Надежда Волгина
Божественный цикл и Ангельская серия

Часть 2: «Вера»

Вера имеет свойства возвращаться?

Вера на всё имеет свойство

***

А веру ты свою, как палку, брось,

Оставь ее, как кость, на растерзание собакам,

Что бродят ночью подле твоего окна,

Когда ты молишься на образ возле собственной кровати.

Она же не нужна тебе,

Так кость и палка, что опорою была когда-то,

Она ведь более и не нужна тебе:

Опираться можно только лишь на собственную хватку,

Ведь этому тебя учила жизнь?

«Хватай кусок получше и беги,

Лишь только пусть сверкают для конкурентов пятки.

И правят в мире безразличном кулаки,

Что могут проложить дорогу на пути к любому счастью».

Ведь ты создание – великий человек.

Зачем тебе божественная вера?

Ты сам ответственен за всё текущее в твоей судьбе

И сам определяешь, надеяться тебе и верить ли?

Ты всё отставь – то есть пустой, неблагодарный труд:

Судьба не даст решения простого всех имеющихся у тебя проблем.

«Надеяться на всё? А может верить? Этим жить?».

Оставь все это, просто… Да, ты просто человек.

Что обладает яростной, как сталь, железной хваткой.

Из веры собственной легко сумеет сделать кость

И бросить. На растерзание голодным и измученным собакам,

От которых вновь и вновь бежит с куском в руках.

А впереди по-прежнему лишь для него мелькают чьи-то скорые до жизни пятки.

***

«Контакты: Viber, WhatsApp по номеру +000 37 374 70 89. Вера»

Он снова позвонил, вернее, пытался. В ответ на простенькое объявление, помещенное на страницах бесплатной газеты, которыми так часто полнятся почтовые ящики людей. Она оставила свой номер без особой надежды, что его кто-то увидит или он кому-то понадобится, но вдруг? Нельзя было упускать ни одного шанса, хотя в век мобильных технологий бумажные газеты стали читать всё реже. А он всё же позвонил.

– Алло, – Вера в первый раз тогда услышала его голос.

–Да, здравствуйте. Кто вы? – вопрос содержал двоякий смысл, но он, кажется, этого даже не заметил.

– Я тут в общем, – он мялся, не зная, как лучше подступиться к необычному диалогу. Потом, собравшись с духом, в один момент выпалил: – Я тут нашел ваш номер на страницах газеты. А вас правда зовут Вера?

– Правда, – ответила она. То имя было дано ей Создателем, и она была не в силах и не в желании когда-либо его менять. – Вы что-то хотели? – она усердно подталкивала его к продолжению разговора.

– Не знаю, – честно ответил он. – Просто имя у вас красивое – Вера… – он протянул его немного нараспев. – Мне сильно подобного не хватает.

Слышать подобное признание из уст мужчины было редкостью, и Вера это прекрасно понимала, поэтому не перебивала, и лишь терпеливо ждала, когда он решится сказать ещё что-нибудь. Но он вдруг замолчал. Лишь в трубке слышалось его несколько прерывистое дыхание.

– Но по крайней мере сейчас одна Вера, но всё же у вас есть, – она первой нарушила тишину и услышала его облегченный вдох.

– Да, и… – он снова задумывался, подбирая слова. – Вы не будете против, если однажды я вам ещё позвоню? Когда случай представится или…

– Конечно. Не зря же я разместила это объявление в газете.

– Большое вам спасибо, – мужчина на том конце провода окончательно выдохнул, поняв, что странный по началу разговор, оказался вполне себе обычным и, уже не чувствуя смущения, рискнул продолжить: – Часто вам звонят по этому объявлению?

– Вы первый, – не раздумывая ответила она, и немного погодя добавила: – И я очень рада, что вы позвонили.

