Мила Сербинова
Догоняя свою душу
Депрессия стала постоянной спутницей Сени. Ему было противно от всего в его красивой жизни. Ощущение того, что он заблудился по жизни, прорывалось наружу в стихах:
Мы – несносные дети вселенной.
Мы – влюбленные люди земли.
Мы – застывшие в мраке любви…
Мы… Снова мы! Где же мы? Кто же мы?!
Полина за шесть лет накопила стихов Сени на сборник, но получив в подарок изданную книжицу, он нисколько не обрадовался.
– Я потерял себя! Я словно заблудился в тишине… Я больше не хочу быть поэтом. Это дорога проклята! – переполненный отчаянием, капризно заявил Сеня, отшвырнув в сторону сборник своих стихов. – Замкнутый круг вместо колеса Сансары. Рифма, со временем ставшая клеткой для мысли и для души. Я хочу выражать чувства поэзией прозы, расставляя буквы не в такт рифме, а в унисон собственным мыслям. Это величайшее из богатств и наслаждений! Я хочу создавать собственные сказочные миры, а не вздыхать о несбывшихся мечтах, чувствуя себя непризнанным гением или изгоем во все эпохи, куда бы меня не закинула воля Всевышнего. Я стал игрушкой в руках людей и, наверное, вызываю насмешки Высших сил. Для них все люди игрушки… Мне кажется, за нашей суетной каждодневной возней в поисках собственного счастья наблюдать сверху очень даже весело! Жаль, что на это Небесное шоу смертным не полагаются билеты в первом ряду!
Сеня себя ощущал не более, чем игрушкой, предназначенной для развлечений. А еще он для себя выяснил, что стал неисчерпаемым кошельком для собственного брата. Гриша частенько капал на мозги, что не всем везет так устроиться в жизни, как ему и намекал на финансовые затруднения. Сеня подбрасывал Грише крупные суммы денег, которые брались им, как должное. Они ведь братья! А что бы сказал Гриша, если бы узнал, на какую жертву пошел Сеня ради него и его семьи?!
Терпеть Альберта рядом для Сени стало привычкой. Коньяк смягчал его возмущение и отвращение. Альберт его насиловал, умело лаская и провоцируя получать ненавистное удовольствие, чередуя ласки с нежными пытками. Любитель душить, щипать и шлепать, он оставлял на белой коже красные отпечатки своей порочной извращенной страсти. Альберт со временем сумел разбудить в Сене новую сторону чувственности, научив его тело отзываться на непривычные ласки и даже получать от них удовольствие.
Убийственно скучный для Сени день на работе чаще всего переходил в хмельной вечер, наполненный наркотическим дурманом и пьяной негой. Альберт с чувством собственника фанатично любил своего прекрасного античного Бога, а Сеня… Ему уже все стало безразлично. Альберт был готов исполнить любую прихоть невольника своей любви, но Сеня перестал что-либо желать. Он перестал сопротивляться течению жизни, позволив ей каждый день уносить себя все глубже в неизбежность. Как же он ненавидел Альберта! Этот человек его морально сожрал и не все ли равно, что он делает с его телом ночами. Притупленное сознание Сени нашло спасение в том, чтобы за всем происходящим с собой и собственной жизнью наблюдать как бы со стороны. Так даже местами было интересно.
У Сени появилась странная привычка писать о себе и своих переживаниях в третье лице, словно речь шла вовсе не о нем самом, а о каком-то другом, несчастном и достойном жалости человеке. Его не хватало на длинные стихотворения. Вспышки его эмоций отражались в коротких четверостишиях, вроде этого, посвященного Лине:
Он любил ее с маху, нехотя,
Ненавидя, и все же лаская.
Он хотел не ее, а прежнюю,
Но глотал лишь то, что осталось.
