Наталия Нестерова
Некромант. Присяга

– Он мне снился, – застенчиво сказал парень. – Снился, и я подключил телефон к моему мозгу, как он велел. Ночью… позавчера… камера сработала, и… вот. Доказательство. Это Иисус посоветовал мне прийти в редакцию. Он хочет предупредить… остеречь!

Я поймала себя на остром желании поинтересоваться, через какой конкретно внешний разъем можно подключиться к мозгу Мерлина… но решила закруглить эту скользкую тему:

– Вы знаете, Олег, нас такого рода изображения совсем не интересуют.

– Но ведь Он сам сказал мне прийти сюда, – проникновенно выговорил парень. – Написать вот этот текст, о версиях конца света, и предупредить, что все началось снова.

– Когда?

– Да вот… неделю назад, может, чуть меньше.

– Мы бы знали, – убежденно сказала я. – Мы бы точно знали! – Наш фантаст Алексей такого события, как очередной конец света, точно не упустит, хихикнула я мысленно. «Представляете, в Силиконовой долине соединили в мегамозг три сотни ворованных айпадов и вычислили новую дату конца света…»

Представляем!

– Ну, вот вы оказались не в курсе… потому что все только началось… древнее зло вырвалось из склепа и не тронуло меня, так как я… только это секрет… сын инопланетянина. Мама посылала мою ДНК на проверку после того, как я родился. – Мерлин сгибал и распрямлял первую страницу своего бессмертного творения, не поднимая на меня глаз. – У меня оказался иммунитет. Зло прошло совсем рядом и не тронуло меня…

Ну что, достаточно. Интересоваться, что у парня за тайна личности, мне совсем не хотелось. Некоторые истории затягивали, как трясина, так, что потом сама в порядок приходишь пару дней.

– Хорошо, – сказала я, вставая. – Раз Иисус сам велел вам прийти, оставляйте рукопись. Там все по образцу, адрес вашей электронной почты, телефон? Я еще раз все внимательно посмотрю и свяжусь с вами.

– Да, все как надо, меня предупредили. Я уверен, я вам еще пригожусь. У меня уникальная ДНК, не подвластная злу, – грустно, но как-то безнадежно сказал Олег и поднял на меня взгляд.

Нормальный взгляд, глаза даже красивые. Всегда удивлялась, зачем парням такие длиннющее ресницы. Но вопрос вроде «Олег, вы сами-то себя слышите? Вы понимаете, как это все звучит?» – увы, мгновенно отбросил бы молодого человека обратно в его иллюзии и миры, заставив ощетиниться и закрыться. А поэтому я покивала, согласилась, провела его до охранников, показала, как надо отметить разовый пропуск, попрощалась, помахала ручкой, а затем доложилась Ольге: пустышка. Это не перспективный автор, это искатель нового Мессии и претендент на избранность.

Однако, вернувшись за свой рабочий стол, я поняла, как сильно устала. Меня буквально шатало, и, засунув за щеки два куска сахара, я подумала, что потратила на Мерлина больше сил, чем он того заслуживал. Судя по номеру городского телефона, Мерлин мой сосед, живет где-то неподалеку… но это, конечно, не повод терять контроль над собой в поисках истины.

Посидела, усваивая глюкозу. Нет, так нельзя.

А, была не была!..

Я встала, порылась в верхнем ящике стола, вытащила моток ниток красного цвета. Пошла в корректорскую, к столу Инны.

Инне нашей недавно исполнилось тридцать пять, жаждала она принца на белом «мерседесе» и весила при небольшом росте килограммов сто. Макияж в стиле шестидесятых, белокурое завитое каре, маникюр длиной три сантиметра. Тело, обтянутое тонким трикотажным платьем, демонстрировало столько нехарактерных для нормального человека изгибов и подробностей, что дух захватывало.

Пока я шла и прицеливалась, успела единственной поисковой нитью просканировать будущее. Да, это поворотный момент, как я и Увидела. Инночка и сама не знает, насколько поворотный. Покупая тоннами таблетки и всевозможное корректирующее белье, тренажеры и массажеры, Инна только наращивала свой жировой скафандр. На самом деле ей было в нем уютно и удобно.

