Настасья Астровская
Две луны

Глава 1.

Шварц снова уставился на меня своим неприятным взглядом.

– Если бы это было неважно, я бы не спрашивал.

О, боги.

Я вздохнула – в трехтысячный раз за наш пятиминутный диалог.

– Я не помню.

Он находил меня во всех тихих местах, где я желала побыть наедине с собой. Комментировал экспонаты в музее, выскакивал из-за стеллажа в библиотеке, поджидал на ступеньке пустой утренней набережной. А теперь до некрополя добрался! – и заводит свои мерзкие разговоры. Никакого уважения у человека – ни к живым, ни к мертвым…

Ему не нравилось ни то, сколько я говорю, ни то, как я это делаю. Где он любил бывать? Не знаю. Говорил ли что-то о проблемах? Не помню. Может, вы что-нибудь… Не слышала.

Шварц начал терять терпение – а вместе с ним и профессионализм, казавшийся прежде непоколебимым.

– Анна Эдуардовна, прошу прощения, конечно, но я не понимаю вашего безразличия! У вас, вообще-то, муж пропал!

– Бывший. И – я подумаю.

– Что? – удивился он.

– О прощении. Подумаю.

Шварц тяжело вздохнул. Я последовала его примеру – в три тысячи первый раз.

– Я не прошу ничего сверхъестественного, – попытался он снова. – Может, есть что-то про ваших общих друзей…

– Его друзей я не знаю, а у меня их нет, – ответила я, чуть помедлив, злобно добавила про себя «и у тебя, видимо, тоже» – и тут же устыдилась этой мысли.

В конце концов, работа у человека такая.

Хотя – разве так работают? Кажется, допросы производят иначе. Но мне все равно, я не собираюсь вникать в эти тонкости, пусть просто отвяжется от меня.

– Интересно, конечно, – протянул Шварц

Я пожала плечами – ну, интересно, так интересно.

– А вы всегда молчите? – не выдержал он.

– А вы всегда болтаете? – раздраженно уточнила я.

– Нет. Иногда я песни пою.

– Здорово.

Я пошла вперед чуть быстрее, давая понять, что лимит слов на сегодня исчерпан.

Вообще, я довольно отзывчивый человек, но тут… Мне все равно нечем помочь.

– До свидания, Анна Эдуардовна, – проговорил Шварц.

Молодец, все понял. Не побежал за мной со своими глупыми вопросами.

Конечно, я рано расслабилась.

На следующий день он поймал меня возле мусорных баков.

– Добрый вечер.

– Добрый. А вы умеете найти романтичное место для разговора, да? Кладбище, помойка…

– Стараюсь, – Шварц развел руками. – А то что все отделение, да отделение…

Я усмехнулась. Разнообразия, значит, захотелось.

Зашагала прочь от баков – не к подъезду, а так, вдоль дороги. Шварц шел за мной.

– Мне все еще интересно, не расскажете ли вы мне какие-нибудь подробности о своем бывшем муже.

Я остановилась.

– Вряд ли я поведаю что-то, чего вы не знаете…Ну, в конце концов, кто из нас из органов? –

и тут же хихикнула про себя: вообще, технически, мы все из органов…

Потом я посмотрела на Шварца, пытаясь выразить всю переполнявшую меня досаду, но, видимо, над красноречием во взгляде мне нужно еще работать, потому что следователь сказал:

– Ну, а все-таки.

Я быстро заговорила, глядя ему между глаз:

– Мы прожили с ним вместе три года – и уже два года, к счастью, прожили отдельно. Он потерял ко мне интерес, да и я, знаете, совсем о нем не беспокоюсь. Никаких общих друзей, никаких общих врагов, вообще – ничего общего. И это меня очень радует.

– Вы плохо расстались?

– Расстались мы замечательно.

Хотите услышать, что я его убила и закопала в лесу? Не сегодня, мы слишком мало знакомы.

– И у него не было…недоброжелателей?

Я чуть в голос не расхохоталась.

– Вы лучше спросите, были ли у него доброжелатели… Ну, ладно, были, конечно. Допустим, я одна вспоминаю о нем как об «этом подлеце Снегине».

Шварц поднял брови.

– Только, пожалуйста, Анна Эдуардовна, не говорите, что подумаете об этом завтра!

– Хорошо, будь по-вашему. Подумаю об этом послезавтра.