Пустота и чернота обступали Сеню со всех сторон, наполняя изнутри, просачиваясь наружу даже сквозь солнечные лучи в ясные летние дни. Невидима рука словно сжимала во сне его горло, мешая дышать. Может все дело в алкоголе и наркотиках?! Но без них Сеня со всем чувством ответственности понимал, что просто-напросто прирежет бесстыжего старого извращенца и будь что будет. Альберт тоже это понимал и со своей стороны, со знанием дела, контролировал дозировку медикаментов, чтобы его «пациент» своим поведением не вызывал подозрения днем и не сопротивлялся ночью. А Полине была отведена собачья роль немого зрителя. С садистским удовольствием Альберт заставлял ее смотреть на то, как он распоряжается ее полусонным возлюбленным, томно вздыхающим в его умелых объятиях.
В минуты прозрения, когда дурман спадал с глаз, Сеня впадал в настоящее бешенство. В такие минуты он реально мог убить Альберта и окончательно погубить себя. Не меньше, чем со своим насильником, Сеня хотел расправиться и с самим собой. Он примерял острое лезвие ножа к своему лицу, блуждал им по пульсирующим венкам на шее, угрожал своему отражению в зеркале вонзить нож в его сердце, но сделать решительный бросок рукой так и не решался. Кроме того, Сеня патологически не переносил вида крови. После неудавшейся мысленной расправы над собой, Сеня надевал любимый Альбертом длинный шелковый халат с персидскими узорами, выходил из ванной и наливал себе очередную порцию коньяка. Какое-то время Сеня продолжал тешить себя сладкими мечтами о том, как он всаживает нож в грудь своего тирана и благодетеля, снова и снова, и, чаще всего, под эти убаюкивающие мысли засыпал, а возвратившийся с работы Альберт с умилением любовался улыбающимся во сне своим прекрасным возлюбленным.
С годами отношение к жизни сломленного, изнасилованного Сени тоже изменилось. Он забыл что такое любовь, какой она была у него с той грустноглазой девушкой из кафе, которую он перестал узнавать в немой прислужнице своего мучителя. Сеня со слезами вспоминал, что когда-то полюбил девушку, предавшую его также, как и весь мир вокруг. Он осознавал, что именно его тщеславие, погоня за легкой красивой жизнью, в итоге привели его в постель старого извращенца. Сеня ненавидел это проклятое красивое тело, которое он местами хотел искромсать, изуродовать, навсегда уничтожить, чтобы избавить от ежедневного унижения.
Его отчаяние прорывалось кровоточащими болью строками, смысл которых могли понять лишь те, кто знал о тайной стороне его жизни.
Красным цветом я дни все покрасил,
Думал праздники будут всегда.
В черный цвет я всю жизнь перекрасил,
Выходные, людей, имена…
В моей жизни давно нет праздника,
Есть проклятие Красным днем.
Новый год, День рождения, Пасха,
Пахнут все они коньяком.
В непродолжительные периоды душевного подъема прежний Сеня возвращался к работе в PR-компании, по-прежнему удивляя окружающих оригинальными свежими идеями. Гений Сени как и раньше проявился в поэзии и рекламе. Он между делом сыпал остроумными слоганами и стихотворными строками, что очень нравилось директору по рекламе и вызывало ревность Альберта, всегда в глубине души боявшегося, что в один прекрасный день Сеня осознает, какой он бесценный самородок и бросит его. Сеня может уйти к конкурентам или вообще уехать в другое место и стать недосягаемым для Альберта. Не поможет даже его привязанность к Лине.
Альберт пришел к выводу, что нужно менять дозировку препаратов. Сексуальный овощ в собственной постели был для него важнее утраты ценного сотрудника для своей компании. Через несколько недель Сеня потерял последний интерес к работе, предпочитая томно валяться на диване перед теликом, потягивая коньяк. Она стал похож на залюбленную господином одалиску из гарема восточного владыки. Сеня перестал приезжать к Полине, предпочитая оставаться в более комфортных условиях у Альберта. Лина для него окончательно померкла, как и все в жизни. Сеня стал до невозможности истеричным и капризным, как женщина в критические дни. Его затуманенные синие глаза с расширившимися зрачками казались еще более яркими и пронзительно отчаянными.