…Течения ее судьбы переплетались, образуя радужную косу. Основное течение, мирное, золотистое, – верная сестра, любимая тетя, преданная двоюродная бабушка. Долгие годы работы на одном месте, почетная пенсия в весе около ста тридцати, дача, жалобы на опухшие-отекшие ноги… и кончина в больнице в возрасте семидесяти трех лет от воспаления легких.

И вот рядом – сверкающая струя холодного серебра; вот она, нереализованная стройность Инны. Вариация, при которой она не просто станет стройной и прекрасной внешне, но и внутренне преобразится, что, бесспорно, взаимосвязано. Когда это должно было случиться, когда она не сумела перебраться на соседнюю стремнину?… А, вот: разделительный камень. Два года назад. Больница, желчный пузырь, красавец врач. Не рискнула открыться («У него же пациенток полным-полно, кто я такая») и потом полгода заедала свою робость всем чем попало, несмотря на диетические запреты после холицестомии. Вес перешел из категории «до ста» в «после ста». А замужем за тем доктором… да ладно, что теперь. Доктор спивается, Инна толстеет.

Наша макси-Монро могла бы быть совсем другим человеком. Поджарым, целеустремленным, стремительным. И не вычитывать написанные другими тексты, а писать свои, энергичные и талантливые. И судьба у нее была бы другая, активная, серебряная, с оттенком стали. По моим представлениям – на октаву выше нынешней, а то и на полторы. И погибла бы она на своем новом спортивном автомобиле в аварии в семьдесят один год, будучи за рулем. И оплакали бы ее двое детей и пятеро внуков.

Если человеку предложить дилемму, что он выберет?…

Какое мы, экстрасенсы, имеем право решать за него?…

Просматривая исходные варианты судьбы Инны, я видела – других достойных Течений нет. В одном случае диабет и ранняя смерть, Инна подбиралась сейчас к этой развилке, к возможной точке отказа.

В другом – короткий брак с каким-то малолеткой и лютая ненависть к мужчинам на всю оставшуюся. В третьем… интересно… богомолкой наша Инна не выглядела, но вот отчетливо просматривается – монахиня. И пошла бы она туда от проклятого жира. Чуть не пошла уже после пережитой страсти к врачу, и еще минимум один раз имеет шанс на эту стремнину выбраться. Вот и все.

Достойных вариантов два. Хотя монашеский по-своему неплох, но по укладу души Инна не монахиня. Трудно ей будет… и не похудеет – даже в монастыре.

Я складываю пальцы особой вилочкой. Восемьдесят девять процентов вмешательства.

– Инночка, привет! Печенье есть? Мне бы к кофе…

Инна добрая – и всегда держит на работе плюшки.

Это ее успокоительное средство и ее защита.

– Бери, Ники!

Я наклоняюсь к Инне:

– Инна… послушай. Давно хотела тебе сказать. Я никому не говорила… на самом деле я весила как ты примерно. Похудела прямо перед тем, как пришла в дорогую редакцию.

Внимание приковано. Инна даже дышать перестала.

– Мне одна бабка показала. Ты же знаешь, я в Москву из области приехала. Ты на сколько килограммов похудеть хочешь?

Инна давно все подсчитала – я-то знаю.

– На сорок пять! – выкрикивает она, молниеносно перескакивая с моей истории на свою.

– И останется в тебе?…

– Шестьдесят при росте сто шестьдесят два!

– А что, – я киваю, – нормально. Давай палец.

– Кровь колоть? – с подозрением спрашивает Инна.

– Не. Только не голоси, это раз. И попроси меня помочь тебе сбросить лишний вес и сохранить здоровье. Это два.

– Прошу тебя сбросить мой вес, – зачарованно говорит Инна, к счастью вполголоса.

– Помочь тебе сбросить лишний вес и сохранить здоровье!

– Ты издеваешься, что ли?

– Нет, но если ты не хочешь…

– Нет, нет, давай пробуй! Прошу тебя, Ксюшка, помоги мне сбросить мой лишний вес и сохранить здоровье! – Теперь Инна смотрит круглыми глазами, как ребенок. Как легко и приятно работать людей низших и средних октав, наивно верящих в чудеса!..

