Миров А.Я.
Два мира
Мой мир. Глава 1
Капля чёрного лака наглым глянцем застыла на белом паласе. Не самая моя удачная идея красить ногти на ногах, пренебрегая какой-либо страховкой.
– Газету надо было подложить! – очень вовремя проснулся мой Внутренний Критик.
– Спасибо, мой родной, ты всегда так внимателен к моим проступкам! И что бы я без тебя делала? Ну кто, если не ты, вытащит из любой ситуации мою глупость и ткнёт меня в неё лицом?!
Мобильный продолжал бурчать эту дурацкую песню, укоряя меня в моей музыкальной неразборчивости. Как можно аккуратнее, дабы мой Критик не расщедрился на особо угнетающие комплименты, растопыренными пальцами я потянулась к бесившейся трубке. Агонизирующая вибрация относила смартфон всё дальше и дальше от моего места действия, и я уже почти смирилась с тем, что маникюру таки не быть. Ну или быть в форме, совершенно далёкой от моей классической, ханжеской задумки.
Слушай, вот кто бы ты ни был, я не в духе! Вот ты, кому в 11 вечера приспичило набрать одинокой тридцатилетней женщине, знай, что день у меня прошёл в наивысшей степени отвратительности. Меня кинули сразу три моих клиентки по своим разным долбанным причинам, сведя тем самым на нет упорядоченность дня, а заодно и какую-никакую финансовую стабильность на текущую неделю.
И все, главное, радостные такие, порядочные: отзвонились, отщебетались о своих сладких мальчиках-мужчинах, решивших отпраздновать по-особенному этот чуждый любой дрожащей от своего одиночества женщине 14 февраля. А по-особенному у этих влюблённо-счастливых – это, оказывается, дома. Всё-таки представления сильного пола о празднике предпочитают идти в до боли тесной для ищущей приключений женской души связке с комфортом. А наивысшую степень удобства и удобности для подросших мальчиков продолжает составлять околоюбочное пространство. Жалко, конечно, что не мамино, ну да Бог с ним, телевизор и холодильник в шаговой доступности – прекрасная замена как источнику рождения, так и самой жизни.
В честь инородного праздника гладковыбритые «Валентины», не сговариваясь, что понятно, устроили своим «Валентинкам» сугубо внутриквартирные посиделки. Разумеется, со свечами, духами и прочими запахами. А коли торжество разворачивается вне чужих, генерирующих осуждение глаз, так и не нуждается ни одна из моих дорогих клиенток в моих не дорогих по московским меркам услугах. Потому что:
– Мась, ну зачем мне причёска? Мы же с любимкой дома останемся. Он и продукты все сам купит, представляешь?! Такой зайчик! Поэтому я косичку сама себе заплету. Не такую, конечно, как ты бы мне сделала, обычную. Но мы и никуда не пойдём, киношку смотреть будем. Моему солнышку не принципиально, что у меня будет на голове, и Лео ДиКаприо, я уверена, тоже….
Юмористическое завершение разговора, очевидно, призывало смягчить меня и тяжесть моего положения. Но с поставленной задачей оно не справилось: из-за этих удивительно созвучных, хоть и не знакомых между собой девушек, я проводила этот день всех влюблённых в компании себя и своего Внутреннего Критика. Вот кто исправно скрашивает одиночество своими уместными заметками о моей личной жизни, которой нет.
Удивительно, конечно, я как личность есть, моя жизнь тоже, а личной жизни у меня нет. Ни личной жизни, ни маникюра – ноготь-то уже я смазала, пытаясь поймать танцующий мобильный.
– Да алло! – сама не ожидала от себя такой дерзости.
– Мась, это ты?
– Свет, ну а ты кому звонишь?
– Мась….
Гнев начал сдавать уверенные позиции перед медленным, но верным пониманием происходящего: практически полночь, почему-то не определившийся номер Светки.... Это же Светка?!
– Свет, у тебя всё нормально?
– Нет, – вздохнула так, как может вздохнуть только она.
Сомнений в том, что это моя подруга, уже не осталось. Теперь нужно всего ничего: понять, какого хрена вообще происходит?!
– Свет, не молчи. Пожалуйста, скажи, что случилось! – я вжимала телефон как можно глубже в ухо в прошлом ровно накрашенными ногтями.
До тошноты страшно, ведь я могу не услышать чего-то важного. А, зная Светку уже 25 лет, я понимала, что в её позднем звонке важного как комплексов у подростка. Много, блин, очень много.