Отчаяние спряталось на дне души, обрекая ее каждый день по крупице умирать, растворяясь в небытии. Сене как-то раз приснилось, что он умер и его охватило такое чувство умиротворения, свободы и блаженства. Проснувшись утром он заплакал от злости, осознав, что это всего лишь был сон, а земной ад продолжается.
– Я как бабочка, которой оторвали крылья. Она прыгает на земле и надеется, что от этого у нее вырастут новые, – подумал Сеня, с трудом перекатываясь на диване и пытаясь встать. – Вырастут? Ха-ха!
Мысль еще теплилась, а вот тело стало непослушным и вообще, больше ему не принадлежало. Он сам себе не принадлежал. Одна лишь мысль бенгальским огнем горела в голове Сени:
– Как же я до такого докатился?! Эх, начать бы все сначала!
Глава седьмая. Дороги жизни
Полина, забытая как Сеней, так и Альбертом, в одиночестве сидела в своей, точнее даже не своей, квартире на шестнадцатом этаже небоскреба в новой Москве и в который раз перечитывала смятые страницы из написанного Сеней «Города каменных цветов». Она читала вслух, как-будто от звучащего в тишине звука собственного голоса содержание текста глубже проникало в сердце.
«Некоторые истории, как и человеческие жизни, начинаются так хорошо, а затем становятся страшными, полными страданий и драматизма, но всегда где-то скрыт уголок, в котором прячется Волшебство…
История жизни Николая Крошкина, напротив, начиналась совсем безрадостно. Коля родился в маленьком шахтерском городке на Урале. Его отец был шахтером, как и большинство мужчин города, а мама дни и ночи сидела над назойливо жужжащей швейной машинкой. Она работала портнихой в местном ателье, ну и само собой, подрабатывала частными заказами. Отец погиб при взрыве метана, когда Коле было семь лет. Старший брат Генка целыми днями шатался по округе с такими же бездельниками. Он ничего не умел и не хотел ничему учиться. Единственное, что у него пока получалось, это драться и впутываться в неприятности. Сестра Соня вышла замуж, как только окончила школу и уехала в другой город. Она жила собственной жизнью, редко вспоминая о маме и братьях.
Коля стал единственной радостью и надеждой матери. Мама не могла нарадоваться, что ее младшенький такой смышленый мальчуган. Он умный и любопытный, ему все интересно и все хочется узнать. В десять лет Коля уже знал, что станет геологом и будет исследовать земные глубины. Его, как магнитом, тянуло в старую угольную шахту и подземные пещеры. Для Коли лабиринты пещер были так же хорошо знакомы, как и улицы родного города. Он собирал разноцветные камни, образцы пород и минералов, безошибочно определяя их названия.
В это воскресное утро, наспех позавтракав, Коля по обыкновению полез в горы. Так далеко он еще не забирался. В прошлый раз он заметил щель между камнями. Уцепившаяся корнями за растрескавшийся камень сосна скрывала этот проход в неизведанные глубины горы. Худенький мальчик без труда бы туда пролез. Воображение рисовало сказочные картины переливающихся блеском самоцветов и невиданных пещер с причудливыми сталактитами.
– А вдруг там ничего нет? Может это просто щель между камнями, – подумал Коля. – Не поднимусь, так и не узнаю, что там.
Коля подготовился к приключению, бросив в рюкзачок моток веревки, молоток, кирку, а также прихватив с собой немного сухарей, три зеленых яблока и полуторалитровую пластиковую бутылку с водой. Вооружившись фонариком, он полез в пещеру.
На первый взгляд ничего необычного. Маленькая пещера с низеньким сводом, но что это там?! Коля увидел круглый, похожий на нору вход в тоннель, который, наверняка, приведет в другую пещеру. Держа в зубах фонарик, Коля пополз по узкому тоннелю, который метров через пятьдесят начал расширяться. Тоннель резко повернул вправо и оборвался. Внизу зияла пропасть.