…Короткий разговор недельной давности. И вновь звонок от него. На этот раз в списке пропущенных, но это вышло не специально. Тем более она знала, что он хотел ей сказать: его Вера вновь обретает с ним. А её он просто хотел поблагодарить за то, что тогда, всего неделю назад, смогла вселить в его сердце частицу себя и… Она еще раз посмотрела на не померкнувший ещё экран. В конце концов он сможет написать в Viber или WhatsApp – всё же век информационных технологий, к которому она с трудом, но уже успела привыкнуть. Ей хотелось, конечно, услышать его еще раз: все слова, которые вертелись у него на языке в момент, когда он звонил, чтобы ещё раз убедиться – каждому в жизни нужна своя Вера. И Вере нужна её вера. Она с удовлетворением вздохнула, напомнив себе, что объявление в газету нужно будет обязательно подать ещё и не один раз…

P.S. Всегда нужно Верить. А ещё Надеяться…

Часть 3: «Надежда»

О жизни, полной на земле надеждой

1. О жизни надежды на земле

***

И надежду тоже нужно иногда воспитывать…

– Где же матерь твоя, надежда?

– Не знаю, – вздохнула та. – А я должна знать?

– Вот вера, например, знает. И что-то мне подсказывает, что она у вас ней у обеих общая.

– Как же так? Разве может такое быть? Мать же у каждого только одна…

– Можешь это называть «иметь брата или сестру». В человеческом, людском мире это так, но то пока не так важно. Да и ты ещё лишком слаба и не окрепла в должной мере.

– Я крепкая. Вон как легко…

– Не в этой крепости дело, не спеши, не гони ты так. Притормози и лучше аккуратнее на поворотах. Это я тебе как зрелый и более старший говорю.

– Ну не такой уж ты и старый, – она задорно улыбнулась. – Всего на пару сотен лет старше меня.

– А разве этого недостаточно? – он тоже невольно улыбнулся, глядя на неё.

– Кому как. Но мы же бессмертны разве нет? И ты не ответил мне на вопрос о матери.

– Я сам задал тебе его.

– Я же сказала, что не знаю. Откуда мне знать?

– Ты должна чувствовать, попробуй.

– Я не умею, я не знаю как.

– «Не знаю», «не умею», – передразнил он её и вздохнул. – Я хоть чему-то тебя успел научить?

– Угу.

– Не буду даже спрашивать чему, – он лишь устало махнул рукой.

– Почему?

– Почему, почему. Почаще бы ты задавала себе подобные вопросы. Тебе нужно научиться.

– Тогда снова – почему?

– Может быть, здесь уже больше подходит «зачем»?

– Тебе виднее, – она тоже пожала плечами, копируя или пародируя его.

Он сделал вид, что не заметил, а может и правда не обратил внимания – уж больно задумчивым казался его вид со стороны.

– Вот ты говоришь, «не знаю», «не умею», «не могу», «не хочу», «не буду». А задумывалась ли ты, кто ты есть, почему тебя так зовут? И о матери твоей я не зря тебя спросил. Так же, как и сестре твоей названной.

– Вере, – она нахмурилась.

– Помнишь значит, это уже хорошо. Вы скоро, без сомнений познакомитесь. Но только коогда ты будешь готова.

– А она, вера то есть, готова?

– Вот так всегда ты бежишь и не успеваешь. Остановись, надежда, подумай, прошу.

– Ну хорошо, – она по-прежнему ждала от него объяснений.

– Ох, – он вздохнул, поняв, что последняя его попытка добиться от неё ответов, пока успехом не венчается. – Что ж… Если коротко, то ты должна дарить.

– Кому дарить? – недоумение явственно читалось в её вопросе, который он пока решил оставить без ответа.

– Ты знаешь значение слова «дар»?

– Это когда тебе что-то дают и ничего не просят взамен, да?

– Это лишь одна сторона. Но дарить можешь и ты.

– Как это? – надежда явно недоумевала.

– Ну тебе же дарят, отдают, значит, безвозмездно. Почему ты не можешь сделать того же для другого или других?

– Не знаю, я привыкла, что…

– Привычка – вот слово, что ты хорошо усвоила. Пора отвыкать.

– Но я не…

–…не хочу, не буду. Мы проходили с тобой это пять минут назад. Почему наши уроки тебя ничему не учат? Я всё жду и жду, когда ты будешь готова.

– Не буду спрашивать у тебя к чему.

– Вот чего-чего, а этого у тебя быть не должно, – он покачал головой. – Ни упрямства, ни вредности, ни своеволия. Иначе ты не сможешь.

– Ну говори же уже наконец, – она опять вздохнула, и он с радостью понял, что она наконец готова слушать.