Он тихо засмеялся. Мы молча пошли по узкой тропинке за соседний дом.

– Коллеги с ним мало общались, – объяснял мне Шварц, – но все отзываются очень хорошо… Они вообще думают, что он просто уехал куда-то… по семейным обстоятельствам.

Я усмехнулась.

Понятно. Единственное возможное семейное обстоятельство – я… Так и не женился больше, выходит. Я не удивлена.

– Как видите, уехал не со мной. Сразу скажу: я не догадываюсь, где он может быть. Снегин – удивительный человек, он мог податься хоть на северный полюс. А что по поводу коллег… Да, он умел выстраивать отношения. Но старался не сближаться. Если он кому-то открывался, это было, скорее, исключение. Так что… удачи вам, конечно. Но вряд ли вы что-то отыщете.

Я выдохлась. Очень много слов. Много пояснений. И чего я вообще так стараюсь для этого странного человека? Явился, ткнул в лицо корочкой, задает дурацкие вопросы, еще взгляд этот страшный делает… А с другой стороны – вежлив, благороден, симпатичен, производит впечатление умного человека. Но и это как будто не все…

Разберемся позже.

– Прошу прощения, – спохватился вдруг Шварц, – холодно уже, а вы раздетая… Я…не подумал.

– Как только у меня появится лишнее прощение, я вам сообщу, – согласилась я.

Он расхохотался.

– А если сделка? Вы мне прощение, я вам – куртку…

Я должна была сказать «нет, спасибо, я пойду домой». Но сказала:

– На вторую часть согласна. А вы не замерзнете насмерть? А то мне будет неловко.

– Я себе не позволю такую дерзость, – он покачал головой.

У самого подъезда я сняла куртку.

– Спасибо, Ян Владиславович. Удачи вам со Снегиным.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд, потом я поняла, как странно прозвучало мое пожелание, и начала вдруг глупо хихикать, как обычно хихикаю над собственными дурацкими шутками, когда меня никто не видит.

Шварц в ответ рассмеялся очень красиво, даже захотелось еще что-нибудь эдакое сказать.

– Ладно, – проговорил он. – Ладно. Если вы благословляете, это хорошо. Только знаете, что… я вам куртку оставлю.

– Чтобы был повод вернуться?

– Разумеется, – улыбнулся Шварц. – Ну, если у нас со Снегиным все-таки не сложится…

– А я вам тогда скажу «я же говорила», – усмехнулась я. – Оно вам надо?

Он удовлетворенно кивнул и стремительно пошел прочь, а я так и осталась стоять у подъезда с курткой. Щеки у меня были красные.

Спала я в ту ночь странно. Во снах все брела куда-то по переулкам, лесам, каменистым побережьям, просыпалась, вздыхала и – снова шла, не зная, куда должна прийти…

Утром мне казалось, что все эти километры я прошагала наяву.

Я сползла с кровати и отправилась собираться. Нужно было ехать к родителям в деревню.

Настроение выдалось особенное. Я даже начала что-то напевать, пока умывалась. Надо же, чудеса какие.

За последние пять лет мне редко когда бывало хорошо и спокойно. Сейчас напряжение все еще не ушло, но будто неуверенно отступило назад, и мне захотелось надеть что-то красивое, а не то, что окажется ближе к моей рассеянной руке.

У шкафа в задумчивости я простояла минут пять. Раньше меня бы это раздражало, но теперь я ликовала. Наконец-то! Я возвращаюсь…

Просто нужно время. Просто нужно терпение. Я уже почти пришла…

Облачившись в платье, я вдруг посмотрела на свои руки с некоторым удивлением.

Два года без колец. Раньше на каждый палец бы нацепила… А еще серьги не забыла бы, это точно. И вот – два года не ношу никаких украшений.

Что ж, кажется, этот день настал.

Я вдохнула, как будто собираюсь нырнуть, и достала маленькую шкатулку. Открыла. Две пары серёжек, обручальное кольцо – тьфу, надо было вернуть!, – цепочка с лепестком клевера – подружка когда-то дарила…Вот и все имущество, мда.

Там, конечно, лежал ещё один предмет, но я его успешно игнорировала…

Ладно, не очень успешно. Я просто возьму сейчас сережки и надену, вот и все. И все… Но не перестану думать об этом кулоне.