Светка опять вдохнула. Хорошо, конечно, что она дышит, но мне тем не менее почему-то хотелось удавиться от тягучести происходящего:
– Свеееееет, Свеееетааааа!
– Мась, – ей нелегко давалась каждая буква, опять этот вздох, – Мась, ты помнишь, где наше отделение милиции?
– Полиции, – машинально исправила я, догадываясь, что вряд ли это вопрос из кроссворда. – Да, отлично помню.
– Мась, мне неудобно, ты прости, – подруга потеряла и без того хилый запал и направилась в обратную сторону от замаячившей впереди истины.
– Мне удобно, говори!
Я почти смирилась с тем, что ничего хорошего не услышу. Едва ли Светка оказалась в полиции по какому-то праздному поводу. Ну, например, за несанкционированную красоту или угрожающее окружающим обаяние. А, может, ей вручают грамоту за то, что она тысячный либо миллионный нарушитель.... Какие нынче менты предпочитают нолики? Тройные или…. Стоп! Нарушитель?! Она что-то натворила, а теперь морозится!
– Света, говори быстро!
– Мась, приезжай. Мне очень надо, чтобы ты приехала!
– Деньги? – я неожиданно выкрикнула сомнительную ассоциацию с полицией, но это правда первое, что пришло мне в голову. Думаю, и не только мне. – Что мне с собой брать?
– Ничего, – подруга окончательно сникла.
Она и звонила не сказать, что бы бодрая, но это прям какая-то высшая степень её «сникнутости».
– Просто приходи. Ты придёшь?
Я было открыла рот во имя ответа. Тут ведь ситуация такая: надо что-то говорить.
– Мар-се-ли-на Андреевна, – мужской голос старательно отчеканил моё имя.
Полагаю, так старательно, чтобы не заржать.
Ну да, такое вот у меня имя – Марселина! И вот такая вот у меня затейница мама: всю жизнь увлекалась астрологией, поэтому к наречению своей единственной дочери подошла с полной ответственностью. Теперь вот так вот я и страдаю от этой родительской сознательности, воплотившейся в этой дурацкой «Марселине», что, по расчётам маминых знакомых-астрологов, призвана оберегать от всего плохого и приносить мне всё только хорошее.
Сейчас мама, переквалифицировавшись из благородной профессии врача в новомодную специальность астрологиня, на мои разумные претензии к имени, которое совершенно не выполняет возложенную на него миссию, уверенно парирует:
– Твоя натальная карта показывает: все самые интересные события произойдут с тобой во второй половине жизни. Так что нечего на имя пенять, коли звезды так рассыпались.
Отчего я должна верить позе, в которую встали планеты в момент появления на свет меня, не уточнялось. Но этот скрин с космического видео почему-то взял на себя смелость распоряжаться моей судьбой.
– Марселина Андреевна? – мужской голос явно нервировало отсутствие реакции.
– Да, я слушаю, – не знаю, почему я добавила это «я слушаю». Я, надо признать, когда нервничаю, не только не слушаю, я ещё и не соображаю.
– Говорит капитан Бунин. Если вам всё понятно, мы с Котовой Светланой Владимировной ждём вас в отделе.
– Я….
Отключился. Блин, Бунин, подданный ты его Величества королевы английской: ни здравствуйте, ни до свидания.
Сумбурные сборы перемежали не менее разбросанные мысли. Натягивая первые попавшиеся джинсы под круговорот «что здесь, чёрт возьми, происходит?», я попыталась привести ситуацию в более менее приемлемый для осмысления вид.
Моя подруга, неисправимый интроверт, звонит мне поздно вечером из отделения полиции и, постоянно вздыхая, приглашает составить ей компанию. Потом трубку берёт какой-то мужик, надеюсь, что правда полицейский, а то мало ли это у заключённых там какая акция: приведи друга, и тебе скостят срок.… Срок?! Светка, она же Котова Светлана Владимировна, изволила начудить, и теперь ей грозит срок?!
Сжатые в нервном припадке пальцы никак не хотели разжиматься – такое впечатление, что на ногти некогда беспечным вечером я старательно наносила клей. Слой за слоем. Глянцевый такой чёрный клей.
Так, руки уже не спасти! Но что делать с ногами? Босоножки?! В феврале? В классическом таком московском феврале – симбиозе всевозможных климатических осадков и матерных ругательств поскальзывающихся на замёрзших лужах прохожих.