– Суть твоего дара в том, чтобы делиться. Самым лучшим, что у тебя есть, ничего не прося взамен. Я знаю, однажды ты сможешь и поймешь в полной мере то, о чем я сейчас говорю. Но пока ты должна готовиться и усердно учиться. Я мир тоже не за один день построил.

– Я слышала о нём, – в её голосе слышался восторг. – Покажешь мне его?

– Однажды ты окажешься там.

– Правда? – удивление напополам со страхом вырвалось из недр её сердца.

– Да, – он кивнул. – Когда мир будет готов. Точнее, когда я закончу то, что начал, и он предстанет перед моими глазами таким, каким был задуман изначально. Для этого нужны люди.

– Я помню, помню, – она всё больше оживлялась. Видимо, разговор задевал её за живое. – Ты говорил в самом начале. Ещё человеки их называл.

– В начале, – он улыбнулся, вспоминая, какой нелегкий путь приходится проходить тем, кто с чего-то начинает. – Да, это всё они. И ты познакомишься с ними. Более того, надеюсь, что вы станете большими друзьями.

– Правда? – в силу ещё довольно молодого возраста (всего каких-то пара сотен лет!) она не считала нужным сдерживаться в выражении своих эмоций.

– Истинная. Только ты знаешь, я надеюсь, что значит дружить?

– Конечно, – она кивнула. – Это…ну когда, – слова никак не приходили под определение того, что она чувствовала и знала, но высказать всё никак не могла. – Это сложно сказать.

– Да, – он снова улыбнулся. – Я не прошу говорить. Мне достаточно того, что ты чувствуешь и понимаешь, чего от тебя хотят.

– Я понимаю, – серьезный и совсем взрослый кивок.

– Я помогу тебе. В дружбе тоже ключевое слово «дарить». Дар, понимаешь? Это непросто и не все подобное умеют, но нужно учиться, – он тоже стал серьезным. – Когда мир будет готов и на нём появится жизнь, ты тоже должна быть готова. Это случиться совсем скоро, поэтому постарайся. Откровенно скажу: миссия у тебя непростая и задача не самая легкая, даже для меня.

– Что мне нужно будет делать? – раньше они никогда не говорили о подобном, но и для этого пришло своё время.

– К тебе будут часто обращаться, искать утешения, помощи, поддержки. Ты должна слышать зов, а лучше быть рядом всегда и со всеми. Это трудно и не всегда получается…

– Но ты же можешь? Ты всегда рядом со всеми нами. Значит, и я смогу. Ты же мой Учитель.

– Да, – ласково произнёс он, добавив про себя: «И отец». Его умиляло, как быстро вырастают его творения и становятся совсем взрослыми, мужественными и крепкими, готовые брать и делить с ним тяготы мира. В том числе и новосозданного.

– Но в чём трудность, я не совсем пока ещё понимаю… – извиняющийся голос пробивался сквозь ещё не успевшую уйти до конца уверенность.

«И всё-таки ребёнок», – подумал он и продолжил:

– Потому что люди не всегда будут готовы принимать дары.

– Но как же так? – она в недоумении смотрела на него. – Это же так здорово, когда тебе дарят. И не просят при этом ничего.

– Им сложно в это поверить. Таково их устройство и природа, в этом нет и не будет твоей вины. Но тебе нужно стараться и никогда не отчаиваться, видя, что что-то идет не так. Ты должна черпать силу в себе и во мне, Создателе твоем, если понадобится.

– Я всё же не понимаю… – жалобно протянула она.

– Ну хорошо. Хорошее и светлое подчас не так заметно. Его укрывает темнота. Так нужно, и это сложно объяснить, но на самом деле это суть одного. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

– Хорошо, – ответил он, удовлетворенный тем, что может продолжить. – И когда не видишь, думаешь, что этого нет. Но это не так. И только когда темнота заползает в самое сердце, пробирается в самое нутро души, вспоминается, что радость есть, и счастье, и любовь. Ты же знаешь их?

– Да. Мы с ними говорим подолгу вместе и нам хорошо. Дружба говорит, что всё она устроила.