Подлец Снегин – сложный, мистически настроенный, самовлюблённый, истеричный, чересчур таинственный… Да много какой. Но прекрасный вкус у него не отнять.

Когда он подарил мне подвеску в виде луны, за окном стекали к горизонту осенние сумерки.

Когда кулон лег в мою руку, пошел мелкий дождь.

Когда я сжала его в ладони, сверкнула молния.

Я удивилась и рассмеялась, а Снегин нахмурился озабоченно.

Осторожно забрал подарок из моей руки и надел мне на шею.

И глядел на меня так зачарованно, так влюбленно…

Я хотела спросить: ты, получается, подарил мне луну?

Но промолчала, разумеется.

Уходила я с кулоном на шее. Я вообще его не снимала почти никогда. Потом у меня не хватило сил ни вернуть его, ни выбросить. А вот теперь… Меня жутко потянуло снова надеть эту свою черную метку.

– Ужас, Аня! – возмутилась я, качая своему румяному отражению головой. – Он тебе эту побрякушку надел, как козе колокольчик, как ошейник псине, пометил тебя, чтоб не потерялась ненароком, скудоумная… И ты опять за свое, опять, кошмар!

Я продолжала себя отчитывать, но из зеркала на меня смотрела такая красивая женщина – в платье с вырезом, кокетливо смеющаяся и с луной на груди – что я уступила ей.

А когда собой налюбовалась, позавтракала, выпила чашку кофе и спела пару песен, перекрикивая ноутбук, то оказалось, что я опаздываю не просто чудовищно, как обычно, а уже катастрофически.

И чертыхаясь неистово в попытках обмотаться шарфом я вдруг, будто испугавшись чего-то, сняла кулон с шеи и засунула его в карман пальто.

Схватила сумку, выскочила из квартиры и помчалась куда-то.

Благо, погода ясная, не холодно, если бы еще дождь был, я бы пропала…

Нужный трамвай не ехал, я обругала себя, что не вызвала такси, запрыгнула в автобус – плевать, добегу там, не очень близко, но лучше, чем ничего…

Пока бежала, обругала себя еще двести раз.

А так хорошо все начиналось, ага…

Рядом притормозила машина, окно открылось – за рулем сидел Шварц.

– Торопитесь? Подвезти?

– Опять вы? – не выдержала я. – Откуда?

– Никаких романтических совпадений, – успокоил он, – просто слежу за вами!

– А, тогда ладно. Поехали.

Я почему-то села вперед, он сорвался с места, потом уточнил:

– Куда?

– На вокзал! – нервно ответила я.

И он помчался так, будто от этого зависела судьба вселенной…

Ежедневной пробки избежать не удалось. Нам оставалось метров триста до последнего поворота, когда я поняла, что битва проиграна.

– Все, можете не спешить, – сказала я. – Опоздали уже.

Шварц озадаченно посмотрел на меня.

– Опоздали окончательно и бесповоротно? – осведомился он. – Или еще можно подчинить себе время и пространство?

– Не ломайте континуум-то, – попросила я. – Электричка уже уехала.

– А куда вы собирались, если нет секрет?

Мне вдруг сделалось так грустно, что даже ответить получилось не сразу.

– К маме с папой хотела поехать.

Он сочувственно взглянул на меня.

– И как теперь быть? Дождемся следующей электрички?

Дождемся. Интересно…

– Через три часа следующая. Нет смысла, приеду ночью. Забудьте…

– Хотите, я вас отвезу? – предложил он вдруг. – Далеко это?

Вот так номер.

– Нет, спасибо. Мне будет неловко.

Мы помолчали. Теперь неловко было обоим.

– Куда вас отвезти? – спросил Шварц, наконец.

– Домой.

Он коротко кивнул и завел машину.

– Чем я могу поднять вам настроение?

Я растерялась.

– Высадите меня у реки.

Он обеспокоенно посмотрел на меня.

– С одним условием. Я вас провожу.

– Настаиваете?

– Категорически.

Ну, как тут поспоришь.

Мы мягко развернулись и двинулись в сторону набережной.

– У меня ваша куртка, – вспомнила я вдруг.

– Да, – улыбнулся Шварц. – Как она там?

– Ничего, адаптировалась, – хмыкнула я, – почти уже не плачет.

– Вы ей мультики включайте, если что, – посоветовал он.