Ладно, чёрт с ними со всеми – с ногтями и с Буниным! Зажмурившись, чтобы не видеть насильственную погибель своего педикюра, я резким движением натянула носок. Не снижая скорости, проделала аналогичные манипуляции со второй ногой. Белый хлопок мягко покрыл чёрный лак – так аккуратно прилепить один элемент к другому мне ещё ни разу не удалось за всю свою жизнь. Да уж, на уроке ИЗО мной были бы довольны.
Так, что дальше?
Куртка.
Ключи.
Телефон. А где телефон?
– Там, где ты его и оставила,– подсказал Внутренний Критик.
– Спасибо тебе, дорогой, это очень важная информация.
И где я его собственно оставила? Вкус чего-то неприятно химического во рту помог мне вынырнуть из трясины раздумий. Эх, говорила мне бабушка:
– Ну-ка не грызи ногти! А то зубья почернеют!
Как в воду глядела. Вообще кто-нибудь знает, почему умные люди так часто пялятся на H2O?! Чего им там Нептун шепчет?
Телефон беспечно валялся около этого дурацкого пятна, что посмело украсить мамин любимый палас. Такой любимый, что отдали его почему-то мне. Я схватила проводник из полицейского участка в мою квартиру и бездумно уставилась в зеркало. К сожалению, услышать то, что я на свете всех милее, а тем более румянее, сегодня мне было не суждено. Да и не только сегодня, если не кривить душой. Хотя как можно кривить тем, что засело у тебя в пятках? Это ж, получается, кривить пятками?
– Паспорт! – бесцеремонно выдернул меня из печального забвения Критик.
– Точно – паспорт!
А вот надо ли его сейчас искать? Но Бунин же не знает меня в лицо! Хватит с него того, что мою особу опознает Светка? И не всё ли равно этому капитану, с кого деньги брать? Деньги! Блин.… Те мифические, что я сегодня не получила? Или те гипотетические, что я могу заработать в принципе? Капитан Бунин, вам какие?
Жутко захотелось плакать. Сесть около этого чёртового чёрного пятна на белом паласе в этих чёртовых белых носках, надетых поверх чёртового чёрного лака, и плакать горькими и такими же чёрными как чёртов лак слезами. Лак! А где жидкость для его снятия?
Ладно, порыдать я ещё успею, желательно со Светкой и без Бунина. Так, сумка: кошелёк тут, в кошельке – дай Бог доехать до отдела, паспорт тоже тут. Да и где ещё быть этому допуску к табачной промышленности? Только рядом с её постоянным спонсором – кошельком! Вот вам в компанию «ацетон без ацетона» и ватные диски.
Кроссовки.
Справившись с как никогда распоясавшимися шнурками, я в который раз опечалилась видом ногтевых пластин.
– Надо было записаться к мастеру, в салон, если сама умеешь только в чужих волосах копошиться.
– Хорошо, дорогой! Как разбогатею на этих чужих волосах, так сразу же!
Сразу же после визита к Бунину.
МОЙ МИР. Глава 2
Небо нещадно плевало в меня чередой мороси и ледышек. Нежно подталкиваемая зимним благолепием я понуро брела вдоль одичавшей дороги. До нашего отделения полиции идти минут тридцать. Если вот не идти, а прям неспешно бежать. Но ни идти, ни бежать, ни что-то между я была не в состоянии, а редкие полуночные автомобилисты отчего-то не горели желанием честно заработать целых 150 рублей. Ну или сколько там сейчас берут, чтобы добросить честного гражданина до рассадника людей в форме?
Вот интересно, а если меня вызовется подвезти какой-нибудь маньяк? Нет, он, конечно же, сразу не скажет мне: «Садитесь, денег не надо, я совершенно финансово в вас не заинтересован. Я, знаете ли, маньяк! ». Но, скорее всего, до отделения полиции мы всё-таки не доедем. Наверное, завернём к стройке, обещающей старенькому району новомодные пентхаусы и богатых новосëлов. Благо, это по той же дороге.
– Да кому я нужна?! – моя дежурная успокоительная фраза.
Так себе комплимент, конечно, когда твоя внешность вместо «спаси и сохрани». Но сегодня это не чуть не расстраивало, а даже как-то успокаивало и, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, придавало уверенности.
– До отделения, 250? – неожиданно шиканула я в окно резко подъехавшей «десятки».
– Ого! – изумился водитель. – Проблемы? Садитесь.