– Отчасти она конечно же права. Так вот и ты, надежда, в такие моменты тоже вспоминаешься, так же, как и сестра твоя, вера. Ты даришь свет и всё доброе и светлое, что живет и дышит под моим началом и руководством. Без тебя они редко проявляются. Им трудно пробиться.

– Но как же…

– Ты открываешь дорогу. Ты проводник света, поэтому ты и должна быть всегда рядом, чтобы ярко освещать путь, по которому придется идти. У каждого он свой. И много дорог будет на этом свете, но каждая должна быть под твоим присмотром. Не вмешивайся сама, не будь навязчивой. Да ты и не умеешь, – он взглянул на неё. – Просто будь рядом и не забывай слушать души. Они призовут тебя в свой час.

– Но как же я услышу и как пойму, что нужна очень-очень прямо здесь и сейчас?

– Иногда ты будешь слышать лишь шепот, иногда молитву громкую и страстную или усталую от житейских тревог и невзгод. А иногда это будет крик яростный и сокрушительный. И вот с ним нужно быть аккуратнее. Очень важно не перейти грань, не дать уйти от света в окончательный мрак. Они, к сожалению, и этому подвластны.

– Кто? Люди?

– Они милые. И крепко запомни: ты нужна. Всегда.

– Но что мне нужно будет делать?

– На сложные вопросы всегда находятся простые ответы: просто будь рядом.

***

«Не беспокойтесь, я знаю»

Из неё вышла надежда. Ушла, и даже крошек не остался след. Так думала она, в сотый раз повторяя себе: «За что, Господи?». Господь же ответил на её молитвы.

– Извините, вам плохо? – к ней подошла хорошо одетая женщина и дружески улыбалась, ожидая её ответа.

– Нет, спасибо, всё хорошо, – её губы сами собой сложились в суровую нитку, крепко запирая внутри то, что так просило выхода наружу.

– А мне кажется, что вам всё-таки нужна помощь.

Разговор происходил посреди оживленной улицы, около небольшого магазинчика, где женщину, собственно, вновь настигли терзающие душу сомнения и невеселые мысли.

– Присядем? – незнакомая женщина указала на небольшой каменный выступ и мягко взяла её под локоть. Она безропотно последовала следом, даже не удосужившись поинтересоваться, кто эта таинственная незнакомка и можно ли ей вообще верить. Москва, знаете ли.

– Садитесь вот сюда, – женщина похлопала рукой по теплому камню, указав на место рядом с собой. – Что же у вас случилось?

– Вам и вправду интересно? – с сомнением в голосе протянула она. Её душа всё ещё пребывала в неверии от того, что кого-то в мире могут интересовать чужие проблемы.

– Ну я же спросила, – невозмутимо ответила ей незнакомка, – значит, и вправду интересно. Она практически повторила её мысленные слова.

– Я не знаю, с чего начать, – она всё-таки решилась.

– Начните с главного. Так, как правило, бывает легче. Мне это помогает, – для полной убедительности добавила она.

– Здесь всё главное, – закрыв глаза, она вдруг горько зарыдала. Эмоции, больше несдерживаемые ничем и открывшиеся от простого сочувствия совершенно незнакомого человека, ринулись на свободу безудержным потоком. – Мой ребенок, понимаете. Я его потеряла… – пришлось смахивать руками набегающие слезы.

– Понимаю, – лёгкий кивок головой.

– Нет, не понимаете, – она почти кричала, порываясь встать на ноги, но незнакомка мягко ее удержала. Женщина как-то вся обмякла.

– Понимаете, – снова начала она, и было понятно, что понимание ей сейчас необходимо больше всего. – Я сама его отдала, – вздохнула она и посмотрела в глаза незнакомке, ожидая найти там осуждение, презрение или жалость.

Но та лишь молчала, ожидая, когда та продолжит говорить.

– Я не знаю, как такое сказать незнакомому человеку. Знакомому, правда, тоже.

– Вы не стесняйтесь, говорите, как есть. Правду трудно скрыть, да и ни к чему, знаете ли.

– Знаю, – неожиданно для самой себя согласилась она. – Я его оставила, и эту правду уже не изменишь.

– Вы написали отказ, – мягко уточнила собеседница.

– Да, – кивнула женщина и снова зашлась слезами, вспомнив, что успела сделать несколькими часами ранее. – Но он же такой хорошенький, такой хрупкий. Как он выживет в этом мире?