Мы ехали как-то интересно – дворами, мимо старой пожарной башни, аллеи, по какой-то живописной узкой улице…

– Вы меня катаете, что ли? – уточнила я.

– Да, – кивнул Шварц. – А что, нельзя?

Я рассеянно усмехнулась.

– Ну… можно. Тем более, мы точно никуда не торопимся.

– Это да, – согласился он. – Река нас дождется обязательно…

Она, и правда, ждала.

Я это почувствовала, остановившись на верхней ступеньке набережной. Река ждала, она умоляла, чтоб я спустилась, она была готова утешить меня.

Я побежала вниз, Шварц – за мной. Мне было все равно: ну, хочется человеку меня охранять – пускай. Видимо, совсем нечем больше заняться.

На нижней ступеньке я опустилась на корточки, коснулась пальцами холодной осенней воды. Шварц присел рядом со мной.

Странное чувство пришло ко мне, будто зачерпнула волну из Леты. Кто я? Где я? Как я здесь оказалась?

– Не могу понять, что такое моя жизнь, – медленно сказала я.

Шварц повернулся ко мне, задержался взглядом на моем лице.

– Вряд ли кто-то может. Да и не нужно, наверное, понимать.

– Не знаю.

Мне стало чуть легче от этой мысли. Никто не может… Миллиарды людей со мной.

Мы встали и побрели наверх. Я знала, что могу провести здесь сколько угодно часов. Просто ходить вот так взад-вперед, глядя на серо-синюю воду, мерзнуть и вздыхать, пряча руки в карманах, но не возвращаться домой.

Нет, не сейчас. Куда угодно, но не домой.

Мы долго гуляли молча, разглядывали мир. Потом Шварц неожиданно спросил:

– Есть хотите?

Гуси-гуси, га-га-га… Олл уи хир из Радио га-га…

Я не выдержала и засмеялась.

– Да! Нет. Может быть.

– Если я должен выбрать из этих вариантов правильный, то я выбираю первый.

– Хотела бы сказать, что вы выиграли миллион, но, увы, таких призов у меня нет, – я развела руками.

– Ничего, все впереди, – заверил меня Шварц.

Мы дошли до ближайшего кафе, согрелись и поели.

Я поймала себя на прекрасном чувстве: мне было даже легче и спокойнее, чем с утра.

Шварц долго изучающе смотрел на меня. Потом спросил:

– Анна! А вы в театр не хотите сходить?

Я заулыбалась.

– Дайте угадаю: все ваши женщины любят театр. И в вашем представлении…все женщины.

– Как будто у меня прямо гарем этих моих женщин, – пробормотал он. – Я и сам, знаете ли, не прочь. И если вы откажетесь, я пойму.

– Я не откажусь, не надейтесь.

Он аж засветился.

– И на что бы вы хотели сходить?

– На спектакль. А что, там что-то еще показывают?

– А это смотря как попросить, – он пожал плечами.

– Да меня, в общем-то, и спектакль устроит, – великодушно согласилась я. – Какой – сами решайте.

– Отличный выбор! – рассмеялся Шварц. – Тогда поехали!

– Сейчас? – удивилась я.

– Ну, а чего время терять, – невозмутимо ответил он.

– А, ну да, – рассеянно согласилась я. – Я привлекательна, вы…

– Чертовски, – кивнул он. – И стесняться, разумеется, нечего.

Как тут возразить.

Хорошо, что платье надела, все-таки.

Мы дошли до машины, и у театра оказались уже через пятнадцать минут.

Спектакль должен был вот-вот начаться. Шварц подбежал к окошку кассы, купил билеты. Я успела мельком взглянуть на них, пока мы переодевались.

– А вы специально выбрали пьесу, над которой я плачу? – уточнила я.

– Ничуть, – возразил Шварц. – А может, это вы специально плачете над пьесой, которую я хочу посмотреть… с вами.

Я улыбнулась.

– Никогда об этом не думала…

– Вот и сейчас не надо! – быстро проговорил он, и мы побежали в зал.

Третий звонок милостиво дождался, пока мы упадем в свои кресла.

Ну, хоть куда-то я сегодня успела.

Вначале я не могла расслабиться, все время отвлекалась от действия и смотрела по сторонам. Люди смеялись – кажется, там, в пьесе, что-то смешное? До меня не сразу доходил смысл реплик. Непонятно, что я пыталась увидеть – может, мне просто нужно было убедиться, что это все взаправду, я не галлюцинирую от… В общем, все по-настоящему, этот театр, мужчина, который меня в него пригласил, платье… и последние два года… да? Ну, скажите мне, пожалуйста, что да, кто-нибудь!