Вовремя затормозив, любопытный Коля со страхом заглянул в кажущийся бездонным колодец. Где-то на дне он увидел неясный свет, идущий откуда-то из-под земли. Слабый и далекий свет, как будто он просачивался сквозь пыльное толстое стекло. Закрепив веревку о выступ стены, Коля отважился спуститься вниз. Ему было очень страшно, но так хотелось все знать…
Коля медленно сползал вдоль стены к светящемуся пятну на дне колодца. Он почти достиг дна тоннеля, когда наверху послышался ужасный треск и грохот.
Обвал! Веревка оборвалась и вместе с Колей упала на дно колодца со светящимся дном. К счастью, Коля благополучно приземлился, ничего не сломав. Не на шутку испуганный, он лег животом на светлый круг и ему послышалось, что внизу есть какое-то движение. Вернуться тем же путем, как попал в пещеру, Коля уже не мог. Вход был завален камнями. Коля постучал костяшками пальцев по похожей на стекло поверхности, на которой лежал. Звуки с другой его стороны стихли, но послышался неприятный треск. Только тут Коля сообразил, что под ним буквально на части разваливается хрупкое кварцевое покрытие, отделяющее его наверху от того неведомого мира, который светился призрачным огнем внизу. Коля с криком полетел вниз вместе с осколками «стекла». Он упал, больно ударившись спиной о камни, а дальше темнота…
Сколько Коля лежал там, на дне глубокой пещеры, он не знал. Он открыл глаза от того, что его тряс за плечо маленький человечек размером не больше щенка. Ничего не соображая, Коля сел, потирая ушибленную спину. Смешной маленький человечек посветил ему в лицо фонариком. Это даже был не фонарик, а какой-то неизвестного вида светящийся кристалл, спрятанный в треугольную железную клетку с большой круглой ручкой. Коля разглядел маленького человечка по-лучше. На него с тревогой смотрели большие черные круглые глаза на крошечной мордашке с длинноватым носом и пушистой рыжей бородой. Коричневая шляпа, похожая на ту, которую носил Колин дедушка, блестящие черные ботиночки, клетчатые черные штанишки и рубашка ярко красного цвета с рукавами, засученными до локтей…»
Следующие страницы Полине не удалось спасти. В порыве гнева Сеня их разорвал в клочья и выбросил в окно. Полина, сумев поймать хорошее настроение Сени, упросила его рассказать, о чем там дальше шла речь. Сеня сказал, что там подробно описывал, как Коля познакомился с маленьким человечком по имени Медный Ник, который показывал ему Город Каменных цветов. Сене в жизни не воссоздать те слова, которыми все было написано.
– А, вот… Это когда Коля исследовал гномий город, – воскликнул Сеня, показав на залатанную скотчем следующую страницу. – Это один из моих любимых эпизодов.
Полина продолжила читать вслух:
«Коля спросил своего словоохотливого спутника:
– А кто руководит вашим городом, да и всей страной?
– Что значит руководит? – не понял его Медный Ник.
– Ну, вот у нас есть президент, правительство, парламент, а у вас кто руководит всем?
– А, наставляет? Я понял, о чем ты! У нас есть Верховный мудрец Рац и Совет Старцев, – ответил Ник.
– Совет Старцев? Как интересно! И сколько их там? – поинтересовался Коля.
– Кого? – не понял вопроса Ник.
– Стариков. Сколько стариков в Совете? – ответил Ник.
– Девять. Их еще называют Совет Девяти Мудрецов. Они настолько старые гномы, что даже не помнят, сколько им лет, – тихонько рассмеявшись, ответил Ник.
– А как же они руководят, ну, то есть, наставляют, если они такие старые и ничего не помнят? – задал резонный вопрос Коля.
– Так они ничего и не делают. Верховный мудрец сам решает, что нужно делать. Он и сам знает, что для всех нас лучше. Старикам ничего и не нужно делать, главное, им не мешать Верховному мудрецу творить свою мудрость. У нас шутят, что если сложить возраст Старцев, то мы придем к дате основания мира, – сказал Медный Ник и рассмеялся.
Коля не понял, что тут смешного.
– А что именно делает Верховный? Командует? – поинтересовался Коля.
– То, что нужно, – почему-то шепотом ответил Ник.