– Мы все рождаемся такими, – заметила незнакомка.

– Нет, – упрямо мотнула головой та. – Он особенный, вы не видели его глаза. Она вдруг замолчала, словно вспоминая о чем-то. Видимо, о том, что уже нельзя было вернуть.

– Тогда почему вы его оставили? – незнакомка била в самую цель, суть того, к чему она так осторожно подбиралась, но не могла пока решиться высказать вслух.

– Я давно так решила, – бесцветным и уставшим голосом проговорила женщина. – Ещё когда он был маленьким, совсем крошкой внутри меня. Ему так будет лучше, я уверена.

– Вы успели решить всё за еще неродившееся дитя? – удивленно заметила её собеседница.

– Я мать, – запальчиво проговорила она, – мне виднее.

– Ну сейчас уже не мать, – чуть в сторону, почти шепотом произнесла незнакомка и, уже обращаясь непосредственно к женщине, поинтересовалась: – Но сейчас вы почему-то так больше не думаете?

Удивляясь способности собеседницы выискивать точные вопросы и без стеснения задавать их прямиком в лоб, женщина неуверенно проговорила:

– Кажется, нет. А затем чуть более уверенно: – Нет.

– Что же изменилось за эти неполные два часа?

– Мысли, – женщина вздохнула и опустила глаза. – Они изменились. Стали более радужными что ли. В конце концов многие живут и как-то справляются, и чем я хуже? И ребенок мой чем хуже?

«Вот ты и снова называешь его своим…».

– А вы не думали, что подобные мысли были с вами всегда, но вы боялись дать им… эммм, ход? Боялись, что в силах ваших принять более трудное для себя решение? Что вы сможете наконец бороться?

– Вы думаете? – с сомнением покосилась на нее женщина.

– Уверена, – кивнула та. – Понимаете, мысли они же у нас в голове совсем разные: и грустные бывают, и плохие, и слабые, и сильные. Главное, не идти у них на поводу, а делать то, что говорит сердце. Оно свободно от мыслей, в отличие от головы.

– Вот вы говорите и как-то легче становится. Я как будто снова верить начинаю…

– Да, – невольно улыбнулась собеседница, а про себя подумала: «Делаю попутно ещё и твою работу, дорогая сестренка». Вслух же она произнесла: – Верить нужно обязательно. А еще надеется. Не забывайте о них. Также, как и о любви. Она сейчас нужна и вам, и вашему малышу.

– Спасибо, – машинально отозвалась на пожелание женщина, и вдруг, спохватившись, воскликнула: – Но как же теперь, куда мне идти? Я же не верну ничего уже.

– Всё можно однажды исправить, – её всё также мягко вернули к действительности. – И это должно быть вас, – она кивком указала на сумку, лежавшую на коленях у женщины. Из неё доносилась переливчатая мелодия. – Ответьте же.

Только посмотрев на номер звонившего, женщина невольно сморщила лицо, но, не решаясь ослушаться непререкаемого тона собеседницы, ответила на звонок.

– Да, баба Мань, что? Нет, я неподалеку, что случилось? Объясни мне, пожалуйста, толком. Как не по-христиански? Что ты сделала? Пошла к заведующему? Заявление моё порвать? Но, баб Мань, как же… Как воспитаем? Не нужно две ставки, баб Мань, миленькая… – из глаз её снова полились слёзы, только теперь они были чисты, прозрачны, а ещё легки. Так очищается порой человеческая душа.

Незнакомка улыбнулась, глядя на представшую перед ее глазами картину, подняла глаза к небу, прошептала еле слышное «спасибо» и легко соскочила с теплого камня на землю. Отряхнулась. Женщина тем временем быстро завершала разговор, видимо решив, что на месте она разберется быстрее.

– Спасибо, спасибо вам, – горячо шептала она, сжимая руки своей собеседницы. – Вы даже не представляете…

– И не за что говорить мне спасибо. Чуть помолчав, незнакомка добавила: – Хотя лучше все же будет вам сказать «пожалуйста». Но вы все сделали сами. Мысли помните, – она дотронулась до своей головы.