– А теперь скажи: ты разрешаешь мне забрать то, что для тебя лишнее? – сурово спрашиваю я.

– Если бы это возможно было… – ноет Инка.

– Инна! – строго говорю я.

– Я разрешаю тебе взять то, что для меня лишнее!.. Только зачем тебе оно?… столько?…

– Хорошо, – говорю я. Беру палец Инны (сарделька с острым когтем красного цвета) и наматываю тугими витками нитку. Отчетливо, но совсем негромко приговариваю, по ходу дела структурируя наговор: – Беру себе что во вред тебе. Тебе отстать – мне прирастать. Лишнее-лишнее, уходи, пышное. Сорок пять, сорок пять, отправляйтесь погулять! – и резко обрываю веревочку.

Инна хлопает глазами. Обрывок давит ей палец. На душе у меня не вполне спокойно: по нормам этики, я должна была сказать корректору «Пифии», что, дав ей новую судьбу, выведя ее на серебряное течение более высокой октавы, я лишаю ее двух-трех лет жизни. Правда, в основном течении она умирала бы долго и ужасно пусто; а в серебряном – даже не успеет осознать мига перехода. Раз… и голова не болит. Я считаю, это плюс. У меня есть основания так считать.

– И все? – тянет Инна.

– Можно все-таки кровь пустить, – доверительно сообщаю я.

– Не, ну и все?…

– За год похудеешь. Вот тебе карточка отличного диетолога Иры Трушкиной. Сначала к ней, она назначит диету, добавки, расскажет о режиме. Потом вот, приглашение на пробный урок фитнеса, он на нашей территории, только вход другой. И да, обещаю, за год – минус сорок пять.

Инна сидит нахохлившись. То ли обиделась, то ли вникает. Так всегда и надо – забить впечатление, что воздействовал, какими-то бытовыми советами. Оставить только то, что сегодня Инна запишется к Ире… и пойдет на прием.

Я тем временем почувствовала себя намного комфортнее. Установленный канал начал работать. Теперь я могу тратить на манипуляции Иннин жир, точнее, овеществленную в нем биологическую энергию. Сорок девять – ну чересчур! С метлы же будет сдувать.

Какое счастье, что в дорогой редакции есть еще нормальные люди! Уборщицы, корректоры, рекламщики, администрация, распространители, кое-кто из редакторов…

Это же замечательно!

Глава 2
Понедельник – день тяжелый

Понедельнику покровительствует Луна, которая может обусловить разгул фантазии или сбычу мечт. Это как фишка ляжет

Вот так и получилось, что в момент обнаружения нашего спящего красавца на потолке я была в тонусе и в отличной энергетической форме. Иннины жиры постепенно таяли, начав этот процесс прямо в выходные. Ей предстояло тридцать шесть лет великолепных впечатлений, позитива, любви. И принц с каждым днем подкрадывался к ней все ближе и ближе.

А я – я могла применять свой чистый Дар без оглядки на порывы ветра, которые меня временами грозили унести, и без круглосуточной заботы о высококалорийном съестном.

Я примчалась на рабочее место из кабинета Игоря Владленовича и уловила заинтересованный взгляд Ольги. Но она никогда не станет вмешиваться без особой нужды; если у меня с шефом какие-то свои счеты, то и пусть. Захочу – расскажу сама.

Для начала я тяпнула мерзкого растворимого кофе, привела мысли в порядок, а затем рванула в правую переговорную. Но память меня не подвела – в пятницу, когда я завершила беседу, Мерлин забрал все свои причиндалы вроде «Асера», сложил в рюкзак и унес. У меня осталась только распечатка бессмертной статьи с его координатами на уголке каждой странички, намекавшими на наше с ним географическое соседство, и мутная фотография Иисуса.

Что же, доводилось начинать и с меньшего.

Я внимательнейшим образом прочитала статью от начала до конца. Но как во вчерашней беседе с моим ныне спящим красавцем не было ничего, что насторожило бы меня как экстрасенса, так и в тексте статьи не было ничего цепляющего. Простой розыск в Интернете дал бы мне эту кучку информации за тридцать минут. Да, оформлено нормально, да, русским автор владеет, но поставить это в «Пифию» мы решили бы лишь в разгар летних отпусков в случае внезапно снятой платной рекламной полосы и при острой нехватке любых других материалов. Игра ума и игра слов. В той или иной форме все это уже было – о годах 1991, 1999, 2000, 2001, 2002, 2010, 2012-м, роковом 2013-м, новой мульке – 2020-м, до которого человечеству (по мнению Мерлина, сладких ему снов) не дотянуть, и всех возможных календарных вариациях внутри этих дат – от 20.01.2001… ну и, естественно, до 12.12.2012 и 22.12.2012, 13.01.2013, 13.02.2013, 31.01.2013 и 13.02.2013, 14.02.2014 и далее по списку…

Ольга подала голос из-за перегородки:

– Что, Мерлин у нас совсем не Мерлином оказался?

– Ага, я тебе еще в пятницу сказала…

– Ну… все же… стоит еще раз с ним поговорить…

Я уважительно покивала. Поговорим, еще как, надо только понять, сам проснется или придется будить. Шокотерапия – наше все. Нашатырь, утюг, электричество, скрепки под ногти.

Мутный портрет Иисуса по-прежнему не нес никакой информации. Картинка – и картинка. Приглядевшись, я рассмотрела на лбу якобы Мессии еле видный шрам или дефект съемки в виде буквы Z и совсем скисла.

– Я пошла на совещание к Игоряшику, – сообщила Ольга. – Что у нас по спецвыпуску?

– Работаем как лошади… – Я должна была сдать текст в четверг на прошлой неделе.

– Ну, смотри, – нейтрально бросила Ольга и, шурша юбкой, покинула рабочий зал редакции.

Я перевела дух. И я терпеть не могла задерживать, и Ольга задержек не любила.

Убедившись, что все занимаются своими делами, я вытащила связку кулонов, которую сняла с шеи Мерлина, и разложила их перед собой. Христианский крест, не крестильный, просто украшение (это я ощущала всегда), – понятно, руна Райдо из медного сплава, единорог в треугольнике, миниатюрная ювелирная копия Фестского диска, настоящая на вид пуля, правда, в калибрах и видах оружия я не разбираюсь, а еще кельтский крест, подкова и янская половина символа Инь-Ян. У Мерлина, видимо, имелась девушка. Ничего особенно сильного или профессионально заряженного, но и никакого самопала – качественная бижутерия. Все фонило в силу уверенности Мерлина в своих амулетах и древности символов.

Снова сгребла и спрятала в карман безделушки, сунула туда же оторванный от рукописи Мерлина край странички с его полными данными.

Вытащила его телефон – тут осечка: телефон на пароле. Без пароля я могла только ответить на звонок.

Сходила на обе проходные – и на внутренний пункт охраны, и на общую проходную всей производственной территории, на которой располагалось издательство; поболтала (насколько это было возможно) с суровым вахтенным, спросила относительно Олега Евсеева. Вышел в пятницу, когда я его провожала, и не вошел. Воспарил обратно к нам в редакцию через систему кондиционирования?… просочился через канализацию?…

Моя тревожная поисковая нить, намотанная на записку в левой переговорной и на Мерлина, помалкивала. Поэтому я пообедала со Светиком, поклялась сама себе закончить прямо сейчас материалы для спецвыпуска и только потом снова заняться господином Евсеевым, да не вышло.

Меня сразу после совещания снова потребовал Игорь Владленович.

– Ну что?…

– Пока ничего, – ответила я, – спит и спит…

– Я вот что подумал. Давай я вызову шофера, и перевезем его к тебе. С ним и останешься, будут тебе полдня отгула.

– Ко мне? Почему ко мне?…

– Ну, ты же одна живешь!

– Вы тоже!

– Ники! Ну, подумай сама – приводить его в чувство будешь ты, ты же уверена, что он жив?

– Уверена.

– И что с головой у него все в порядке будет?

– С этим сложнее… – Я прислушивалась к пространству кабинета шефа. После совещания, естественно, информации осталось намного меньше, и при этом все равно какой-то нечеткой. Все, что мне удалось пока структурировать, – образ то ли собаки, то ли кота, словом, какой-то зверюшки.