– А почему ты стал говорить шепотом? – тоже понизив голос, спросил Коля.
– У нас не принято говорить о Верховном. Он может быть где угодно и кем угодно. Может он даже сейчас находится здесь и все слышит, – еще тише произнес Ник.
– Это как? Здесь ведь только ты и я. Я не понимаю, – честно признался Коля.
– Дело в том, что никто уже несколько столетий не видел Верховного. Никто не знает, как он выглядит. Некоторые утверждают, что никакого Верховного вообще нет, а все решения принимает некая таинственная группа во Дворце, но мне кажется, это все враки. Говорят, что Верховный может быть кем угодно: горняком, мастером-ювелиром, исследователем… Да кем угодно. Он всегда где-то среди нас, – сказал Ник, на всякий случай оглянувшись по сторонам. – А ты кем был на земле?
– Я? Я был обычным мальчиком, учился в школе, гонял на велике, и, как говорила мама, вечно во что-то влезал, – ответил Коля, не совсем понимая, что именно хочет узнать его новый друг.
– Ну а кем ты хотел стать, когда вырастешь? – уже понятнее спросил Ник.
– Я точно не хотел быть шахтером, как мой папа. Три года назад на шахте произошел взрыв метана. Тогда погиб мой папа и еще семь шахтеров, – вздохнув, сказал Коля. – Я хотел стать исследователем. Зачем, ты думаешь, я полез тогда в пещеру. Мне было интересно узнать, как далеко идет тот лаз от Малахитовой горы к реке.
– Так ты исследователь! Это как раз то, что нам нужно! – радостно воскликнул Медный Ник.
– Что нужно? – снова не поняв его слов, спросил Коля.
– Понимаешь, у нас каждый занимается каким-то одним делом. Каждый гном делает то, что умеет хорошо делать и, обычно, это то, что он делал при жизни на земле.
– Подожди, так я что, умер? – воскликнул Коля.
– Не хочу тебя огорчать, но, да, – опустив глаза сказал Ник. – Теперь ты один из нас. Ты гном, как и я, как и все мы.
– Так я не стану геологом? – огорченно ответил Коля. – И больше не увижу маму…
– Не грусти. Все равно, ничего уже не изменишь. Отныне ты гном. Гномом может стать только тот человек, который лишился жизни под землей, – пояснил Ник. – Чаще всего, это шахтеры, но бывают и исследователи, геологи, а в прошлом году в подземной реке утонули два спилиолога.
– Спилиологи? Это те, которые лазают по горам и исследуют пещеры? – уточнил Коля.
– Вот именно. Так теперь они у нас отвечают за освещение города и туннелей. Они развешивают на потолках пещер фонарики с осколками звездного камня. Он светится ярко, почти как ваше солнце и луна. Иногда к нам попадают очень необычные личности. Одна художница сорвалась с обрыва, когда хотела нарисовать Аметистовую гору. Она и у нас рисует. Кстати, вот, посмотри! Красиво, правда? – сказал Ник, показав пальцем на разукрашенный самоцветами, подсвеченный потолок одной из пещер.
– Как красиво! – воскликнул Коля, глядя на светящийся разноцветными огоньками свод пещеры.
Медный Ник также показал на стену пещеры, разрисованную Феей – так назвали художницу в подземном гномьем мире. На стене были изображены гномы в ярких рубашках и шляпах.
– Ник, так мой папа, получается, тоже здесь, в городе Каменных цветов? – с надеждой спросил Коля.
– Он-то здесь, но мы стираем всем попавшим к нам память, чтобы они не страдали от воспоминаний о жизни наверху. Твой папа тебя не узнает, даже если вы встретитесь, – вздохнув, произнес Ник.
– Жаль, – огорчился Коля. – А мне тоже память сотрут?
– Нет. Исследователи должны помнить все, – ответил Ник. – Таков Закон.
Далее Ник продолжил знакомить Колю с жизнью города Каменных цветов.