– Да, да, – женщина завороженно смотрела на незнакомку, не в силах отвести взгляд. Ей вдруг почудилось что-то ангельское божественное во всем облике, жестах и словах своей недавней собеседницы. Она поймала себя на мысли, что сейчас легко смогла бы согласиться на любую просьбу и предложение своей недавней собеседницы.

– Ну тогда я пойду? Удачи вам и вашему малышу!

– Спасибо, – машинально произнесла она, вновь погрузившись в собственные мысли, но, неожиданно опомнившись, вдруг громко сказала: – Извините, я даже не спросила вашего имени?

– Надежда, – махнула рукой та.

– А меня… – начала было та, но Надежда не дала ей договорить.

– Не беспокойтесь. Ваше я знала изначально.

И легкой походкой, не оборачиваясь в сторону явно растерянной и оставшейся недоумевать женщины, Надежда заспешила ко входу в московское метро…

***

О мужчине и стуке

Надежда-невежда и в этом подчас ее большая сила…

– А кто вам сказал, что надежда и вовсе существует?

– Но как же это? – недоуменно произнесла она.

Разговор происходил в одном из московских баров, куда уставшая после праведных трудов дня Надежда заскочила на огонек.

– А вот так, – лениво протянул незнакомый мужчина, который тоже сидел за барной стойкой явно не первый час, но почему-то не пил, вертя в руках стакан с плескавшейся на самом донышке незнакомой жидкостью. Бармен в разговор не вмешивался.

Как их дискуссия успела прийти к такому прозаичному вопросу, Надежда не помнила. Но вопрос о собственном несуществовании её очень даже заинтересовал.

– Ну кто-нибудь когда-нибудь её видел? – мужчина пожал плечами и всё же отпил последний глоток, решив не оставлять тот в одиночестве. – Вот я, например, нет.

– А вы всегда верите только в то, что видите? – разговор с совсем незнакомым мужчиной начал все больше занимать её.

– И слышу тоже, – охотно подтвердил тот.

– Интересно, – она помешала ложечкой кофе, уже давно успевший остыть, и произнесла: – И в радость вы, значит, не верите, и в любовь, и в счастье?

– Ну почему же, – с сомнением в голосе, произнес он, чуть помолчал, а потом добавил: – Хотя я их не видел, но чувствовал же.

– Именно, – удовлетворенно кивнула Надежда. – Чувства-то вы изначально в расчет не брали, а они-то и есть самое главное.

– То есть как это главное? – опешил тот.

– А вот так, – Надежда всё больше распалялась, в голосе её чувствовалась неподдельная страсть. Даже бармен невольно заслушался, отложив полотенце, которым до этого начищал и без того сверкающие стаканы. Ему до такого красноречия было далековато.

– Вы думаете, головой живете, сознанием, разумом. Да ничего подобного. Здесь, – она коснулась области сердца, – принимаются все решения. И только после этого поступают сюда, – она дотронулась головы мужчины.

Его глаза все больше расширялись, с благоговейным ужасом взирая на почти незнакомую даму, решившую вдруг неожиданно рассказать всем им о тайнах мироздания и об устройстве собственного организма.

– Кхмм, ну допустим, – не решился он с ней спорить. Бармен тем временем озабоченно трогал свою голову. Надежда между тем продолжала.

– Только процесс этот проходит незаметно, не все его чувствуют. Вот и кажется вам, вернее, нам смертным, что разум управляет нами, что мы над чем-то властны. А на самом деле… – она махнула рукой.

– А на самом деле? – эхом откликнулся он. Мужчина, по-видимому, не собирался так просто упускать суть ее повествования. – Как на самом деле?

– Вот вы говорили нет надежды. Не видите вы её, – это тема без сомнения задевала её больше других. – А она же жива, она же ждет всё там же, – рука снова легла на область сердца. Надежда на секунду замерла, прислушиваясь. Её не билось, она сама была одним сплошным сердцем. Но вдруг её осенила внезапная мысль. Она решила говорить с мужчиной на одном языке. – Послушайте.

Мужчина также приложил руку к своей грудине и, судя по всему, прекрасно слышал отчетливый характерный звук: тук-тук, тук-тук.

– Вы же говорили, что верите тому, что слышите? – с чуть заметной усмешкой заключила она. – Так вот, слушайте.

