края и прикрыв глаза, он замер посередине белоснежных, правильной кубической формы покоев, где по полу из углов к центру мудреной вязью вились письмена настолько древние, что в этом мире их уже никто и прочитать не смог бы.
Но вот в одном из углов надпись вдруг всколыхнулась, вспыхнула, и словно маленькая искорка побежала в глубине написанных знаков к середине зала, а спустя мгновение после того, как погас последний начертанный завиток, в плетеной купели вспыхнул огонь, дрожащий и зыбкий, но с каждой секундой всё больше похожий на неведомое танцующее существо, более всего напоминающее золотистую ящерку-саламандру.
– Какие вести принёс ты мне? – открывая глаза, произнёс стоящий над чашей мужчина, и ответ словно пробился сквозь тихий гул и мерное потрескивание костра.
– Люди потерпели поражение. Энэры сломили их, и союз распался, – не переставая извиваться, ответило существо, и мужчина тут же приказал:
– Покажи.
Он сделал шаг назад, а огонь перед ним вырос в несколько раз, и в глубине его стали угадываться дрожащие словно от жара образы. Тёплый воздух, идущий от пламени, овевал тонкие черты лица, шевелил волосы смотрящего, которые светлым шёлком спускались на плечи, чуть открывая при этом заострённые кончики ушей. Эльф не отрывал взора от огненных видений, будто старался навсегда впечатать в память увиденное, и поэтому не сразу заметил, как за его спиной неслышно приоткрылась дверь. Когда чужое присутствие острым когтем царапнуло сознание, пламя мгновенно опало, саламандра стала угасать и быстро превратилась в щепоть золы, а сам эльф обернулся к вошедшему, намереваясь проучить того, кто посмел прервать заклинание Владыки Лесного Предела. Но лицо его вдруг дрогнуло, выдавая растерянность и удивление.
– Альванэи́ль (5)? – только и смог вымолвить он, глядя на стоящее перед ним его же отражение, так же облачённое в цвета правящего эльфийского дома, только более хрупкое и нежное, доходящее ему ростом лишь до плеча.
Девушка-эльфийка с трудом разлепила губы и прошептала:
– Скажи мне, что это не правда. – Эльф молчал. – Скажи, что не ты выпустил энэров из тьмы в наш мир и что ты не натравливали их на людей. Не как правитель, а как отец, который никогда не лгал мне – скажи.
– Не вмешивайся в то, что тебе недоступно, – помрачнев, резко ответил Владыка.
– Почему, отец? За что?
– За что? – Эльф заложил руки за спину и, выпрямившись, надменно взглянул сверху вниз в удивительные для его народа фиалковые глаза дочери. – Хорошо. Я скажу тебе, за что. Открыв Врата в мир энэров, я всего лишь помогаю свершиться высшей справедливости, но, подвластные моей воле, створы снова захлопнутся, когда придёт время, когда всё будет кончено, когда эти крылатые бестии утолят свою «жажду охоты». Ведь их вовсе не интересуют власть и завоевания. Они – не воины и никогда ими не были, и даже не знают, что такое война или то, что с ней связано. Они – всего лишь охотники, лучшие из лучших во всех мирах. И я лишь подарил им то, к чему они стремятся весь срок своего существования – целые сонмы пригодного для охоты двуногого зверья. Потому что эти животные, называемые людьми, вдруг решили, что они – венец творения нашего мира, потому что забыли, кто научил их почти всему из того, что им известно ныне, потому что люди корыстны и жестоки и всё равно глупо тратят свои жизни на удовольствия и развлечения…
– Это не так!
– … Их короли говорят о своих народах лучше любого зеркала.
– Ты ошибаешься, отец! – Эльфийская принцесса от волнения и обиды даже сжала кулачки, запальчиво подавшись навстречу отцу. – Люди спешат жить, ведь их срок в этом мире несоизмеримо меньше нашего. Но не все из них жестоки и алчут роскоши для себя. Люди благородны и в большинстве своём наивны…
– Благородны? А ты предложи селянину во владениях Кзара окривить его самого, но пообещай, что при этом его злейший враг полностью ослепнет, и послушай, что он тебе скажет, – усмехнулся тот в ответ.
– Но если ты хотел наказать правителя Хуормирда, почему энэры почти не задели его земли? Ведь, согласно древним манускриптам, врата в мир энэров можно открыть в любом месте, хоть посреди Великого моря. А теперь они измучили половину владений молодого Атрида и почти полностью уничтожили поселения короля… – Эльфийка вдруг замолчала на полуслове, взгляд её глаз затерялся в неизвестности, а внезапно пришедшая догадка заставила её побледнеть. Тонкие пальцы юной дочери леса коснулись нежных губ, словно предостерегая хозяйку от того вопроса, который готов был прозвучать. – Ты знаешь? – прошептала девушка, чувствуя, как подкашиваются ноги, и сердце начинает бешено стучать в груди.