– Самым необычным «пришельцем» в наш мир был вор Гера. Он спрятал в пещере награбленное добро, а когда удирал от полиции, свалился в колодец и сломал себе шею. Мы долго не знали, что с ним делать. У нас раньше никогда не было воров. Около года Гера без дела слонялся по городу, пока мы не стали замечать, что некоторые камни неизвестно куда пропадают. Мы проследили за Герой и нашли его тайник с украденными самоцветами в небольшой пещерке под самым потолком. Что он собирался делать со всем этим добром, не понятно. Тогда и было решено назначить его главным казначеем в сокровищницу гномов. Старик Бирюза не справлялся один. Теперь у нас в сокровищнице идеальный порядок. Все камни разделены по видам и размерам и ведется строгий учет каждого выданного мастеру самоцвета…»
Это все, что сохранилось от написанной Сеней сказки. Полина капала слезами на полурванные, измятые страницы. Жизнь самого Сени стала похожа на обрывки этих страниц: бесполезная, изодранная в клочья и смятая, без начала и конца, лишенная какой-либо логики и смысла. Просто яркий фрагмент неизвестного произведения.
Сеня почти перестал выходить из дома, игнорировал Лину, очень редко заходя к ней, а ей Альберт категорически запретил показываться у него дома. Босс потребовал, чтобы Полина уволилась из его компании, а еще лучше, вообще покинула Москву, впрочем, она может и остаться в его квартире на шестнадцатом этаже, но при условии, что не будет путаться под ногами. Альберт выдал ей все заработанные ею за пятнадцать лет деньги, а это была немалая сумма, но ничтожная, в сравнении с той, которую Полина скопила за последние десять лет, сливая информацию о клиентах «Аль-Пако» конкурентам. Полина, естественно, брала наличными и все переводила в доллары, храня в банковской ячейке. Альберт удивлялся, почему он теряет клиентов одного за другим. Полина мстила Альберту, день за днем подтачивая изнутри его империю. Он недооценил ее ум и степень ненависти к себе.
Дела в PR-компании Альберта действительно шли не очень хорошо. Он закрывал филиалы один за другим, сократил часть персонала в центральном офисе и не переставал удивляться, почему спрос на его рекламные услуги неуклонно падает. Кроме того, он неудачно инвестировал крупную сумму и теперь подсчитывал убытки. Впрочем, бедным или банкротом его все равно еще невозможно было назвать. Альберт и сам в последнее время охладел к делам своей компании. Его больше волновал Сеня.
Для Сени теперь жизнь стала полной душевных страданий тропинкой под вечно-серым небом.
– Жизнь мучительно длинна… Нет, она чудовищно коротка и понимаешь это, почему-то, став ее тенью, – написал он в своем блокноте.
Чтобы развлечь возлюбленного, Альберт ни раз пытался уговорить Сеню поехать куда-нибудь заграницу, сменить обстановку, набраться свежих ощущений. Он бы и сам, не задумываясь, бросил все дела и отравился в путешествие вместе с единственным человеком, которого любил в этой жизни, но Сеня наотрез отказывался покидать столицу и свою комфортную клетку. Какой смысл? Клетка есть клетка! Если Альберт все равно увяжется с ним и всегда будет рядом?! Станет только хуже.
Сене действительно день ото дня становилось все хуже. Он казался спокойным, даже стал меньше пить, но это было обманчивое спокойствие сломленного человека. Он стал воспринимать жизнь также, как в свое время Полина. Он смирился со своей ролью вещи, а вещам не полагается шуметь и качать права. Их приобретают для того, чтобы использовать по назначению.
Отчаяние пряталось, пока на расшатанную психику Сени не упало настоящее несчастье – трагическая весть из Крыма о том, что его старший брат погиб в горах, спасаю какую-то туристку. Гриша с детства был одержим альпинизмом и хотел стать профессиональным спортсменом, но нужно было кормить семью и он пошел на прилично оплачиваемую работу в МЧС. Работа ему нравилась, да и сам Гриша не был желторотым новичком. Он знал, что безопасных гор не бывает, хотя и обожал их. Как получилось, что крепление оказалось неустойчивым и Гриша вместе с девушкой упал в пропасть, разбившись насмерть?!