Казалось, весь бар на секунды замер, став одним сплошным грохотом из «тук-тук-тук-тук». И мужчина, казалось, был удивлен, даже более того, растерян. Нет, он и до этого знал, что бьется у него внутри, знал примерную анатомию, но сейчас звук был каким-то иным. Более осознанным что ли.

– И теперь-то вы слышите? – мягко произнесла Надежда, заглядывая ему прямо в глаза. Он снова удивленно посмотрел на неё. – Это же не просто стук, это голоса. И каждый из них звучит по-своему, понимаете? Мужчина кивнул.

– Да, они сливаются в большой многоголосый хор, но все же каждый из них самодостаточен и отделен от остальных. Тут есть и голос счастья, радости. И голос любви, конечно. И даже надежде во всем этом шуме-гаме нашлось место, – она невольно улыбнулась. – Видите, как важно научиться слышать.

Он снова молча кивнул, по-прежнему не произнося ни звука. Теперь он внимательно слушал то, что творилось у него внутри, и думал над словами этой странной и почти незнакомой женщины. Она же тихонько спустилась с барного табурета, оставила замеревшему бармену деньги за кофе и двинулась в сторону выхода…

***

«Звоните. Надя-надежда»

Короткое: «Звоните. Надежда» – и номер телефона. Большее ничего. Она решила позвонить, потому что терять уже было нечего, а обрести хотелось. А вдруг и правда на том конце провода ей ответит Надежда или надежда? Да, она знала, что существует такое женское имя, но в ближайшее её окружение состояло преимущественно из Тань, Кать, Свет и Наташ. Она взяла трубку.

Новый год, время чудес. Так было в детстве, и она хотела, чтобы и сейчас было точно также. Ну не в точности, но хотя бы похоже. Но три года подряд всё как-то не складывалось. Вроде и готовилась по всем правилам: и дела завершала (в Новый год без долгов), и убиралась (с чистым домом), и отношения ненужные отбрасывала (и с не менее чистой совестью), а чего-то все равно не хватало. «Нужно позвонить. Попалось же мне на глаза это объявление, значит, кому-то это было нужно», – и тут же поправила себя: – Мне, кому же ещё, – это она произнесла уже вслух.

– Алло. – Да? – Надежда? – Да. – Я не знаю с чего начать. – Я узнала вас. – Правда? – Конечно. Вы же должны были позвонить? – Да, должна была, и довольно давно. Но только сейчас нашла ваш номер. – Ничего страшного, бывает. Я в любом случае рада вас слышать. – Я тоже. Вы даже не представляете насколько…

***

Надежда всё видела и всё равно страдала…

Надежда страдала. Не то чтобы ей чего-то не хватало, просто было как-то грустно, среди людей это зовется «не по себе». И не могла она себе объяснить причину этому, понять и попытаться устранить. Ведь для этого все устроено? Все наши поиски и попытки, желания понять… Вот и она страстно желала. Хотя, казалось, не характерно это для Надежды, но разве будешь разбираться с этим теперь, когда тебе так плохо. Пришла сестра Вера.

– Тебе что-нибудь нужно? – осторожно поинтересовалась она, видя, что та лежит, отвернувшись лицом к стенке и не подает маломальских признаков жизни. По крайней мере, так казалось со стороны.

– Нет, ничего не нужно, – Надежда вздохнула. – Просто, пожалуйста, уйди.

– Я не могу оставить тебя в таком состоянии, – тихо ответила Вера. – Тебе же что-то нужно, и я хочу понять что.

– Неужели? Я бы, наверное, сама тебе сказала, если бы знала. Если бы только знала…

– Не знаю. В своей жизни я больше видела тебя молчаливой и тихой. Ты никогда ничего не просила и всегда была рядом. И со мной, если мне это было нужно.

– Да, так было, – задумчиво проговорила та. – Может стоило начать говорить ещё тогда, как думаешь? Ты ведь тоже молчишь, и я не знаю, о чем. Даже сейчас здесь, сидя передо мной.

– Я думаю о мире, – улыбнулась Вера. – Впрочем, как и всегда. Мне всегда приходится о нем думать. Но тебе тоже, ты же знаешь.

– Да, – Надежда поежилась словно от холода. – Может стоит думать о нём меньше, как считаешь?