– Знаю, – спокойно ответил эльф. – Только не могу понять, почему именно он? Почему ты не выбрала кого-либо среди достойных мужей своего народа? Ведь пусть он и король, но он же – человек!
– Он не просто человек, отец. Он – лучший из расы людей.
Услышав такое, Владыка Лесного Предела даже рассмеялся.
– Он – лучший? Он просто трус! – Эти слова, словно осязаемая плеть ударили сердце девушки, отталкивая её от того, кто их произнёс. – Ты знаешь, какое решение приняли эти хвалёные возгордившиеся до небес людские короли? Кзар возомнил, что сможет откупиться от чернокрылых, хотя вот в его решении я нисколько не сомневался с самого начала. Но старик хотя бы понимает, что воины Лесного Предела не станут ему помогать, в отличие от Атрида, который собирается сражаться с энэрами и даже надеется победить их, потому что этот глупец до сих пор верит, что эльфы «не оставят своих младших братьев»…
– Как низко ты пал, Владыка, – глядя прямо в глаза отцу, тихо сказала эльфийская принцесса. – Ты даже не откликнулся на призыв о помощи того, кто не один раз принимал тебя в своём доме и преломлял с тобой хлеб.
– Я не собирался помогать им, – холодно ответил тот. – Я объявил им войну.
– Нет, отец, ты не объявлял войну, ты напал со спины, подло, исподтишка.
От таких слов, сказанных дочерью, верховный эльф онемел, задохнувшись от негодования. На миг ему даже захотелось ударить её, по лицу, наотмашь, совсем как какой-нибудь человечишка, но он сдержался и нанёс строптивице, как ему казалось, куда более страшный удар.
– Ты не услышала самого главного! – повысив голос, произнёс Владыка в прямую как стрела спину уже стоящей в дверях эльфийки. – «Лучший» из расы людей отказался сражаться, не захотел гибнуть рядом с горячим юнцом. Он решил уйти за Великое море и отсидеться там. И ты знаешь, я уверен, что тебя он с собой не позовёт. Ему нужно будет возрождать свою расу, поэтому он, скорее всего, возьмёт в жёны одну из выживших женщин своего народа, чтобы она нарожала ему побольше отпрысков, ведь ты сможешь подарить ему лишь одного наследника.
– Скажи, отец, – не оборачиваясь, вдруг спросила эльфийка, – а как бы ты поступил на их месте? Попытался откупиться всем, чем только смог бы, как бессердечный тиран Кзар? Решил бы погибнуть в славной битве, как глупый гордец Атрид? Или трусливо попробовал бы спасти тех, кто остался, кто страстно хочет выжить – к примеру, детей, женщин? – Владыка хотел, было, ответить дочери и вдруг понял, что ответить ему нечего. Не было никакого «правильного», четвёртого пути, который бы подсказала ему мудрость его народа. Были только эти три, выбирать из которых в случае надобности пришлось бы и ему, Владыке перворожденных. – И ещё, – она всё же оглянулась, – ответь мне: хватит ли у тебя сил, чтобы загнать обратно во тьму легионы энэров после того, как они по твоему велению опустошат земли людей и начнут превращать наш мир в своё обиталище, где не будет места не только людям, но и гномам, троллям, даже гоблинам… и нам, эльфам? Ведь открыть тёмные врата куда как проще, чем захлопнуть створки, распахнутые рвущейся сквозь них толпой. Возможно, ты своими руками приблизил конец этого неба. Так кто же из вас возгордившийся глупец?..
* * *
Жалкие остатки народа некогда великого восточного королевства Солармирд длинной растянувшейся вереницей двигались на юго-восток, возглавляемые своим правителем. Вместе с ними двигались и те, кто с благословления короля Атрида решился покинуть Элтелмирд, готовящийся к последней битве, которая должна была дать время уходящим. Убедить бывших союзников последовать его примеру Такину не удалось, и это калёным железом жгло его сердце. До Великого моря оставался всего один переход длинною в день. Но предстояло ещё пережить и последнюю ночь. И хотя люди понимали, что забрались слишком далеко от мест постоянного нападения чернокрылых, и что последние несколько дней от заката до рассвета треклятая нелюдь их не тревожила, всё равно было страшно, жутко от терзавшего душу чувства, что опасность по-прежнему висит на плечах, дышит в спину.
Такин откинул полог своего шатра и окунулся в густую ночь, искрящуюся горящими вокруг огнями костров. Она казалась такой спокойной, таинственной, освещаемой сверху крупными хрустальными звёздами, перемигивающимися в непроглядной черноте неба. Даже не верилось, что всё это может оказаться обманом, в один миг превратившись в самый страшный кошмар для греющихся у костров людей.