С Сеней случилась жуткая истерика. Он с Линой всего три месяца назад ездил к брату в Симферополь. Альберт тогда скрипя зубами отпустил своего любимца, велев Полине не спускать с него глаз и снарядив его в дорогу всеми привычными таблетками, которые Сеня по наивности считал витаминами. Для Полины это была самая счастливая неделя в жизни за последние шесть лет, со времени ее первой поездки в Крым. Полина тогда помчалась вдогонку за возлюбленным, чтобы вернуть его в адский круговорот своей столичной жизни, а для Сени то были последние счастливые дни в жизни.
Сейчас он стал похож на зомби и совершенно перестал контролировать свое поведение, ведя себя самым непредсказуемым образом. Например, по пути в Симферополь он в вагоне-ресторане устроил отвратительный скандал, возмутившись вкусом салата «Цезарь». Сеня начал бить посуду и кричал, как резанный, обещая все рассказать генеральному директору и грозя всем увольнением. Буйного пассажира хотели передать в руки полиции, но Полина упросила проводников не поднимать шум и войти в положение психически нездорового человека. Пара таблеточек антидепрессантов избавили Сеню от приступа нахлынувшей волны немотивированной агрессии. Он крепко уснул в своем купе, а проснувшись, с блаженным видом потягивался, жмурясь на ярком солнышке и совершенно не помнил о вчерашнем инциденте.
Сеня с Линой вместе поехали на похороны Гриши. Полина примчалась, как только Альберт сказал, что она нужна Сене. С помощью антидепрессантов Сеню удалось поставить на ноги. Он не кричал и не плакал, но в его затуманенные, словно опустевшие, как пересохший ручей, глаза лучше было не смотреть. Он вел себя даже слишком тихо. Несмотря на сумасшедшее горе, обрушившееся на нее, Зарина с ужасом заметила произошедшую с Сеней перемену. Она его едва узнала. Зарина спросила Лину:
– Что с Сеней? Он болен?
– Ты что, не понимаешь, за брата переживает, – со злостью ответила Лина.
Вернулись в Москву. Альберт пытался, как мог, успокоить Сеню. Он бы исполнил любое его желание, от чего Сеня ненавидел его еще больше. Сеня всерьез решил стать свободным.
– Так больше продолжаться не может! – решил он.
Окна и двери не заперты, а он ощущает себя в клетке, из которой не видел и не видит выхода. По-настоящему утешала мысль всадить нож в бок старому извращенцу, но тогда он окажется в еще большем аду, променяв невидимую решетку золотой клетки на вполне очевидную, за которой его будут использовать по тому же назначению, при этом не кормя с серебряной ложечки черной икрой и не укутывая в шелка и меха.
Собственноручно положить конец своим земным мучениям или сбежать он тоже не мог. Иначе бы его проклятие перешло по наследству семье брата. Оставалось только молчать и терпеть, пытаясь забыться в дурмане.
Сеня по-настроению писал стихи, еще более угрюмые и пронзительные, чем прежде. В них изнывала от боли душа поэта, певшая грустными словами, выл ветер, плачущий поэтичными строками. После гибели брата Гриши Сеня стал еще больше пить. Он теперь в чем-то стал свободнее. Каким бы чудовищем ни был Альберт, он не станет обижать детей. Сеня это понял, когда Альберт заговорил о наследнике. Он хотел, чтобы Сеня с Полиной подарили ему сына, наследника его империи. Сеня ничего об этом даже слышать не хотел.
– Миру хватит одного обдолбанного гения! Зачем же обрекать на мучения еще одно существо?! – ответил он, отмахнувшись от Альберта, как от назойливой мухи.
С годами Сеня понял, что он является единственной настоящей слабостью сумасшедшего старика. Сене было дозволено все в пределах отведенного ему периметра свободы. Сеня с удовольствием пользовался этим, наслаждаясь каждой возможности побольнее уколоть Альберта, унизить его, ощущая собственную безнаказанность. Античному Божеству можно было что угодно, а хотелось лишь одного – неограниченной свободы!