Да какие проблемы, товарищ бомбила? О чём вы? Просто сегодня день Святого Валентина, а я одинокая женщина тридцати лет с антиманьячной внешностью. Ну и к кому, скажите на милость, мне податься, как ни к ментам, в сей поздний час?
– Что-то случилось? – автолюбитель повторно проявил заботу.
– Угу, – кивнула я в сумку, от смущения позабыв, зачем вообще туда полезла.
Дело в том, что я интроверт чуть меньше, чем Светка. Именно чуть. На фоне подруги я так вполне себе социально активный индивид. Но то на фоне неё. А вне Котовского окружения я сторонюсь незапланированных контактов с той силой, с какой к ним стремятся работницы трасс, панелей и прочих мотыльковых точек.
Мне, собственно как и вышеупомянутым дамам, общения с малознакомыми людьми с головой хватает на работе. Только в отличие от ночных леди сотрудничают со мной исключительно женщины. Да и получаю я значительно меньше. Зато меня, как хорошее противозачаточное, клиентки рекомендуют своим подругам. Или у жриц платной любви всё тоже самое?
Пытаясь усмирить липкий, точно мои ногти, страх, я усиленно тёрла руки уже вдоволь почерневшими ватками. Казалось, я просто гоняю лак с ногтей на пальцы и обратно. Очень симпатичная вмятина на указательном пальце! Прям как-то жалко стирать.... Это, интересно, я чем так? А, ключами! Даже зубчик отпечатался.
– Я открою окно? – морщившийся водитель скорее утвердил, нежели вопросил.
Специфический аромат средства для снятия лака не сказать, что бы витал в воздухе, нет. Он именно стал им: удушающий смрад будто въелся в обивку салона, норовя стереть автомобиль изнутри. Хорошо, если б вместе со мной….
– Ты ведёшь себя очень некрасиво! – вступил в неравную борьбу за этикет мой Внутренний Критик.
Не равную, потому что я всегда ему проигрываю. Критику, в смысле. Ну и этикету, как следствие. Всё, что бы я ни делала – я делаю не так. И не делаю я тоже плохо. Можно подумать, я нарочно! Вон, и наклейка ярко кричит – «Без ацетона»! Чего ж тогда этим ацетоном так воняет? Вот же недобросовестные производители! Заявление на них написать, что ли? Всё равно ж в «заявительное» учреждение еду. Хотя здесь же не указано, что средство «без запаха ацетона»....
– Приехали, – оповестил хозяин десятки.
– Вот, – я протянула смятые купюры.
– Оставьте, вам нужнее, – водитель приветливо улыбнулся. – Я этих мусоров знаю, им сколько не дай – всё мало! Удачи вам там, – кивнул он в сторону отделения ранее упомянутых им «мусоров».
– Спасибо.
Машина резво тронулась с места, харкнув выхлопной трубой. Так сказать, отметила скверность моего положения. Даже не подчеркнула, обвела в круг жирной линией. И попала в десяточку.
– До свидания, – зачем-то добавила я, перебирая в руках измученные ватные комочки.
Хороший бомбила попался! Денег не взял.
– И на стройку не увёз!
– Да, и это тоже. Хотя я сейчас не очень уверена, что всё к лучшему.
Ладно, будет тебе, Бунин, праздник: целых триста рублей вместо предполагаемого остатка в полтинник.
Примирительно вздохнув, я побрела в сторону проходной. И куда мне, спрашивается, девать эти вонючие ватки? Вот, говорите, мусарня, мусарня, а мусор выкинуть некуда. Тоже мне, слуги народа! Или это не про них так говорят? Неважно! Урны могли бы поставить. А то вон – уже кто-то отдекорировал бетонный овал клумбы окурками и объедками. Нет, цветы там, конечно, вряд ли поэтому не растут. Тут скорее зима виновата, но это же не повод сажать в свято место то, что стало пусто? И, главное, Бунин бездействует! Тогда прими, капитан, с благодарностью ещё одно преступление: я швырнула надоевшие ватки в сонм фантиков и прочих отходов человечества.
– Вы по какому вопросу? – обратился ко мне молодой сотрудник, едва я осквернила собой проходную отделения.
– Мне к Бунину, – сказала я так тихо, что скорее подумала, чем озвучила.