Домовые помогать не хотели. На мой достаточно активный запрос они прислали мне из-под дивана недавно освоенное ими ментальное изображение – символ охотников за привидениями. В данном контексте это означало – нас не трогай, дело людское, разбирайтесь сами.

– Ну, голова предмет темный, изучению не подлежит… а если его отвезти ко мне и потребуется помощь скорой, что я скажу? – резонно возразила я.

– Во-первых, у тебя подруга на скорой работает, во-вторых, ты прикроешь родную контору от неприятностей, скажешь, что работала с автором и ему подурнело, в-третьих, уборщицы все равно имеют ключи от переговорной…

– Ну, запретить им соваться… как это – работала с автором на дому… а моя репутация незамужней девицы?…

– В-четвертых, вот пока он спит, а кто с ним тут ночью останется?

– Проснется ночью, и что? У него там свет и записка, посидит до утра…

– А если ему надо будет в туалет или станет плохо? А он тут заперт?

Мы помолчали.

– Мне он дома не нужен, – решительно сказала я. – Ко мне друг сегодня в гости придет, и вообще…

– Отпускные как во время командировки, – монотонно проговорил шеф.

– Недостаточно!

– Ну хорошо, чего ты хочешь?

– С Ольгой будете объясняться вы – это раз, – злорадно сказала я, – новый монитор – два, починить окно около моего стола, а то зимой дует, – три, и разрешение прогулять три дня подряд, когда мне это будет нужно, – четыре. Плюс прямо на этой неделе время на решение данного затруднения. Решать его буду вне редакции. Все. Ну и отпускные за текущую неделю к зарплате.

Игорь Владленович шевельнул морщинками на лбу – прикинул, потом просиял.

– Зову Шурика, давай перевозить его. Сейчас позвоню Ольге, скажу, что отправляю тебя в командировку до пятницы, а ты убери народ из коридора.

Я кивнула. То, что с налету с Мерлином не разберусь, было понятно. Может, дома мне и вправду будет сподручнее господином волшебником заняться. Пока – так сплошная растерянность.

Весьма хитроумным образом, через грузовые лифты, мы спустили Мерлина в машину.

Водитель Игоря Владленовича (а заодно штатный водитель нашей редакции и временами курьер) Шурик копировал манеру поведения водителя грузовика из знаменитого российского фильма «Ночной Дозор». Мерлина свалили на заднее сиденье без особых хлопот, если не считать вспотевшую лысину шефа и много километров его же впустую растраченных нервов. Я пожалела, что не умею левитировать крупные предметы – только себя и всякую мелочь вроде ручек, спичек и бумажек. А Олег Евсеев, несмотря на худощавость, был достаточно крупным предметом.

Я жила в получасе спокойной езды от редакции, в однокомнатной квартире, которая была предметом моей особой гордости, моим орлиным гнездом. Кухня площадью примерно двенадцать квадратных метров позволила поставить туда кушетку и обитать там, а собственно комнату я превратила в плацдарм для посиделок, тусовок и всякого рода экспериментов. Без особой предварительной уборки посторонних я туда не пускала; впрочем, я вообще старалась посторонних в свою квартиру, жизнь и душу не пускать.

Но сегодня в комнату, на отличный ортопедический матрас, заваленный-засыпанный подушками и пледами, мы с Шуриком и повалили Мерлина. В машине я попробовала заговорить мышцы его ног и спины, это заняло много времени и потребовало приличных сил, но худо-бедно я управляла телом Олега. Хотя со стороны мы втроем и смотрелись как бездарные алкоголики, все же великий маг и волшебник не висел на нас полным весом, а греб задними конечностями и держался почти вертикально. Он двигался, время от времени изрыгал угрозы насчет конца света и жаловался папе на скверное обращение. Я совсем не чувствовала изнеможения и мерзкой голодной дрожи после этой непростой работы. Спасибо Инне!

Пока я возилась с ключами, а Мерлин стоял прислоненный к стенке холла перед квартирой, он вдруг внезапно поднял голову и достаточно ясно произнес:

– Кот!

Я перестала бренчать металлом и насторожилась. Мне тут же вспомнился засеченный в кабинете Игоря Владленовича смазанный и какой-то неправильный образ зверюшки.

– Что – кот? – спросил Шурик, придерживая Олега за плечо. Он-то довольно откровенно развлекался.

– Чуть не загрыз, – сказал Мерлин и начал падать.

Я спохватилась, отперла дверь, и мы вместе отволокли спящего красавца к месту его очередного временного приюта.

Закрыв дверь за Шуриком, я нажала кнопку кофемашины, распахнула все окна в мир и села на высокий стул около парапета балкона. Я жила на двадцать втором этаже, и с моего северо-запада была видна вся Москва, по великому счастью не загораживаемая никакой другой высоткой.

Олег Евсеев, сын инопланетянина, человек с особой генетикой, не подвластной злу, способный подсоединять свой мозг к камере телефона, которого чуть не загрыз кот, валялся в подушках в данный момент совершенно беззвучно. Глубины его транса оставались пока неизведанными для меня. Я прочитала эсэмэску от Ольги: «Спецвыпуск!», содрогнулась; затем лениво дотянулась до трубки городского телефона и, поставив перед собой чашечку кофе, вытащила клочок бумаги с данными Евсеева. Набрала один полезный и хорошо мне знакомый номер.

– Ник, ты, как всегда, не вовремя, – буркнул Вася.

– Да ладно, – проворковала я, – жрешь пиццу, которую выиграл у капитана Егорова еще вчера путем мелкого мошенничества, и пьешь растворимую дрянь по имени кофе. Проверь мне одного пацана.

– А чё с ним? – Васька теперь чавкал прямо в трубку.

– Пропал. Дам городской телефон и имя-фамилию-отчество, даже данные паспортные могу дать, пробьешь?

– Угу. А на самом деле он где?

– А ты вечером ко мне собираешься?

– Ну да… Чед же приехал…

– Вот и покажу где.

Васька помолчал. Пицца у него с сыром, оливками, колбасками пепперони.

– Так сама и спроси у него, пропал он или не пропал, – выдал финальный логический продукт Вася.

– Не могу пока. Мне бы узнать, один он живет или с родными, будет ли его кто-нибудь искать или нет, а заодно – соответствует ли адрес прописки адресу фактического проживания. Ага?

– Да без проблем… к вечеру доложу… мясо в горшках с фигней сделаешь?

– Сейчас вытащу размораживаться.

– Угу…

Под кодовым названием «фигня» у мента, простите, полицейского Василия Ларионова шли курага и чернослив.

Я неспешно прогулялась до холодильника, соорудила длинный сэндвич из черствого батона, с салатными листьями, майонезом и подсохшей сосиской. Подумала, накрыла сыром, сунула в микроволновку.

Вытащила порционно нарезанное мясо, замороженное еще на прошлой неделе для особого случая. Случай, как я предполагала, вернулся из командировки и уже выбирает в каком-нибудь бутичке на вечер напитки и укладывает их в рюкзак, обматывая множеством пакетов, чтобы не побились.

– Тань? Тань, привет.

– Никусь, я припоздаю, наверное, зато пойду мимо точки. Тортик принести?…

– Да, с фисташками или малиновый… а еще сметаны литр, наверное… Танюх, тебя на карете могут подкинуть?

– Ну, если подумать, то могут, а что?

– Ты тогда приезжай со своим сундуком.

– О-ой, ну Ник, ну договорились же посидеть, у Чеда первый вечер свободный за бог знает сколько времени, а ты…

– Ну, то есть то, что я приболела, ты вообще не допускаешь? – фыркнула я.

– Если честно – нет! – решительно ответила Таня. – У меня такого плана ясновидение тоже имеется!

– Ну и ладно… главное – приезжай. Мы давно все вместе не бу… не сидели!

– Буду-буду…

Я дала еще пару указаний и приступила к кулинарному ритуалу.