– Не нам это решать, ты это знаешь. Не в нашей подобное власти. Мы и над собой не властны.

– А я хочу, – со всей страстью, на которую был ещё способен голос, прошептала она. – Я хочу наконец чувствовать, а не принимать чувства и давать утешение даже тем, кому это совсем не нужно. В чем смысл? Только дарить, ничего не прося взамен, молча слушать и потом уходить. Когда становишься не нужна.

– Ты всегда нужна, – мягко поправила её Вера.

– Это неправда, – упрямо воззрилась на неё Надежда.

– И я нужна, – также упрямо возразила ей Вера.

В тишине они смотрели друг на друга, не находя больше слов. Между ними слова всегда были лишними. По крайней мере, им так казалось до сегодняшнего дня.

– Что случилось? – Вера аккуратно подбиралась к интересующему ее предмету разговора. – Почему ты вдруг решила, что всё это бессмыслица и глупость?

– Я не говорила о бессмыслице и глупостях, – Надежда поморщилась, затем снова вздохнула. – Просто сегодня мне было особенно тяжело. Она ещё немного помолчала, затем продолжила:

– Я видела пару сегодня, как видела многих подобных им до этого. Но всё же в них было что-то особенное. Как светились их лица, возможно. Я не шучу. Они правда светились своим особым светом и это трудно объяснить…

– Я понимаю, о чем ты, – мягко вмешалась Вера. – Я вижу этот свет чаще, чем ты, возможно потому, что умею дарить его. Это часть моего дара, помнишь?

– Да, – задумчиво протянула Надежда. – Я как-то успела позабыть. Давно не виделись с тобой, извини.

– Извинения принимаются за что-то. Здесь же мне их не за что принимать. Прошу меня простить, продолжай.

– И говорить особо не о чем, – Надежда мялась, не решаясь до конца раскрыть причину своего истинного беспокойства. – Просто в какой-то момент я позавидовала.

– Чему? – удивленно спросила Вера. Она не задала резонный вопрос «Ты?», понимая, что он сейчас будет лишним. Сестра и без того не знала, что с ней происходит. Поэтому лишь осторожно уточнила: – Их свету? Или было что-то ещё, о чем ты умолчала?

– То, как он смотрел на неё. На меня никто так никогда не смотрел, понимаешь? Как будто я нужна и только я важна в этом мире, и нет больше никого вокруг совсем.

Её взор лихорадочно блестел, а щеки пылали, но она, кажется, не замечала проявлений, охватившего ее волнения. Сейчас не это было для неё самым главным.

– Так я обычно смотрю на людей, но никто так не смотрит на меня. Это обидно, – она опустила глаза и сжала рукой и без того мятые простыни.

– Я понимаю, о чем ты, – неожиданно для самой себя кивнула на весь этот монолог Вера. Раньше она не задумывалась о подобном, но сейчас, увидев описанное сестрой со стороны, поняла, о чем та ведет свою речь.

– Это трудно… – она снова замолчала, подбирая слова и не находя их. Дар слова редко удавался им обеим. Они привыкли жить в области чувств, и до этого момента неплохо с ним справлялись. Но рано или поздно приходится смотреть фактам в лицо.

– Извини, я не хотела, – видя, что Вера мнется и не решается продолжить начатое, Надежда решительно проговорила: – Не нужно мне было тебе этого говорить.

– Что ты, что ты, – замахала на неё Вера. – Конечно, нужно. Я и сама раньше чувствовала подобное, но всё не было как-то времени получше разобраться, понять…

– У меня его тоже не было. А вот сейчас как видишь, – она махнула рукой, окидывая лихорадочным взглядом окружавшее их пространство.

– Но ты нужна, – снова мягко попыталась вернуть её к жизни Вера. – Нужна также, как и я, – она произнесла это уже более уверенным тоном.

– От меня что ли этим заразилась? – Надежда невольно стала улыбаться. – Это же мои обычные слова.

– Пусть и от тебя, – узрев улыбку на лице сестры, Вера стала говорить первое, что приходило в её уставшую от размышлений и долгого дня голову. – Не спрашивай постоянно «что» и «почему»? Не задавай этих лишних вопросов своей голове. Придет время – всё узнаешь.