И в этот момент один из актеров проговорил:

– Так точно, государыня.

Я благодарно уставилась на него мокрыми глазами, и через мгновение провалилась в историю, которую творили люди на сцене.

Я была там, рядом с ними, смеялась, грустила, шевелила губами, повторяя знакомые реплики. Потрясающе, черт возьми. Даже если нереально…

В антракте мы со Шварцем вышли в фойе, задумчиво сделали круг.

Я разглядывала стены, потолки, люстры, фотографии, колонны и говорила себе: как красиво, как красиво, боже мой, как красиво…

Видимо, говорила я это вслух, потому что Шварц заулыбался и ответил:

– Да. Очень красиво.

И с этим ощущением согласия мы вернулись и прожили второй акт.

Он завершился для меня, как и всегда.

Я вышла из зала, делая вид, что не плачу.

Шварц вышел из зала, делая вид, что не замечает, что я плачу.

Помог мне надеть пальто. Я решила то ли поделиться, то ли оправдаться:

– Вроде, и историю не особо прогуливала в школе, но тут эти Петр с Екатериной… Не могу, смотрю на них – и рыдаю… Ну, что такое.

– Это… напоминает вам что-то личное?

Ему было неловко, но очень хотелось спросить.

– Как вам сказать… В некоторых деталях. У нас со Снегиным, например, тоже была…большая разница в возрасте.

Мне тоже было неловко, но хотелось ответить.

И следом очень просилось ехидное замечание «вы даже не представляете, насколько большая!», но я сдержалась.

По дороге домой я смотрела из окна на пробегающий мимо город во всем его вечернем облачении и думала, как удивительно иногда складывается наша жизнь, как непредсказуемо порой…

…и я не заметила, как задремала.

Шварц деликатно разбудил меня у моего подъезда.

Я озадаченно захлопала глазами.

– Спасибо.

– Не за что.

Мы посидели молча. Потом я решительно открыла дверь и отправилась домой. Шварц проводил меня взглядом.

Уже ложась спать, я вспомнила: у меня все еще его куртка.

Глава 2.

На следующий день я оказалась еще красивее и загадочнее прежнего. Поездку к родителям я так и не запланировала, а потому проснулась в какое-то неприличное время. Ну что ж, не судьба…

Когда в дверь позвонили, я выругалась. Никого никогда не жду, какого черта?

Но интуиция повела меня в прихожую и заставила посмотреть в глазок.

Шварц!

Недоумение, облегчение и радость.

…радость?

Я открыла дверь.

Шварц держал в руках пакет и слегка безумно улыбался.

– Анна! Давайте выпьем.

Я смотрела на него пару секунд.

– Я не пью.

– А я – пью, – весело ответил он и широко улыбнулся.

– Как вам будет угодно, – я пожала плечами и отступила, пропуская его.

Шварц зашел, огляделся.

– У вас женская квартира.

Как-то очень тепло он это проговорил, но я вообще не поняла, что он имел в виду.

Потом огляделась тоже. Занавески у меня красивые, а хлипкая гардина скотчем прилеплена к стене с одной стороны. Картина над диваном – на здоровенном гвозде, вбитом в стену на самую малость. А вот этот стул, томно прислоняющийся к комоду – это не инсталляция, это ножка сломана…

Мда. Мы еще в ванную не заходили.

– Да, – сказала я. – Женская. Но, вроде бы, никакого противоречия.

Шварц рассмеялся.

– Все так. Вы меня простите за вторжение, просто мне… не по себе как-то, что ли. Этот ваш Снегин…

– Мой, – усмехнулась я, доставая бокал. – Справедливости ради, моим он не был никогда…

– Все так, – задумчиво повторил Шварц. – Каждый человек, прежде всего – свой собственный…

– В идеале, – осторожно ответила я. – И любой союз происходит не по принуждению, но по искреннему желанию.

– Вот за это и выпьем!

Шварц налил себе добрую порцию и проглотил залпом.

Я удивленно уставилась на него.

– Я же говорил, что пью, – рассмеялся он. – Меня, в общем-то, из-за этого и уволили…

Я продолжала смотреть, надеясь, что если моя челюсть ударится об пол, то не наделает слишком много шума.