Территория ОВД поражала воображение количеством разномарочных авто, татуированных полицейской символикой. Здесь тебе и скромные представители отечественного автопрома, и высокомерные «иностранцы» – выбирай, как говорится, на что погон ляжет. Проходя мимо дородной блестящей Газели, мирно посапывающей между двумя Уазиками, я предприняла очередную попытку отделить пальцы от внутренностей кроссовка. Задумка не увенчалась успехом и я, излучая невозмутимость, продолжила шествие вдоль бело-голубых экспонатов.
Интересно, а мотоциклы у них тоже есть? А велосипеды? Обязательно с багажником, чтоб было куда усадить дерзнувшего на правопорядок. Или этот неразборчивый автопарк всё-таки имеет грани допустимого? Ну, как отчаянные алкаши, что за второсортный стеклоочиститель могут душу продать, но потреблять палёную водку – увольте!
Свет фар со стороны ворот ознаменовал прибытие еще одного четырехколёсного стража закона.
– Прям как птенцы в гнёзда слетаются! – пронеслось в голове.
– Проходите скорее! – скомандовал сотрудник, расчищая дорогу приехавшему седану от моего наличия.
Легко сказать, господин полицейский. Я, конечно же, пройду. Наверное. Но вот мой педикюр совершенно не предполагает никакого ускорения.
Кое-как протопав оставшиеся метры до кирпичного здания, я остановилась и, поджав для успеха мероприятия губы, снова попыталась отлепить уставшие пальцы от бесившей обуви. Тщетно! Надеюсь, что там мне не придётся разуваться. Представляю лицо Бунина, когда он увидит мою аппликацию из носков и ногтей. Я, правда, самого Бунина ещё никак себе не представляю, но заочно он мне уже не нравится!
Дурацкий-дурацкий Бунин! Это всё – из-за него! Из-за него Светка так удручающе вздыхала! Из-за него я уделала мамин палас! Из-за него я воняю ацетоном! И вынуждена проводить этот дебильный День всех влюблённых дебилов не перед сериалом про ментов, а наблюдать их воочию! И это из-за него я не знаю, что мне делать! Я понятия не имею, как мои триста рублей смогут нам помочь. Я знаю только то, что без Светки уйти просто не смогу.
– Мне очень страшно! – подбодрили меня мои мысли, и я схватилась за ручку заветной двери.
– Ну начатое надо доводить до конца! – вклинился внутренний Критик, и я с последними остатками смелости потянула дверь на себя.
Убивающе яркий свет радушно плеснул в физиономию, опалив роговицы. Очевидно, ему было невыносимо тесно в этих квадратных метрах, оттого он с удовольствием встречал всех новоприбывших. Обескураженные замёрзшие гости как единственный способ покинуть душное помещение.
Не понимая, что мне делать дальше, я продолжала стоять на пороге, выпуская страдающее клаустрофобией электричество в февральскую ночь. Огромная пустая комната, этакий ментовский вестибюль, не давала никаких указаний. Из правого угла, не тая любопытства, на меня поглядывала мягкая кушетка. Но не думаю, что будет уместно в столь поздний час воспользоваться её услугами. Прищурившись, я старалась выцепить ещё какие-нибудь артефакты переосвещённого периметра.
Стопроцентное зрение не мой конек: чтобы не чувствовать себя ущербной в кабинете офтальмолога, я заучивала таблицу Сивцева наизусть. Ну эту, где после больших Ш и Б остальные буквы начинают неприлично терять в своём величии. И по закону сохранения энергии: если где-то убыло, значит где-то прибыло: декомпенсация зрительных способностей легла тяжёлым бременем на мой слуховой аппарат.
Раздражает это, надо сказать, чудовищно. Особенно инициативность соседей сверху. Эти тяжёлые во всех смыслах люди почему-то не могут жить, не издавая никаких звуков. То ругаться им приспичит, то чихать, то телевизор смотреть. И всё аккурат после полуночи. Невероятно беспокойные существа. Хорошо, родители переехали жить загород, а то и их вкрадчивый шёпот, должный оберегать мой утренний сон, натурально сводил с ума.
Повинуясь личному правилу «не можешь увидеть – услышь», я выхватила из яркого бытия невнятный мужской бас. Интересно, откуда звук? Не кушетка же от одиночества начала бубнить.
Ощущая себя крысой, пленённой мелодией дудочки, я двинулась в направлении неизвестного голоса. По мере движения бас становился всё более различимым. И требовательным. Осторожно косолапя исключительно в направлении прямо, я терялась в догадках: где же в этой белой стене мне удастся обнаружить источник шума?
– Я тебе уже всё сказал, Лёша, или так, или никак!
Левее выбранной траектории я заметила в стене окно. Как и положено всем особо важным окнам, отверстие организовали на уровне солнечного сплетения посетителя. Инстинктивно поклонившись благородной прорези, я чуть не столкнулась лицом к лицу с усатым майором. Офицер, восседавший за лакированным столом, был основательно поглощён текущей работой: одной рукой он пытал шариковую ручку, уже в который раз теряющую сознание от головокружительных мучений, второй прижимал к уху телефонную трубку. Такую, знаете, что кудрявым проводом припаяна к коробке с кнопочками.
– Перезвоню, – Усач недовольно уставился на меня. – Вам чего?
– Проездной на 2 поездки, – манило отозваться, больно уж человек за стеной напоминал кассиршу из метрополитена. Не усами, конечно, а этой своей манерой снисходить до просящего.
– Мне к Бунину, – как-то по-свойски расслабленно бросила я Усачу в окно.
– Это к Васе что ли? – непонятно, кому адресовал свой вопрос майор и задумчиво принялся крутить писчим предметом в воздухе.
– К капитану! И побыстрее!
Усач смерил меня взглядом и отвернулся. Будто ведром презрения окатило. Вот я и не стала объяснять, что не от излишнего хамства, распирающего самодовольное нутро, повысился голос, а от переживаний. В стрессовых ситуациях я безвольно укутываюсь с головой в одеяло внутреннего монолога, однако на малейшие попытки вытянуть меня на свет Божий начинаю грубить и, если повезёт, иронизировать, при этом совершенно не одобряя собственные маневры. Корабль моей уверенности бескомпромиссно идёт ко дну, и тут на палубу выбегает взъерошенный капитан и начинает материться на любого мимо проходящего, пусть и готового помочь. Особенно на идущего помочь.
– Володь, набери Бунину, скажи, к нему пришли, – майор неодобрительно покосился на меня и нехотя добавил: – Девушка.
Сидевший за компьютером в углу комнатёнки молодой – не вижу погоны – парень потянулся к смартфону, не отрывая глаз от монитора:
– А что за девушка?
– Не знаю, – буркнул офицер в усы. – У него и спросишь, – уткнулся в потрёпанную книгу, всем своим видом давая понять, что коммуникация у нас с ним не заладилась.
– Вась, к тебе девушка. Ага. Да. Да. Понял, – тараторил из компьютерных дебрей Володя. – Проходите, второй этаж, лестница справа, комната 209, – отрапортовал, не отлипая от компьютера.
Говорит, как будто печатает. Интересно, а он мысленно пробелы ставит? Красным подчеркивает незнакомые слова?
Чуть помедлив около узников «заоконния», я двинулась по проложенному Володей маршруту.
– Только не упади, – отозвался Внутренний Критик на мою вторую попытку зацепить носком кроссовка помятую ступеньку.
– Да, это было бы лишним. Как и это событие в моей жизни!
Обречëнность заботливо обняла меня за ссутулившиеся плечи. Вот, кто никогда не покидает меня в трудные минуты – моя подруга Безнадёга. Перебирая ногами хребет лесенки, я постаралась выпрямиться. Позвоночник ободряюще хрустнул, ознаменовав конец моего путешествия.
Ну и в какой стороне комната 209? Где ты, Бунинская обитель? Скрипящий коридор навязчиво твердил о своей финансовой несостоятельности при каждом моём с ним половом контакте. Второй этаж этой ментадельни визуально соотносился с первым, как любое стихотворение Асадова с рифмами дебютной влюблённости стандартной семиклассницы. Размышляя, почему строительная цивилизация не поднялась выше вестибюля, я цеплялась взглядом за цифровые наименования встречающихся на пути дверей.
206. 207. 208. Я выдохнула. Следующая дверь была приоткрыта. Ноги стали тяжёлыми, как вся моя жизнь, начавшаяся громким выкриком в роддоме. Я абсолютно уверена, что заорала, узнав, что все дальнейшее пребывание вне утробы матери меня реально будут звать «Мася».
То ли жалостливый коридор уснул, то ли я достигла максимальной амортизации благодаря невидимым кандалам, окапканящим мои конечности, но оставшееся расстояние далось мне максимально бесшумно. Контрольный вдох, в голове так не к месту пронеслось «с Богом», и я заглянула внутрь комнаты.