Мясо в микроволновке оттаяло, но по старинке я все равно резала, клала в слегка теплую, подсоленную воду, потом чуть отбивала, окунала в молоко и только потом мариновала. Охлажденное мясо первой свежести таких процессов не требовало, а размороженное – ну извините. Было бы и охлажденное, не велик труд купить, но виновник банкета объявил о своем возвращении только с утра в понедельник, когда я выбегала на работу.

«Фигню» я закинула в коньяк, пусть набухает и набирается аромата, а потом вместе с остатками спиртного пойдет в горшки. Туда же я насыпала предпочитаемых специй.

Нечеткость ситуации, которая поначалу развеселила, сейчас стала раздражать и немного пугать. Я ощущала неспокойное сознание Мерлина, прочно заблокированное в некоей абстрактной глубине его натуры. В какой-то момент я, разглядывая острейший нож из керамики, не удержалась. Вымыла руки, поставила в автоматическую медицинскую «ручку» из аптечки новый стерильный ланцет и выудила из пальца вялой руки Мерлина каплю крови, пытаясь из нее же выудить и информацию.

Лизнула.

Странно, парень в самом деле был «не такой». Конечно, экстрасенс со смешанным или темным Даром или попросту специализирующийся на магии крови сумел бы сказать больше. Однако и я поняла, что у него какое-то экзотическое происхождение, Мерлин не так сильно отходил от истины, как я подумала в редакции.

Тут же захотелось поискать у него за ушами порты для оргтехники и гаджетов. Вдруг все-таки киборг или сын инопланетянина?…

Вернулась к мясу, разложила его по горшочкам, поставила тушиться. Полдня командировки сработали мне в плюс, но Мерлин покоился на совести тяжким грузом.

Снова вымыв руки (заодно сняв за двадцать четыре биения своего сердца струей воды ненужную информацию и почистив энергетику), я села возле парня. Закрыв глаза, я пробовала пройти по переплетенным каналам сознания Мерлина. Однако этот сон отличался от всего, с чем я сталкивалась ранее. Проще всего мне было сравнить состояние Мерлина с состоянием рыцаря, который из каких-то соображений взял и запаялся внутри доспехов наглухо. Припоем, если так можно выразиться, была сильнейшая эмоция, в данном случае – страх. Ткнув случайно в этот страх, я обнаружила, что субстанция активная и заразная. На веках моих закрытых глаз заплясали красные сполохи, словно язычки огня, а руки (я сложила пальцы в один из Ключей) стали холодными и липкими. Попытка просочиться сквозь припой внутрь, чтобы выяснить причины столь плачевного состояния господина Олега Евсеева, закончилась ощущением панического трепета, внутреннего биения его сущности и уплотнения всех защитных структур. И в то же самое время я краем уха слышала, что Мерлин продолжает лепетать что-то на тему конца света и вселенского зла, и еще – органы его чувств отлично работают. Он воспринимал звуки, ощущал телом мой прекрасный матрас, временами видел окружающую его обстановку, но не осознавал это все, а лишь воспринимал рецепторами. Воспринятое куда-то уходило размытой ненаправленной волной. Впрочем, отсюда особо далеко не уйдет. Это же моя квартира.

Скрипнув зубами, я начала искать в защите хоть какую-то щелочку. Парня требовалось убедить, что все в порядке, расслабить, пообещать защиту и спросить, что же произошло. Я настроилась, сосредоточилась и даже успела увидеть нечто вроде дверного проема, в углы которого воткнуто два огненных, пылающих кинжала… картинка показалась смутно знакомой, но рассмотреть я ее не успела.

Мои руки утонули в огромных теплых лапищах. И я сразу выключилась из сущности господина Мерлина.

Разлепила глаза, заранее улыбаясь.

– Ксенька, ну у тебя и видок, когда ты колдуешь. – Густой, наполненный силой голос Чеда вибрировал. – Сама белая, у глаз синева, пульс такой, что все тело трясется.

– А то ты не знаешь, светлый пан, что, когда я, как ты выразился, колдую, меня трогать нельзя, – отозвалась я, невольно улыбаясь.

– Да помню, но жалко тебя. Что за тело на нашем матрасе?

– Отдельная история. – Я встала, опираясь на руки Чеда, и в очередной раз восхитилась, какой он у нас замечательный.

Нас было четверо, как мушкетеров. Дачная компания. Вася, Таня, я и ясновельможный пан Евгений Доброславович Чедерецкий, с детства сокративший свою фамилию до клички Чед, проводили вместе, не расставаясь ни на минуту, все дни летних каникул с третьего до девятого класса. Нас растаскивали за уши, грозили страшными карами; Чеда прогоняли «от маленьких» – он был на три года старше нас с Васькой и на четыре года старше Танюхи. Прогоняли… и все равно спустя ровно тридцать минут после очередной выволочки мы ловили верхоплавок в реке – все вместе, катались со стога – все вместе, играли в «Мафию», в «Монополию» или карты, собирали ягоды в лютом густом малиннике, читали заданное на лето – или слушали необходимые литературные произведения в лаконичном пересказе Чеда. «Тетка замужняя втрюхалась, наделала мужу рогов, сиганула под поезд».

У нас было минимум три штаба в разных кустах. В одном из штабов, в зарослях черной рябины, даже имелся сломанный холодильник, внутри которого хранился помятый самовар, кирзовый сапог, сомнительного вида заварка в грязной стеклянной банке и запас хорошо высушенных шишек.

Иногда мне казалось, что истинная моя жизнь тогда-в третьем классе – началась и тогда – в девятом – закончилась. И прошла она преимущественно в летнее время года, оставив невероятные по красоте и четкости воспоминания.

После десятого класса я в Васильевское больше не возвращалась.

В любом случае, несмотря на спонтанные вспышки яснознания и прочих экстрасенсорных проявлений, тогда я еще не являлась собой… и была при этом абсолютно счастлива, вплоть до момента, когда мне пришлось приехать в Москву к деду.

Ну а теперь вся четверка имела ключи от моего чердака мира, и друзья являлись ко мне всегда, когда хотели, без предупреждения. Сюда из-под дачных кустов переместился наш штаб, а мы негласно считали свою компанию истинной, самостоятельно избранной семьей.

Чед сунулся в духовку:

– Не горит? А чего в горшках сметаны нету? Мясо с фигней? А салат где? И хлеб?

– Пока мясо в бульоне и маринаде, а скоро Танюха сметанки принесет – добавлю, – отозвалась я. – Салат и хлеб надо нарезать…

– Так что за тело на матрасе? – Чед скинул мотоциклетную черную куртку, стащил с головы бандану, которую наматывал под шлем. Полез общаться к моей кофемашине, которую, к слову сказать, сам же сюда и поставил.

– Автор!

Чед искоса стрельнул серыми глазами и уважительно присвистнул:

– Круто пишет пацан!

Я рассмеялась. Чед был такой большой, сильный (когда-то участвовал в юношеских конкурсах по бодибилдингу и даже брал призы, потом ему стало неинтересно, но поджаро-прокачанную форму тела соблюдал) и такой свой, что просто от одного его приезда становилось замечательно.

– Так, Ник, может, его разбудить? Давай отнесу его в ванну, польем холодной водой, и пусть идет себе дальше писать…

– Чед, так нельзя. Это, считай, работа на дом. Если его будить методами шокотерапии, мало ли что может у него лопнуть.

– В смысле?

– Ну, сосуд какой-нибудь…

– Сосуд… светоч журналистики, сосуд знаний… ладно, Танька приедет, глянет его, – ворчливо согласился со мной Чед и завозился на кухне, разматывая бутылки с напитками, доставая бокалы, двигая стол.

– И Вася мне про него узнать должен.

– Ларри узнает, Ларри придет, Ларри кого угодно найдет…

– Да брось прикалываться…

– А если честно – чего он тут у тебя валяется? – притормозил Чед.

Я рассказала. История Мерлина пока что уместилась в пять или шесть фраз, самой яркой из которых была та, что описывала его местоположение на потолке сегодня утром.

Чед выслушал без большого энтузиазма на лице и подытожил:

– Зашибись. Ты с таким сталкивалась?

– Нет…

– А с похожим?

– Нет… Пулю посмотришь?

– Давай… эта?… подделка под пистолетную, мелкий калибр. Собственно, бронзулетка, бижутерия.