– Да, Анна. Я должен, наверное… В общем, если начистоту: никто и не заявлял о пропаже вашего мужа… бывшего. Пришла какая-то девушка, хотела написать заявление – а потом передумала. Не уверена, что пропал, может, просто сбежал, говорит. То есть, я и заниматься этим не должен был. А потом еще и увольнение… Забавно: так говорю, будто не сам уволился. Ну и… вот, – он развел руками.

Я достала второй бокал и потянула к себе бутылку.

– Анна, вы в порядке?

Энни, а ю оукей?

– Допустим. Вам-то зачем мой бывший сдался? Что за маниакальное желание его найти?

– Я его знал. Учились вместе в академии.

Я усмехнулась.

– Сколько лет назад?

– Ну…пятнадцать примерно.

Мне вдруг ужасно смешно стало, и я расхохоталась так, что даже сама себя немного напугала. Кажется, Шварцу тоже сделалось не по себе.

– Понятно, – сказала я, отсмеявшись. – Наверное, лучшим студентом был у вас на курсе.

– Ну…одним из лучших, – осторожно проговорил Шварц. – Мы даже близко общались какое-то время, а после выпуска как-то потерялись. От знакомых слышал, что он уезжал из города, что у него пожар был. Но никакой информации больше. А теперь вот это. Я подумал, если правда не исчез, а сбежал, вы можете что-то об этом знать. Но раз вы не поддерживаете контакт…

Я все же закончила свое движение – налила виски в бокал.

– Не поддерживаем, – кивнула я. – Но видимо, я все-таки могу кое-что рассказать. Если интересно.

И зачем это я?.. Ну, бывает.

Шварц улыбнулся.

– Звучит неплохо. Хотя я бы на вашем месте испугался уже. Пустили к себе в дом черт знает кого…

– А вы бы пояснили тогда уж, кто вы, все-таки. А то черт знает, а я – нет, однако пьете вы со мной, а не с ним.

– С вами куда приятнее, – заметил Шварц. – Я кто… Ну, я – уже в прошлом – сотрудник полиции. Алкоголик. Не самый лучший бывший муж и старательный, но не очень хороший воскресный папа. Вот, заинтересовался судьбой одногруппника, развернул тут… расследование. Звучит жалко, по-моему.

– Вы, значит, снимаетесь в плохом детективе? – усмехнулась я.

– Хуже, – засмеялся он. – Плохой детектив с элементами дешевой инди-драмы и бездарного артхауса.

– Понимаю, – кивнула я. – Только у меня еще триллер присутствует…мистический.

– Ну что ж… Тогда выпьем за искусство!

Я не возражала.

Мне больше не нужно было уточнений, зачем Шварц ищет Снегина.

Всякий, кто близко познакомился с моим бывшим мужем, в его власти навечно. Про Снегина можно забыть на месяц, на год, на двадцать лет, но на всю жизнь – не получится.

Тем более, Шварцу нужно было расследование. Особенно теперь, когда он потерял работу – а с ней будто часть своей идентичности. Останавливаться нельзя, нельзя ни на секунду позволить жалости к себе и отчаянию улечься на твою грудь. Нужно постоянно что-то делать.

Мне в какой-то степени уже был понятен этот человек, я ему сочувствовала.

Ужас. Эта привычка молчаливо анализировать, цепляясь за обрывки фактов, может завести, куда угодно. Я вот уже дошла от подозрительности и легкой неприязни до некоторой даже симпатии.

Мда. Сложно таким, как я, жить на свете.

– Мне кажется, Снегин, и правда, куда-то… делся, – сказала я.

Шварц поглядел на меня с тоской и даже какой-то нежностью.

– Вот и мне почему-то кажется. Не очень профессиональный подход, да? – он тихо засмеялся. – Но про него действительно сложно что-либо узнать…

– Это неудивительно, – поморщилась я.

– Наверное, очень помогло бы, если б можно было осмотреть его квартиру. Только… Двери же не сломаешь. Родственников не осталось, а друзья, коллеги… ни у кого ключа от квартиры нет.

Я прерывисто вздохнула. Пульс поскакал вперед, пытаясь догнать непослушную мысль.

– У меня есть.

Это совсем сбило несчастного Шварца с толку. Он поперхнулся, поднял бокал, передумал, грохнул им о стол и беспомощно выговорил:

– Анна…

– Да, – согласилась я. – Анна – это я.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и нам все было ясно.

– Тогда давайте… выпьем за вас, – решительно сказал Шварц.

И я опять не возражала.

Спустя еще сколько-то часов беседы мы уснули на диване сидя.

Утром мы шагали к дому Снегина, и я объясняла Шварцу:

– Понимаете, что бы там ни было, я вообще за него не боюсь. Может, он дома заперся – и сидит там просто так. Но даже если и нет, ничего страшного не случилось. С такими, как он… не случается.

У самого дома я притормозила. Оглядела все девять этажей.

– Наверное, это важное для вас место, – предположил Шварц, рассматривая здание вместе со мной.

– Как вам сказать, – усмехнулась я. – Я была очень к нему привязана…

Раздумья следовало отринуть во избежание. Я бодро подбежала к подъезду, открыла дверь.

Лифт презрительно проворчал что-то и не открылся. Я вздохнула.

– Испытание первое: седьмой этаж…

Шварц кивнул. Он очень хорошо изображал спокойствие.

Лестница тревожно зарябила ступеньками. Я не очень понимала, разогнался мой пульс до немыслимых скоростей или исчез вовсе.

Дверь. Замок. Ключ.

Мы зашли в квартиру.

Мне казалось, если бы Снегин здесь обитал, я бы почуяла. Но то ли время немного притупило эту специфическую интуицию, то ли он, действительно, не появлялся дома уже давно.

Квартира молчала. Отрешенно, скорбно. Как я.

Три года мы с ней молчали в унисон. В этом воспоминании не было ничего приятного.

Шварц заметил мое настроение.

– Наверное, не стоило…

– Мы уже здесь, – чуть раздраженно ответила я. – Пора, видимо, рассказать все. Вам будет интересно, обещаю.

– Заинтриговали, – признал он.

Я прошлась по комнате. Книжки, бокал возле дивана – он всегда здесь стоял, на маленьком столике – камень. Ничего нового. На кухне, как обычно, рассеянный хаос. Дикий, абсолютно непонятный человек – за столько лет не научился ставить посуду, куда нужно…

В квартире было тихо и сумрачно. Но – не страшно. Когда Снегина нет, это обычное помещение. Даже с этим камнем, с какими-то жутковатыми фигурами, всякими благовониями и всегда задернутыми шторами. Без него тут не так уж плохо.

Шварц молчал. Я знала, что он уже все заметил и сделал свои выводы. Но это было самое начало истории.

Я остановилась и вгляделась в висящую на стене картину. Он встал рядом.

– Снегин разбирается в искусстве, – заметил Шварц. – Или это вы квартирой занимались?

– Он много в чем разбирается. У меня не было времени заниматься этой квартирой. Но если вам интересно, рисовала я.

Шварц посмотрел на меня с каким-то оттенком восхищения. Я поморщилась.

Ни картина, ни снегинские безделушки меня не интересовали. Я смотрела на дверь, ведущую в маленькую комнату. Я была уверена, что там теперь все так же, как раньше. Снегин давно уже ни черта не боялся, максимум, на что его хватило – закрыть эту комнату на замок.

– Ключа у меня нет, – сказала я, кивая на дверь. – Откроете?

Шварц пожал плечами и ударил дверь ногой.

Чудесный хлипкий замок легко сломался.

Я шагнула вперед – и рефлекторно задержала дыхание, будто ждала, что пола подо мной не окажется. К счастью, пол был на месте.

На месте было и все остальное.

Снегин, видимо, любил заходить сюда и мечтать в этом антураже долгими зимними вечерами…

Шварц усиленно делал вид, что его ничего не шокировало. Впрочем, он, наверное, и не такое за жизнь повидал, но уж от умника Снегина подобного никак не ожидаешь.

– Добро пожаловать в мою жизнь, – весело сказала я, ткнув цепь носком туфли.

Железная миска, задвинутая в угол. Гвозди и молоток на тумбочке. Опущенная штора.

Все осталось так же, как при мне. Очень мило, аж до слез!

Шварц хотел задать вопрос, но не мог сформулировать.

Я решила ему помочь.

– Да, вот здесь прошла большая часть моего замужества. Если я хорошо себя вела, меня выводили гулять. На поводке, естественно.

Выгуливал он меня, как положено.

На рассвете, когда никого на улице нет, вытаскивал голой на улицу. Я даже не кричала, не плакала – команды «голос» никто не давал. За такую вольность можно было получить ремнем по лицу.

Снегин предпочитал дрессировать кнутом, а не пряником.

Я изо всех сил пыталась смотреть на ту женщину на цепи со стороны, не становиться ей. Руки все равно начали трястись.

– Иногда он заставлял меня ходить в туалет на улице, как будто правда собаку выгуливал, – улыбнулась я. – Я была голая, он меня тащил вдоль дороги, потом заводил под куст, и стоял, ждал… Специально утром, когда никого еще нет, даже… коллег-собачников. Я каждый раз молилась, чтобы никто не увидел. Такой стыд…

– Представляю, – мрачно кивнул Шварц.

– Вряд ли, – я покачала головой. – Если я жаловалась, что мне тут сидеть неудобно, он хватал молоток и гвозди и грозился прибить меня к полу… Очень правдоподобно, я каждый раз немного седела после этих сеансов внушения. Он редко меня бил, но как-то раз в таком порыве зарядил по руке… Вообще, со Снегиным было жить весело и страшно. Не знаю, успели ли вы заметить, но он вообще… чудак.

Шварц выразительно поднял брови, уточняя, то ли слово я использовала.

– Да, – кивнула я. – Он… необычный. Праздники любит, например. Все подряд. Все отмечает. Масленицу, день Святого Патрика, Пасху, Троицу, Хэллоуин… В общем, ни одного буднего дня у человека нет. На музыкальных инструментах играет чудесно, особенно на пианино. Книжки любил мне читать долгими зимними вечерами. Вслух, с выражением. Стихов много знает… Гёте в оригинале… Очень здорово читал, жаль, я немецкого не знаю.

– Анна! – взмолился Шварц.

– А что вы хотите услышать? – я пожала плечами. – Я свой курс лечения в психиатрии прошла, о стену головой биться не буду от травмирующих воспоминаний… Хочется, конечно. Но не буду. Некрасиво это. Невежливо даже.

Шварц хотел меня поддержать, помочь мне, но не знал, что делать.

Да и если бы знал…

Тогда меня уже никто не спас.

Когда муж бил ремнем. Когда вынуждал есть несвежую еду из миски. Когда заставлял часами сидеть, не шелохнувшись, у его ног.

Я вдохнула еще – настолько глубоко, насколько умела, сморщилась от запаха тухлого мяса. Нет, здесь нет никакого мяса, это мне показалось…

– Он любил издеваться особо жестоко, унижать в самом необходимом, – я старалась говорить быстро и без эмоций, будто мне нужно было сделать отчет. – Одеться не давал, только для праздника. Если холодно – мог постелить что-то на пол. Как-то раз заставлял есть мясо… оно было испорчено. Тыкал лицом в миску. Следил, чтоб я жевала. А потом я считала секунды, пока он выйдет, потому что боялась сблевать при нем. Он бы заставил съесть рвоту… ну, знаете, собаки же иногда так делают. Он уходил на работу, а я была заперта здесь, в туалет не могла выйти. Оставлял ведро. Или унижайся, или терпи. Про месячные рассказывать или не стоит?

Шварц усиленно заморгал, будто пытаясь очнуться от дурного сна.

– Я… Слушайте, это, наверное, глупо прозвучит, но я вам правда… очень сочувствую. И просто не могу поверить, что он на такое способен. Снегин, конечно, далеко не святой, но это… Особенно на фоне всех его пианино и прочих Гёте в оригинале…

– Вот именно, – кивнула я. – Он на это и рассчитывал, я полагаю. В люди меня выводил. То есть, не морил прямо, я выглядела слегка уставшей, в каком-то роде загадочной. Одевал, причесывал, даже макияж делал. И несколько часов я была куколкой, любимой женой, Нусичкой… А потом – опять на цепь. Хотя нет, ладно. Иногда он меня баловал. Могла несколько дней прожить по-человечески, порой по-королевски даже. В эти моменты он обожал меня так – в каждой детали – что я начинала сомневаться в реальности происходящего. В театры водил, на концерты… Один раз совсем свихнулся и на годовщину повез наблюдать испытания ракетного движка. Зрелище незабываемое, надо сказать.