Народное творчество
Кощей бессмертный

Хоть и жутко одному без помощи в Кощееву берлогу забираться, да делать нечего – охота пуще неволи. Собрался Иван-царевич, сел на коня и поехал; зятья, его до Кощеева царства проводивши, назад вернулись, а он едет все вперед, чтоб найти-увезти свою ненаглядную Марью Моревну. Страшно кругом: сколько глазом видно, все песок сыпучий да камни горами навалены; ни былинки, ни травинки, ни деревца; солнце жжет, жажда донимает… Долго ли, коротко ли – вдруг увидал Иван-царевич среди каменных гор на голом месте большой дом, из серых камней сложенный. Вошел он в дом – пусто, тихо, точно все вымерло. Идет дальше из горницы в горницу – все то же: окна паутиной заросли, на полу пыль подушками слеглась; толкнул маленькую дверку – глядь: в особой горенке сидит Марья Моревна, горькими слезами обливается. Кинулся к ней Иван-царевич, обнялись они, вместе заплакали. «Ох, – говорит Марья Моревна, – зачем ты меня не послушал, Кощея выпустил, меня ему на лютую муку отдал!» «Не поминай старого, и мне не легче тебя. Уедем скорее отсюда, пока Кощея не видать. Мой конь у дверей дожидается». Вышли, сели и поскакали во всю конскую прыть.

Вечером Кощей домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься? Или чуешь какую невзгоду?» Отвечает конь: «Иван-царевич был, Марью Моревну увез». «А догонишь их?» – «Пшеницы насей, пусть вырастет, сожни, обмолоти, обмели, хлеба напеки – тогда поедем, и то догоним!» Поскакал Кощей в погоню, мигом догнал Ивана-царевича: «Ну, на первый раз прощаю тебя, – говорит, – за то, что меня водой напоил. Смотри, в другой раз не попадайся – в куски изрублю». И отнял Марью Моревну.

Заплакал горько Иван-царевич, слез с коня, сел на камень и задумался: «Неужели мне ненаглядную мою Марью Моревну так и отдать Кощею. Лучше и на белом свете не жить!» Махнул рукой и поехал опять к Кощееву дому. Увидала мужа Марья Моревна, страшно испугалась: «Ах, Иван-царевич, что ты сделал, зачем вернулся? Ведь Кощей убьет тебя!» «Пускай убьет: мне без тебя все равно не жить. Поедем отсюда, хоть час вместе; а потом не жаль мне и головы!» «Погоди, – говорит Марья Моревна, – пойдем на хитрости. Чем Кощею под меч голову подставлять без толку, поезжай ты скорее назад, найди Бабу-Ягу и добудь у нее коня ее завода. У Кощея – от нее конь. Может быть, как поедем на том коне, он нас не догонит. А даст тебе Яга жеребенка, если ты пропасешь ее кобылиц три ночи». И рассказала Марья Моревна мужу, где Бабу-Ягу найти.

Тут поцеловались они, помиловались, и поехал Иван-царевич своим же следом назад через Кощеево царство. Выехал благополучно, доехал до дворца своего зятя, змеиного царя. Змей-царь его выслушал и говорит: «Умница у тебя жена, Иван-царевич, хорошо она тебе посоветовала. Поезжай теперь к Бабе-Яге, а мы тебе поможем ее кобылиц три ночи выпасти. Только смотри: когда даст тебе Яга коня выбирать – бери самого захудалого жеребенка, что сзади всего табуна плестись будет».

Вот и поехал Иван-царевич к Бабе-Яге через пески сыпучие, через леса дремучие, через болота зыбучие. Долго ли, коротко ли ехал он, день коротается, ночь надвигается – и наехал Иван-царевич в самом глухом бору на избушку; стоит избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, кругом поворачивается. Смотрит он на избушку – хорошо бы в нее войти, ночь переночевать, да нельзя: все она вертится. А тут ночь наступила, ветер завыл…

Вдруг закрутилось, замутилось, в глаза зелень выступила. Подымается земля бугром, из-под земли – камень, из-под камня – Баба-Яга, костяная нога. «Фу-фу-фу! – кричит. – Доселе русского духа слыхом не слыхать, видом не видать, а ныне русский дух воочию проявляется, сам на ложку садится, в рот катится! Зачем, молодец, сюда попал?» – «К тебе, Баба-Яга, приехал за конем от твоих кобылиц». – «Ну что ж. А уговор знаешь? Выпасешь их три ночи – выбирай себе любого коня; хоть одну потеряешь – будешь моим вечным работником, под землей сырой хлеб молотить». Иван-царевич согласился.

Привела его Яга в свои загоны широкие, в тех загонах двенадцать кобылиц с жеребятами. Яга их стала выгонять – каждую мимо себя пропускает, каждой на ухо пошепчет. А потом сказала: «Погони их теперь, добрый молодец, в зеленые луга, паси, да уговор помни».

Только выгнал Иван-царевич кобылиц в зеленые луга, как ударились кобылицы бежать в разные стороны – мигом из глаз пропали. Что тут делать? Закручинился царевич, запечалился; вдруг подлетел к нему ясный сокол, ударился об землю и стал добрым молодцем – его зятем, птичьим царем. «Не тужи, царевич, ложись да спи до утра спокойно: утром все кобылицы сами к тебе прибегут». Сказал, обернулся опять ясным соколом и улетел с глаз.

На утро, только стало солнышко всходить, вылезла Баба-Яга на крылечко, глядь – идет Иван-царевич, прутиком помахивает, гонит впереди себя двенадцать кобылиц с жеребятами. Так Баба-Яга и затряслась со злости; послала Ивана-царевича спать, а сама давай кобылиц помелом колотить. Бьет да приговаривает: «Слушайтесь, коли велела вам только к вечеру вернуться!» Отзываются ей кобылицы: «Сил наших не было… Налетели на нас птицы со всего света, бьют, клюют – неволей к пастуху согнали».

Вечером опять выгнал Иван-царевич кобылиц в зеленые луга – тут ему Медведь-царь помог: послал на табун волков, медведей со всего света, и согнали они кобылиц к пастуху на утренней заре.

На третью ночь еще хуже кобылицам пришлось… Стала их поутру Баба-Яга допрашивать, почему они ее не послушались, пастуху покорились, а они совсем измучены, еле дух переводят: «Далеко, – отзываются, – мы от него забежали: и к вечеру сегодня бы нам домой не собраться, да напали на нас змеи и гады со всего света – шипят, жалят, – пригнали к пастуху еще до зари и шага от него отойти не дали». Тут Ивану-царевичу Змей-зять помог.