– Так чего же я жду? – спросил себя Сеня, восторженно глядя вверх из окна высотки. – вся Москва под ногами, а хочется взлететь выше и никогда ее больше не видеть.
Самоубийство. Эта мысль давно уже преследовала Сеню. А как-же Бог? Его гнев и неминуемая немилость? В одно время он очень даже был верующим, но затем вера испарилась вместе с иллюзиями. Ей на смену пришли честолюбивые мечты и желание перепробовать все на свете наслаждения и пороки.
Лины больше не было в жизни Сени. Он в самых оскорбительных выражениях прогнал ее, сказав, что ненавидит даже больше, чем Альберта. Лина ушла и он ее больше никогда не увидит. Альберт сказал, что она куда-то уехала, а куда, он не знает, хотя, конечно же знал, что она поехала в единственное место, которое знала, кроме столицы, в Крым, поближе к родственникам Сени.
Сеня не мог себе простить того, что так обошелся с единственной женщиной, которую любил. Он оскорбил и прогнал Лину. Что ему теперь остается? Он даже не знал, где ее можно искать. Да и Лина, он уверен, не захочет его больше ни слышать, ни видеть. Вот здесь Сеня очень сильно заблуждался. Лина отчаянно надеялась, что он ее позовет, попросит вернуться. Она специально поехала в Симферополь и поселилась недалеко от семьи его брата, чтобы оказаться рядом, если Сеня вдруг вспомнит о ее существовании, но Сеня не вспоминал даже о племянниках. Он знал, что они живы и здоровы, у Зарины тоже все в порядке, да и долго тосковать без Гриши ей не позволил всегда втайне влюбленный в нее кузен Рустам.
Прошел год после гибели Гриши. Состояние и настроение Сени нисколько не изменились, а вот у Альберта в компании дела шли все хуже и хуже. Сеня находил утешение и убежище в своей поэзии, отгородившись ею, как щитом, от всего мира. Да и Альберт уже был не тот, что прежде, и все реже донимал его своими ласками. Сеню не удивило известие, что менее, чем через год после гибели Гриши Зарина вышла замуж за Рустама.
– Ну, что же?! Видимо, так и должно быть! Теперь очередь Рустика быть счастливым, он ведь всегда был влюблен в Заринку, – хмыкнув, подумал Сеня. – Он хороший парень, а племянникам нужен отец, но Зарина все же слишком быстро забыла Гришу. А, впрочем, это не мое дело.
Жизнь для кого-то продолжается, а для других, как для него, она испаряется с каждым новым днем, теряя последние капли смысла и надежды, обнажая свое пересушенное страданиями мертвое русло. Сеня и так слишком многим пожертвовал ради благополучия племянников. Теперь он не желал о них ничего знать, как и о Полине, ни разу не давшей о себе знать. Мало он ей говорил всякого, от чего любая мало-мальски уважающая себя женщина немедленно бы его покинула, а его Лина с собачьей преданностью каждый раз приползала вновь, готовая на что угодно ради его внимания. Так что изменилось?! Почему она не возвращается?
Изменилось. Полина поверила, что действительно приносит любимому Сене одни лишь несчастья. Альберт еще не утратил свое умение манипулировать чужим сознанием. Он внушал эту мысль Полине на протяжении нескольких лет и в конце-концов добился своего. Полина решилась добровольно навсегда расстаться со свои возлюбленным. Кроме воспоминаний о наполненных счастьем недолгих мгновений прошлого, Лине остались на память о Сене обрывки его рукописей и чудом спасенные ею мятые бумажки с его прекрасными стихами. Отпуская ее на волю, Альберт выдал ей крупную сумму денег, сказав, что если потребуется, готов дать еще денег, но только при условии, чтобы Сеня больше никогда не слышал о ней. Для его же блага будет лучше, если он поскорее забудет о ее существовании. Альберт также потребовал, чтобы Сеня и Полина официально развелись. Сеня был в таком состоянии, что едва ли понял, что за документы подписал, а увидев в последний раз Лину, нагло заявил:
